Праотец

«…Моя история так же банальна, как и сотни других. Это рассказ о жизни и смерти, любви и предательстве… Хотя в первую очередь, наверное, о смерти. Слишком много существ я убил в бесконечной и непереносимой ненависти, стараясь погасить накопившийся гнев, залить кровью свои страхи… Впрочем, не подумайте, это не исповедь раскаявшегося грешника. Отнюдь. Я ни капли не сожалею о содеянном и, даже если бы представилась такая возможность, не изменил бы ни единой секунды своего прошлого.

Правда, некоторых я бы посильнее ударил…»

(Хафиз Хорсоф. Парвиз «Наставление»)

«…Укушенный проявляет все большую страсть к сырому мясу с кровью, от солнечного света покрывается волдырями. Следует закрыть в темном помещении без окон и, дождавшись, пока он ослабнет, трижды вознести молитвы Манве.

В случаях, когда больные не поддаются лечению, рекомендуется прекратить их мучения при помощи заостренного стального стержня, внедренного в левый желудочек сердца, во избежание продолжения эпидемии…»

(«Большая лекарская книга», Исраз, 2015 год)

«…Поговаривают также, что зараза в Зуннар пришла с Исраза, земли высших эльфов, и началась с одного эльфа. То ли наслал кто проклятье диковинное, то ли постарались дху, но стал этот малый сам не свой – бродил везде и принюхивался к мясу сырому. А потом дня через три смотрят – сидит, обсасывает кусок посочнее, и все клыки скалит, подойти не дает. Поместили его в специальный дом, где за ним лучшие лекари ухаживали, да только не помогло это – обрел он невиданную силу и сбежал, покусав всех докторов. А которые покусанные были, тоже заразились и давай на здоровых прыгать. Там, у себя‑то, эльфы эти справились, конечно, перебили всех вампиров к чертовой бабушке, вот только парочка все‑таки смылась в Ущелье Кошмаров, чтоб к дху присоединиться. Думали, те с ними темными пещерами да рабами поделятся. А ехали туда ни больше ни меньше, как по земле Зуннарской…»

(Народное предание)

Линд сидел в кресле, обитом черным бархатом, и нервно барабанил пальцами по лакированному подлокотнику. Хафиз задумчиво смотрел в окно, за которым наконец сгущались летние сумерки.