Армейские традиции 1 page

Диана Гэблдон

Автор международных бестселлеров, Диана Гэблдон является лауреатом премии «Квилл» и премии RITA, присуждаемой Обществом писателей любовных романов Америки. Она создала серию «Странник» — чрезвычайно популярных романов о путешествиях во времени: «Чужеземец», «Стрекоза в янтаре», «Барабаны осени», «The Fiery Cross» и «А Breath of Snow and Ashes». Среди ее исторических романов о необычайных приключениях лорда Джона — такие, как «Lord John and the Private Matter», «Lord John and the Brotherhood of the Blade», «Лорд Джон и суккуб», и сборник рассказов о лорде Джоне «Lord John and the Hand of Devils». Кроме того, она написала современный детектив «White Knight». Готовится к выходу новый роман о Страннике, «Аn Echo in the Bone».

Здесь ее отважный герой, лорд Джон, отправляется в Новый Свет и во время осады Квебека подвергается куда более коварным опасностям, чем обычные пули, снаряды и клинки.

АРМЕЙСКИЕ ТРАДИЦИИ

Если так подумать, скорее всего, это все вышло из-за электрического угря. Джон Грей мог бы обвинить во всем — и некоторое время винил — благородную Каролину Вудфорд. И хирурга. И уж, конечно, этого треклятого поэтишку. И все-таки... нет, это все из-за угря.

Прием проходил в доме Люсинды Джоффрей. Сэра Ричарда дома не было: дипломат его ранга не мог одобрить подобных развлечений. Вечеринки с электрическими угрями были последним писком сезона в Лондоне, но, поскольку достать этих животных было трудно, частные приемы устраивали редко. Обычно такие представления устраивали в театрах, где немногие избранные счастливчики поднимались на сцену, получали разряд тока и валились на пол, как кегли, на потеху публике.

— Рекорд был — сорок два человека! — сообщила ему Каролина, глядя широко раскрытыми сияющими глазами на тварь, которая извивалась у себя в аквариуме.

— Да ну?

Это было одно из самых странных созданий, какое он когда-либо видел, хотя и не особенно впечатляющее на вид. Почти три фута в длину, массивное квадратное тело с тупой головой, как будто бы неумело вылепленной из пластилина, и крошечными глазками, похожими на тусклые бусинки. Существо не имело ничего общего с гибкими, извивающимися угрями с рыбного рынка — и уж точно не выглядело так, словно способно сбить с ног сорок два человека за раз.

Изящного в этой твари не было ни капли, если не считать узкого плавника, который шел вдоль всей нижней половины его тела, колеблясь, точно тюлевая занавеска на ветру. Лорд Джон сообщил

об этом достопочтенной Каролине и был обвинен в том, что его тянет на поэзию.

— На поэзию? — насмешливо переспросили сзади. — Неужто таланты нашего отважного майора неисчислимы?

Лорд Джон обернулся, мысленно скривился, но тем не менее улыбнулся и поклонился Эдвину Николсу.

— Мне бы и в голову не пришло вторгаться в ваши владения, мистер Николс! вежливо сказал он. Николс кропал кошмарные стишки, в основном про любовь, и барышни определенного типа были от него без ума. Благородная Каролина к их числу не принадлежала: она написала очень остроумную пародию в его стиле, хотя Грей подозревал, что Николс о ней не слышал. По крайней мере, он на это надеялся.

— Вот как? В самом деле? — Николс приподнял бровку медового цвета и коротко, но многозначительно взглянул на мисс Вудфорд. Тон его был шутливым, но взгляд — отнюдь, и Грей невольно спросил себя, сколько бокалов успел влить в себя мистер Николс. Щеки у него раскраснелись, глаза блестели, но это, видимо, от жары, которая стояла в комнате — а жарко было изрядно, — и от возбуждения.

— Не собираетесь ли вы сложить оду о нашем приятеле? — осведомился Грей, не обращая внимания на тонкий намек Николса и указывая на большой аквариум, где лежал угорь.

Николс расхохотался громче, чем следовало — да, он явно хватил лишнего, и небрежно махнул рукой.

— Нет, майор, что вы! Как я могу тратить свой поэтический пыл на столь грубое и незначительное существо, когда меня вдохновляют такие нежные ангелы?

Он, осклабившись, вылупился — Грей вовсе не собирался нарочно его принижать, но он действительно вылупился! — на мисс Вудфорд. Мисс Вудфорд улыбнулась, сжав губы в ниточку, и укоризненно хлопнула его веером.

«Где же ее дядюшка?» — подумал Грей. Саймон Вудфорд разделял интерес своей племянницы к естественной истории и уж наверное не отказался бы сопровождать ее... Ах, вон он! Саймон Вудфорд был всецело поглощен беседой с мистером Хантером, знаменитым хирургом, — и с чего это Люсинде взбрело в голову его пригласить? Но тут он увидел, как Люсинда смотрит на мистера Хантера поверх своего веера, и понял, что она его как раз не приглашала.

Джон Хантер был знаменитый хирург — и печально знаменитый а патом. Ходили слухи, что он не остановится ни перед чем, чтобы добыть особенно нужное ему тело, человеческое или не человеческое. Он действительно вращался в обществе — но не в кругу Джоффреев.

Глаза у Люсинды Джоффрей были чрезвычайно выразительные. Только они и давали ей право претендовать на титул красавицы: миндалевидные, янтарные, они, помимо всего прочего, обладали даром посылать чрезвычайно грозные сообщения через всю комнату.

«Подите сюда!» — потребовали они. Грей улыбнулся, приподнял бокал, приветствуя ее, но повиноваться и не подумал. Глаза сузились, гневно сверкнули, взглянули в сторону хирурга, который пробирался к аквариуму, весь любопытство и пытливое внимание.

Глаза снова устремились на Грея.

«Избавьтесь от него!» — приказывали они.

Грей взглянул на мисс Вудфорд. Мистер Николс ухватил ее за руку и, похоже, что-то декламировал. Мисс Вудфорд, судя по всему, мечтала только о том, чтобы получить свою руку обратно. Грей из глянул на Люсинду и пожал плечами, кивнув на охристо-бархатную спину мистера Николса, как бы выражая сожаление, что его обязанности не позволяют ему выполнить ее приказ.

— Не только личико ангельское, — говорил Николс, стискивая мальчики Каролины так, что та пискнула, — но и кожа тоже!

Он погладил ее по руке, лыбясь все противнее.

— Хотел бы я знать, чем пахнут ангелы по утрам?

Грей задумчиво смерил его взглядом. Еще одна реплика подобного сорта, и придется пригласить мистера Николса прогуляться в саду. Николс был высокий и плотный, весил на пару стоунов^[16] больше Грея и славился своей воинственностью. «Первым делом надо попробовать сломать ему нос, — размышлял

Грей, перекатываясь с пятки на носок, — а потом воткнуть его головой в изгородь. Обратно он уже не выберется, если вздуть его хорошенько!»

— На что это вы так смотрите? — неприятным тоном осведомился Николс, перехватив направленный на него взгляд Грея.

От необходимости отвечать Грея избавило громкое хлопанье в ладоши: владелец угря требовал внимания. Мисс Вудфорд воспользовалась этим, чтобы отнять руку у Николса. Щеки у нее пылали от унижения. Грей тут же подошел к ней и взял ее под руку, смерив Николса ледяным взглядом.

— Идемте, мисс Вудфорд, — сказал он. — Давайте найдем хорошее место, откуда удобно будет наблюдать за происходящим.

— Всего лишь наблюдать? — переспросил голос сзади. — Но ведь вы намерены не только наблюдать, не правда ли, сэр? Неужели вам не любопытно испытать этот феномен на себе?

То был сам Хантер. Его лохматые волосы были небрежно собраны в косицу, по, впрочем, камзол сливового цвета выглядел вполне прилично. Он улыбался, глядя на Грея снизу вверх: хирург был плечист и мускулист, но невысок ростом, едва пять футов два дюйма против пяти футов шести дюймов Грея. Очевидно, от него не укрылась молчаливая беседа Грея с Люсиндой.

— О, я думаю, что... — начал было Грей, однако Хантер уже ухватил его под руку и поволок к толпе, собиравшейся вокруг аквариума. Каролина, встревоженно оглянувшись на гневно насупившегося Николса, торопливо последовала за ними.

— Мне будет чрезвычайно интересно услышать ваш отчет о пережитых ощущениях, — тараторил Хантер. — Некоторые рассказывают о пережитой эйфории, мгновенном замешательстве... у некоторых перехватывает дыхание или кружится голова, некоторые испытывают боль в груди... У вас ведь не слабое сердце, а, майор? А у вас, мисс Вудфорд?

— У меня? — удивилась Каролина.

Хантер поклонился ей.

— Мне было бы особенно любопытно узнать о ваших впечатлениях, мэм, — почтительно произнес он. — Дамам так редко хватает храбрости на то, чтобы пережить подобное приключение!

— Она не хочет! — поспешно вмешался Грей.

— Как знать, может быть, и хочу! — возразила она и слегка нахмурилась, глядя на Грея, а потом перевела взгляд на аквариум и продолговатый серый силуэт внутри. Она слегка вздрогнула — но Грей был достаточно давно знаком с этой дамой и знал, что это скорее дрожь предвкушения, нежели отвращения.

Мистер Хантер тоже это понял. Он улыбнулся еще шире и снова поклонился, протягивая руку мисс Вудфорд.

— Позвольте, мэм, я обеспечу вам место!

Грей с Николсом оба решительно шагнули вперед, намереваясь ему помешать, столкнулись, и, пока они обменивались гневными взглядами, мистер Хантер подвел Каролину к аквариуму и представил ее владельцу угря, черненькому существу по имени Хорас Садфилд.

Грей отпихнул Николса в сторону и нырнул в толпу, бесцеремонно проталкиваясь вперед.

Хантер заметил его — и просиял.

— У вас, случайно, не осталось в груди шрапнели, а, майор?

— Что-что?!

— Шрапнели у вас в груди не осталось, нет? — повторил Хантер. — Артур Лонгстрит описывал мне операцию, во время которой он вынул из вашей груди тридцать семь кусков металла — весьма впечатляюще! Но если что-то осталось внутри, я советовал бы вам воздержаться от опытов с угрем. Видите ли, металл проводит электричество и потому риск ожогов...

Николс тоже пробился через толпу и, услышав слова доктора, мерзко хохотнул.

— Да-да, майор, великолепный предлог, чтобы отказаться! — ядовито заметил он.

«Он и в самом деле сильно пьян, — подумал Грей. — Но тем не менее...»

— Нет, не осталось! — резко возразил он.

— Великолепно, — любезно сказал Садфилд. — Я так понимаю, вы военный, сэр? Отважный джентльмен — кому, как не вам, быть п ервым?

И прежде чем Грей успел что-нибудь возразить, он очутился вплотную к аквариуму. Каролина Вудфорд стиснула его руку, за вторую руку ее ухватил Николс, который злобно смотрел исподлобья.

— Ну что, леди и дженльмены, все ли готовы? — осведомился Садфилд. — Сколько всего, Доббс?

— Сорок пять! — отозвался его помощник из соседней комнаты, через которую змеилась вереница участников опыта, держащихся за руки и дрожащих от возбуждения. Остальные гости держались поодаль, жадно глядя на них.

— Все взялись за руки, да? — воскликнул Садфилд. — Крепче держитесь за руки, друзья мои, прошу вас, крепче держитесь за руки!

Он обернулся к Грею, его маленькое личико аж светилось.

— Прошу вас, сэр! Хватайте его крепче, прошу вас — вот тут, повыше хвоста!

И Грей, не внемля гласу рассудка и не заботясь о своих кружевных манжетах, стиснул зубы и опустил руку в воду.

Хватая скользкую тварь за хвост, он ожидал испытать нечто вроде удара, как от лейденской банки, и снопа искр. Но вместо этого его отшвырнуло назад, все мышцы в его теле свело судорогой, и он забился на полу, точно выброшенная на берег рыба, хватая воздух ртом в тщетной попытке снова обрести способность дышать.

Хирург, мистер Хантер, присел рядом в ним и уставился на него с неподдельным интересом.

— И как вы себя чувствуете? — осведомился он. — Голова кружится?

Грей потряс головой, разевая рот, точно золотая рыбка, и не без усилия стукнул себя в грудь.

Мистера Хантера не пришлось долго упрашивать: он проворно расстегнул камзол Грея и прижался ухом к его груди. То, что он услышал — а точнее, то, чего он не услышал, — явно его встревожило, потому что он вскинулся, стиснул кулаки и обрушил их на грудь Грея с такой силой, что у того аж позвоночник хрустнул.

Этот спасительный удар вышиб из легких Грея остатки воздуха; они рефлекторно наполнились снова, и майор внезапно заново вспомнил, как дышать. Сердце тоже вспомнило о своих обязанностях и забилось заново. Он сел, отвел руки мистера Хантера, который уже примеривался нанести ему следующий удар, и, моргая, оглядел царящее вокруг побоище.

Пол был усеян телами. Некоторые корчились, некоторые лежали неподвижно, беспомощно раскинув руки и ноги, некоторые уже пришли в себя и с помощью друзей поднимались на ноги. Звучали возбужденные возгласы, Садфилд стоял рядом со своим угрем, гордо улыбаясь и принимая поздравления. Сам угорь, похоже, был недоволен: он плавал кругами, сердито дергая массивным хвостом.

Эдвин Николс стоял на четвереньках, медленно поднимаясь на ноги. Грей подхватил под руки Каролину Вудфорд и помог ей встать. Встать-то она встала, но так неловко, что тотчас потеряла равновесие и упала прямо на мистера Николса. Тот тоже потерял равновесие и тяжело опустился на пол, а благородная Каролина очутилась у него на коленях. Николс то ли от шока, то ли от возбуждения, то ли спьяну, то ли оттого, что по природе был хамом, воспользовался случаем, облапил растерянную Каролину и смачно чмокнул ее прямо в губы.

— Что было потом — Грей помнил плохо. У него осталось смутное ощущение, что он все-таки сломал Николсу нос, и, судя по разбитым и опухшим костяшкам на правой руке, так оно и было. Однако помимо этого было много шума, и у Грея осталось неприятное ощущение, что его тело упорно не желало держаться в отведенных ему пределах. Казалось, те или иные его части то и дело уплывали в сторону, покидая границы его плоти.

А то, что оставалось внутри, явно пришло в расстройство. Его слух, который до сих пор не восстановился полностью после того, как рядом с ним несколько месяцев назад взорвалась пушка, после электрического удара отказал окончательно. То есть слышать он что-то слышал, но услышанное не имело никакого смысла. Отдельные слова долетали до него сквозь неумолчное гудение и звон в ушах, но он никак не мог соотнести их с движениями шевелящихся губ вокруг. Он даже не был уверен, говорит ли он сам именно то, что хочет сказать.

Вокруг кишели голоса, лица — море хаотичных звуков и движений. Его хватали, тащили, толкали. Он выбросил руку в сторону, скорее чтобы проверить, что там есть, чем стремясь нанести

удар — но снова ощутил сопротивление плоти. Временами вокруг всплывали лица, которые он узнавал: Люсинда, шокированная и разъяренная; Каролина, растерянная, с растрепанными рыжими волосами и осыпавшейся пудрой.

В общем и целом Грей не был уверен, вызвал он Николса на дуэль или наоборот. Николс ведь должен был бросить ему вызов? Он отчетливо помнил Николса, зажимающего нос окровавленным платком, с сузившимися глазами, горящими жаждой убийства. Но потом он обнаружил себя в рубашке, стоящим в небольшом парке позади дома Джоффреев, с пистолетом в руке. Не сам же он выбрал стреляться на чужих пистолетах, верно?

Может быть, Николс все же оскорбил его и он бросил Николсу вызов, сам того не сознавая?

Днем прошел дождь, и теперь сделалось холодно; ветер трепал рубашку, прижимая ее к телу. Обоняние у него заметно обострилось казалось, это было единственное из его чувств, которое по-прежнему работало как следует. Пахло дымом из каминов, сырой зеленью и его собственным потом, запах которого приобрел странный, металлический оттенок. И какой-то мерзостью, отдававшей слизью и тиной. Это он машинально вытер об штаны руку, которой хватался за угря.

Кто-то что-то ему говорил. Он не без труда сосредоточился на докторе Хантере, который стоял рядом с ним, все с тем же выражением всепоглощающего любопытства на лице. «Ну да, конечно. Понадобится же врач, — рассеянно подумал он. — На дуэли всегда должен присутствовать врач...»

— Да, — ответил он, догадавшись по приподнятым бровям Хантера, что тот о чем-то спросил. Потом, запоздало испугавшись, что только что обещал свое тело хирургу, если его пристрелят, свободной рукой ухватил Хантера за камзол.

— Нет! Не прикасайтесь... ко мне, — выдавил он. — Никаких... скальпелей. Упырь! — добавил он, вспомнив, наконец, нужное слово.

Хантер кивнул. Он, похоже, не обиделся.

Небо было затянуто тучами, единственный свет давали далекие фонари у подъезда. Николс выглядел как белесое пятно, и пятно это приближалось.

Внезапно кто-то ухватил Грея, силой развернул его и поставил спиной к спине с Николсом. Жар тела противника, внезапно оказавшегося так близко, застал его врасплох.

«Черт! — подумалось ему вдруг. — Хорошо ли он стреляет?»

Кто-то что-то сказал, и он пошел вперед — то есть ом думал, что пошел вперед, — пока чья-то протянутая рука не остановила его. Кто-то стал настойчиво тыкать пальцем назад, и он развернулся в ту сторону.

«О, дьявольщина! — устало подумал он, видя, как опускаемся рука Николса. — Что ж, плевать!»

Полыхнула вспышка, он невольно зажмурился — звук выстрела потерялся за аханьем толпы, — и немного постоял, пытаясь понять, попали в него или нет. Однако все вроде бы было в порядке, и кто-то, стоящий поблизости, понукал его, заставляя стрелять.

«Гребаный поэтишка! — подумал он. — Выстрелю в воздух, и делу конец. Я домой хочу».

Он поднял руку, целясь в воздух, но рука на миг утратила контакт с его разумом, и запястье опустилось. Он дернул рукой, чтобы поправить ее, и палец надавил на спусковой крючок. Он еле успел отвести дуло в сторону, и прогремел выстрел.

К его изумлению, Николс пошатнулся и сел на траву. Он сидел, опершись на руку, вторую руку театральным жестом прижимал к плечу, голова откинута назад.

Дождь был уже довольно сильный. Грей сморгнул капли с ресниц и тряхнул головой. В воздухе висел резкий привкус резаного металла, и на миг ему показалось, будто пахнет... фиолетовым.

— Не может такого быть, — произнес он вслух и обнаружил, что к нему вернулась способность нормально говорить. Он обернулся, чтобы поговорить с Хантером, но хирург, разумеется, сразу бросился к Николсу и теперь заглядывал тому за ворот рубашки. Грей увидел на рубашке кровь, но Николс упорно отказывался лечь и энергично жестикулировал свободной рукой. По лицу у него струилась кровь из разбитого носа; может быть, другой крови и не было.

— Идемте, сэр, — тихо сказал кто-то у него за плечом. — Иначе у леди Джоффрей будут неприятности.

— Что-что?

Он удивленно обернулся и обнаружил, что это Ричард Тарлтон, который был прапорщиком у него в Германии, а теперь носил форму лейтенанта уланов.

— Ах да! Конечно.

Дуэли в Лондоне были запрещены, и если полиция арестует гостей Люсинды возле ее дома, выйдет скандал, а это совсем не понравится ее супругу, сэру Ричарду.

Толпа вокруг уже растаяла, как будто размытая дождем. Фонари у дверей погасли. Хантер и кто-то еще уводили прочь Николса, хромающего под усиливающимся дождем. Грея пробрала дрожь. Бог весть, где теперь его мундир... или плащ...

— Что ж, идемте, — сказал он.

Грей открыл глаза.

Что вы сказали, Том?

Том Борд, его лакей, издал гулкий, как из каминной трубы, кашель на расстоянии фута от уха Грея. Видя, что ему удалось привлечь внимание хозяина, он торжественно протянул ему ночной горшок.

— Его светлость ждет внизу, милорд. Вместе с ее светлостью.

Грей поморгал, уставившись на окно за спиной Тома. Между

раздернутыми шторами тускло светлел мутный прямоугольник дождливого неба.

— Ее светлость? Сама герцогиня?

Что такое могло стрястись? Сейчас никак не больше девяти утра. А его невестка никогда не наносит визитов раньше полудня, да и то он ни разу не слышал, чтобы она выезжала днем вместе с его братом...

— Нет, милорд. С маленькой.

— С маленькой?.. A-а, с моей крестницей?

Он сел на кровати, чувствуя себя неплохо, но странно, и взял у Тома горшок.

— Да, милорд. Его светлость говорят, что желают побеседовать с вами о «событиях минувшего вечера».

Том отошел к окну и теперь критически взирал на останки хозяйской рубашки и штанов, заляпанные травой, грязью, кровью

и пороховой гарью и небрежно брошенные на спинку стула. Он обратил укоризненный взор на Грея, но тот закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти события, о которых шла речь.

Ощущение какое-то непонятное. Пил? Нет, он не пил: голова не болит, желудок тоже в порядке...

— Минувшего вечера... — повторил он. Минувший вечер был суматошным, но он все помнил. Прием с угрем. Люсинда Джоффрей, Каролина... какое дело Хэлу до... что, неужто из-за дуэли? С чего бы брату беспокоиться из-за такого пустяшного дела а даже если оно его и беспокоит, с чего бы ему появляться в доме у Грея ни свет ни заря, да еще и с шестимесячной дочуркой?

Впрочем, необычным было скорее время суток, чем присутствие малышки — брат часто таскал девочку с собой под тем неуклюжим предлогом, что ребенку нужен воздух. Жена утверждала, что ему хочется похвастаться малышкой — она и впрямь была очаровательна, — но Грей полагал, что все гораздо проще. Его свирепый, властный, самодержавный братец, полковник своего личного полка, наводивший ужас равно на своих солдат и на своих врагов, попросту влюбился в свою дочку. Через месяц полку предстояло отбыть к новому месту назначения. И Хэл был просто не силах разлучиться с ней.

Так что Грей нашел герцога Пардлоу в утренней гостиной. Леди Доротея Жаклин Бенедикта Грей восседала у него на руках и сосала протянутый отцом сухарик. Ее влажный шелковый чепчик, одеяльце из кроличьего меха и два письма, одно уже открытое, другое запечатанное, лежали на столе рядом с герцогом.

Хэл взглянул на него.

— Я уже велел подать тебе завтрак. Дотти, поздоровайся с дядей Джоном!

Он бережно развернул младенца навстречу Джону. Малютка, не оставляя сухарика, издала невнятный писк.

— Доброе утро, лапочка! — Джон склонился над ней и поцеловал ее в макушку, покрытую нежным белым пушком и слегка влажную. — Что, славно прогулялись с папочкой под проливным дождем?

— Мы тебе кое-что привезли.

Хэл взял со стола распечатанное письмо и, приподняв бровь, вручил его брату.

Грей тоже приподнял бровь и принялся читать.

— Что-о?! — воскликнул он, вскинув голову и разинув рот.

— Да-да, вот это самое я и сказал, — сердечно согласился Хэл, — когда это доставили к моим дверям незадолго до рассвета.

Он протянул руку к запечатанному письму, бережно поддерживая девочку, чтобы не уронить ее.

— А это — тебе. Его доставили сразу после рассвета.

Грей отбросил первое письмо, как будто оно вспыхнуло у него в руках, схватил второй конверт и разорвал его.

«О Джои, говорилось в нем — без какого-либо вступления, — простите меня, я не могла его остановить, я в самом деле не могла, мне так жаль, я ему говорила, но он и слушать не желал. Я бы сбежала прочь, но не знаю, куда мне податься. Пожалуйста, пожалуйста, сделайте что-нибудь!»

Письмо было без подписи, но в ней и не было нужды. Оно было написано второпях, вкривь и вкось, но Грей все же узнал почерк благородной Каролины Вудфорд. Бумага была в пятнах — видимо, от слез?

Грей энергично потряс головой, словно желая прочистить мысли, потом снова взял в руки первое письмо. Нет, ему не показалось: это было официальное послание от Альфреда, лорда Эндерби, его светлости герцогу Пардлоу, с требованием удовлетворения за оскорбление чести его сестры, благородной Каролины Вудфорд, нанесенное посредством брата его светлости, лорда Джона Грея.

Грей несколько раз перевел взгляд с одного письма на другое, и наконец взглянул на брата.

— Какого черта?!

— Я так понимаю, вчерашний вечер был весьма богат на события, — сказал Хэл и, кряхтя, наклонился, чтобы поднять с пола сухарик, который Дотти бросила на ковер. — Нет, милая, это ты больше кушать не будешь.

Дотти яростно запротестовала и отвлеклась только тогда, когда дядя Джон взял ее на руки и подул ей в ушко.

— Богат на события... — повторил он. — Ну да, пожалуй. Но я не сделал Каролине Вудфорд ничего дурного, если не считать того, что держал ее за руку, когда нас ударил током электрический угорь, клянусь! Глю-глю-глю-глю-глю-пшшшш! — сказал он Дотти, которая завизжала и захихикала в ответ. Он поднял глаза и обнаружил, что Хэл пристально смотрит на него.

— Ну, на приеме у Люсинды Джоффрей, — пояснил он. — Ведь вас с Минни туда тоже приглашали, разве нет?

Хэл хмыкнул.

— Ах, ну да. Приглашали, но мы уже обещались быть в другом месте. Про угря Минни ничего не говорила. И что это за история с дуэлью из-за барышни, а?

— Чего? Это вовсе не...

Он остановился, пытаясь собраться с мыслями.

— Хотя, может быть, и да, если так подумать. Николс — ну, знаешь, тот свинтус, который написал оду, посвященную ножкам Минни, — так вот, он поцеловал мисс Вудфорд, а она не желала с ним целоваться, и я дал ему в рожу. А кто тебе рассказал про дуэль?

— Ричард Тарлтон. Он вчера поздно вечером явился в клуб и сказал, что только что проводил тебя домой.

— Ну что ж, тогда тебе, скорее всего, известно ровно столько же, сколько и мне. Что, обратно к папочке хочешь, да?

Он вернул Дотти брату и смахнул влажное пятно слюны на плече халата.

— Да, похоже, Эндерби к этому и клонит, — Хэл кивнул на письмо графа. — Что ты публично опозорил девицу и скомпрометировал ее добродетель, устроив из-за нее скандальную дуэль. Думаю, и чем-то он даже прав.

Дотти, ворча, грызла отцовский палец. Хэл, не переставая искоса смотреть на Грея, порылся в кармане, выудил серебряное зубное колечко и предложил дочке вместо пальца.

— А не хочешь ли ты и впрямь жениться на Каролине Вудфорд, а? Собственно, требования Эндерби именно к этому и сводятся.

— О господи, только не это!

Каролина была славной подругой: умненькой, хорошенькой, готов ой на любые безумные каверзы, но жениться на ней?!

Хэл кивнул.

— Ну да, она милая барышня, но с ней ты через месяц окажешь либо в Ньюгейтской тюрьме, либо в Бедламе.

— Либо в могиле, — добавил Грей, осторожно ощупывая повязку: Том настоял на том, чтобы перевязать ему разбитую руку. — Кстати, ты не знаешь, как там Николс?

— Э-э... — Хэл слегка откинулся назад, перевел дух. — Ну... он, вообще-то, мертв. Я получил от его отца довольно неприятное письмо, где он обвиняет тебя в убийстве. Оно пришло, когда я сидел за завтраком, я как-то не сообразил его захватить. Ты ведь не собирался его убивать?

Грей опустился на стул. Вся кровь отхлынула у него от лица.

— Нет... — прошептал он. Губы сделались непослушны, рук он и вовсе не чувствовал. — Господи Иисусе... Нет...

Хэл поспешно достал из кармана коробочку с нюхательными солями, одной рукой откупорил хранившийся внутри флакон и протянул его брату. Грей с благодарностью принял его. Не то чтобы он собирался упасть в обморок, однако же аммиачная вонь могла послужить оправданием слезящимся глазам и срывающемуся дыханию.

— Господи Иисусе! — повторил он и чихнул несколько раз подряд. — Хэл, клянусь тебе, я не хотел его убивать! Я стрелял мимо. По крайней мере, пытался, — честно добавил он.

Письмо лорда Эндерби внезапно обрело смысл, как и присутствие Хэла. Дурацкая история, которой к утру следовало развеяться, как туману, превратилась — или превратится в ближайшее время, как только слухи о ней разбегутся по Лондону, — не просто в скандал, но в нечто худшее. Его могут даже арестовать за убийство! На месте узорчатого ковра под ногами внезапно разверзлась пропасть, куда могла рухнуть вся его жизнь.

Хэл кивнул и протянул ему свой платок.

— Понимаю, — негромко сказал он. — Что ж... бывает. Бывает, что натворишь такого, что потом готов жизнью пожертвовать, лишь бы этого не случилось.

Грей вытер лицо, украдкой взглянув на брата из-под платка. Хэл внезапно постарел. На его лице читалось нечто большее, чем тревога за Грея.

— Ты имеешь в виду Натаниэля Твелвтриса?

В обычных обстоятельствах он не стал бы упоминать об этой истории, но сейчас оба вынуждены были говорить начистоту.

Хэл пристально взглянул на него, потом отвернулся.

— Нет, не Твелвтриса. Тут у меня выбора не было. И к тому же его я действительно хотел убить. Я имел в виду... то, что привело к той дуэли.

Он поморщился.

— Кто женится второпях, у того будет достаточно времени, чтобы в этом раскаяться.

Он посмотрел на письмо на столе, покачал головой и погладил по головке Дотти.

— Мне хотелось бы, чтобы ты не повторял моих ошибок, Джон, — вполголоса произнес он.

Грей молча кивнул. Натаниэль Твелвтрис соблазнил первую жену Хэла. Впрочем, независимо от ошибок Хэла, Грей никогда не собирался ни на ком жениться — не намерен он был жениться и теперь.

Хэл нахмурился, задумчиво постукивая по столу сложенным письмом. Он бросил взгляд на Джона, вздохнул, положил письмо, сунул руку за пазуху и достал оттуда еще две бумаги, одна из которых, судя по печати, была казенной.

— Твой новый чин, — сказал Хэл, протягивая ее брату. За Крефельд, — добавил он и приподнял бровь, видя, что тот ничего не понимает. — Тебя ведь повысили до подполковника. Неужто забыл?

— Я... собственно... не припоминаю.

У него было смутное ощущение, что кто-то — вероятно, Хэл, — говорил ему об этом, вскоре после Крефельда, но он был тяжело ранен и не в том состоянии, чтобы думать об армейских делах, а уж тем более радоваться чину, полученному за боевые заслуги. А потом...

— Там ведь с этим была какая-то неразбериха, нет? — Грей взял спой офицерский патент и, хмурясь, распечатал его. — Я решил, что они передумали.