Счастье за семь дней

Наши старые добрые друзья – детектив Бромли и детектив Флетт – продержали меня и Каро в участке двое суток. Они допрашивали нас по очереди, надеясь поймать на малейшем расхождении. Впрочем, мы решили говорить всю правду или по крайней мере почти всю правду, так что это представлялось маловероятным.

Ну, Марк, – в четвертый раз повторил Флетт, – когда ты решил убить мистера Каллагана?

– Ничего я не решал! Он же брат Плохого Иисуса. Ни один нормальный человек его бы убивать не стал!

– Так зачем ты предложил ему сесть в твою машину? Ты знал, что в ней бомба. Знал, потому что сам ее заложил. Мы хотим тебе помочь, Марк. Расскажи нам, что случилось?

– Во‑первых, – твердо заявил я, – понятия не имею, как делать бомбу. Во‑вторых, зачем мне взрывать шестьдесят пять тысяч собственных денег?

– Может, ты дурак?

– Очень смешно.

– Марк, если ты не закладывал бомбу, так кто же это сделал?

– Понятия не имею.

Ко мне обратился Бромли‑сияющий и добродушный:

– Марк, что бы ты ответил, если бы мы сказали, что нам все известно? Что твоя подружка уже раскололась?

– Я бы ответил, что вы стереотипно мыслите, офицер. И мысли у вас закончились. Скорее всего их вообще не было. И теперь вот вы решились на отчаянный блеф, чтобы выбить признание.

Взгляды полицейских говорили сами за себя. К счастью, допрос снимали на пленку. Иначе Флетт наверняка вышиб бы мне зубы.

Я чувствовал их разочарование, видел потемневшие от ненависти глаза. Нас освободили без предъявления обвинения. Предварительно, правда, обыскали квартиру, но ничего не нашли. Все законно: мы не преступники, мы просто идиоты. Если честно, обыском полиция не особенно утруждалась. Пистолет я нашел там же, где его оставил Иисус, – в крысиной норе у забора. Что‑то подсказывало мне, что оружие нам еще пригодится.

Бромли забрал наши паспорта на время расследования, но мы с Каро понимали, что оставаться в Лондоне нам нельзя. Плохой Иисус наверняка не преминет отомстить за смерть брата. Мы дали Скале ключи от машины, а машина взорвалась… Мне дороги два человека. Младший брат и я сам. Если Иисус за какое‑то мнимое оскорбление ослепил несчастного водителя, что же он сотворит с убийцами Пита? Не хотелось бы узнать на собственной шкуре.

Каро осенило: надо ехать на восточное побережье. Обе наши машины были уничтожены взрывом, так что пришлось взять в прокате скромную серую «ауди». Мы выбрали маленький курорт в Норфолке. Никому, кроме брата, я не сказал, куда мы едем, а Тома заклинал ничего не говорить родителям, только передать им, что я их люблю, – если со мной что‑нибудь случится.

Курортное местечко Хоулнесс будто вышло прямо из строк пошлого лимерика. В детстве Каро часто приезжала сюда на каникулы. Ее дедушка с бабушкой раньше работали тут на почте и держали магазин. Тут Каро потеряла девственность в возрасте тринадцати лет. Поселок довольно дикий и лишенный всякого очарования, но Каро привыкла связывать его со свободой и влажными от возбуждения трусиками.

На берегу находились кафе, сувенирный магазин, зал игровых автоматов и поле для мини‑гольфа. В кафе постоянно гремела музыка, вероятно, чтобы отравлять существование немногочисленных посетителей. После школы у кафе собирались местные подростки. Сияющие огни игровых автоматов и еда составляли их единственное развлечение.

Осмотрев курорт, я честно поведал о своих впечатлениях:

– Вонючая дыра.

– Согласна, – кивнула Каро. – Зато вряд ли Иисус решит нас тут искать. Какой идиот сюда поедет?

Мы сняли домик на центральной площади возле западного утеса – невзрачный, в третьем ряду. Назывался он «Перспектива», однако никаких перспектив поблизости не наблюдалось. Зато наблюдалась ратуша – прямоугольная деревянная коробка на самом утесе. Из‑за этого чудовищного сооружения море нам было видно только из сада за домом, не считая, конечно, тоненькой голубой полоски из чердачного окна.

На дверях ратуши висела медная табличка:

«Эта мемориальная доска даруется Джанет и Полу Матерам 11 декабря 1999 года в благодарность за все усилия, которые они предприняли на благо Хоулнесса».

«Перспективу», дом с пятью спальнями, сдавали со всей обстановкой. Когда‑то здесь была гостиница, и на дверях комнат до сих пор сохранились номера. Внизу в просторной столовой стояли пять круглых столов, накрытые льняными скатертями. Терраса пахла томатным супом. На полу валялся омерзительного вида ковер, на нем толпились приземистые стулья с цветочной обивкой. Легко можно было представить, как прежние гости сидят и беседуют, ожидая, что гонг позовет их к столу.

Завтра мы хотели поехать в Кромер.

Милое местечко. Мы там вчера были. А завтра поедем в Уолсингем – молиться о чуде.

Прелестною каком чуде?

Будем молиться, чтобы Бог сделал нас интересными людьми.

Да, это действительно было бы чудом.

На столике в коридоре лежала книга «Чем заняться в Норфолке и Суффолке». Тоненький томик. Тот самый обеденный гонг по‑прежнему стоял на входе в кухню. Каро решила, что было бы здорово звонить в него перед едой. Первым же вечером, заслышав гонг, я вошел в столовую и обнаружил на накрытом столе пакет с чипсами.

Позже, когда мы лежали в комнате наверху, я признался, что дом кажется мне немного зловещим.

– Да ладно тебе, – сказала Каро.

– А как же все эти пустые спальни? – спросил я.

– И что такого? Представь себе, что там спят люди.

– Так еще хуже.

– Ну хватит, – сонно попросила Каро. – Мы тут не насовсем. Просто отдыхаем.

– Каро, мы не отдыхаем! Мы спасаем свои гребаные жизни!..

Но Каро уже спала. Я лег рядом. Глаза слипались, однако заснуть я не мог. Я прислушивался к шуму моря. Затем донеслись шаги, кто‑то запел. Кажется, пьяный. Потом раздался скребущий звук – словно кто‑то пытается вставить ключ в замок, но никак не может попасть. Хлопнула дверь, все стихло.

Через несколько минут я услышал странный шорох будто из‑под половиц. Я сел и прислушался, но шорох уже смолк. Спать мне окончательно расхотелось.

Часа в три я встал и уставился на занавески. Фонари не горели, осколок луны отбрасывал бледные тени на площадь. Я заметил, что на той стороне парковки кто‑то сидит. Учитывая поздний час и расстояние, сложно было сказать, мужчина это или женщина. Впрочем, кто бы это ни был, сидел он очень тихо. Неужели кто‑то из Матеров решил полюбоваться обожаемой ратушей?

Я смотрел, а незнакомец тем временем встал со скамейки и скользнул за ратушу – плавно и медленно; с трудом верилось в то, что это человек, а не тень.

* * *

На самом деле в деревне было не так уж и плохо. На образцовом пляже рядочком выстроились пастельные домики. Каро отчаянно старалась мне угодить и сняла желтый домик до весны. В комплект входили пляжные кресла, кухонная утварь и небольшая газовая плита.

– Если не хочешь купаться, – сказала Каро, – сиди в домике, жри наркотики и занимайся самокопанием.

До этого дело не дошло.

Безделье, море, небо и полное отсутствие ответственности стало сказываться. Скука и разочарование отступили, на смену им пришло просветление. Подобного я не испытывал с тех самых пор, как подарил свою девственность Каро. Это чувство сочетало в себе облегчение, оптимизм и странную веру в доброту всего сущего.

Я поддался очарованию деревни. Забавно было чувствовать себя самой ленивой парой на всем побережье. Мы смотрели на море, играли в дурацкий гольф и скармливали деньги игровым автоматам. Я обнаружил нечто любопытное: чем больше мне было плевать на выигрыш, тем больше я выигрывал. Я получал ребячливое удовольствие от выхода из игры на пике удачи. Скудный выигрыш уходил на газету или шоколадку.

На третий день я рассказал Каро о своих чувствах. Мы как обычно шли по пляжу. Погода стояла ветреная, но сухая. Северное море подкатывалось прямо к ногам.

– Вот что странно, – заговорил я. – Я не чувствую вины за смерть Уоррена или твоего отца. Я думал, нас будет мучить совесть… Ни малейших угрызений.

– А потому, что они заслужили смерть, – легко отозвалась Каро. – Я же тебе говорила. Не стоит горевать по ублюдкам. Впрочем, особенно радоваться тоже не надо.

– Что‑что?! Да ты прыгала от восторга, когда узнала, что твой отец помер.

– Нуда. С тех пор я многое переосмыслила. Теперь я ему больше сочувствую. Он понятия не имел, как обращаться с людьми. Хуже всего, что он никого не сделал счастливым. И сам это знал.

– Тебя он осчастливил своей смертью, – заметил я.

– Нет, Марк, – сказала Каро, целуя мою руку. – Ты единственный, кто способен сделать меня счастливой.

На обратном пути мы подошли к залу игровых автоматов, и Каро опустила монетку в автомат с предсказаниями. Из прорези выскочила карточка с пророчеством.

На этой неделе ждите размолвку. Вам есть что сказать, но, возможно, Вы скажете это не тому человеку. Вероятна вечеринка или семейное торжество. Хорошее время для начала проекта, плохое – для завершения. Ничего страшного.

Фраза «ничего страшного» меня зацепила. Я громко рассмеялся. Каро даже не улыбнулась.

– Надеюсь, ты не принимаешь этот бред всерьез, – спросил я.

– Да нет, – покачала головой Каро. – Просто я верю, что некоторые вещи предопределены.

– Тогда, выходит, ты веришь, что я вернулся, чтобы спасти тебя.

– Вот именно. Если бы не ты, отец женился бы на жирной заносчивой сучке, я осталась бы без денег, и Плохой Иисус трахал бы меня в задницу до потери пульса.

Я остановился и поглядел на нее.

– Значит, вот чем вы занимались?

До этой минуты мне удавалось держать ревность под контролем, теперь же слова Каро породили образ, который будет преследовать меня всю жизнь. Она заметила мою оторопь и поняла, что сболтнула лишнее.

– Извини.

– Надо было его тоже убить, – выдавил я сквозь зубы. – У меня ведь был шанс. Мог снести ему башку, и дело с концом.

Чтобы развеять мой гнев, Каро запела. Старая песня Дэвида Боуи – о том, как наполнить сердце любовью и не думать о прошлом! Я посмотрел на ее выцветшие волосы и блеклые глаза. Девчонка, с которой я встречался в школе, превратилась в киношную богиню. Я обнял ее так крепко, что почти переломил хребет.

Мы пошли обратно, взявшись за руки. Раньше я ни с кем не был так близок. Возможно, Каро чувствовала то же самое. Спрашивать я не решился.

Каро начала рассказывать мне про книгу по психологии, которую она читала. «Счастье за семь дней».

– Одно из худших названий в мире, – заметил я.

– А какие остальные?

– Какая разница? – Я пожал плечами. Каро радостно засмеялась.

– Вот! Ты мог бы составить список, но не стал. Хороший знак, Марк. Если верить книге, ты счастлив. Если человек составляет списки, значит, он держится за прошлое. То же и с коллекционерами.

– Все равно я буду собирать редкие книги.

– Но ты ни одной не купил с тех пор, как сгорел твой магазин.

– Куда спешить?

Каро принялась рассказывать про этот хлам, который она читает:

– Каждая глава посвящена определенному дню. В первый день надо простить себя. Во второй – окружающих.

– За что их надо прощать?

– За то, что они козлы.

Когда мы отсмеялись, Каро добавила:

– Нам смешно; значит, мы где‑то ошиблись. Мы ждем, что люди проявят себя с худшей стороны, и ищем в них недостатки. В книге говорится, что можно повлиять на удачу, изменив отношение к окружающим.

– Постой‑ка, – перебил ее я. – Нам ведь повезло, когда умер твой отец. А отношения к нему мы не меняли. Мне он не нравился. Ты его так просто ненавидела.

– Допустим, – согласилась Каро. – А вот вспомни, как ты поехал с Иисусом. Более подходящий пример. Ты поступил не логично – сел в машину к известному психу. Ты дал ему возможность доказать, что он не так плох. И что взамен? Скидка! Пятьдесят процентов! От криминального ростовщика!

– А еще я любезничал с его братом. И что взамен? Его брат взорвался в моей машине, а Иисус теперь хочет нас убить.

– Может, все благополучно решится.

– Каким образом?

– Будем хорошо себя вести.

– Черт возьми! А как же христианские мученики? Как же та женщина, которой сиськи отрезали? Им хорошее поведение погоды не сделало. Что скажешь?

– Ничего ты не понимаешь, – нахмурилась Каро. – Если мы станем лучше, мы оградим себя от зла. Если верить Кассандре Мэтленд, позитивные мысли блокируют негативные события.

– Что еще за Кассандра Мэтленд?

– Автор «Счастья за семь дней».

Я застонал. Неужели самая циничная женщина в мире стала самой легковерной?

– Однажды, – продолжала она, – Кассандра перемешала карты Таро и задала им вопрос: «Чего Господь ждет от меня?» Выпала девятка кубков. Эту карту еще называют «счастьем». Что, если Господь хочет, чтобы люди были счастливы? Да не просто счастливы. Что, если больше всего на свете Он хочет, чтобы все Его создания были в восторге?

– Тогда, наверное, Он здорово разочаровался, – рассмеялся я.

Нас обогнал бегун – потухший, больной, в мешковатом спортивном костюме и надвинутой на глаза бейсболке. Не то чтобы он правда бежал. Он как‑то странно дергался из стороны в сторону. Похоже, дни его были сочтены, так что один Бог знает, почему ему вдруг приспичило бегать. Вряд ли это идет ему на пользу. Но мы не стали над ним смеяться, а просто приветливо помахали.

– Будь в восторге! – крикнул я вслед удаляющейся спине.

Бегун сердито оглянулся.

– Наверное, решил, что ты назвал его касторкой, – пояснила Каро.

За чаем Каро продемонстрировала незнакомое мне ранее умение. Она выложила на стол пистолет и показала мне, как разбирать его, чистить и смазывать. С задачей она справилась мастерски. В ход пошли растворитель, смазка, шомпол, ветошь и вата. Я был потрясен. У моей подруги обнаружился полный набор для ухода за оружием.

– Я помогала Уоррену, – объяснила она. – Этот придурок ни за чем не следил. Глупо бросать оружие на произвол судьбы. Уважай его, и оно спасет тебе жизнь.

– Я потрясен.

– Глупости, – рассмеялась Каро. – Не так уж это и сложно. А с чего бы? Кто пистолетами‑то пользуется? Преступники, солдаты и копы.

Она привычно смазала движущиеся части пистолета, особое внимание уделив спусковому механизму.

– Самое сложное, – добавила она. – Сильно смажешь – не выстрелит. Мало смажешь, то же самое.

Каро собрала пистолет, вставила патроны в обойму. А я и не знал, что они у нас были.

Она прицелилась в холодильник и изобразила выстрел:

– Готов!

– Каро, – начал я, – будь добра, расскажи, как твои действия согласуются с позитивным отношения к окружающим.

Она проверила предохранитель.

– Если ты надеешься на лучшее, еще не значит, что не надо готовиться к худшему.

В дверь постучали. Открыли мы вдвоем. На пороге стояла приземистая женщина средних лет с длинными всклокоченными каштановыми волосами. На ней был потрепанный свитер и заношенные коричневые штаны. Простоватое мрачное лицо не предвещало ничего хорошего.

– Привет, – сказала она. – Вы новенькие?

– Да. – Каро улыбнулась.

– Джанет Матер, – представилась женщина и пожала нам руки. Ладони у нее были холодные, сухие и задубевшие. – Не могли бы вы что‑нибудь сделать со своим садом? Я не шучу.

Когда человек говорит, что не шутит, мне сразу становится очень смешно.

– Простите? – переспросил я.

Только тут я заметил, что трава на лужайке стоит в человеческий рост, а газон основательно зарос сорняками.

– В соседнем доме никто не живет. – Джанет Матер попыталась улыбнуться, но получилась скорее зловещая гримаса. – Мистер Крегг – сосед через дом – ухаживает за тем садом и за своим. Вряд ли он станет заботиться и о вашем.

Мы прошлись с ней до ворот и полюбовались на плоды кропотливого труда мистера Крегга. Джанет махнула в сторону наших зарослей:

– Надеюсь, вы тут разберетесь.

– С какой стати? – поинтересовался я. Джанет возмущенно отпрянула.

– Вероятно, вам это покажется странным, но мы, депутаты ратуши, гордимся своим достоянием! В тысячаде‑вятьсот девяносто девятом году в конкурсе на самую ухоженную ратушу Англии и Уэльса мы заняли второе место! Даже малейший обрывок бумаги на парковке может создать плохое впечатление. Мы стараемся держать площадь в чистоте – для приезжих. – Она кивнула на нашу входную дверь – скрипучую и облезшую. – Я не прошу вас ремонтировать дом, хотя, видит Бог, это не помешало бы. Просто подстригите газон и подровняйте живую изгородь. Или кого‑нибудь наймите.

Я уже собирался объяснить настырной особе, что договор аренды запрещает нам изменять состояние собственности и что сад – не ее убогого ума дело, как вдруг моя прелестная женушка выпалила:

– Конечно, мы все сделаем! Заодно уборку устроим! Я смотрел на Каро и тщетно ждал острого словца. Каро улыбалась. Ее улыбка напоминала улыбку набожного христианина, которому кто‑то признался, что иногда путает слова в церковном гимне.

– Вы у меня камень с души сняли, – уходя, бросила миссис Матер. – Буду очень вам признательна. – Она остановилась и внимательно изучила нашу машину (не особо чистую). – Кстати, мой сын Дейл моет машины. Очень благоразумный мальчик.

– Присылайте! – благодушно согласилась Каро. – Люблю благоразумных мальчиков.

Матер скривила губы в гримасе средневекового палача.

– Да, чуть не забыла, – так же приветливо продолжала моя жена, – меня зовут Каро, а это Марк.

Миссис Матер коротко кивнула и, кажется, чуть было не сказала: «Без разницы». Я обратил внимание, что ходит она, наклонившись вперед, словно вес ее огромной бесформенной задницы толкает все тело. Я повернулся к Каро и попытался описать свои ощущения:

– Бр‑р!

– Что «бр‑р»?

– Вот стерва!

– С чего ты взял?

– Как с чего? Ты же сама слышала! Надо было послать ее куда подальше!

– Старая Каро так бы и сделала. Но новая Каро не оценивает людей с первого взгляда. Да, миссис Матер груба, однако это еще не значит, что она не права. За садом и впрямь нужен уход. Давай купим садовые инструменты. Они нам по‑любому пригодятся, когда у нас будет свой дом.

– Не собираюсь я рыться в навозе по первому слову старой коровы! А про сына она сказала только потому, что не хочет, чтобы рядом с ее драгоценной ратушей грязная машина стояла.

– Может, ты и прав. Даже скорее всего. И все‑таки, должна сказать, ты не особенно стараешься. Мог бы и подобрее быть.

С утра, когда мы собирались завтракать, в дверь постучал сын Джанет. Я только вылез из кровати. Дейл оказался подростком лет пятнадцати, в руках он держал шланг, мини‑пылесос, губки и всевозможные тряпки. Я как раз обсуждал с ним вопрос оплаты, когда сверху спустилась Каро в футболке и трусиках. Дейл просто ошалел от такого зрелища, что не помешало ему уставиться в то место, где у женщин расходятся ноги. Вдохновившись открывшимся зрелищем, парень орудовал губкой с таким усердием, будто «ауди» была не «ауди», а обнаженная женщина в пенной ванне.

Чуть позже нам позвонил Джеймс – агент по продаже недвижимости, испорченный пустозвон, которого интересуют одни деньги. Я познакомился с ним в Ричмонде. Джеймс сообщил, что покупатели согласны заплатить за дом Гордона шесть миллионов четыреста тысяч.

– Не пойдет, – ответила Каро. – Мы говорили о шести с половиной.

Агент перезвонил через десять минут: покупатели подняли предложение еще на пятьдесят тысяч. Я бы сразу ударил по рукам, но Каро твердо сказала «нет»:

– Если у них есть лишние пятьдесят тысяч, еще столько же найдется.

Через полчаса телефон снова зазвонил. Мы получили свои шесть с половиной миллионов.

Каро крепко обняла меня и поцелована:

– Вот видишь! Это карма. Мы хорошо вели себя и получили награду.

– Хорошо? – смеясь, переспросил я. – Торговаться – по‑твоему, это хорошо?

– Хорошее поведение, – наставительно заявила моя жена, доставая из холодильника бутылку «Боллинджера», – не предусматривает валяния в ногах.

Одиннадцать пятнадцать утра, понедельник. Дорогущее ледяное шампанское. Каро вставила диск в магнитофон, и мы танцевали на кухне – щека к щеке – под «Путь во тьму» Блипа и Бустера.

Ты помнишь, я был не в себе,

Отсюда корень наших бед.

Я выбил тебе правый глаз,

Но нож ты кинула тотчас,

Нет, ты не растерялась, нет!

Ты вслед метнула мне стилет!

Стилет в мою попал жену.

Он пользу ей принес одну.

Так объясни мне, почему

Ты проложила путь во тьму?

Мы осушили по два бокала, Каро взяла мою руку и опустила себе в трусики. Мы помогли друг другу раздеться, и мой язык принялся исследовать природное великолепие между ее ногами. Мы трахались прямо на кухонном столе. Каро вскрикивала. Я ощутил себя непревзойденным любовником. Моя женщина стонала от страсти. А потом я поднял голову и понял, что привело Каро в такое возбуждение. Под столом сидела мышь.

По нашему звонку компания «Песткилл» прислала сотрудника обследовать дом. Звали сотрудника Рон, и доверия он не внушал. Неряшливый, заплывший жиром и пропахший потом мужчина едва ли был приятнее грызунов, от которых божился нас избавить.

– Какая была мышь? – поинтересовался он.

– Бурая такая с маленькими глазками.

– Похоже на полевку, – определил Рон. – Зимой они из поля в дом бегут – в поисках тепла и пищи.

В шкафу обнаружился мышиный помет.

– Судя по всему, здесь орудует семейка грызунов. Можно, конечно, разбросать яд, но если они издохнут под шкафом или за плинтусом, тут такой будет запах… Я бы посоветовал воспользоваться мышеловками. Какие предпочитаете? Чтобы убить или просто поймать?

– Поймать, – ответил я.

– Убить, – быстро сказала Каро.

Рон показал мышеловку, предназначенную для убийства. Больше всего она походила на приспособление из мультика «Том и Джерри». Отличие было одно: на скобе крепился гвоздь – чтобы добить мышь, если скоба ее не прикончит. Гуманная мышеловка представляла собой домик с окошками. Гибель мышке грозила лишь в том случае, если хозяева надолго уедут и оставят бедное животное подыхать от голода.

– Мышь попадает в домик, вы берете ее, отвозите подальше за город и выпускаете. Правда, отъехать надо миль на двадцать, а то она сразу обратно прибежит.

– Хотите сказать, мыши знают, где мы живем? – оторопела Каро.

Рон ухмыльнулся.

– Ничего, – вызвался я, – отвезу этих мышек, куда скажут.

Каро ушам своим не верила.

– Марк, это паразиты! Их надо уничтожить!

Я согласился – на том условии, что она сама будет разбираться с окровавленными мышиными трупами.

Каро сдалась. Рон расставил мышеловки и ушел, а я наполнил бокалы шампанским и обернулся к своей кровожадной женушке. В ее глазах читалось сомнение.

* * *

Вечером я решил заглянуть в местный паб «Веселый моряк». Взял пиво и уже собирался платить, как вдруг какой‑то старик у стойки велел бармену записать мою выпивку ему на счет.

Я поблагодарил незнакомца. Это оказался не кто иной, как Рики Крегг, тот самый сосед через дом, ухаживавший за газонами. Лет ему было под шестьдесят. Милый такой старичок с пожелтевшими волосами и жиденькой бородкой.

– Я тебя знаю, – радушно кивнул он мне. – Ты парень, который теперь живет через дом. Парень, у которого потрясная телка. Люблю блондинок! Правда, лучше бы она отрастила волосы. Не хотел бы я с бритоголовой трахаться. Знаем, плавали. Я ведь был женат. А почему вы не работаете?

Я объяснил, что в этом нет нужды.

– Здорово, – вздохнул Рики. – Ну, удачи. Пытался богатую захомутать, да влюбился в побирушку. Вот… Она меня бросила, и я здесь застрял.

Было всего восемь, но от моего собеседника уже ощутимо несло перегаром. Скорее всего это он ночью спьяну распевал у нас под окнами.

– Вам тут не нравится? – спросил я.

– Спрашиваешь!

– Долго вы здесь живете?

– Почти сорок лет. Жена так решила – видите ли, для детей лучше будет! Вырастут у моря, свежий воздух, все такое. Мне‑то самому плевать было. Я редко домой заглядывал, в королевских ВВС служил. А теперь вот окончательно на землю сел.

– Всегда можно продать дом и уехать.

– Можно‑то можно, – сморщил нос Рики, – да вот куда? Тут по крайней мере все меня знают. Если честно, я не уверен, что можно вырвать корни из земли – в моем‑то возрасте. Говорят, смена дома – одно из самых страшных потрясений. Стоит в одном ряду со смертью близких, разводом и потерей двадцати фунтов.

Я решил подбодрить старого пилота – выпил за его здоровье, а потом спросил, что он думает о Джанет Матер. Рики скривился, как от кислятины:

– На дух не переношу. Отвратная тетка.

– Я думал, вы по ее просьбе за тем садом у площади ухаживаете.

– Это она тебе сказала? Я ухаживаю за садом, потому что люблю садовничать. А не потому, что Матер меня попросила. – Рики убедительно дернул плечом. – С Дейлом уже познакомились?

– Да так. Он машину нам вымыл.

– На его руки внимание обратил?

– Нет.

– В следующий раз, как встретишь, приглядись – особенно к правой. Шрамы один на другом. Хочешь расскажу, как так вышло?

– Даже не знаю, – растерялся я. Похоже, я вплотную подошел к какой‑то темной истории.

– Никакой он на самом деле Джанет не сын. Сомневаюсь, что она со своим безмерно обаятельным Филиппом вообще спала. Может, и пытались разок, но у кого ж при виде голой Джанет Матер встанет?

– Не понаслышке знаете? – ухмыльнулся я.

– Будем считать это меткой догадкой. Короче, Дейл – племянник Матер. Его родители в аварии погибли, когда ему едва восемь исполнилось; пришлось переехать к тетке. Мальчишка в шоке был, да и неудивительно. Ну и вот как‑то раз пришел он в школу с перевязанной рукой.

Учитель, само собой, спросил, что случилось. Дейл ответил, что Джанет его заклеймила. Ну конечно, суматоха поднялась, социальные службы на уши встали. Выяснилось, что Дейл не врет. Парень переживал из‑за смерти родителей, не хотел с Матерами жить, вот и принялся играть с огнем. Доставал из камина тлеющие угли, бросал на ковер – и смотрел, что получится.

Джанет его за этим занятием застукала. Решила мальчишку проучить, показать, что огонь не игрушка. Взяла за руку, сунула ладонью в огонь и держала там.

– Черт! – не выдержал я.

– Ну. Власти дело расследовали, да и замяли. Сам знаешь, эти чиновники – те еще дармоеды. Против Матер не выдвинули обвинений. Вышла наша Джанет сухой из воды. Через пару месяцев моя жена с ней разговорилась. Моя возьми, да и спроси: «Джанет, зачем? Зачем ты так поступила?» А та и отвечает… Угадай, что?

Я покачал головой.

Рики закурил. Его пальцы пожелтели от никотина.

– Она ответила: «Не придумала, что еще сделать». Ничего, да? Восьмилетний пацан всю семью потерял. Не хватает парню любви, внимания, заботы – вот он и поджигает ковры. А Матер ничего лучше не придумала, как руку ему обжечь.

– Гениально.

– Повесить ее мало, – кивнул Рики.

Я открыл дверь и оказался лицом к лицу с Каро. Она целилась из пистолета прямо мне в лоб.

– Черт! – рявкнул я. – Ты что, рехнулась?! Каро опустила оружие.

– Ты где был? – спросила она, чуть не плача. – Уже двенадцать часов! Какого черта ты так долго?

Я рассказал.

– А что стряслось‑то?

– Я шорохи слышала…

Кто‑то пытался повернуть дверную ручку. Потом Каро почудилось, что в саду ходят. Она позвонила мне на мобильный, но тот оказался выключен. В полицию звонить не хотелось, так что остаток вечера она провела на лестнице с пистолетом в руках.

– Ты ничего не принимала? – спросил я.

– В смысле?

– Ну так… Таблетку какую‑нибудь.

– Хочешь сказать, у меня глюки?

– У тебя даже от травки крышу рвет.

– Травка закончилась. Сам знаешь. Марк, я ничего не пила. Говорю же, там кто‑то ходил.

Я взял пистолет, фонарик и вышел в сад. Никого не было.

– Ну вот! Пусто! – крикнул я Каро.

– Теперь‑то пусто, – нервно отозвалась она. – А раньше…

Мы легли в постель. Оружие я оставил на прикроватной тумбочке. Когда мы погасили свет, я неуклюже попытался соблазнить Каро. Она сняла мою руку со своей груди.

– Мне страшно.

– Почему?

– Не знаю. Если меня кто‑нибудь попытается убить, ты меня защитишь. Правда?

– Конечно, – пообещал я.

Утром в одной из мышеловок обнаружилась пленница. Пришлось ехать на двадцать миль, чтобы выпустить ее на волю. Мы остановились в пустынном месте на побережье, открыли дверцу, мышка выскочила и понеслась к песчаным дюнам.

– Ты прав, – призналась Каро, – так намного лучше. Живи и дай жить другим.

На обратном пути Каро заметила вывеску магазина с товарами для садоводства и попросила свернуть.

– Зачем тебе садовничать? – удивился я.

– Шутишь? Я же обещала миссис Матер.

Не без некоторого удовольствия я поведал Каро про руку Дейла.

Моя жена была просто в ярости, однако виду старалась не подавать.

– Допустим, она совершила ошибку. Но кто ты такой, чтобы ее судить? Ты вообще человека под поезд столкнул.

– Хочешь любезничать с соседкой‑кровопийцей? Вперед!

– Я просто хочу, чтобы сад нормально выглядел. Для нас же, а не для нее.

В магазине мы прикупили лопату, грабли, тяпку, садовые ножницы и какие‑то семена. Я глазам своим не поверил, когда нам выбили чек – так все дорого! Впрочем, Каро заверила меня, что это хорошее вложение.

– Нет! – возражал я. – Вложение со временем растет в цене! Старые автомобили, букинистические книги – это, я понимаю, вложение. А садовый инвентарь со временем только ржавеет.

На обратном пути мы наткнулись на длинный хвост похоронной процессии. Траурный кортеж двигался со скоростью километров тридцать в час. Проезжать Каро отказалась. Она где‑то читала, что обогнать покойника – плохая примета. Таким образом мы доползли до деревеньки Блоксгем и остановились перед церквушкой. Заваленный цветами фоб внесли во двор, и лишь тогда Каро разрешила мне ехать дальше.

По приезде Каро решила опробовать новенькие инструменты и прополоть сорняки подобно любой трудолюбивой хозяйке. Я сделал горячий шоколад и вынес чашку своей благоверной. Пока мы болтали, на дороге показалась миссис Матер. Шла она прямиком к нам.

– Глядите‑ка! – Каро гордо указала на вскопанный клочок земли.

– Похвально, – кивнула Джанет и вдруг нахмурилась. – К сожалению, так не делается. Надо избавиться от сорняков.

– А какие из них сорняки?

– Вот эти. – Матер ткнула пальцем в зеленый отросток. – Вы перемешали землю, а надо выдернуть корни. Иначе сад вновь зарастет.

– Ясно, – вздохнула Каро. – Спасибо.

– Я еще приду, посмотрю, как у вас тут работа продвигается, – кинула на прощание Матер.

– Мартышка хренова, – не выдержал я.

– Наверняка она желает нам добра, – неуверенно сказала Каро.

Я развел в камине огонь, развалился в кресле и принялся листать бестселлер этой идиотки Кассандры Мэтленд. Над последней страницей я хохотал в голос, а значит, хоть какую‑то толику счастья книга мне подарила.

Мы полагаем, что счастье обусловлено чередой мелких событий. К примеру, я счастлива, если мне нравится работа, если у меня хватает денег, если я довольна своей внешностью, если удачно складывается личная жизнь. И все же у меня может не быть ничего из вышеперечисленного – и все равно я буду счастлива. Истинное счастье происходит изнутри, оно не зависит от внешних событий. Человек бедный, одинокий или больной вполне может быть счастлив. И напротив – на свете есть множество богатых и успешных людей, которые так и не нашли в жизни удовлетворения.

Что же нужно для того, чтобы обрести счастье? Достаточно просто этого пожелать! Неужели все так просто, спросите вы. Именно, отвечу я. Именно так. Надо всего лишь принять то, что вы вечны и неповторимы, а любовь к окружающим есть абсолютное добро. И когда вы поймете это, вы обретете любовь Господню. Надо лишь попросить.

* * *

Я как раз просил Господа дать мне ту самую любовь, когда дверь отворилась, и в дом вплыл жирный живот, а за ним – детектив Флетт. Следом вошла Каро – напряженная и расстроенная. За ней появился детектив Бромли с неизменной подлой улыбочкой на лице. Бромли и Флетт без приглашения плюхнулись на диван.

– Нехорошо уезжать без предупреждения, – заговорил Бромли. – Ой, как нехорошо.

– Чего вам надо? – резко спросил я.

– Это от вас зависит. – Флетт издал неприятный смешок.

– Дело обстоит вот как, – ухмыльнулся Бромли. – Доказательств у нас пока нет, но мы кое‑что нарыли. Похоже, про наследство ты правду говорил. – Он кивнул на Каро. – Ее папаша внезапно умер, а вам это только на руку сыграло.

– И что? – ледяным тоном осведомилась Каро.

– Что еще мы имеем? Уоррен Дживонс, – продолжал Флетт. – Кто‑то столкнул его под поезд. К сожалению, камеры на станции в этот момент не вели запись. У нас есть свидетельница, но произошедшее настолько выбило ее из колеи, что у нее случился нервный срыв. На суде ее показания легко опровергнуть. Правда, недавно нам пришло в голову, что портрет подозреваемого почему‑то напоминает кое‑кого в этой комнате.

Каро начала извергать проклятия. Бромли махнул рукой, она замолчала.

– Нам дела нет до Уоррена. На Питера Каллагана нам тоже плевать. А уж тем более на ее отца. Но мы сильно подозреваем, что вы двое в последнее время сильно заняты. Честно говоря, по большей части доказательства косвенные. Но, опять же, обвинения часто строятся на основе косвенных доказательств. Как думаешь, Джордж? Флетт кивнул.

– На вас легко можно завести дело. Не вопрос. Или вы могли бы быть с нами повежливее. Решайте сами.

Каро посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Флетта.

– Вы что, ждете, что мы вам деньги дадим?

– Ну почему сразу деньги? – рассмеялся Бромли. – Мы могли бы вас всего‑навсего трахнуть.

– Что?

– Ну, разок‑другой, – пояснил Флетт. – Нам много не надо.

– Вы хотите нас трахнуть? – поразился я. Флетт вздрогнул от отвращения.

– Да не тебя, придурок. Ее.

– Пошел вон! – рявкнула Каро. – Вон, мерзавцы! Бромли тихонько захихикал:

– Не строй из себя целку. Мы же знаем, что ты ублажала Иисуса.

– Выметайтесь! – вмешался я.

– Ей всего‑то и надо, что ножки раздвинуть, – подхватил Флетт. – Не так уж сложно.

Каро схватила вазу и кинула в детективов. Ваза разбилась об стену. Бромли с Флеттом расхохотались и встали. Я уловил в их дыхании пары алкоголя.

– Подумайте пару дней. Мы никуда не торопимся. – Бромли смахнул пылинку с плаща.

Они ржали всю дорогу до машины.

Каро прошла в сад. Смеркалось. Поднимался ветер – горький, пропахший морем. Вдалеке мерцали желтые огни деревни.

Каро молча копала.

– Ты, наверное, считаешь, что мне стоило их пристрелить, – заговорил я.

Каро копала. Ее лицо сделалось белее луны.

– Но это же нам только на руку! – продолжал я. – Они не смогут нас преследовать по закону – после такого‑то предложения. Они просто пытаются на нас надавить, а на самом деле ни на что не способны.

Молчание.

– Не понимаю, что ты так переживаешь.

– Не понимаешь? Откуда они узнали, Марк? О нас с Иисусом?

– Понятия не имею.

– А я вот думаю, что это ты им сказал.

– Да нет, мы же договорились. Ничего лишнего я не ляпнул. Ты не веришь? Да ладно. Вопрос в другом – как они нас нашли?

Из ратуши доносились странные звуки. Я повернулся и увидел, как Джанет Матер гасит там свет и запирает двери. Потом она подошла к нам, вертя в руках ключи. Момент она выбрала определенно неудачный.

– Все садовничаете… – неприятно улыбнулась Джанет. – Может, вы и мой сад вскопаете – с вашим‑то усердием?

Каро не подняла головы.

– Да, дорогуша, постарались вы на славу. Я бы хотела вынести вам благодарность от лица деревенского комитета.

Казалось, Матер не ощущает витающей в воздухе ненависти.

– Конечно, – продолжала она, критически оглядев участок, – дом тоже не мешало бы привести в порядок. Окна хорошо бы помыть.

– Да пошла ты! – рявкнула Каро.

Джанет изумленно отшатнулась. Движение у нее вышло довольно старомодное, я бы даже сказал – театральное.

– Простите?

Каро наконец соизволила повернуться к миссис Матер лицом.

– Какое вам дело, грязные у нас окна или нет? Какая разница, что у нас в саду? Да никакой!

– Я просто хотела помочь…

– Ах ты дрянь! Тебя интересует только одно: как бы окрестные дома гармонировали с ратушей. Только ратуша, ты уж меня прости, больше всего на сортир похожа. Иди к черту!

– Очень невежливо с вашей стороны, девушка. – Матер поджала губы.

Она уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг Каро шагнула вперед, подняла лопату и стукнула Джанет по голове.

Удар был силен. По площади разнесся звон: железо стукнулось о кость. Глаза у Матер закатились, и она рухнула на дорогу. По телу прошла судорога, потом другая. Наконец все стихло.

Каро безумно расхохоталась. Я тоже не смог удержаться. Она сделала именно то, что сделал бы я, будь у меня храбрость (и лопата).

Над площадью повисла тишина. Я ждал, что волосы Джанет намокнут от крови, но крови не было. Каро подошла к телу, желая нанести еще один удар.

В это мгновение я вдохнул воздух – пропахший мочой, потом и стиральным порошком. Воздух пах тюрьмой – местом, в которое я ни при каких обстоятельствах не хотел бы попасть. Я протянул руку.

– Ты что, рехнулась?!

– Извини.

Стало совсем не смешно.

Я взял запястье Матер и попытался нащупать пульс.

– Зачем? Зачем ты это сделала?

Каро поднесла руки к лицу и неожиданно рассмеялась.

– Не придумала, как еще поступить, – ответила она.

– Что?

– Она ведь так сказала? Когда Дейлу руку обожгла. «Я не знала, как еще поступить». Так и объясним полиции. – Каро снова рассмеялась. Смех постепенно перешел в плач.

Я присел на корточки и заглянул жертве в лицо. Широко открытые глаза смотрели в пустоту. Из левого уха змеилась тончайшая струйка крови. Джанет Матер отправилась в небесную ратушу.