Мой ублюдок

Смерть Уоррена не доставила мне ни малейшего удовольствия. Впрочем, удовольствие она доставила Каро. С ее точки зрения, я совершил бескорыстное деяние, пошедшее на благо общества. Ночью она выказала всю степень своей благодарности. Сказала, что я красивый и мужественный. Я ей почти поверил. Заснули мы часа в четыре, а проснулись ближе к полудню. К тому времени идея позвонить в полицию казалась мне еще глупее, чем накануне.

Мы завтракали на кухне, а самолеты ревели на подлете к Хитроу. Этим солнечным утром Каро выглядела счастливее, чем когда бы то ни было.

– Вот это ночь! Ну ты даешь!

Я не стал объяснять, что моя неутомимость происходила совсем от другого. Нормального секса у меня не было с тех самых пор, как Каро меня бросила пять лет назад. Да, у меня были связи. Я издавал подходящие звуки, целовал в подходящих местах. Но настоящий секс был у меня только с Каро. Грязное, прекрасное действо, которое стирает весь мир с его обитателями.

– Знаешь, на чем мы можем погореть? – Прошлой ночью смерть Уоррена стала нашим преступлением, нашим общим триумфом. – Видеонаблюдение. Если камеры работали, они могли записать, как ты столкнул его с платформы.

– Пожалуй, – согласился я.

– Правда, дело было ночью, а качество в этих дешевках еще то. Знаешь, даже если запись есть, вы на ней как два рисованных человечка.

– Может, нам стоит не видеться пару недель? – предложил я и сам удивился своей холодности.

По‑моему, Каро тоже удивилась. Она покорно кивнула, перегнулась через стол и похлопала меня по руке:

– А это мысль. Если заявится полиция, я о тебе слова не скажу.

Она все решила. Я стал ее рыцарем. В ее воображении я совершил благородный поступок.

Я мог бы во всем сознаться, здесь и сейчас, сказать, что не убивал беднягу Уоррена. На самом деле парню фатально не повезло: он проиграл бой с величайшим растяпой во всем Ричмонде‑на‑Темзе. А если Каро так хочет отблагодарить убийцу, ей стоит трахнуться с моим рюкзаком. И все же я смолчал, потому что тем утром Каро смотрела на меня так, как прежде.

Каро открыла шкаф и положила передо мной черный блестящий предмет.

– Что это? – не выдержал я.

– Пистолет Уоррена, – пояснила она. – Ты должен его спрятать. Ради меня.

– Пистолет Уоррена? У него был пистолет?

– Он общался с сомнительными типами.

– Насколько сомнительными? – Я уставился на Каро в упор.

– С типами, которые убивают своих врагов и перерабатывают их на собачий корм.

Как только я вернулся в свою квартирку над магазином, я сразу же достал пистолет и внимательно его изучил. Нашел надпись на казенной части и запустил поиск в Интернете. Сайт «Безопасная стрельба» («Удовлетворим любой огнестрельный каприз») проинформировал: такие находятся на вооружении у полиции Лос‑Анджелеса. Восемь патронов: семь в магазине, один в стволе. Пистолет оказался полностью заряжен. Черная рукоять идеально легла в руку. Оружие было сработано мастерски, с трудом верилось, что его единственная цель – уродовать и убивать.

Инстинкт подсказывал мне выкинуть пистолет в Темзу. Однако Каро просила меня спрятать оружие, а не избавиться от него. Она мне доверяла и даже, как ни странно, восхищалась мной. Мне не хотелось разочаровывать ее, поэтому я в точности следовал ее указаниям. Однако не только поэтому. Пистолет возбуждал меня. Господи, я думал, что первые издания книг – это круто, но осознание того, что я держу оружие, с помощью которого копы из Лос‑Анджелеса дырявили случайных прохожих…

Мне не терпелось понять, как это устройство действует. Я прицелился в книжный шкаф и спустил курок. Раздался оглушительный грохот, входная дверь содрогнулась. Воздух наполнился дымом, и дым пах детством. Я думал, что сбегутся прохожие, но единственный очевидец – какой‑то рабочий – продолжал невозмутимо жевать свой гамбургер из коровьего дерьма.

Я пригляделся к шкафу и понял, что прострелил насквозь первое издание «Нц пенни больше, ни пенни меньше». Не то чтобы книга этого не заслуживала, однако выходит, злополучный выстрел обошелся мне в сто двадцать пять фунтов.

Осыпая себя отборной лексикой, я убрал пистолет в свой любимый тайник – переплет от «Детской энциклопедии» Артура Ми. Когда я еще жил с родителями, я прятал туда наркотики и мамино успокоительное, которое приберегал для особых случаев.

Магазин в тот день я так и не открыл. В обед я посмотрел новости. Безумец ворвался в жилой дом с ружьем. Разъяренные автомобилисты подожгли полицейского, который выписал им штраф. Ни слова об убийстве на станции.

Мне было совершенно необходимо выпить. В холодильнике нашлась бутылка джина и две банки тоника. Я пил ледяной джин с тоником, пока тоник не кончился. Тогда я продолжил пить джин. Часам к двум комната стала меркнуть у меня перед глазами, и я, кажется, понял значение выражения «в стельку пьян». Я дополз до кровати, рухнул в темноту и отрубился.

Когда я проблевался в третий раз, зазвонил телефон. Раздался мой голос на автоответчике; голос звучал приветливо, благовоспитанно, хотя и немного чудаковато. Потом послышался голос Каро. Ее голос был женственным, с легкой хрипотцой, и звучал он раз вето уверенней моего. Шатаясь, я зашел в комнату и взял трубку.

– Алло.

– Что случилось? – спросила Каро. – У тебя такой странный голос.

– Зачем ты звонишь?

– Я соскучилась.

– Ты где?

– Стою у тебя под дверью.

Каро осталась со мной на ночь: нянчиться и убирать. Близости у нас не было, у меня просто не хватило бы сил. Я лежал в постели бледным трупом, а Каро лежала рядом, говорила что‑то ласковое и подавала воду.

С утра она сбегала в аптеку и принесла какие‑то порошки, которые должны были восстановить минеральный баланс и возместить потерянные с рвотой вещества. Каро размешала порошок в стакане воды и заставила меня выпить. Минут двадцать спустя мне стало гораздо легче.

Моя подруга принесла тост и стакан молока, а пока я ел, сидела на краешке кровати.

– Почему ты это сделал? – спросила она. – Из‑за Уоррена?

– Наверное, да.

– Он этого не стоит.

– В «Стандарде» что‑нибудь про него написали?

– Не глупи. Не ребенок ведь под поезд свалился и не знаменитость. Всего‑навсего Уоррен. – Каро сжала мою руку. – Ты сказал, нам лучше какое‑то время не видеться. Я так не могу.

– Почему?

– Я не хочу с тобой разлучаться. Мои чувства к тебе…

– Какие такие чувства?

Каро пожала плечами и потупилась.

– Мы могли бы стать варой…

– Какой еще парой?

– Обычной парой, в которой люди не задают дурацких вопросов.

Мы провели вместе весь день. Я неважно себя чувствовал и все время пил травяной чай. Каро с подозрительным вниманием изучала книги в магазине. Если бы у меня была камера видеонаблюдения, я бы ее непременно снял. У нас вышло небольшое разногласие из‑за уэссекского издания «Поддеревом зеленым» Гарди. Каро пыталась пролистать его за чашкой горячего шоколада.

– Что такого? – удивилась она, когда я отобрал у нее книгу. – Книги для того и нужны, чтобы их читать.

– Но не эта, – твердо сказал я.

Каро встала и подошла к шкафу, где я хранил первые издания книг Ника Хорнби – безупречные и нетронутые.

– Любопытно. Ты собираешь книги о том, как быть мужчиной, а их авторы сами этого не знают.

Порой я не мог устоять перед первым изданием книги – сколько бы оно ни стоило. Точно так же я не мог устоять перед Каро. Если мы заходили в комнату вместе и она на меня не смотрела, я чувствовал себя несчастным. Один поцелуй этой развратной сучки значил для меня больше, чем сотня половых актов с богобоязненной христианкой (впрочем, с богобоязненными христианками я ни разу не спал).

Если Каро шла по комнате, я неотрывно следил за ней. Одно ее присутствие рождало во мне первобытную жажду плоти. Простите, если вам кажется, что я преувеличиваю. Просто хочу, чтобы вы поняли, почему я пошел с ней домой к ее отцу и выслушал безумный план.

До бара «У Гордона» было недалеко. Тем самым днем Каро вернулась с незаконной прогулки по саду Кью и обнаружила, что ее машина исчезла со стоянки.

– Полицию вызвала?

– Ее конфисковали, кретин!

– Конфисковали?

– Да. А я всего‑навсего платежи задержала… Так нечестно! Придется встретиться с отцом.

– Машину конфисковал твой отец?

– Ха‑ха. Смешно. Нет, но у него есть деньги. Мне на новую машину хватит.

– Хочешь обокрасть собственного отца?

– Сначала я у него очень вежливо попрошу. Вот когда откажет…

Стояла ночь, морозная и ясная. Над головой сияли звезды, под ногами искрилась льдистая корка. Я шел рядом с Каро, в воздухе змеилось горячее дыхание – все напоминало время, когда мне было тринадцать. Мы с друзьями шатались по улицам, потому что нам было нечего делать и некуда идти. В те дни пройтись рядом с такой девчонкой, как Каро, казалось высшим достижением.

– Чем тебе отец не угодил? – спросил я. – Я в курсе, что он псих, ну а кроме того?

– Любишь списки? Пожалуйста, вот тебе список. Я терпеть не могу… Его сумасшедшие глаза. Как он хмурится, когда что‑то идет не так. Его противный дискант. Его запах. Как он пытается целовать меня. Серые руки. Крошечные ножки. Грязные волосы. Омерзительный член.

– Что?

– Как‑то он надел пижаму и пришел ко мне. Наклонился, и его член вывалился из штанов. Больше всего похоже было на вареную сосиску.

– Спасибо, что рассказала. Что еще?

– Беспорядок. Он никогда не отличался аккуратностью, но по крайней мере захламлял только свою комнату. Теперь бардак по всему дому. Ненавижу. Щетина в раковине после того, как побреется. А ест он, как обезьяна. Запихивает в рот огромные куски, как будто сейчас придет обезьяна побольше и все у него отберет. – Каро передернуло. – Мерзость какая.

– Закончила? – поинтересовался я.

– Даже не начинала. Эгоистичный грубиян. Хвастливый трус. Спит при свете, как дитя малое. А его политические взгляды?! Утверждает, что придерживается левых позиций, а сам считает, что женщин третьего мира надо принудительно стерилизовать для ограничения рождаемости.

– Может, у него взгляды левые, но как у Ленина? – предположил я.

– А еще его пафос… То себя историком величает, то моряком. В последний раз он, кажется, претендовал на звание поэта. Только вот ни строчки этот старый козел пока что не написал. – Каро со злостью пнула припаркованную рядом машину. – А как он водит?! Боже милостивый! Носится, как гонщик, хотя ни черта не умеет. Когда я в детстве с ним ездила, меня трясло от страха. Каждый раз, когда папаша садился за руль, он подвергал мою жизнь опасности. Его постоянно останавливали за обгон по встречке. Думает, суть вождения в том, чтобы оторваться от машины сзади и обогнать ту, что спереди.

– Да, плохо дело, – признал я. – Но он твой отец. Должно же в нем быть хоть что‑то хорошее.

– Мне нравится, в каком состоянии его сердце.

– Каро…

– Нуда. Закупорка сердечных сосудов. Врачи сказали, он протянет года два, но это было четыре года назад. Я молюсь и молюсь, а хуже ему не становится. Теперь вот его подружка следит, чтобы он лекарства принимал.

– У меня вопрос. Если он такой придурок, почему ты просишь у него деньги?

– С паршивой овцы хоть шерсти клок.

* * *

Когда Каро стала жить отдельно, ее родители переехали в дом побольше возле Ричмонд‑парка. По словам Каро, он им обошелся в шесть миллионов. И правда, просто дворец. У ворот каменные львы, а сам дом как‑то непроизносимо называется… вроде «Морской приют». В садике стояла яхта. Гордон мнил себя великим моряком, хотя и с лодкой‑то с трудом управлялся. Теперь, старый и больной, он и не рыпался выйти в плаванье. Все же продажа яхты явилась бы признанием собственного провала, поэтому гниющую яхту никто не трогал.

Мы поднялись на крыльцо, и Каро позвонила в дверь. Послышались шаги, дверь распахнулась, и на пороге возникла немолодая женщина с довольно грубым лицом. Крашеная блондинка, на вид – потасканная барменша, только заносчивая. Каблуки высокие, как на актере из шоу трансвеститов.

– А, Каролина, – мрачно молвила она. – Хоть бы позвонила…

– Решила сделать вам сюрприз, – с убийственной улыбкой ответила Каро. – Кстати, это Марк.

– У тебя столько парней, что всех не упомнишь.

Не то чтобы я сноб, но все же для служанки она вела себя довольно странно.

– Твоя дочь пришла! – крикнула женщина, удаляясь от нас по выстеленному ковровой дорожкой коридору.

– Это кто? – спросил я.

– Эйлин, – бросила Каро. – Злая мачеха.

Отец Каро сидел наверху в зловонном кабинете и с помощью лупы изучал какую‑то книгу. Радио выплевывало новости так громко, что даже бывалые рокеры зажали бы уши. Вокруг громоздились книги – на полу, на всех предметах мебели. Не хватало только книжного шкафа.

Что бы там Каро ни говорила, выглядел Гордон неважно. Посеревшее лицо, налитые кровью глаза, раздувшееся брюхо. Наверное, таким Санта Клаус добирается домой после Рождества.

Несколько мгновений мы стояли в проходе, не привлекая его внимания. Потом Каро подошла к отцу и чмокнула его в щеку.

– Привет, милая! – воскликнул он. Кажется, он действительно был рад видеть дочь.

– Пап, знаешь, кто это? – Каро кивнула на меня. – Мы встречались, когда я училась в школе.

Гордон растерянно уставился на меня и несколько раз щелкнул пальцами.

– Да… Конечно! Джон… Джим?.. Джейсон! Ты держал китайский ресторанчик.

– Он что, похож на китайца? Нет, пап. Это Марк. Марк Мэдден.

Гордон нахмурился и покачал головой.

– Не помню.

Каро жестом попросила меня выйти и закрыла дверь. Я принялся ходить взад‑вперед по коридору. В доме было довольно промозгло, хотя батареи работали вовсю.

Я вышел в переднюю. На стене висела фотография молодого темноволосого Гордона. Он копал в саду и курил трубку, а перед ним стояла пухленькая светловолосая девочка со знакомой гримаской на лице. Девочка держала в руках совок. Наверное, на фотографии ей было года четыре. Милый снимок из семейного альбома.

Я подошел к полке с книгами – поглядеть, есть ли что украсть. Одни дрянные книжонки – неудачные издания неплохих авторов. Единственным исключением являлось первое британское издание «Заводного апельсина», правда, без суперобложки. Я никогда не встречал этой книги в твердом переплете, так что сел на диван и принялся ее изучать.

Я почувствовал, что на меня кто‑то смотрит, поднял глаза и увидел Эйлин.

– Только не вздумай ее прихватить. Каро всегда так делает. Каждый раз, когда она приходит, из дома что‑нибудь пропадает. – Эйлин поставила поднос с чаем на расшатанный столик. – Оставлю здесь. Их лучше не беспокоить.

– Спасибо.

Она улыбнулась, чтобы дать мне понять, что пошутила насчет кражи книг. Впрочем, мы оба знали, что не пошутила.

– Пей, пока не остыло. – Она вышла, умудрившись каким‑то образом вложить в обычную фразу холодное осуждение.

Я налил себе чаю, но только собрался пить, как хлопнула дверь, и на лестнице послышались торопливые шаги. В комнату вбежала Каро. Она плакала. Я встал и обнял ее.

– Ублюдок, – шептала она. – Ненавижу!

Полночи Каро болтала о своем наследстве, а мне просто хотелось спать.

– Если он не дает денег, это еще не значит, что он вычеркнет тебя из завещания, – убеждал я ее.

– Значит. Еще как значит. Раньше он всегда давал мне деньги. А теперь решил жениться на этой твари. Мол, извини, родная, мы копим на свадьбу… Она вцепилась в него когтями, Марк. Я теперь не получу ни пенни.

– Деньги – еще не все.

– С каких это пор?

– Нехорошо, Каро. Сидеть и ждать, пока человек умрет… Как стервятник.

Девушка села на кровати.

– Знаю, – заговорила она, и в ее голосе послышались слезы. – Но мне все время страшно. Денег вечно не хватает. Хоть бы раз мне помог, как нормальный отец.

– Ладно, – мягко согласился я. – Я тебя понимаю.

– Значит, убьешь его ради меня? Ну пожалуйста… Хорошо, что мы находились у нее дома. Мне было куда уйти. Я встал и оделся. Над головой рокотал самолет, приближавшийся к Хитроу. Я думал, Каро попробует меня удержать, но она осталась лежать: руки скрещены на груди, под глазами залегли тени, рот – пурпурная рана. Я вышел из ее дома и из ее жизни.