Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Моя девочка
Вечером ровно в восемь я подъехал к дому Каро. Она жила на втором этаже с видом на ботанические сады Кью. У дома стоял спортивный «BMW», по сравнению с которым мой «фиат» выглядел колымагой для старушек. Борясь с испугом и радостным возбуждением, я позвонил в дверь. Каро – уже без гипса – открыла дверь, обняла меня и приветствовала фальшивыми поцелуями, которые так свойственны женщинам среднего класса. В ресторан мы отправились пешком. Шли рядом, не касаясь друг друга. Стоял не очень холодный, но довольно ветреный февральский ветер. Под ногами кружились опавшие листья и обрывки мусора. Я похвалил машину Каро: – Наверное, неплохо зарабатываешь, раз на такой ездишь. Каро хрипло рассмеялась. Мы пошли во французский ресторан, сели у окна, так что прохожие имели счастье любоваться моими страшными манерами. Все посетители были богаты и хорошо воспитаны. В своем лучшем, немного идиотском костюме я как нельзя более вписывался в обстановку. – Ты уже была здесь? – спросил я. – Нет. А ты? – Приходилось пару раз. Это лучший ресторан в Ричмонде, если не считать индийского расторанчика «Нью‑Манзил». – Где бесплатно дают вино? – Да. И спичечные коробки у них со слонами. В ресторане тихонько играла музыка. – Слушай! Это же наша песня! – поразился я. Звучала песня «Трахай меня, а не мои мозги» Сола Хоррора в исполнении оркестра Мантовани – как на той вечеринке, которая нас свела. – Это судьба, – сказал я. – Сомневаюсь, – хмыкнула Каро. За соседним столом сидели седовласый мужчина и женщина, годившаяся ему в дочери – по годам, но не по внешности. – Гляди‑ка, – громко заявила Каро, – красавица и чудовище. У нее вся жизнь впереди, а толку? Он обещал ради нее оставить жену. Только никакие деньги не помогут, когда ей стукнет сорок, а ему – семьдесят пять, и он будет ссать в штаны. Каро изменилась. В семнадцать, несмотря на попытки казаться невозмутимой, она была так же ошеломлена жизнью, как и я. Теперь она стала чудовищно хладнокровна (если это, конечно, не игра на публику). – Да уж… – Я не нашелся, что возразить. – Ты всегда такая циничная? – Не циничная, – возразила Каро. – Циники не верят, что на свете бывают хорошие люди. – И много ты знаешь хороших людей? – Донни Осмонд. – Неужели? Донни Осмонд? – А что тебе не нравится? Если вдруг выяснится, что Донни Осмонд наркоман, насильник или педофил, я потеряю веру в людей. Мы заказали бутылку шардонэ. Вино наливал тощий французишка. Он лебезил перед Каро, как перед особой королевской крови. Даже вино дал пробовать ей, несмотря на то, что платил я. Каро одобрительно кивнула. – Прекрасное вино для прекрасной дамы, – заявил официант. – Спасибо. Официант обслуживал и другие столики, но не сводил глаз с Каро. Гумберт Гумберт за соседним столом также был очарован ею. Не знаю, почему я о них так пренебрежительно говорю. Я ведь тоже не мог от нее оторваться. Первый бокал я осушил одним глотком – так волновался. Когда я принялся за второй, Каро похлопала меня по руке: – Я никуда не спешу. – Чем ты занимаешься? – спросил я. – Это что, допрос? – хмыкнула она. – Да. – Фигней страдаю, – ответила Каро. – А ты чем занимаешься?.. Как же, помню. Редкие книги продаешь, как Хью Грант в «Ноттинг‑Хилле». – Он продавал не романы, а путеводители. – Ничего себе! И ты помнишь? – У меня цепкая память. – Цепкая задница, хочешь сказать. Я решил пропустить корявый выпад мимо ушей. – Если у тебя есть первые издания Ника Хорнби, я мог бы купить. Это моя специализация: книги, написанные мужчинами про мужчин. – Нет уж. – Каро энергично затрясла головой. – Все эти мужские сопли не про меня. Я терпеливо улыбнулся, желая показать, что ее презрение к моей работе не умаляет моего желания с ней переспать. – А толку? – продолжала Каро. – Что, книги Хорнби чего‑то стоят? – «Футбольную лихорадку» можно за двадцать фунтов продать. Подписанное издание на все сорок потянет. – Неужели? Вот тут мне стало не по себе. – Да, не все сразу, – согласился я. – Но вот увидишь, через пару лет цена на них взлетит. – А если нет? А если старина Ник станет одним из никому не нужных бумагомарателей? Вроде Матвея, Марка, Луки и Иоанна. – Значит, я потратил время зря. Каро удовлетворенно кивнула. Разговор определенно не клеился. – Тебе Сильвия Плат нравится? – попытался я поддержать беседу. – У меня лежит «Колосс», интересно? – У меня он уже есть. – Да, но у тебя старая затасканная книжка, а я тебе предлагаю первое издание в твердом переплете. Первое британское издание, тысяча девятьсот шестидесятый год. Могу даром отдать. – С какой стати? – Хочу тебя отблагодарить. За то, что пришла сюда со мной. Каро нахмурилась. – Но стихи там ведь те же самые? – Конечно. – Спасибо. Спасибо, не надо. – Почему? – Мне на первые издания плевать. Я их не собираю. Вообще меня от коллекционеров тошнит. Хомяки, которые щеки орехами набивают. Коллекционеры пытаются отсрочить смерть. К тому же, хоть сто книг мне подари, время вспять не повернуть. Не могу я взять и в тебя влюбиться. И спать с тобой я не хочу. Я не нашелся, что сказать в ответ на столь содержательную тираду. Первой заговорила Каро: – Да, ты про работу спрашивал… Я пыталась работать. Два с половиной года в журнале на Флит‑стрит. – Ты журналистка? – Писала статьи в женский журнал. Сочиняла умные советы, как удержать мужика. – И каков ответ? – Настоящий или тот, который я давала читательницам? – Настоящий. – Каждые два года надо полностью меняться. Только так. Иначе парень сбежит. Отношения длятся два года. Потом секс приедается, и все цветы мира не спасут от ссор, разочарования и тайных искушений. – Ты что, правда так думаешь? Вот мы с тобой всего полгода встречались. – Ага. – Она улыбнулась – так открыто и радостно, что у меня дрогнуло сердце. – Именно поэтому ты мне не надоел. – Что же ты тогда меня бросила? – Мне было семнадцать. На меня запал мой любимый учитель… Если бы я знала, что ты нас застукаешь, в жизни не стала бы этого делать! По крайней мере в ближайшие полтора года. Подали первое блюдо. Больше всего оно походило на гигантскую личинку, вгрызающуюся в лист салата. Каро быстро расправилась со своей порцией и покосилась на мою. Возражать я не стал. – Значит, по идее, у нас с тобой в запасе еще полтора года? – рассуждал я. – Хватит! – Зачем же ты тогда просила позвонить? – Подумала, что здорово будет встретиться со старым другом. – Я тебе больше не нравлюсь? Каро колебалась. – Да нет, ты славный парень. В этом‑то все и дело. Ты слишком славный. – Не такой уж я и славный. – Нет, Марк, славный. Ты наверняка даже посуду моешь! – Предпочитаю вытирать. Основное блюдо оказалось чем‑то рыбным. А я‑то думал, что заказал салат. Вот и подтверждение неважного знания французского. – С кем‑нибудь встречаешься? – будто невзначай спросил я. – Последние восемь месяцев одна. – Сколько у тебя было парней? – Я уже счет потеряла. А у тебя сколько девушек было? – Четыре. Актриса, детсадовская воспитательница, стюардесса и девчонка из колледжа. – С кем ты дольше всего встречался? – Стой, из колледжа. Четыре с половиной года. Вторая по значимости девушка. Ты – первая. На третьем месте – воспитательница. А стюардесса и актриса делят четвертое. Каро рассмеялась. – Что с тобой? – Да ничего. А что? – Ты все время составляешь списки. – Правда? – Да. Сначала рестораны. Теперь вот девушки. – Действительно. Каро не издевалась. Ей правда было интересно. – Списки. Сплошные списки. Идиотизм! Эпидемия списков поразила современных мужчин. – Я как‑то не задумывался… – Ясное дело, – фыркнула Каро. – Твой отец составляет списки? – Нет. – И мой тоже. Правда, он придурок, так что не в счет. Моего деда ранили на войне – японская пуля пробила селезенку. Думаешь, он списки составлял? Десять сослуживцев, которые погибнут в следующем бою? – Сомневаюсь. – Вот и я сомневаюсь. Он дрался за выживание. Неудивительно, что в Америке и Европе осталось так мало мужиков с яйцами. Зачем современному мужчине тестостерон? Ему проще сидеть дома и нервничать. – Я не нервничаю. Просто работаю. И живу. Для пущей убедительности я махнул рукой и случайно опрокинул бокал. Вино растеклось по скатерти и закапало на пол. – А работа нервная. Собирательство – неспокойное занятие. Я понимал, что она имеет в виду. – Парни вроде тебя просто не готовы, – заключила Каро. – Не готовы? К чему не готовы? – Не знаю… к жизни… к смерти… – С чего ты взяла, что к твоему мнению стоит прислушаться? – У меня было много мужчин. И я выявила определенную тенденцию. Мужчины, прошедшие Вторую мировую, вышли из нее закаленными. Надежными. Как Хамфри Богарт. Не то что всякие бесхребетные придурки. – Вот какого ты обо мне мнения… – Ну, ты мог бы быть и потверже. Спорить не станешь? – Ты прямо как мой отец говоришь. – Он тоже виноват, хотя и не осознает этого. Он когда‑нибудь брал тебя в лес? Учил охотиться? – Я по субботам работал у него в магазинчике. – Видишь? – А ты что предлагаешь? – удивился я. – Возврат к мужчине, который не плачет, не умеет готовить и не в состоянии сменить подгузник? Каро закурила. Должен признаться, я был в шоке. О вреде курения столько всего было сказано. Я и забыл, что некоторые люди нарушают границы дозволенного и пренебрегают опасностью. – Вообще‑то я увлекалась всеми этими феминистическими штучками, – сказала Каро, выдыхая дым. – Однако теперь думаю, что женщины вместе в водой выплеснули из купели и младенца. Конечно, полезно, когда мужчина стирает и гладит. Но полезно и когда мужчина сохраняет спокойствие в тяжелые времена. Когда мужчина способен убить, чтобы защитить свою семью. – Так выходи замуж за солдата. – Я тебя достала, да? Отрадно. – Почему? – Если я тебя раздражаю, может, ты прекратишь заявлять, что любишь меня. Я глотнул дыма и закашлялся. – Кто сказал, что я тебя люблю? Каро продолжала, будто не слыша меня: – Ты милый, Марк. В том‑то вся беда. Меня привлекают подонки. – Я могу стать подонком. – С каких это пор? – хмыкнула Каро. – С сегодняшнего утра. Я прошел мимо нищего и не подал ему. – Да, только наверняка ты ему улыбнулся. Я пожал плечами. – Воспитание не пропьешь. Каро не слушала. Я проследил ее взгляд и увидел, что из‑за окна на нас таращится злобная красная рожа. На какое‑то мгновение я решил, что нищий, которому я не подал, пришел меня поддразнить. – Черт! – прошипела Каро, и я понял, что она знает человека за окном. А он знает ее. Когда я снова повернулся к окну, его уже не было. – Кто это? – Уоррен, – устало ответила Каро. – Кто? – Мой бывший парень. Никак не поймет, что все кончено. – Что‑то у тебя их много. – Я положил вилку и поглядел на Каро. – По‑моему, Уоррен немного не в себе. – Ну, просто псих. Когда мы познакомились, он сказал, что работает в звукозаписывающей компании. А потом выяснилось, что он толкает наркоту местным неудачникам. – Странные у тебя знакомые. – Я их собираю. Коллекционирую. – Каро смотрела мне прямо в глаза. Я заплатил по счету и проводил ее домой. По дороге Каро взяла меня под руку. – Классный ужин, – призналась она. – Я отлично провела время. – Спасибо. – Хотя спать с тобой я все равно не буду. – Я и не надеялся. – Ну конечно. И не думал. – Не думал. Я не предаюсь мечтам, пока не получу конкретное предложение. – Точно. А я и забыла! – рассмеялась Каро. – У таких, как ты, даже не встанет, пока женщина не попросит. Ее слова меня задели, но достойного ответа я не нашел. Мы подошли к дому Каро и замерли как вкопанные: на крыше ее машины примостился какой‑то человек. Заметив нас, он спрыгнул на землю и завопил. Это был Уоррен. – Осторожно! – предупредил я. – Я вооружен обширным словарным запасом. – Уоррен, – вздохнула Каро, – когда же ты вырастешь? Длинные волосы Уоррена ниспадали на широкие плечи. – Это он? – ревел бывший дружок Каро. – Тот ублюдок, с которым ты трахаешься? – Давайте успокоимся, – предложил я. Уоррен меня не слышал. – Нет‑нет, – заговорила Каро, – ты все не так понял. Я с ним не трахаюсь. – Уоррен умолк. – Я сосу его член. Уоррен как‑то криво покосился на нас. Я уж было решил, что он сейчас нас прибьет, а он застонал, повернулся и поковылял прочь. – Кажется, ушел, – сказал я. – Что у него с глазами? – Один глаз искусственный. Несчастный случай. – Ты встречалась с одноглазым парнем? – Да. Ну и что? – Да ничего. Похвально, что ты относишься к инвалидам так же, как к нормальным людям. – Помолчи, – перебила меня Каро. – Меня сейчас стошнит. – Извини. – Будешь кофе? Я нечасто пил кофе – старался не употреблять кофеин, – но на этот раз решил, что отказ утвердит Каро в уверенности, что я ненастоящий мужчина. – С удовольствием. Каро жила на втором этаже четырехэтажного дома. Окно гостиной выходило на оживленную улицу, вдалеке виднелся ботанический сад. На стенах висели полки, заставленные, как я и предполагал, дешевыми изданиями книг – всех книг, признанных в свое время крутыми. «На дороге», «Заводной апельсин», «Двери восприятия», «На игле». Даже «Билли Блантер едет в Блэкпул». На журнальном столике лежали колода Таро и потрепанный перевод «Книги Перемен». Там же стояла изящная пепельница с окурками. Мы сели в гостиной и стали слушать приглушенный шум машин. Над домом пролетали самолеты; они летели в Хитроу так низко, что рев двигателей заглушал автомобильный гул. – Ты доволен жизнью? – спросила Каро. – Думаю, ты сама знаешь ответ. – У меня тоже все фигово, – кивнула она. – Я в долгах по самое не хочу. – Сколько? – Когда последний раз смотрела, было тысяч пятьдесят. Я восхищенно присвистнул. – Мама умерла, – продолжала Каро. – Я тебе говорила? – Нет. Жаль. – Она всю жизнь на отца потратила: давала ему лекарства по часам и все такое. Если бы она пережила его, мы бы тратили его миллионы, так нет, у мамы прошлой зимой случился сердечный приступ. Как только ее похоронили, отец нанял себе домоправительницу. И знаешь? У него с шестьдесят первого года член не стоит, а тут на тебе, воспылал страстью. На прошлой неделе заявил, что они намерены пожениться. Скоро перепишет завещание, если еще не переписал. И что мне прикажете делать? – A «BMW»? Твоя машина? – Да. – Так продай ее! – Я за нее еще не расплатилась. – Если бы у меня были деньги, я бы тебе дал. А пока – сделаю, что могу. Ты только попроси. – Представляю! – фыркнула Каро. – Предложишь работу в своем магазине? Если не буду есть, покупать шмотки и включать электроприборы, году так к трехтысячному расплачусь с долгами. Я пошел на кухню попить воды. Когда я включил свет, в первое мгновение мне показалось, что кого‑то вырвало на пол. Потом я понял, что это всего‑навсего кошмарный коричнево‑желтый линолеум. Под потолком сиротливо качалась лампочка без абажура. На окнах не было ни штор, ни жалюзи. Обычная лондонская дыра. В холодильнике нашлась полупустая бутылка «Перье» без газа. Я налил в стакан, выпил, снова налил. Поглядев в зеркало, убедился, что рубашка не помялась, а волосы лежат так же гладко. Затем последовал удар. В окно влетело что‑то тяжелое – и угодило прямо мне в голову. Я пошатнулся и ухватился за стол, чтобы не упасть. – Что случилось? Я лежал на диване. Каро прикладывала холодную мокрую тряпку мне ко лбу. – Уоррен, – коротко ответила она. – Я видела, как он убегал. – Что это было? – Кирпич. Тебе еще повезло. Крепкая черепушка. У тебя теперь шишка на шишке. – Ты вызвала полицию? – Нет. Просто забила окно фанерой. – Может, все‑таки вызвать? – А толку? Полиции о моем бывшем парне прекрасно известно, я уже сто раз звонила. Вот убьет он меня, тогда они и возьмутся за дело. – Но тут же Ричмонд‑на‑Темзе! Хороший район! – Да. А Уоррен – сыночек врача. Увлекающаяся натура. На данный момент увлекся мной. – Часто он объявляется? – Когда как. Иногда его неделями не видно. Только подумаю, что от него избавилась, а он тут как тут – сидит на крыльце и воет, как собака на луну. Я попытался приподняться, но голова так кружилась, что сил не хватило. Каро вздохнула. – Похоже, придется тебе остаться на ночь. Мой член напрягся. Увы, как оказалось, надеяться мне было не на что. – Можешь спать на диване, – разрешила Каро. – Почему бы и нет? Выглядишь ты неважно. Я хотел осмотреть свою голову, так что она принесла зеркало. На лбу красовалось произведение размером с яйцо: последняя шишка напоминала желток. Каро впихнула в меня какие‑то таблетки и укрыла лоскутным одеялом. На ночь она поцеловала меня в лоб – так Флоренс Найтингейл целовала умирающего солдата.
|