Прощание

Сердце Саймона колотилось.

– Принц Джошуа?..

– Тише, мальчик. – Джошуа наклонился к нему.

Глаза его на мгновение расширились, когда он увидел голову, лежащую на груди Саймона. Потом улыбка вернулась. – Да благословит Бог вас обоих. Заставь ее выйти за тебя замуж, Саймон, – хотя я думаю, тебе не придется долго уговаривать. С твоей помощью из нее получится великолепная королева.

Саймон изумленно качал головой.

– Но… но вы… конечно… – Он остановился, переводя дыхание. – Вы же умерли, по крайней мере все так думают!

Джошуа сел, держа свечу очень низко, чтобы ее свет был почти полностью прикрыт его телом.

– Я и должен был бы.

– Тиамак видел, как вам сломали шею! – прошептал Саймон. – И никто не мог выйти из того места после нас.

– Тиамак видел, как меня ударили, – поправил его Джошуа. – И мне действительно должны были сломать шею – она и сейчас еще очень болит. Но я поднял руку. – Он вытянул левую руку, и рукав сполз назад. Наручник все еще висел на распухшем запястье. Металл сплющился. – Мой брат и Прейратс забыли о подарке, который я получил от них. В этом есть некоторая поэзия, а может быть, это напоминание Бога о цене всех страданий. – Принц опустил рукав. – Я почти не мог пользоваться рукой целых два дня после того, как очнулся, но теперь снова начинаю чувствовать ее.

Мириамель пошевелилась и открыла глаза. На мгновение они расширились от ужаса, потом она села, прижимая к груди одеяло.

– Дядя Джошуа!

Улыбнувшись, он поднес палец к губам. Она натянула одеяло на себя, оставив большую часть Саймона открытым холодному воздуху, и, рыдая, обняла дядю. Джошуа тоже казался растроганным. Через некоторое время Мириамель оторвалась от него, посмотрела на свои обнаженные плечи и покраснела, потом быстро юркнула в постель, натянув одеяло до самого подбородка. Саймон с благодарностью принял свою половину.

– Как тебе удалось остаться живым? – спросила она, смеясь и вытирая глаза краем одеяла.

Джошуа повторил свои объяснения и показал вмятину на наручнике.

– Но как вы выбрались из башни? – Теперь Саймону не терпелось услышать продолжение истории. – Башня ведь рухнула.

Принц помотал головой. Тени трепетали на стенах палатки.

– Тут я ничего не могу сказать с уверенностью, но думаю, что это Камарис подобрал меня и унес вниз в самые первые мгновения. Я подходил к кострам в предыдущие ночи и многое слышал. Похоже на то, что во всей этой суматохе, дыму и пламени он как‑то умудрился спуститься по ступенькам до вас. Мы попали в башню через туннели, думаю, что он и вышел таким же образом. Все, что я знаю наверняка, так это то, что я очнулся под звездами один, на берегу Кинслага. У кого, кроме Камариса, хватило бы сил унести меня так далеко?

– Если он спустился перед нами, то Кадрах должен был бы его видеть. – Мириамель замолчала, обдумывая это.

– Это чудо, – выдохнул Саймон. – Но почему вы никому не сказали? И что вы имели в виду, говоря, что Мириамель будет королевой? Разве вы?..

– Вы не поняли, – тихо сказал принц. Было что‑то странно веселое в его голосе. – Я мертв и мертвым хочу остаться.

– Что?

– То, что я сказал. Саймон, Мириамель, я никогда не годился для трона. Это было бы для меня мучением, но я не видел другого пути, чтобы спихнуть Элиаса. Теперь Бог открыл дверь, которая, как я думал, была навсегда закрыта для меня. Умереть или принять корону – третьего мне не было дано. Теперь у меня есть другая возможность.

Саймон был поражен. Долгое время он ничего не говорил. Мириамель тоже молчала. Джошуа наблюдал за ними, довольно улыбаясь.

– В это трудно поверить, я знаю. – Принц повернулся к племяннице: – Но ты, Мириамель, или ты, Саймон, – любой из вас будет править гораздо лучше, чем смог бы я.

– Но вы же настоящий наследник короля Джона! – запротестовал Саймон. – Даже больше, чем Мириамель. А я только кухонный мальчишка, которого вы сделали рыцарем. Говорят, что я потомок святого Элъстана, но ведь это ничего не значит. Это совсем не делает меня более пригодным к тому, чтобы править Эркинландом или чем‑нибудь еще.

– Я слышал эту историю, Саймон. Изгримнур и его друзья не умеют хранить тайны – если только они действительно хотели сохранить в тайне твое происхождение. – Джошуа тихо засмеялся. – И я вовсе не был удивлен, услышав, что ты крови Эльстана. Но что касается того, делает ли это тебя более или менее подходящим для трона, чем я, Саймон, то ты не знаешь всего. Я ничуть не более наследник Джона, чем ты.

– Что вы хотите сказать? – Саймон немного подвинулся, чтобы Мириамель могла удобнее устроиться на его груди. Теперь она смотрела не на Джошуа, а на Саймона, и глубокая морщина прорезала ее лоб.

– То, что сказал, – ответил принц. – Я не сын Джона. Моим отцом был Камарис.

Саймон ахнул:

– Камарис?

Теперь и Мириамель смотрела на принца в таком же потрясении, как и Саймон.

– Что ты говоришь?

– Джон был стар, когда женился на моей матери Эфиат из Эрнисадарка, – сказал Джошуа. – Разница в годах была столь велика, что Джон ни на секунду не усомнился, давая ей новое имя Эбека – как будто имел дело с ребенком. В том, что случилось после этого, нет ничего особенно удивительного. Это одна из самых обычных и старых историй в мире, хотя я не сомневаюсь, что она любила короля и король любил ее. Но Камарис был ее личным защитником, молодой человек и такой же великий и легендарный герой, как Джон. То, что началось как глубокое уважение и восхищение, выросло в нечто большее. Элиас был сыном Джона, но я нет. Когда моя мать умерла родами, Камарис сошел с ума. Что он мог думать, кроме того, что его грех приговорил к смерти его возлюбленную, которая к тому же была женой его лучшего друга? – Принц покачал головой. – Его страдание было так велико, что он роздал все, что имел, как человек, знающий, что умрет, – а он и должен был чувствовать, что умирает, поскольку каждое мгновение было переполнено болью и ужасным стыдом. Наконец он взял рог Титуно и отправился искать ситхи, возможно, для того, чтобы искупить грех, который он взял на душу, принимая участие в гонениях на них, а может быть, как Элиас, надеясь, что мудрые бессмертные укажут ему путь к его возлюбленной по ту сторону смерти. Какова бы ни была цель его паломничества, Амерасу тайно привела его в Джао э‑Тинукай. Я до конца не понял, что же все‑таки произошло, потому что мой отец так обезумел от горя, что его рассказ об этом трудно было понять.

Во всяком случае, Амерасу встретилась с ним и забрала рог, возможно, потому, что хотела сохранить его для Камариса, а может быть, и потому, что он принадлежал когда‑то ее потерянным сыновьям. Я все еще не знаю, что произошло между ними, но, судя по всему, это не принесло облегчения. Отец покинул ситхи, но скорбь его не утихла.

Вскоре после этого, когда его отчаяние пересилило даже ужас перед грехом самоубийства, он бросился с палубы корабля в залив Ферракоса. Каким‑то образом ему удалось выжить – он страшно сильный, вы знаете, этого качества я не унаследовал, – но сознание его помутилось. Он бродил по южным землям, попрошайничая, некоторое время жил в пустыне, принимая милостыню, пока наконец не нашел дорогу в этот кванитупульский трактир. Я полагаю, что в некотором роде он обрел покой в это время, несмотря на тяжелую жизнь и потерю памяти. Потом через два десятка лет Изгримнур нашел его. Он очнулся, и прежний ужас был все еще свеж в его памяти. К этому добавилось знание того, что он пытался покончить с собой.

– Мать Милости! – с чувством произнесла Мириамель. – Бедненький!

Саймону было трудно представить себе всю глубину страданий старого рыцаря.

– Где он теперь?

Джошуа покачал головой:

– Я не знаю. Возможно, снова блуждает. Я молюсь, чтобы он не попытался утопиться. Мой бедный отец! Надеюсь, что демоны, мучившие его, теперь отступили, хотя и сомневаюсь в этом. Я найду его и постараюсь помочь обрести хоть какой‑то покой.

– Значит, вот что вы собираетесь делать, – сказал Саймон, – искать Камариса.

Мириамель сердито посмотрела на принца:

– А что будет с Воршевой?

Джошуа кивнул и улыбнулся:

– Я буду искать отца, но только после того, как оставлю жену и детей в безопасности. Многое надо сделать, но здесь, в Эркинланде, меня все знают. – Он тихо засмеялся. – Видите, я подражаю герцогу Изгримнуру и отпускаю бороду, чтобы изменить внешность. – Принц потер подбородок. – И сегодня я уезжаю на юг. Скоро у старого графа Страве будет ночной гость. Он кое‑что должен мне… и я напомню ему об этом. Если кто‑то и может выманить Воршеву с детьми из наббанайского замка, то это хитрый хозяин Пирруина. И он получит от этого большее удовольствие, чем любое вознаграждение, которое я мог бы предложить ему. Он обожает тайны.

– Вдова и наследники погибшего принца таинственно исчезают. – Саймон не мог скрыть улыбку. – Из этого выйдут прекрасные сказки и баллады.

– Это уж точно. И я не сомневаюсь, что буду слушать их и смеяться. – Он протянул руку и сжал плечо Саймона, потом наклонился и обнял Мириамель. – Теперь мне пора идти. Виньяфод ждет. Скоро рассвет.

– Ну а если вы найдете Камариса и Воршева будет с вами? Что дальше?

Принц помолчал:

– Югу понадобится новый носитель свитка, который работал бы вместе с Тиамаком – конечно, если Орден примет меня. Я не могу придумать ничего, что понравилось бы мне больше, чем оставить все эти заботы о битвах и правосудии и начать читать и думать. Возможно, Страве поможет мне приобрести «Чашу Пелиппы» и я стану владельцем тихого трактира в Кванитупуле – трактира, двери которого всегда будут открыты для друзей.

– Значит, ты и вправду уходишь? – спросила Мириамель.

– Правда. Я получил свободу – дар, о котором даже не смел мечтать. Я был бы неблагодарным, если бы не принял его. – Он встал. – Странно было слушать погребальные мансы о самом себе сегодня в Хейхолте. У каждого должна быть такая возможность еще при жизни – это дает пищу для размышлений. Дайте мне по крайней мере несколько часов, а потом расскажите Изгримнуру и другим, кому можно доверять, что я остался жив. Они в любом случае удивятся исчезновению Виньяфода. Но не откладывайте. Мне больно думать, что мой старый друг оплакивает меня: потеря сына – это достаточно тяжкий груз. Надеюсь, он поймет меня. – Джошуа двинулся к клапану палатки. – А вы двое – я думаю, что ваши приключения только начинаются, хотя и надеюсь, что грядущее, будет более счастливым для вас. – Он задул свечу, и в палатке снова стало темно. – Так же как я был бы глупцом, если бы не принял дарованной мне свободы, тьг, Саймон, поступишь очень глупо, если не женишься на моей племяннице, а ты, Мири, – если не примешь его предложения. Вам двоим предстоит много работы, и многое надо исправить, но вы молоды и сильны и прошли хорошую школу жизни. Да благословит Бог вас обоих, удачи вам. Я буду следить за вами и поминать в моих молитвах.

Клапан палатки поднялся, звезды замерцали над плечом Джошуа, и все снова потемнело.

Саймон сел, голова у него шла кругом. Джошуа жив! Камарис – отец принца! А возле самого Саймона лежит принцесса! Мир был невообразимо странным.

– Ну? – внезапно спросила Мириамель.

– Что? – Он задержал дыхание, испуганный тоном ее голоса.

– Ты слышал моего дядю. Ты собираешься жениться на мне? И что это за история про кровь Эльстана? Ты что, скрывал от меня это, чтобы отплатить за мое переодевание в служанку?

Он выдохнул:

– Я сам узнал только вчера.

После долгого молчания она тряхнула головой:

– Ты не ответил на мой другой вопрос. – Она взяла его голову, коснувшись кончиками пальцев чувствительного края его шрама. – Ты сказал, что никогда не оставишь меня, Саймон. Так ты собираешься сделать то, что велел тебе дядя Джошуа?

Вместо ответа он беспомощно засмеялся и поцеловал ее. Ее руки обвились вокруг его шеи.

Они собрались на покрытом травой склоне под Нирулагскими воротами. Огромный портал лежал в развалинах; птицы порхали над камнями и звонко бранились. Позади на мокрых крышах Хейхолта блестело заходящее солнце. Звезда завоевателя превратилась в еле заметную точку на северном краю темнеющего небосклона.

Саймон и Мириамель стояли держась за руки, окруженные друзьями и союзниками. Ситхи пришли проститься.

– Джирики, – Саймон осторожно высвободил руку и шагнул вперед, – я настаиваю на том, что говорил раньше, хотя это и было сказано в ребяческом раздражении. Твоя стрела пропала, сгорела, когда пал Король Бурь. Все долги между нами сгорели вместе с ней. Ты спасал мою жизнь не один раз.

Ситхи улыбнулся:

– Тогда мы начнем заново.

– Мне жаль, что ты должен уйти.

– Моя мать и остальные пострадавшие быстрее поправятся у себя дома. – Джирики смотрел на знамена и яркие одежды своих людей, выстроившихся вдоль холма. – Смотри на это. Надеюсь, ты запомнишь. Дети Восхода могут никогда больше не собраться в одном месте.

Мириамель смотрела вниз на ожидающих ситхи и на их нетерпеливых лошадей.

– Это прекрасно, – сказала она, – прекрасно.

Джирики улыбнулся ей, потом повернулся к Саймону:

– Итак, время моему народу возвращаться в Джао э‑Типукай, но ты и я скоро увидим друг друга. Ты помнишь, я говорил тебе однажды, что не нужно волшебной мудрости, чтобы сказать, что мы еще встретимся. Теперь я повторяю, Сеоман Снежная Прядь. История не закончена.

– Все равно мне будет не хватать тебя – нам будет не хватать тебя.

– Может быть, в будущем все как‑то наладится между моим народом и твоим, Сеоман, но это случится не скоро. Мы, древний народ, меняемся очень медленно, а большинство смертных все еще боится нас – и не без причины, после всего что сделали хикедайя. И все‑таки я не могу не надеяться, что нечто действительно изменилось навечно. Мы Дети Восхода, наше время прошло, но, может быть, теперь мы не просто исчезнем. Может быть, когда мы уйдем, от нас останется что‑нибудь кроме развалин и нескольких старых сказок. – Он сжал руку Саймона. Они обнялись.

Адиту последовала за своим братом, легкая и улыбающаяся.

– Ты, конечно, навестишь нас, Сеоман, и мы тебя тоже. У нас с тобой впереди еще много партий в шент. Я даже боюсь думать о том, каким хитроумным стратегом ты стал теперь.

Саймон засмеялся:

– Я уверен, что ты боишься моей игры в шент так же, как глубокого снега и высоких стен.

Она поцеловала его, потом подошла к Мириамели и поцеловала ее тоже.

– Будьте добрыми и терпеливыми друг с другом, – сказала ситхи, глаза ее блестели. – Вы проживете вместе много дней. Всегда помните эти мгновения, но не забывайте и о грустных временах. Память – величайший из даров.

Многие собрались вокруг них – некоторые собирались остаться на коронацию и помочь восстанавливать Эрчестер и Хейхолт, другие вскоре должны были возвратиться к своим городам и людям. Ситхи торжественно прощались со всеми.

Герцог Изгримнур вышел из толпы, плотным кольцом окружившей бессмертных:

– Я задержусь здесь даже после того, как корабль Гутрун придет из Наббана. Но нам придется выехать в Элвритсхолл до начала лета. – Он покачал головой. – Там будет чертовски много работы. Моим людям пришлось слишком тяжело.

– Мы и подумать не могли, что придется все начать здесь без тебя, дядя Изгримнур. Оставайся сколько сможешь.

Герцог поднял принцессу и прижал к себе.

– Я так рад за тебя, Мириамель, моя дорогая! Я чувствовал себя таким проклятым предателем.

Она колотила его по руке, пока он не опустил ее на землю.

– Ты только пытался сделать то, что было бы лучше для всех, или по крайней мере то, что считал лучшим. Но в любом случае сначала тебе стоило бы прийти ко мне, глупый ты человек! Я бы с восторгом уступила трон Саймону, тебе или даже Кантаке! – Она засмеялась и закружилась на месте, юбка ее развевалась. – Но теперь я счастлива, дядюшка! Мы все исправим.

Изгримнур кивнул, меланхолически улыбнувшись.

– Я знаю, да благословит тебя Бог, – прошептал он. Раздался пронзительный звук рогов и рев толпы. Ситхи тронулись с места. Саймон повернулся и поднял руку. Мириамель встала рядом, прижимаясь к нему. Джирики во главе отряда встал в стременах и тоже помахал рукой. Потом рога протрубили еще раз, и ситхи поскакали. Заходящее солнце сверкало на их доспехах, они набирали скорость. Через несколько мгновений они превратились в яркое облачко, движущееся вдоль склона горы на восток. Обрывки их песни ветер относил назад. Саймон чувствовал, как сильно бьется его сердце, исполненное радости и грусти, и знал, что это зрелище останется с ним навсегда.

После долгого почтительного молчания, собравшиеся наконец начали расходиться. Саймон и его спутники двинулись вниз к Эрчестеру. Огромный костер горел на Батальной площади, и так долго пустовавшие улицы были полны народа. Мириамель отстала и пошла рядом с Изгримнуром, приноравливаясь к его шагу. Саймон почувствовал, как что‑то коснулось его руки, и посмотрел вниз. Это был Бинабик, Кантака двигалась рядом с ним, как серая тень.

– А я‑то все думал, куда ты подевался, – сказал Саймон.

– Я имел прощание с ситхи сегодняшним утром, так что Кантака и я предпринимали прогулку по Кинсвуду. Несколько белок, которые были там жители, окончили свой земной путь, но Кантака испытывает большое веселье. – Тролль улыбнулся. – Ах, Саймон‑друг, я раздумывал о старом докторе Моргенсе и о той очень великой гордости, которую бы имел он, видя, что случалось тут.

– Он спас всех нас, правда?

– Конечно, это его план давал нам единственный шанс, который мы получали. Нас обманывали Прейратс и Король Бурь, но, если бы мы не оказывали им великую бдительность, совершения Элиаса были бы очень худшими. Кроме того, мечи могли бы отыскивать других носителей, и никакого сражения не было бы предпринято. Нет, Моргенс не знавал всего, но он проделывал то, чего не мог проделывать никто другой.

– Он пытался сказать мне. Он пытался предупредить нас всех о ложных посланниках. – Саймон смотрел вниз, на Центральный рад, на бегущих по нему людей и мерцание огней. – Ты помнишь сон, который я видел в доме Джулой? Я знаю, что это был он. Что он… наблюдал.

– Я не имею достаточности знания о том, что бывает, когда мы умерщвляемся, но думаю, что ты имеешь справедливость. Каким‑то образом Моргенс имел наблюдение над тобой. Ты был его семьей, даже очень больше, чем Орден Манускрипта.

– Мне всегда будет не хватать его.

Некоторое время они шли молча. Трое детишек пробежали мимо. Один из них тащил кусок яркой ткани, которую остальные со смехом и криком пытались у него отобрать.

– Я имею должность уходить вскорости. Народ в Йикануке имеет ожидание и волнение о случившемся здесь. И что имеет особенно очень большую важность, Ситкинамук там тоже имеет ожидание. Как ты и твоя Мириамель, мы с ней имеем очень длинную историю. Теперь пришло время нам жениться перед Пастырем, Охотницей и народом Минтахока. Предполагаю, что ее родители будут питать очень маленькую грусть, когда увидят, что я сохранился.

– Ты уходишь скоро?

Тролль кивнул:

– Имею должность. Как говаривал Джирики, мы будем иметь множественность встреч.

Кантака некоторое время смотрела на них, потом пробежала немного вперед, обнюхивая землю. Саймон смотрел на костер, как будто в первый раз видел нечто подобное.

– Я не хочу потерять тебя, Бинабик. Ты мой лучший друг в этом мире.

Тролль взял его за руку:

– И тогда мы имеем еще большую причину, чтобы расставаться очень ненадолго. Ты будешь приходить в Йиканук, когда получишь возможность, – даже тролли будут питать необходимость в посольстве утку. Ситкинамук и я тоже будем приходить видаться с тобой. – Он торжественно кивнул. – Ты также самый дорогой друг для меня, Саймон. Всегда мы будем проживать друг у друга в сердце.

Держась за руки, они пошли к костру.

Рейчел Дракон брела по Эрчестеру. Волосы ее были растрепаны, одежда оборвана и засалена. Повсюду вокруг люди со смехом бегали по улицам, пели, кричали и вели себя крайне легкомысленно, как будто город вокруг них никогда не разваливался на части. Рейчел не могла этого понять.

Много дней она пряталась в своем подземном убежище даже после того, как ужасная тряска прекратилась. Она была уверена, что мир над ее головой кончился, и не испытывала ни малейшего желания оставлять свою уютную комнатку, чтобы увидеть, как демоны и духи торжествуют на развалинах ее любимого Хейхолта. Но в конце концов любопытство и храбрость победили. Рейчел была не такого сорта женщиной, чтобы принять без сопротивления даже конец света. Пусть они подвергнут ее своим дьявольским пыткам. Святая Риаппа страдала, верно ведь? Кто такая была Рейчел, чтобы медлить перед лицом святых?

Ее первый, подслеповатый, как у крота, взгляд на замок подтвердил самые худшие ожидания. Когда она шла по залам, через руины того, что было ее домом и ее величайшей гордостью, сердце Рейчел разрывалось от горя. Она проклинала людей или существа, которые сделали все это, проклинала так, что отец Дреозан, услышав такое, побледнел бы и убежал прочь. Гнев пылал в ней, как костер.

Но когда она наконец вышла в почти пустой Внутренний двор, то замешательство ее начало нарастать. Башня Зеленого ангела лежала в развалинах, повсюду были следы битвы, но те несколько человек, которых она обнаружила бродящими среди этого опустошения, утверждали, что Элиас умер и теперь все будет хорошо. С их языков, как и с языков многих других, которых она встретила по пути в Эрчестер, не сходили имена Мириамели, дочери короля Элиаса, и еще кого‑то, по прозвищу Снежная Прядь. Эти двое, принцесса и великий герой битвы на востоке, победитель дракона свергли Верховного короля. Скоро они поженятся, и тогда все будет хорошо. Все будет хорошо, это было рефреном каждого рассказа.

Рейчел фыркнула про себя. Только те, на ком никогда не лежало такой ответственности, как на ней, могли подумать, что эта работа займет меньше чем многие годы, но она не могла не почувствовать любопытства и слабой надежды. Может быть, действительно наступают лучшие дни. Люди, которых она встречала, говорили, что Прейратс тоже умер – сгорел в башне, так что правосудие наконец свершилось.

Может быть, думала она, Гутвульф спасется и выйдет на свет. Он заслуживает лучшей участи, чем вечно блуждать по подземелью, в то время как мир над головой возвращается к чему‑то похожему на порядок.

Добрые люди в Эрчестере накормили ее, уделив часть собственных жалких запасов, и позволили переночевать. Весь вечер она слушала рассказы о принцессе Мириамели и герое Снежной Пряди, рыцаре‑воине со шрамом от битвы с драконом на лице. Может быть, решила она, когда все успокоится, она предложит свои услуги новым правителям. Конечно же, Мириамель, поскольку она выросла в приличном месте, поймет, что в замке нужен порядок. Рейчел не думала, что сможет снова всем сердцем отдаться работе, но считала, что кое‑что все‑таки сможет сделать. Она изрядно постарела, но дело для нее найдется.

Рейчел Дракон посмотрела наверх. Пока ее мысли блуждали, ноги привели ее вниз, к окраинам площади, где был зажжен праздничный костер. Было собрано все продовольствие, которое смогли найти, и нечто вроде праздничного стола было накрыто в центре площади. Уцелевшие жители Эрчестера сновали крича, распевая и танцуя вокруг костра. Гул почти оглушал. Рейчел взяла кусочек сушеного яблока у молодой женщины и побрела в укромный уголок, чтобы поесть. Она села, прислонившись к стене лавки, и стала наблюдать за происходящим.

Молодой человек прошел мимо и на мгновение встретился с ней глазами. Он был очень худ, лицо его казалось грустным. Рейчел прищурилась. Что‑то в нем было знакомое.

Он, по‑видимому, подумал то же самое, потому что резко повернулся и пошел назад, по направлению к ней.

– Рейчел? Ведь вы же Рейчел, главная горничная?

Она смотрела на него, но не могла вспомнить имени.

– Да, – сказала она, – была.

Он внезапно шагнул вперед, немного испугав ее, и обнял.

– Разве вы не помните меня? – спросил он. – Я Джеремия! Мальчик свечника! Вы помогли мне бежать из замка.

– Джеремия, – сказала она, нежно поглаживая его спину. Значит, он остался жив. Это очень хорошо. Она была счастлива. – Конечно.

Он отступил назад и посмотрел на нее:

– Вы все время были здесь? Никто не видел вас в Эрчестере.

Она покачала головой, немного удивленно. А почему кто‑нибудь должен был искать ее?

– У меня была комната. Место, которое я нашла. Под замком. – Она пожала плечами, не в силах объяснить все, что произошло. – Я пряталась. Потом я вышла.

Улыбаясь, Джеремия схватил ее за руку:

– Идемте со мной. Есть люди, которые захотят вас увидеть.

Протестуя, сама не понимая почему – конечно, у старой женщины вроде нее не могло быть никаких особенно важных дел, – Рейчел тем не менее позволила провести себя сквозь бурлящие толпы прямо на площадь. Вместе с Джеремией, который тянул ее так сильно, что Рейчел даже хотела попросить отпустить ее, они прошли так близко к костру, что она почувствовала, как тепло прогревает ее озябшие кости. Через несколько мгновений они пробились сквозь толпу и подошли к линии вооруженных солдат, которые остановили их, скрестив пики. Джеремия прошептал что‑то на ухо капитану, и часовые пропустили их. Сил Рейчел хватило только на то, чтобы подумать, что же такое сказал Джеремия, но не хватило, чтобы спросить у него.

Внезапно они остановились, и Джеремия шагнул к молодой женщине, сидящей в ближайшем из двух высоких кресел. Когда он заговорил с ней, женщина посмотрела на Рейчел и медленно улыбнулась. Главная горничная в изумлении смотрела на нее. Это, конечно, была Мириамель, дочь короля, но она выглядела такой взрослой! И она была красивая. Светлые волосы вились вокруг ее лица, мерцая в свете костра. Она выглядела королевой до кончиков пальцев.

Рейчел почувствовала, как что‑то вроде благодарности охватывает ее. Может быть, в жизни наконец наступит хоть какое‑то подобие порядка – ну хоть немножко! Но чем может заинтересовать Мириамель, такую прекрасную и величественную, как ангел, старая служанка наподобие Рейчел?

Принцесса повернулась и сказала что‑то мужчине, сидевшему позади нее. Рейчел увидела, как он вздрогнул, потом вскочил на ноги.

Милостивая Риаппа, подумала она. Он такой высокий! Это, наверное, тот самый Снежная Прядь, о котором все говорят. Кто‑то называл его другое имя, как это…

– Сеоман, – сказала она вслух, глядя ему в лицо. Борода, белая прядь в волосах – сначала это был просто молодой человек. Потом она узнала.

– Рейчел! – В несколько огромных шагов он оказался рядом с ней. Некоторое время он смотрел на нее сверху вниз, потом широкая улыбка появилась на его лице. – Рейчел! – повторил он.

– Саймон?.. – пробормотала она. Мир окончательно сошел с ума. – Ты… жив!

Он нагнулся и крепко сжал ее в объятиях. Потом он поднял ее в воздух, так что ее ноги беспомощно болтались.

– Да! – хохотал он. – Я жив! Бог знает как, но я жив! О Рейчел, ты никогда не поверишь, что случилось! Никогда, никогда, никогда!

Он поставил ее на ноги и взял ее руки в свои. Она хотела отнять их, потому что слезы катились по ее щекам. Может ли это быть, или она наконец рехнулась? Но вот он здесь, рыжие волосы, дурацкая улыбка – вся ее жизнь. Больше чем жизнь.

– Ты… Снежная Прядь?

– Да, надо думать. – Он снова захохотал. – Да! – Он на минуту отпустил ее, потом обнял одной рукой. – Я так много должен рассказать тебе, но теперь у нас есть время – ничего нет, а время есть! – Он поднял голову и закричал: – Быстро! Это Рейчел! Принесите ей вина, принесите ей воды, дайте ей кресло!

– Но что случилось? – Она запрокинула голову и посмотрела на него – невероятно высокого, невероятно живого – и тем не менее Саймона. – Как это может быть?

– Сядь, – сказал он. – Я все тебе расскажу. А потом мы начнем большую уборку.

Она покачала головой, совсем сбитая с толку:

– Большую уборку?

– Ты была главной горничной… но ты всегда была чем‑то большим. Ты была мне матерью, но я был слишком мал и глуп, чтобы понять это. Теперь ты получишь все то уважение, которого заслуживаешь, Рейчел. И если ты захочешь, ты будешь главой всего Хейхолта. Видит Бог, мы нуждаемся в тебе. Армия слуг будет повиноваться тебе – отряды строителей, полки горничных, легионы садовников. – Он засмеялся очень по‑мужски. – Мы объявим войну развалинам, в которые сами Хейхолт и превратили, и отстроим замок заново. Мы снова сделаем наш дом прекрасным местом. – Он сжал ее в объятиях и потащил туда, где ждали, улыбаясь, Мириамель и Джеремия. – Ты будешь Рейчел Дракон, генерал Хейхолта.

Слезы струились по ее щекам.

– Дуралей, – сказала она.