Численность пришедших племён

Первым из советских исследователей, сделавшим попытку определить численность половцев (включая кунов, куманов и каи), был А.И. Попов. Он пишет «что касается численности всех половецких племён и родов, то с самого начала их деятельности в южнорусских степях надо считать общее число половцев (с женщинами и детьми) сотнями тысяч». Почему именно так, а не иначе? А потому, что «несомнено верное указание летописи на то, что в первой четверти XII века половцы были почти полностью вытеснены русскими за пределы этих (т. е. южнорусских – Ю.Е.) степей говорит о том, что о миллионах здесь речь идти не может; иначе такое территориальное смещение огромных масс кочевого населения разбойничьего склада нашло бы отражение в областях, куда было направлено это смещение» (Попов, 1949, с.98).

Есть сведения письменных и археологических источников о перемещении большого числа половцев в конце XI и в начале XII века на Северный Кавказ, о чём косвенно свидетельствует падение древнерусского Тмутараканского княжества. Наконец, грузинские летописи прямо сообщают о появлении на Северном Кавказе племенного объединения хана Атрака (1106 г.) и о переходе его орды, численностью около 250 тыс. человек, в Грузию (1118 г.). Примерно в те же годы грузинские источники упоминают страну Великую Кипчакию (Диди Кивчакти) с центром на реке Сунже (кстати, отсюда, из ставки хана Севенча прибыл в Грузию ив 1186 г. стал мужем царицы Тамары русский князь Юрий, сын Андрея Боголюбского).

Очевидно, опираясь на мнение А.И. Попова, следуют приблизительные данные о численности половцев в работе Л.Н. Гумилёва – 300–400 тыс. (Гумилёв, 2002, с. 306) и у С.А. Плетнёвой– 500–600 тыс. чел. (Плетнёва, 1990, с. 115–134). На чём основаны эти расчеты? Они обычно базируются на данных летописи о числе воинов у того или иного хана. На какой год или хотя бы век, нет ответа. Даже на время прихода этих кочевников данные цифры представляются заниженными. Дело в том, что в 1064 году, описывая вторжение узов (торков древнерусских источников), византийский историк Михаил Атталиат (умер в 1085 г.) определил их численность в 600 тыс. человек. По мнению С.А. Плетнёвой, в составе половцев «преобладали 40‑тысячные орды», а орд не менее 12–15 (откуда эти данные?), поэтому численность всех пришедших племён составляет 500–600 тыс. в начале XII века (Плетнёва, 2010, с. 125–126).

Л.Н. Гумилёв, не приведя никаких аргументов, оценил численность половцев (очевидно на всё время их существования в южно‑русских степях) в 300–400 тысяч (Гумилёв, 2002, с. 306). А ведь пришельцы сумели изгнать не только торков с их земли, но и печенегов. Что‑то не верится в достоверность этих данных наших исследователей. В разных источниках наибольшее число воинов некоторых половецких ханов определялось в 40 тыс. человек: у Тугоркана и Боняка в 1091 г., у Атрака в 1118 г., у Котяна в 1239 г.! Многовато совпадений! Выяснилось, что число это сакральное у средневековых тюрков и означает «великое множество». Действительно, когда стали подсчитывать число пришедших в Грузию с ханом Атраком воинов, то их оказалось не 40 тыс., а 50 (Мургулия, Шушарин, 1998, с. 94).

В настоящее время имеются публикации, где определение численности населения (народов, в том числе кочевых) базируется на более совершенной методике. Одна из них – исследование Кульпина «Золотая Орда: судьбы поколений». В нём приводятся научно обоснованные оценки численности населения на разные даты в соответствии с демографической ситуацией, которая сама зависит от множества разнообразных факторов. Определяя численность монголо‑татар в период становления Золотой Орды в 300 тыс. чел., в том числе 60 тыс. воинов в 1242 г., автор считает, что через 40 лет число их утроилось и составило 900 тыс. человек, а через следующих 40 лет – 2,7 млн человек, т. е. прирост численности 5 % ежегодно. Э.С. Кульпин пишет: «Кочевники сухих центральноазиатских степей с их ограниченным объёмом фитомассы, придя в богатые травостоем степи Юго‑Восточной Европы, получили возможность стать ещё более сильными и богатыми, перейти от простого (т. е. обычного Ю.Е.) к расширенному демографическому воспроизводству» (Кульпин, 2006, с. 31–33). Вполне научно обоснованный подход к определению численности кочевого населения, хочу лишь добавить, что следует учитывать и природные катаклизмы – суровые зимы, летние засухи, степные пожары и различного рода эпидемии (сообщения об этом имеются в летописи, надо лишь их читать внимательно).

Исследователи кочевых обществ отмечают прямую зависимость их благосостояния и численность племени от численности и состава их скота, способного их прокормить. Консервативность экстенсивного кочевого хозяйства, его зависимость от природы не способствует постоянно ровному демографическому росту: частые природные катаклизмы – стужа зимою, гололедица весной, засуха летом – вызывают падеж скота, а это значит голод, болезни, повышенный уровень смертности, а то и вымирание целых родов; демографическая нестабильность приводит в целом к медленному росту (в лучшем случае) численности населения (Тортика, Михеев, Кортиев, ЭО, 1994, № 1, с. 49–61; Кириков,1979, с. 15–17).

Всё вышеизложенное касается и численности половцев. Если определить их численность в период прихода в южнорусские степи в 300–350 тыс. чел. (минимальное, по моему мнению, число для разгрома торков и других племён, для удержания их в покорности), то к началу XIII века численность их будет не менее 1 млн человек. При оценке численности конкретных племён, пришедших в XI веке, следует учесть свидетельство Марвази о том, что каи были многочисленнее кунов, а последние численно преобладали над сары. К сожалению, более‑менее количественные оценки, в том числе и из‑за смешения в источниках этниконов пришедших племён, невозможны. Возросшая в конце XI – начале XII века численность пришельцев отразилась на активизации половецких набегов, в том числе и на Русь, на заселении ими степей Северного Кавказа и в появлении новых родовых и племенных образований, этнонимии которых были зафиксированы в древнерусских источниках.

Военные успехи Владимира Мономаха в борьбе с половцами оградила на время их набеги на русские княжества, но не сломили так, как это сделал Ярослав Мудрый с печенегами в 1036 году или объединённые отряды киевского, переяславльского и черниговского князей с торками в 1060 году.

Своей численностью половцы и куманы настолько превосходили печенегов и торков вместе взятых, что изгнали их из причерноморских степей и, хотя из‑за своей политической раздробленности (как, кстати, и русины) не сумели отразить монголо‑татарское нашествие, составили вместе с кыпчаками этническую основу населения, особенно кочевого, Золотой Орды.

Утвердившись на новой родине, пришлые племена перестали враждовать между собою, превратившись в естественных в новых условиях союзников (в русских летописях нет сведений о военных столкновениях между половецкими, под которыми понимались также куны и куманы, племенами). Наступившая безопасность, обилие корма для скота способствовали расселению крупных племён по их составным частям – родам и подродам.

В XII веке в древнерусских летописях и в художественных произведениях, например, «Слове о полку Игореве» кроме общих, уже утвердившихся этниконов, появляются новые, ранее неизвестные, наименования племён. Уже в 1097 году упоминаются бурчевичи (тюркск. – бурджоглы), чьи вежи (укреплённые стоянки) находились в бассейне левого притока Днепра реки Самары, где есть и речка с характерным названием Волчья (тотем этого племени). Многие, «чисто» половецкие племенные названия были с окончанием на «оба, опа», т. е. – род, племя, например, токсоба (в летописи – токсобичи), етебичи, кулобичи, терьтробичи, каепичи; по начертанию тамги (родовой знак, метивший скот) – бурчевичи или по тотемному животному – бурновичи (бурли, эльбурли от тюркского бёри – «волк, народ волка»).

Подчас племена называются именем хана, например, улашевичи, чагровичи, тарголове, отперлюеве, эльтукове, а ханы – этнонимом, например, Аепа («род месяца»), Алтунопа («золотой род»), Арсланопа («род льва»), Урусоба («боевой род», а не «русский»), Асупа («род асов», т. е. алан), Китанопа (возможно «киданский род»), Куман, Башкорд. Вполне возможно, что люди с такими именами в те времена являлись вождями, в данном случае ханами, беками или беями племён и родов с соответствующими названиями.

Этот факт, а так же данные археологии, в том числе география расположения каменных изваяний, свидетельствуют о том, что новые мигранты обосновались на определённых территориях, закрепив их за собой. По мнению некоторых исследователей, по‑моему, вполне обоснованному, чувство «обретения» родины окончательно утверждается в третьем поколении (Кульпин, 2008, с.34). Если это так, то половцы, куны и куманы, наконец, обрели себе новую родину и включаются в жизнь, прежде всего политическую, своих новых соседей.

Осваивая новые места, пришельцы застали прежнее население, кочевое (печенеги, торки, возможно отдельные группы булгар и алан) и оседлое (аланы и славяне). Основная масса этих кочевых племён откочевала на запад, к границам Венгрии и Византии, уцелевшие оседлые жители долины многих рек, в частности бассейна Дона, подчинилась новым господам степи. Печенеги и торки, оказавшиеся под властью половцев в 1116 г. подняли под русской крепостью Белая Вежа (Саркел) восстание и, потерпев поражение, бежали на Русь, в 1117 г. ушли на Русь и жители Саркела. В 1111 и 1116 гг. русские князья в походе на донецких половцев заняли их «городки» Шарукань, Балин и Сугров, жители которых, в частности Шаруканя, оказались ясами, т. е. аланами, к тому же исповедовавшими христианство.