Глава двадцать вторая. Великий хан

Разгром кераитов, меркитов и других племен Темуджином, помог Джамухе: он не запачкал себя перед другими нойонами. И Джамуха принялся лихорадочно собирать большое войско, думая, что только с его помощью сумеет захватить всю степь. Джамуха действовал шаблонно, и в этом была его ошибка. Темуджин стал сильнейшим не числом, а умением.

Весной лазутчики донесли, что Джамуха собрал двадцать пять тысяч нукеров и движется к стойбищу Темуджина. Это сообщение не стало неожиданностью. Темуджин почти каждый день говорил на совещаниях командирам, что его названный брат пойдёт на всё, чтобы стать единственным повелителем в Великой степи.

Два тигра в одной клетке не живут. И если в Степи есть гурхан, то Великого хана выбирать не положено. Поэтому Темуджин и его соратники знали: Джамуха не остановится, хотя верховенство среди аратов, им было проиграно.

Казалось, что совсем недавно Джамуха мог поступать в степи так, как хотел. Но времена изменились. Гурхан остался в одиночестве – почти все князья считали для себя честью, побывать в юрте Темуджина.

Взглянув на командиров, Темуджин неприятно скривил губы и зло сказал в адрес Джамухи:

– Он еще ничего не понял. Прозевал, – перед Темуджином на кошмах сидел более двухсот человек. Подумав, нойон приказал: – Завтра ему навстречу пойдут два тумена под командой Джучи.

Сын Темуджина встал и почтительно поклонился, показывая, что подчиняется приказу. Более ста двадцати тысячников, полтора десятка туменных и восемьдесят нойонов, приходивших каждый день на совещания, согласно закивали головами.

– Да, – одобрительно сказал Джелме. – Я думаю, что наших двадцати тысяч будет достаточно, против двадцати пяти джамухиных.

Темуджин помолчал и задумчиво сообщил:

– Я решил поставить город на севере, в междуречье Селенги и Керулена. Назову его – Каракорум. Там построят дома, такие же, как у киданьцев: из камня и дерева. Будут дома, как у уйгуров: из глины и кирпичей. В этом городе нам предстоит жить, встречать послов из других стран, торговать с приезжими и друг с другом.

Нойоны загомонили. Темуджин поднял руку вверх, успокаивая их:

– Мои командиры знают, что не в каждом курене есть хорошие мастера. Поэтому, все туменные стараются переманить к себе лучших. Я запрещаю это делать. Мастера поселяться в Каракоруме. Свои изделия они станут продавать в базаре. Тогда у всех будут хорошие стрелы, сабли, веревки, войлок, юрты и всё остальное. Мне надоели постоянные жалобы командиров друг на друга, – он косо посмотрел на нойонов и сказал специально для них:

– А вы, уважаемые князья, у нас недавно и поэтому не знаете всех причин, требующих от меня принятия решения о строительстве города. Но я обещаю, что ваши права останутся прежними. Своих командиров я назвал нойонами не для того, чтобы они заменили вас. У них особые обязанности. Они люди военные. А вам воевать незачем. Вы природные князья Великой степи. На вас держатся все аратские племена. Вы заслужили лучшей доли, чем та, которую имеете. Зачем жить в холоде и в грязи по куреням и стойбищам? Построите дома в Каракоруме, тёплые и большие. А управлять своими племенами будете через помощников, которых сами назначите.

Нойоны слушали Темуджина очень внимательно, и не знали, как относится к его словам. Он говорил о необычном, непонятном. Князья, сопели и ерзали на войлоке, ворочая выпученными от напряжения глазами. Пытались понять мысли странного разбойника. Стремились найти в них плохое для себя. Они не верили, что человек взявший власть в степи, не захочет их обмануть или ограбить. Сами нойоны поступили бы именно так. И казалось, что их мозги скрипят от невыносимых усилий. Но никто из них так и не сумел охватить в уме масштабность начинаний Темуджина, поэтому возражений не последовало, как и одобрений. Лишь командиры, отлично понимавшие Темуджина, улыбались, тайком от князей.

– Сражение с Джамухой – последняя война в нашей Степи. Поставим его на место, и всё – войн больше не будет. Нам нечего делить друг с другом. Я правильно говорю?

– Правильно, правильно, Великий нойон, – подтвердили почти все князья. Командиры молчали.

Чиркудай понимал, почему Темуджин так вежливо говорит с никуда негодными, по его мнению, князьками. Он умело закрывал им дорогу в армию. Хотя было бы несправедливо прогнать их совсем – нойоны привели в войско своих мужчин.

После совещания, Темуджин велел остаться Бельгутею, Джучи, Джелме, Тохучару, Субудею и Чиркудаю. Он провел их в другую юрту и, опустившись на кошму, махнул рукой. Туменные молча уселись напротив.

– Джучи, – обратился Темуджин к сыну. – Джамуха мне нужен живым.

– Я понял, нойон, – кивнул головой Джучи.

Темуджин намотал на палец кончик бороды, и хмуро посмотрев на соратников, спросил:

– Вы догадались, почему я так говорю с нойонами?

– Они привели к нам воинов, – за всех ответил Джелме.

– Это не главное, – скривился Темуджин, недовольно встряхнув головой: – Исстари Степью правили нойоны, а точнее: Великий Хурал нойонов. Сейчас я среди них самый маленький. Наверное, так угодно Вечному Синему Небу, что одни рождаются простыми нукерами, а другие князьями. Я родился простым аратом. Но они, с недавних пор, стали признавать меня как равного, – он помолчал, собираясь с мыслями:

– Однако, моё положение, да и ваше, ненадёжно. Я назвал вас нойонами, но князья вас нойонами не признают, – он усмехнулся в бороду: – Бояться. Для признания нужно, чтобы меня избрали Великим ханом, а это – война. Но я не хочу воевать, – он опять помолчал, и, тяжело вздохнув, продолжил:

– Теб‑Тенгри сказал, что ему было пророчество – Небо велело нойонам избрать меня ханом без войны. Он поехал по куреням, в которых будет говорить об этом всем. И если у него всё получится, то летом соберется Курултай, и состоятся выборы, – Темуджин принялся терзать свою бороду.

Повисла тишина. Стало слышно, как вдали лаяли собаки и перекликались караульные.

– А может быть нам согнать их всех на Курултай силой? – предложил Бельгутей.

Темуджин отверг совет брата.

– Нельзя! Хотя, мы можем это сделать. Но законными такие выборы не будут.

– Я знаю, что тебя должны поднять на белом войлоке девять старейших природных князей, – подал голос Субудей.

– Всё так, – согласился Темуджин. – Если это сделаете вы, то выборы признают недействительными.

– Мы не имеем права участвовать в Курултае? – удивился Джелме.

– Имеете, – ответил Темуджин. – Но вам нельзя поднимать меня на войлоке.

И опять в юрте повисла тишина.

Чиркудай никак не мог понять, почему существуют такие законы? Они покорили почти все племена аратов в Великой степи, а хозяевами в ней остаются никчемные, надутые спесью природные князья.

– Ладно, – махнул рукой Темуджин, – идите. Я подумаю над этим и скажу, как мы поступим.

Туменные вышли на улицу.

– Законы неправильные, – хмуро пробурчал Джелме, обходя большой костёр на площади, перед совещательной юртой. Увидев командующих, караульные нукеры встали по стойке смирно.

– Темуджин пишет правильные законы, – подал голос Субудей, прихрамывая рядом с братом. – Но для того, чтобы эти законы объявить, Темуджину необходимо стать Великим ханом.

Больше ни о чём не говорили, разошлись по своим юртам.

У Сочигель стал расти живот. Чиркудай удивился и обрадовался. Он никак не мог представить себя в роли отца. На вопрос Сочигель, кого он хочет, Чиркудай вздохнул и ответил – сына. Но потом поправился, добавив, что если родится дочь, тоже хорошо.

Хоахчин теперь дневала и ночевала в их юрте. Старуха стала покрикивать на Чиркудая, иногда заставляя его делать ту работу, которую раньше выполняла Сочигель. Чиркудай молча подчинялся. Но, в основном, Хоахчин справлялась сама, потому что Чиркудай от зари до зари пропадал на тренировочном полигоне со своим туменом.

К ним в гости зачастила жена Джучи, старшего сына Темуджина, Темулун, с двумя мальчиками. И Чиркудай неожиданно узнал, что Сочигель, как и Темулун, поклоняется Иисусу Христу. Ему было безразлично, кто и какому Богу поклоняется. Он сам немного верил во всех богов и духов, но, как Темуджин, отдавал предпочтение Вечному Синему Небу, Этугену и Земле.

Старший сын Джучи и Темулун Орду – спокойный и малоподвижный увалень. И что бы с ним не делали, только смеялся, прищурив узкие черные глаза. А младший, Бату, не мог усидеть на месте, всё время двигался. Он очень походил на своего деда Темуджина: такие же зелёные глаза и рыжие волосы. Он все время трогал оружие Чиркудая, развешенное на стенах юрты, и без конца задавал вопрос: почему? Чиркудаю нравилась его непоседливость, и он часто с ним играл.

Через день‑два приезжал Субудей с китаянкой. Мужчины устраивали шахматные баталии, женщины уединялись, в глубине юрты, шептались, и хихикали. А строгая Хоахчин их одергивала, советуя не мешать мужчинам. Субудей с любопытством посматривал на них и криво улыбался покалеченным лицом.

Если у Чиркудая гостила Темулун с детьми, то Субудей начинал объяснять мальчикам законы шахматной игры. Орду оставался равнодушным, а Бату хватал с доски фигуры и спрашивал: почему этими онгонами нужно ходить (фигуры, он считал божками)? Ему казалось, что проще просто взять то, что тебе нравится. Он был ещё слишком мал, чтобы понять смысл игры. Но тайна, происходившая на доске, очевидно, была серьезной, если взрослые мужчины так напряженно над ней пыхтели. И она его манила, не давала покоя.

Иногда прилетал Тохучар, но без женщины. Он поднимал неимоверный шум в юрте, передразнивая кого‑нибудь под смех женщин. Но задерживался ненадолго, все время куда‑то торопился. Кивнет всем головой и бежит вон. Хоахчин как‑то сказала, что за ним черти гоняться.

Через месяц прискакал гонец от Джучи с сообщением, что войско Джамухи рассеяно. Сражения почти не было. Воины гурхана, разбежавшись по степи, стали появляться на окраине куреня Темуджина и проситься в войско. Туменные принимали побежденных неохотно. И то лишь после строгого приказа Темуджина: никому не отказывать! В войско брать всех аратов, будь это белые, или южные, черные, или дикие араты.

Джамуху Джучи не поймал. Гурхан опять скрылся в горах. Спустя десять дней, после известия о победе, вернулись тумены, под командой Джучи. Но их было не два, а четыре. Темуджин похвалил сына за помощь в укрупнении армии, одновременно расстроившись из‑за того, что его анда не попался.

Однако ещё через десять дней, нукеры Джамухи, притащили своего князя в курень Темуджина. В этот день гонец от нойона разбудил Чиркудая рано утром с приказом: срочно явиться к Темуджину.

Передав коня – сына Чёрного, которого назвал – Гром – караульным, Чиркудай поспешил к центральной площади куреня. Идти было с пол версты. Там уже толпился взволнованный народ. Отдельно ото всех стояли почти все туменные и тысячники. Посреди площади, в образованном людьми кругу, семь испуганных человек были привязаны к вкопанным в землю столбам с поперечными перекладинами. Перед пленниками возвышался хмурый Темуджин, пристально рассматривая Джамуху, стоявшего перед ним на коленях, со связанными за спиной руками. К столбу его не прикрутили.

Чиркудай не сразу узнал жесткого и волевого князя. Волосы гурхана наполовину поседели. Он показался Чиркудаю очень старым. От прошлой, похожей на девичью, красоты, не осталось и следа. Но глаза Джамухи горели чёрным неугасимым огнем, как раньше. Он признавал только себя, считая остальных своими слугами.

Заметив Чиркудая, Темуджин кивнул ему и, показав на плененного князя, спросил:

– Ты узнаешь этого человека?

– Да, – кратко ответил Чиркудай. – Это князь Джамуха.

Туменные и тысячники, окружившие площадку, качнулись и зашептались. Они все прошли через западню в урочище Дзерен, где их запер Джамуха и неожиданно ушел, не уничтожив, довольствуясь лишь тем, что живьем сварил в котлах семьдесят нойончиков.

Из‑за спин тысячников выглядывали любопытные нукеры. Но вперед не протискивались, лишь вытягивали шеи, стараясь рассмотреть жестокого князя и услышать то, что говорит их нойон.

Темуджин был грустен и одновременно угрюм, как определил Чиркудай. Он стоял в пяти шагах от своего анды и о чём‑то думал. Подняв глаза на князя, Темуджин тихо сказал:

– Я хотел, чтобы мы с тобой, брат, стали двумя оглоблями в одной повозке, и вместе бы управляли нашей страной.

Джамуха мрачно усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Развяжите их, – бросил Темуджин через плечо.

Тысячники бросились выполнять приказ, выхватывая из чехлов кинжалы и ножи.

Семь человек с трудом поднялись с колен, растирая затекшие от волосяных веревок кисти. Встал на ноги и Джамуха, но только потряс руками, восстанавливая кровообращение. Он хмуро покосился на своих нукеров, предавших его, что по степным обычаям считалось тяжким грехом. Заметив его взгляд, Темуджин негромко спросил у нукеров Джамухи:

– Это ваш князь?

– Да, Великий хан, – услужливо закивали все семеро лохматыми головами. Темуджин поморщился, но не стал поправлять нукеров, назвавших его ханом. Он помедлил и с угрозой в голосе спросил:

– Как же вы посмели предать своего природного хозяина?

– Мы хотели тебе услужить, – дрожащим голосом ответил один из нукеров. Стоявшие рядом с Чиркудаем нойоны важно закивали головами, поддерживая обвинение Темуджина.

– Вы хотите поступить ко мне на службу? – с нехорошей усмешкой спросил Темуджин.

– Да, Великий хан, – дружно закивали головами нукеры.

Темуджин набычился, разозлившись:

– Да как я могу взять к себе в армию предателей?! Предав один раз, вы предадите и в другой! Я беру к себе тех воинов, которые до конца остаются верными своим нойонам, даже если эти князья, мои заклятые враги! А вы – негодяи, – Темуджин грозно посмотрел на своих тысячников и приказал:

– Отрубите им головы! Пусть будет пролита кровь аратов не в битве! Я не хочу, чтобы они ещё раз вернулись на землю. Предатель остается предателем навсегда – он им рождается.

Семь тысячников моментально выхватили клинки, и, быстро подбежав, к завизжавшим от страха нукерам, молниеносно отсекли им головы, которые с деревянным стуком упали на утрамбованную землю. Обезглавленные тела повалились во все стороны, забившись в последних судорогах, разбрызгивая кровь.

Тысячники вытерли сабли об одежду казнённых и, спрятав клинки в ножны, вопросительно посмотрели на своего нойона, ожидая следующей команды. Темуджин движением головы, приказал им уйти с площадки, на которой одиноко стоял Джамуха в окружении тел, так бесславно погибших, соратников. Природные князья, нойоны, испуганно притихли. Они не ожидали такой расправы прямо у них на глазах.

– Ты доволен, анда? – обратился Темуджин к Джамухе.

– Да, – хрипло ответил князь.

– Ты не хочешь быть вторым? – негромко спросил Темуджин.

– Нет, – прохрипел Джамуха. – Только один из нас. Двум медведям не ужиться в одной берлоге.

Темуджин склонил голову и затих. Через минуту он поднял глаза и, встретившись с горящим взглядом названного брата, тихо сказал:

– Удавить Джамуху, по степному обычаю. Без пролития крови.

Четыре тысячника сорвались с места. Двое схватили его за руки и растянули в стороны, а двое других моментально накинули на шею забившегося гурхана тонкую волосяную веревку, и сдавили шею князя смертельной петлей. Подергав ногами, Джамуха обвис в их руках. Тысячники осторожно опустили его тело на землю. Чиркудай неприязненно посмотрел на побелевшие лица нойонов, хрипло задышавших от страха.

– Похороните моего анду и его нукеров по нашим законам, – с трудом проговорил Темуджин и, отвернувшись, пошёл к своей юрте. Толпа стала расходиться. Чиркудай увидел Субудея с Тохучаром и подошел к ним.

– Всё правильно, – одобрил действия Темуджина Тохучар и, взглянув на Чиркудая, добавил: – Его нельзя было оставлять в живых.

– Нойоны испугались, – негромко заметил Чиркудай.

– Я это тоже заметил, – подтвердил Субудей, посматривая на нукеров, укладывавших тела на кошмы. – И это хорошо, что они испугались, – он взглянул на Чиркудая и сказал: – Поедем к тебе и выпьем архи. Мы это заслужили.

– Я с вами, – сообщил Тохучар.

И они направились к окраине куреня, приноравливаясь к хромавшему Субудею.

Расправа над Джамухой взбудоражила Великую степь. Нойоны и простой люд шептались по аулам и куреням. Доброхоты приносили сведения Темуджину и его соратникам о противоречивых толках. Но обвинить Темуджина в несправедливой казни Джамухи боялись, говорили, что это их с Джамухой личное дело.

Тохучар по этому поводу съязвил:

– Если боятся – значит уважают.

Как ни странно, но разговоры о жестокости Темуджина помогли ему. Теперь уже всем стало ясно, что скоро состоится Курултай, и Темуджина выберут Великим ханом, даже если не будет никакой войны. Но плод возникших обстоятельств ещё был зелен.

Ранней осенью Темуджин объявил командирам, что после полнолуния вся его армия должна собраться вечером вокруг безымянного холма для участия в камлании, которое устроит вернувшийся из поездок по Степи Теб‑Тенгри.

Чиркудай привел свой тумен на конях и, приказав всем спешиться, велел отогнать табун подальше от места сбора. Нукеры, непривыкшие ходить пешком, долго выстраивались около сопки, протискиваясь между нукерами других туменов. А на вершине холма суетились какие‑то люди, что‑то устанавливая и перетаскивая с места на место.

Покинув свой корпус, Чиркудай пробрался вперёд, где нашел Темуджина в окружении командующих. Нойон молча кивнул ему, показав глазами, чтобы Чиркудай встал рядом с Субудеем, Джелме, Бельгутеем и Тохучаром.

Позади них колыхалось море голов. Блестели любопытные глаза. Негромко переговаривались между собой воины.

На холме заканчивались приготовления. Полтора десятка людей в черных одеждах замерли около каких‑то котлов. Неожиданно, раздался громкий визгливый звук на вершине сопки, и нукеры притихли. Повисла напряженная тишина. Чиркудай, мельком посмотрел на спокойное лицо Темуджина, на задумчивого Субудея, на скривившего губы, в ехидной улыбке, Тохучара, на растерянных, Джелме с Бельгутеем, и решил принимать всё обыденно, как на учениях, или в бою.

Он уже несколько раз встречался с Теб‑Тенгри в курене Темуджина и на совещаниях. Если на других чёрный колдун оказывал подавляющее действие, пугая своим видом окружающих, то на него этот, старающийся быть непонятным, мужчина, не производил никакого впечатления. Однажды Теб‑Тенгри остановился около Чиркудая и тихо спросил:

– Почему ты меня не замечаешь?

Чиркудай немного подумал и честно ответил:

– У меня один хан – Темуджин.

Колдун мрачно помолчал, и, непонятно, то ли хмыкнув, то ли тихо зарычав, словно зверь, ушёл. Чиркудаю не понравилось, что Теб‑Тенгри вдруг стал близок с Темуджином. Но это была не ревность, просто он не верил колдуну. И хотя отношения Темуджина к своими командующими не стали иными, но в поведении нойона появилась какая‑то отчужденность от старых друзей.

– Вбивает клин, между нами и Темуджином, – мрачно определил Субудей, когда они в очередной раз играли партию в шахматы. – Этот колдун – плохой человек. Он охмуряет нойона.

– Я верю, что Темуджин всё понимает, – твёрдо сказал Чиркудай другу. – Но ему нельзя ни о чем говорить.

Субудей согласно кивнул головой, блеснув единственным глазом:

– Я тоже верю в его разумность. И согласен с тобой по второму пункту – Темуджину нельзя говорить ни о чём. Думаю: время всё поставит на свои места. Так говорил мой отец.

На вершине сопки что‑то сверкнуло – и между людьми, одетыми в чёрное, вырос Теб‑Тенгри, с поднятыми к небу руками. Он, как и его помощники, был чернее ночи. Хотя яркое вечернее солнце висело ещё высоко над горизонтом, но у всех появилось ощущение, что на холме сгустилась тьма. Чиркудай почувствовал, как качнулась огромная масса нукеров, увидевших внезапное появление колдуна.

Обернувшись назад, Теб‑Тенгри отдал какую‑то команду своим людям. С возвышенности покатились грозные звуки, словно молотами ударили по наковальням тысячи кузнецов. Мощно и низко заворчали громадные барабаны, по которым били колотушками помощники колдуна. Их равномерное буханье проникало в самую душу, открыв дорогу внезапно зарокотавшим частым баритонам, барабанам поменьше, принуждая мелко дрожать всё тело. Чиркудай напрягся, стараясь не воспринимать звуки, подавляющие волю, он стал их разделять.

Колдун, будто коршун, начал медленно двигаться на фоне светлого неба. Его металлические амулеты, висящие на груди и плечах, тихо зазвенели в такт с барабанами. Эти блестящие пластины тревожно засверкали в лучах заходящего солнца, притягивая десятки тысяч жадных взглядов.

Басовые барабаны постепенно наращивали темп и стали грохотать ещё громче и мощнее. За ними гнались баритоны. Теб‑Тенгри ускорил движения. Звяканье его подвесок вплеталось в этот ритм дьявольской музыкой.

Чиркудай оглянулся и увидел, как нукеры стали непроизвольно дергаться в такт с басами и дрожать, вторя баритонам. Ритм ускорялся и ускорялся. Взглянув на Темуджина, Чиркудай облегченно вздохнул: нойон крепился, сжав зубы. На его скулах четко обозначились желваки. Субудей нахмурился уткнувшись взглядом в землю. Джелме и Бельгутей, словно одеревенели, завороженными глазами уставившись на холм. Один Тохучар посмеивался, и подмигивал Чиркудаю. В уме Чиркудай похвалил друга и ободряюще кивнул ему.

Рокот барабанов превратился в грохот. И в это время на вершине холма стало что‑то вспыхивать. Чиркудай не сразу понял, что Теб‑Тенгри использует для камлания киданьские пороховые шутихи. Все это сплелось во что‑то неимоверное, тянущее к земле, сбивающее на колени. Когда давление на душу достигло невозможной высоты, внезапно всё смолкло, а в звонкой тишине, нарушаемой лишь судорожными вздохами людей, пронзительно застонала ясным голосом дудка. Её плач был глубок и сочен, словно крик грешной души, вырвавшейся из тела на свободу.

Все воины повалились на колени: падая как подрубленные деревья. Чиркудай не согнулся. Выдержал колдовское давление. Посмотрел налево, и увидел стоявшего на ногах Темуджина, сгорбившегося Субудея и неприязненно скривившего губы Тохучара. Остальные командиры и нукеры лежали, уткнувшись головой в сухую траву.

Темуджин посмотрел на Чиркудая, с трудом разжал сведенные судорогой челюсти, и негромко сказал:

– Такие барабаны нам пригодятся в туменах, для атак… в сражении…

Чиркудай согласно кивнул головой и услышал насмешливый голос Тохучара:

– Сделаем, нойон.

Темуджин посмотрел на Тохучара, и вымученно усмехнулся. Потом взглянул на искалеченное лицо Субудея, тоже скривившееся в хитрую ухмылку, передернул плечами и свободно вздохнул, успокаиваясь.

А с вершины холма их злобно сверлил безумными глазами Теб‑Тенгри. Воины стали приходить в себя, медленно вставая на ноги. Подняв правую руку вверх, колдун необычно громким голосом прорычал:

– Я увидел имя Великого хана всей Великой степи, написанное небесными письменами!.. Это имя – Чингизхан!..

Пришедшие в себя нукеры загомонили и, сначала недружно, но, приспосабливаясь и попадая в лад, стали выкрикивать новое имя нойона:

– Чингизхан! Чингизхан!! Чингизхан!!!

И этот крик грозным валом покатился по степи.

Последующие месяцы прошли в беготне и заботах. Чиркудай смотался с охранной тысячей в Уйгурию, где по приказу Эльдара на верховых, быстроногих верблюдов посадили растерянных мастеров по строительству домов вместе с их семьями и небогатыми пожитками. Так же быстро Чиркудай доставил их к тому месту, где Темуджин решил строить Каракорум. Там уже были киданьские мастера, присланные Ляо Шу. Темуджин лично, во главе туменных, объехал междуречье, и, показав рукой на зеленую долину, сказал:

– Здесь будут стоять дома.

После этого строители, переговорив друг с другом, нарисовали на больших бумажных листах, сделанных из риса, квадраты: места, где будут стоять здания. Потом рабочие стали копать канавы для фундамента.

Чиркудай был далек от строительства, хотя Темуджин велел ему выбрать место для себя в будущем городе. Чиркудай наугад ткнул пальцем в план и сказал строителям, что его дом будет стоять здесь. Мастера о чем‑то пошептались, и неуверенно предложили Чиркудаю другое место, сказав, что лучше ему поставить дом рядом с домами остальных нойонов, а не на отшибе. Чиркудай равнодушно махнул рукой, соглашаясь. Строители облегченно завздыхали и расслабились.

Сочигель родила сына, которого он решил назвать Анваром. Посмотреть на ребенка приезжали все туменные. Был и Темуджин. Пощекотав пальцами живот Анвару, он грустно сказал:

– Время бежит, а мы стареем.

Всю зиму после камлания, нойоны разных племен, почти каждый день устраивали совещания. Они выбирали место, где будет проходить курултай. Темуджин предложил круглый холм, на который он часто въезжал, с удовольствием наблюдая, как рабочие поднимают стены зданий. Князья подумали и согласились.

Город – небывалое событие для обитателей степи. Многие араты смотрели на строительство скептически, считая Каракорум забавой ещё не избранного Великого хана. Но Темуджин видел будущее Степи. Чиркудай его понимал, потому что сам проходил обучение в Ляояне, где их научили предвидеть грядущее, осмысливая настоящее.

Наступила весна, и колдун сообщил на одном из совещаний, когда будет Курултай. За несколько дней до съезда, Бельгутей уговорил Темуджина отдать ему на три дня все двенадцать туменов аратской армии. Он хотел научить их дружно кричать приветствие. Темуджин, выслушав просьбу брата, спросил:

– А нужно ли это?

Бельгутей вздохнул и неопределенно пожал плечами. Но брата нойона поддержали все командующие туменами. А Бельгутей вяло произнес:

– Хотел сделать подарок…

– Ладно. Делай, – согласился Темуджин.

И вот наступил назначенный день. Рано утром вокруг холма выстроились сто двадцать тысяч воинов. Рядом с нукерами вставали приехавшие из дальних кочевий нарядившиеся для праздника люди. Выборы Великого хана происходили не каждый год. Даже не каждые десять лет, а один раз в два‑три поколения. Всем хотелось стать свидетелями такого редкого события. Народ волновался.

Целый месяц Теб‑Тенгри и днем, и ночью ездил от куреня к куреню, уточняя с нойонами процедуру Курултая, согласовывая время, приглашая упрямых, заставляя всех делать то, что он сказал.

Чиркудаю такая активность не нравилась. А пастухи из глубинки даже подумали, что ханом выберут не Темуджина, а колдуна. Об этом доложили доброхоты. Но Чиркудай не отрицал заслуг колдуна, благодаря которым на холме, в день выборов, собралось две сотни нойонов, а вокруг холма – десятки тысяч простых людей со всей степи.

На вершине округлой возвышенности, между девятью кострами, был постелен толстый белый войлок. Слева и справа от него выстроились туменные. Позади, кучей, стояли двести нойонов, ожидая, когда Теб‑Тенгри сообщит о начале Курултая.

Чиркудай с друзьями находился в правой шеренге. А перед войлоком нервничал Темуджин, надевший, по настоянию колдуна, черную одежду. Все туменные волновались и дергались, кроме Чиркудая. Он не забыл, какой длинный путь они прошли к этой цели, начав его много лет назад. Достижение вершины не трогало его душу. Чиркудай был бойцом. Он считал, что гораздо интереснее жить в борьбе, чем киснуть, как молоко, даже в золотом бурдюке.

– Жалко, что этого не видит наш отец, – грустно произнес Джелме, посмотрев на брата.

– Он все видит с Вечного Синего Неба, – строго сказал Субудей.

– Дзе, дзе, – согласно покивал головой Джелме.

Наконец завыли дудки, загремели барабаны, которые Теб‑Тенгри расположил на склоне холма. Колдун воздел руки к небу и начал петь, что‑то протяжное и грозное. Народ внизу притих. Добившись тишины, Теб‑Тенгри медленно подошел к Темуджину, взял его за руку и завёл на белый войлок. Темуджин чинно уселся в центре и застыл, как статуя.

Воины и простые араты под сопкой, напряженно смотрели на то, что происходило на вершине.

Туменные немного успокоились, стали переглядываться. От двух сотен нойонов отделилось девять самых знатных и, подойдя с двух сторон к войлоку, опустились на одно колено. Какой‑то хитрый князь, повернувшись к туменным, прищурил узкие глаза и негромко сказал:

– Вы лучшие друзья Темуджина, и должны тоже его поднять.

Туменные качнулись, но никто из них не тронулся с места. Заметив их нерешительность, Теб‑Тенгри хмуро бросил:

– Нойон прав – вы лучшие друзья будущего Великого хана…

Субудей яростно взглянул на колдуна и прорычал:

– Мы уже давно его выбрали своим ханом, и подняли его на золотом войлоке!

Теб‑Тенгри недовольно скривил лицо и отвернулся. А хитрый нойон, испугавшись, быстро отвернулся, сгорбив плечи. Темуджин едва заметно усмехнулся, взглянув на растерявшегося колдуна.

Теб‑Тенгри быстро пришёл в себя, сосредоточился и, повернувшись к десяткам тысяч людей, наблюдающих за церемонией, громовым голосом прокричал:

– Вечное Синее Небо разрешает избрать Темуджина Великим ханом с именем Чингизхан!!!

Нойоны разогнулись, взяв войлок за края, и подняли Темуджина на уровень плеч. Чингизхан сидел уверенно, даже не качнулся.

Бельгутей выхватил из ножен клинок, взмахнул им над головой, и посмотрел на застывшие внизу тумены. В тот же миг все нукеры выхватили шашки, и над степью прокатилось громовое троекратное:

– Кху!!! Кху!!! Кху!!!

Теб‑Тенгри поежился, повернулся к нойонам и кивнул головой, разрешая опустить войлок. Выборы Великого хана состоялись.

– Хитрый, хитрый, – тихо прошептал Тохучар. Его слова услышал Чиркудай и хмурый Субудей. Поняв, что это относится к Теб‑Тенгри, Субудей перекосил неприязненной гримасой искалеченное лицо и хрипло сказал:

– Но не очень…

Темуджин поднялся с войлока, высмотрел за спинами туменных своего приёмного брата Шаги‑хутуха, и громко сказал:

– А сейчас я объявлю законы, по которым впредь будут жить все, кто выбрал меня и почитает, как Великого хана. Их прочитает мой брат Шаги‑хутух.

К хану подбежал высокий юноша с небольшой книгой в кожаном переплете.

– Эти законы я назвал Ясой, – добавил Темуджин и кивнул головой брату, быстро открывшему книгу.

– Может быть, это делать еще слишком рано? – быстро спросил Теб‑Тенгри.

Чиркудай заметил, что колдун испугался. Он не хотел, чтобы Великий хан огласил эти законы. Они ему чем‑то не нравились.

– Нет! – резко возразил Чингизхан. – Самое время!

И сводный брат Великого хана стал перечислять правила поведения монголов друг с другом и с чужими племенами. Чиркудай уже знал всё, что было написано в книге, кроме одного: он неожиданно почувствовал, что Темуджин, а вернее, Чингизхан, ломает все прошлое ради единства всех.

– Все, кто принимает Великого хана, – Шаги‑Хутух на мгновенье запнулся и продолжил звонким голосом: – Все, кто принимает Темуджина, как Чингизхана и Великого хана всей Степи, отныне и навеки являются его кровными родственниками. А также все являются друг другу кровными родственниками.

Теперь мы не будем называться не цзубу или араты, мы будем называться – МОНГОЛЫ!..

Шаги‑Хутух передохнул и продолжил:

– А наша Великая степь будет называться МОНГОЛИЕЙ! И пусть знают все друзья и враги монголов и Монголии, что мы – огонь! От огня можно греться, если быть на расстоянии, но можно и обжечься, если сунуть в него руки!

Далее Шаги‑Хутух стал перечислять законы обязывающие всех монголов в куренях и племенах считать друг друга родственниками. Причинение вреда кому‑нибудь из них считалось оскорблением для всех остальных.

Чиркудай хорошо помнил свое сиротское детство, поэтому с этим законом все обездоленные обретали большую семью, в любом монгольском племени. Но больше всего Чиркудаю понравились последствия при нарушении этого закона, которые обозначались кратко и ясно: нанесенный монголу вред смывается кровью обидчика.

И еще один пункт заинтересовал Чиркудая, где говорилось о том, что все монголы равны, перед Вечным Синим Небом и друг перед другом, будь ты нойон или простой нукер. Все имели одинаковые права в степи. И если закон нарушал нойон, а пострадал нукер, то нойона судили так же, как любого другого.

При оглашении этого пункта нойоны засверкали злыми глазами, зашептались, осуждающе мотая головами. Но Чингизхан строго взглянул на них, и они притихли. Однако всем туменным было видно, как негодовали князья, слушая чтеца.

– Змеи, – мстительно бросил Субудей, посмотрев на испуганных князей.

– Кончились у них золотые денечки… – усмехнулся Тохучар.

После курултая Темуджин приказал всем монголам пить арху семь дней. Он каждый день собирал туменных на совещание, хотя не все были способны что‑либо понимать. Чиркудай с друзьями не налегал на водку, и потому разговор у хана происходил с ними. Темуджин пил как все, празднуя победу, но не пьянел, а только белел лицом.

– Лето и зиму проведем около киданьцев, – говорил хан, – а на следующий год переберемся в Каракорум, – и, заметив приготовившегося возразить Субудея, остановил его жестом:

– Я понимаю, что монгол не может жить в доме. Ему нужна юрта. Я, не против. Поставите свои курени рядом с городом. Но каждый туменной, тысячник, сотник, десятник – должны построить дом в городе.

Там будут жить не только нойоны и мастера, – он усмехнулся: – Князья уже вкусили подобную жизнь. Я видел, они в своих куренях строят рядом с герами глинобитные дома. А когда переезжают на другое место, просто бросают их. Пусть поживут в достатке и спокойствии, а мы будем их охранять.

– Мне не очень приятно сторожить нойонов, – бросил Тохучар.

– Ты будешь охранять город, а не нойонов, – пояснил Темуджин и, вздохнув, поделился своими планами: – Я хочу начать торговлю с другими странами. У нас есть шкуры соболей, белок, лисиц, а у уйгуров, хорезмийцев и киданьцев есть хлопок, ткани, железо.

– В Каракорум станут приезжать и кара‑кидане, и меркиты, и тангуты… – начал перечислять Субудей.

– Пусть все приезжают, – перебил его Темуджин. – Мы будем торговать с любым народом. Обмениваться товаром лучше, чем воевать и погибать. Но… – Темуджин нахмурился: – Но, боюсь – войны не миновать. Ко мне поступили сведения из империи Цзинь о том, что они встревожены появлением Великого хана. Обычно его выбирают для войны. И мы не сможем им ничего объяснить. Только мирная торговля даёт нам возможность доказать им, что наши намерения не связаны с войной. Однако наши тумены должны быть всегда готовы к сражениям.

– С этим я согласен, – сказал Субудей. Остальные командующие поддержали его, покивав хмельными головами.

– Мне не нравиться Теб‑Тенгри, – заявил Чиркудай, решив сменить тему. Темуджин задумчиво покачал головой, но ничего не сказал, лишь мельком взглянул на Чиркудая и тяжело вздохнул.

Возвращаясь в свои юрты, Субудей хмуро пробурчал друзьям:

– Он его охмурил. Я не ошибся.

– Нужно не спускать с колдуна глаз, – поддержал Субудея Тохучар.

– А я бы его убил, – угрюмо добавил Чиркудай.

– Если это потребуется, мы тебе поможем, – заверил Чиркудая Субудей. Тохучар согласно кивнул головой.