Зима 1526

Анна отправилась в Гевер, и я уложила в ее дорожный сундучок рождественские гостинцы детям. Екатерине – марципановый домик, с черепичной крышей из жареного миндаля и окошками из жженого сахара. Попросила Анну вручить подарок на двенадцатую ночь Рождества и передать – мама любит свою дочку, мама скучает и скоро снова приедет.

Анна плюхнулась в седло с грацией фермерши, собирающейся на рынок. Никто ее не видит, какой смысл казаться изящной и приветливой.

– Почему бы не наплевать на всех и не удрать к своим любимым деткам? – Ее слова бередили мне душу.

– Благодарю за совет. Уверена, ты желаешь мне только добра.

– Один Бог знает, что ты тут без меня наворотишь.

– Бог, конечно, знает, – с готовностью подтвердила я.

– Есть женщины, на которых женятся, и есть, на которых не женятся, – провозгласила Анна. – Мужчины не утруждают себя женитьбой на любовницах вроде тебя, дети там или не дети.

Я радостно улыбнулась. Конечно, Анна куда находчивей и остроумней, а тут, в кои‑то веки, и у меня в руках оказалось оружие.

– Подозреваю, ты права. Но есть и третий сорт женщин – на них не только не женятся, а даже и любовницами не хотят сделать. Женщины, которые едут на Рождество в одиночестве домой. Похоже, ты именно из таких, дорогая сестрица. Счастливого пути!

Повернулась на каблуках и ушла. Что ей оставалось? Сестра кивнула сопровождавшему ее солдату, рысью выехала из ворот, поскакала по дороге в Кент. А хлопья снега кружились в воздухе.

Как только двор обосновался в Гринвиче, готовясь отпраздновать Рождество, положение королевы определилось. Ее не замечали, ею пренебрегали, любой придворный знал – она в немилости. До чего же мерзкое зрелище – мелкие птички среди бела дня толпой набросились на сову.

Племянник Екатерины, император Испании, подозревал – что‑то затевается, направил в Англию нового посла по имени Мендоса.[22]Хитрый законник, без сомнения, сможет представлять интересы королевы и вновь привести Испанию и Англию к согласию. Я застала дядю за секретным совещанием с кардиналом Уолси, догадалась – он не облегчит задачу послу Мендосе.

И оказалась права. Посол не попал ко двору во время рождественских праздников. Бумаги якобы оказались не в порядке, его не допустили ни к королю, ни к королеве. За ее перепиской следили, она не могла даже получить подарки, пока их не обследуют слуги.

Близилась двенадцатая ночь, а новый посол все еще не встретился с королевой. Только к середине января Уолси прекратил игру в кошки‑мышки и признал – посол Мендоса на самом деле является представителем императора Испании и может вручить верительные грамоты королю и письма королеве.

Я как раз находилась в покоях королевы, когда вошел паж кардинала и передал просьбу посла уделить ему внимание. Кровь бросилась королеве в лицо, она вскочила на ноги:

– Надо бы переменить платье, но нет времени.

Я стояла за ее креслом, одна я и осталась, остальные дамы прогуливались с королем по саду.

– Посол Мендоса привез вести от племянника. – Королева уселась в кресло. – Надеюсь, он сумеет укрепить союз между племянником и мужем. В семье не должно быть ссор. Сколько себя помню, Испания и Англия союзники, раздоры все испортят.

Я кивнула, дверь открылась.

Это не был посол со свитой, несущий подарки, письма и частные послания от императора Испании. В дверях показался кардинал, злейший враг королевы, который ввел в комнату посла, словно шут – дрессированного медведя. Посол был взят в плен. Он не мог поговорить с королевой наедине, его багаж давным‑давно обыскали. Нет, этому человеку не удастся склонить короля к новому союзу с Испанией, ему не вернуть королеве подобающее положение при дворе. Он сам едва не стал заложником кардинала.

Рука, протянутая для поцелуя, не дрожит. Голос ласков и мелодичен. Королева учтиво приветствует кардинала. И как догадаться, что ее погибель входит сейчас вместе с угрюмым послом и улыбающимся кардиналом. В этот момент королева понимает: ни друзья, ни семья ей не помогут. Она совершенно одна, полностью беззащитна.

В конце января, во время рыцарского турнира король отказался сесть в седло и выбрал Георга сражаться вместо него за королевский штандарт. Георг выиграл бой и получил в награду пару новеньких кожаных перчаток.

Той же ночью я застала короля в мрачном расположении духа. Завернувшись в теплый плащ, он сидел у камина, рядом недопитая бутылка, еще одна, пустая, валяется в золе в лужице красного вина.

– Как вы себя чувствуете, ваше величество? – заботливо спросила я.

Он обернулся. Налитые кровью глаза, изможденное лицо.

– Плохо, – ответил спокойно.

– Что случилось? – Я говорила нежно и просто, как с Георгом. Сегодня он не был похож на грозного короля. Просто мальчик, печальный мальчик.

– Я сегодня не участвовал в турнире.

– Знаю.

– И больше, может быть, никогда не сяду на лошадь.

– Генрих, почему?

Помолчал.

– Я испугался. Разве это не позорно? Когда на меня начали надевать доспехи, понял, что боюсь.

Я не знала, что сказать.

– Это опасное дело – турниры, – обидчиво произнес король. – Вы, женщины, в шатрах, с вашими подарками, с вашими пари, слушаете себе, как трубят герольды, вам не понять. Это не игрушки, тут вопрос жизни и смерти.

Я ждала.

– Что, если я погибну? – спросил он беспомощно. – Что будет тогда?

На одно ужасное мгновение я подумала – речь идет о его бессмертной душе.

– Никто же не знает, – произнесла нерешительно.

– Я не о том. – Он отмел мои робкие соображения. – Что станет с троном? Что станет с короной моего отца? Он объединил страну после стольких лет сражений, никто не верил, что такое возможно. И никто, кроме него, не смог бы. Но он всего добился. И у него было двое сыновей, двое, Мария! И когда Артур умер, оставался я, чтобы наследовать трон. Он создал королевство, выполнил свой долг – и на полях сражений, и в постели. Я унаследовал прекрасную страну – крепкие границы, покорные лорды, сокровищница, полная золота, – и мне некому ее передать!

Нечего ответить на эти горькие слова. Я опустила голову.

– Жизнь без сына гнетет меня. Каждую минуту думаю с ужасом – вдруг умру, не оставив наследника. Не могу биться на турнире, даже охотиться не могу с легким сердцем. Впереди изгородь, надо, отбросив сомнения, довериться коню и прыгнуть, а я вижу как наяву – лежу в канаве со сломанной шеей, а корона Англии катится в кусты – подбирай кто хочет. А кто сможет ее поднять?

На лице его читалось страдание, в голосе слышалась мука. Слишком много для меня. Дотянулась до бутылки, наполнила стакан.

Подумала: «Пришло время, дядя одобрил бы то, что я собираюсь сказать».

– У вас есть дети от меня. Наш сыночек Генрих – ваш живой портрет.

Он плотнее завернулся в плащ:

– Можешь идти. Георг ждет тебя?

– Он всегда ждет. Не хотите, чтобы я осталась?

– У меня тяжело на сердце, – сказал он откровенно. – Перед лицом смерти не радуют любовные игры.

Я сделала реверанс. Перед дверью помедлила и обернулась. Он не смотрел в мою сторону. Сгорбился в кресле, закутался в плащ, глядит на угли в камине, словно хочет прочесть в пламени свою судьбу.

– Вы можете жениться на мне, – тихонько сказала я. – У нас двое детей, и один из них мальчик.

– Что? – Его глаза затуманены отчаянием.

Конечно, надо быть настойчивее, ведь именно этого и ждет дядюшка. Но не все женщины умеют настаивать.

– Доброй ночи, – ласково сказала я. – Доброй ночи, милый принц.

И оставила его наедине с собственными невзгодами.