Дело не в простом сочувствии

Всеобщая распространенность, или повсеместность — пятая основная черта, — это кое-что совсем иное. Под этим термином мы имеем в виду систематическое распространение новых СМИ по всему миру и во всех экономических слоях общества.

Потенциальный кошмар, с которым сталкиваются правитель­ства высокоразвитых стран, имеет в своей основе раскол общества на тех, кого можно назвать информационно богатым, и на тех, кто информационно беден. Любое правительство, которому не удается принять конкретные меры, чтобы избежать этого раскола, навле­чет на себя в будущем политический переворот. Пока что эта опас­ная поляризация общества вряд ли неизбежна.

На самом деле, можно представить себе, что в возникающем сейчас обществе будет в большой мере одинаковая доступность информации — и не потому, что у влиятельной элиты будет поли-

тически верное чутье, а потому, что будет действовать то, что мож­но назвать «законом повсеместности».

Этот закон исходит из того, что должны появиться сильные коммерческие, а также политические побудительные причины для того, чтобы новая электронная инфраструктура была не эксклю­зивной, а инклюзивной, включающей в себя как можно больше участников.

В период своего детства телефон рассматривался как роскошь. Мысль о том, что когда-нибудь телефон будет у каждого человека, казалась абсолютно невероятной. Почему бы каждому живущему на земле не хотеть чего-нибудь?

Тот факт, что сейчас почти каждый человек в высокоразвитой стране, будь он богатым или бедным, имеет телефон, связан вовсе не с альтруизмом, а с тем, что чем больше людей «включены» в какую-либо систему, тем больше ценность этой системы для всех ее пользователей, и особенно — для коммерческих целей.

То же оказалось верным, как мы это отмечали выше, в случае развития почтовой службы. Индустриальное хозяйство нуждалось в каком-либо способе посылать счета, рекламировать товары, про­давать газеты и журналы, и все это — каждому, а не только бога­тым людям. И в наше время опять-таки, когда факсы стали заме­щать почтовую службу индустриальной эры, те же самые причины приводят к ускорению распространения новых технологий.

В Соединенных Штатах в 1989 г. было два с половиной милли­она факсов, выпускающих миллиарды страниц факсимильных до­кументов в год⁴. Количество факсов возрастало за год в два раза отчасти потому, что старые их владельцы способствовали тому, чтобы их друзья, покупатели, клиенты, члены семьи купили то же самое и как можно быстрее, чтобы они могли отправлять им свои сообщения. И чем больше существует отдельных факсимильных устройств, тем выше ценность этой системы для всех, кто с ней связан.

Поэтому в интересах самих богатых людей найти способы, которые позволили бы расширить новые системы так, чтобы вклю­чить в них менее богатых, а вовсе не исключить их отсюда.

Подобно телефонам и видеомагнитофонам, факсы начинают появляться даже в самых скромных домах — в соответствии с за­коном повсеместности. И то же будет происходить с волоконными

оптическими кабелями и другими современными технологиями, независимо от того, кто платит — отдельный человек, общество в целом или другие пользователи, чьи взносы окажут услугу тем, кто сам не в состоянии позволить себе эти расходы.

Широчайшее распространение коммуникационных возможно­стей — это неотделимая часть новой системы создания материаль­ных ценностей. При этом практически невозможно не идти по тому пути, который старая телефонная компания Белла называла «универсальной службой», т.е. всеобщей распространенностью, повсеместностью, — вместе с интерактивностью, мобильностью, обратимостью и возможностью взаимосвязи.

И, наконец, новая инфраструктура является глобальной по сво­им возможностям и сфере деятельности. Как капитал течет по кана­лам электронной связи через границы между государствами, за счи­танные секунды проносясь туда и обратно — от Цюриха до Гонконга, от Гонконга до Норвегии, от Норвегии до Токио, от Токио до Уолл­стрит, — так и информация движется такими же сложными путями. Какое-либо изменение в курсе американских векселей или отноше­ния иены к немецкой марке становится мгновенно известным во всем мире; аналогичным образом на следующее утро после крупных со­ревнований в Лос-Анджелесе молодежь, живущая в Хошимине, об­суждает, кто вышел в них победителем. Духовные границы государ­ства стали столь же проницаемыми, что и финансовые.

Объединение этих шести принципов приводит к созданию рево­люционной нервной системы всей планеты, способной оперировать с неимоверно возросшим количеством данных, информации и зна­ний, используя все более быструю передачу и анализ сигналов. Это — гораздо более способная к адаптации, интеллектуальная и сложная нервная система человеческой расы, которую невозможно было пред­ставить себе когда-либо в прошлом.

ЭЛЕКТРОННЫЙ «АКТИВИЗМ»

Рост новых СМИ, соответствующий по своей форме требова­ниям совершенно нового способа производства материальных цен­ностей, бросает вызов тем, кто находится у власти, порождая но­вые политические методы, избирательные округа и союзы.

Так же как люди, жившие, скажем, в начале XVIII в., не могли себе представить политических изменений, которые были бы выз­ваны распространением фабричного производства, так же и сегод­ня почти невозможно предвидеть (разве что в спекуляциях в стиле научной фантастики), что случится с политикой под влиянием возникающих на наших глазах новых СМИ.

Рассмотрим для примера интерактивность.

Давая возможность телезрителям не просто смотреть на экран, а как-то использовать изображение, интерактивность сможет ког­да-нибудь существенно влиять на ход политических кампаний и выбор кандидатов. Интерактивные СМИ сделают возможными гораздо более совершенные опросы общественного мнения, чем это было раньше, благодаря тому, что это будут не ответы на те вопросы, которые допускают только «да» или «нет», а ответы на вопросы, позволяющие респонденту сделать выбор среди многих возможностей.

Но возможности интерактивных СМИ выходят далеко за рам­ки голосования. Будет ли кандидат, если его выберут, проводить работу по улучшению окружающей среды, и если да, то в какой мере? Как реагировал бы кандидат на кризис с заложниками, ра­совые беспорядки или ядерную катастрофу при самых разных об­стоятельствах? Вместо того чтобы попытаться оценить достоин­ства и характер суждений потенциального президента, слушая 30-секундные коммерческие передачи, интерактивные пользова­тели видеосистем завтрашнего дня могли бы настроиться на опре­деленную программу или поставить дискету, которая покажет им наглядно, как тот или иной кандидат обсуждает различные вопро­сы и как он принимает решения в самых различных условиях, за­даваемых самими голосующими. Политические платформы могли бы излагаться самым подробным образом, чтобы те, кто должен голосовать, могли влиять на лежащие в их основе предположения бюджетного характера и задавать вопросы: «А что будет, если?..»

Если многие люди могут принимать участие в каком-либо мас­совом игровом шоу вроде «Опасности», причем компьютер регис­трирует их ответы и подсчитывает очки, то не надо иметь слиш­ком богатое воображение, чтобы приспособить такую технологию для опроса общественного мнения или коллективного принятия решения — политической организации нового типа.

Футурологи, специалисты в области моделирования и многие другие долгое время обсуждали возможность организовать очень большое число граждан для участия в политических «играх». Про­фессор Хосе Виллегас из Корнелского университета разработал мо­дели такой активности уже в конце 60-х годов; среди них были игры, в которых могли участвовать резиденты гетто и скваттеры с целью политического образования и протеста.

Но чего не хватало в то время, так это технологий. Распрост­ранение электронной интерактивности даст инструмент для поли­тических «игр» в миллионах жилых помещений. С их помощью граждане могут в принципе по крайней мере проводить свои соб­ственные опросы общественного мнения и создавать свои собствен­ные «электронные партии» или «электронных лоббистов», а также «группы давления» для самых разных целей.

Легко можно вообразить также электронный саботаж — не одиночный акт, осуществляемый каким-либо наемником или уго­ловником, но мероприятие, имеющее своей целью политический протест или шантаж. В 14 ч. 25 мин. 15 января 1990 г. инженеры в Бедминстере, штат Нью-Джерси, заметили, что на 75 экранах ми­гают красные лампочки, сигнализируя о состоянии сети идущих на большие расстояния телефонных линий в Соединенных Шта­тах. Каждая лампочка была сигналом повреждения.

«Это почти не могло случиться. Увы, это случилось», — ком­ментировал событие Уильям Лич, управляющий операционным центром этой сети. «Увы» относилось к массовому повреждению в американской телефонной системе, которое не могли устранить в течение 9 часов; за это время были блокированы, судя по расче­там, 65 млн. телефонных звонков⁵.

Исследование показало, что такое повреждение произошло из-за ошибки в компьютерной программе. Но те, кто изучал этот воп­рос, не могли «категорически исключить» и того, что оно стало результатом саботажа. Случилось так, что 15 января было нацио­нальным праздником — днем рождения Мартина Лютера Кинга. Оказалось также, что некоторые американские расисты изо всех сил ненавидят Кинга, и они почувствовали себя оскорбленными тем, что в память о нем объявлен национальный праздник. Нако­нец, это нарушение связи могло возникнуть каким-то случайным образом. Но не надо быть слишком недоверчивым, чтобы предста-

вить себе в будущем политические протесты и саботаж, осуществ­ляемые по электронным каналам.

Однако необязательно заниматься спекуляциями в стиле на­учной фантастики, чтобы осознать некоторые глубокие соци­альные проблемы, возникающие уже сегодня из-за введения новой формы хозяйствования, — проблемы, имеющие отноше­ние к тому способу, посредством которого знания распростра­няются в обществе.