Женские образы и внутрисемейные отношения в средневековых русских литературных источниках

Роль женщины в древнерусской семье не исчерпывалась только ролью домохозяйки и матери, немалое значение в ее частной жизни играло супружество. Образцовый супружеский союз представлен в «Повести о Петре и Февронии», чей союз был основан на любви, взаимной поддержке и соучастии в семейных делах. В соответствии со сдержанными обычаями словесности произведение отличается скромностью в проявлении чувств, изображается не плотская любовь, а мир, привязанность и согласие между супругами.

Евфросиния Муромская (XIII в.) была канонизирована в 1547 году, но биография ее до нас не дошла. В житийной повести она предстает как мудрая Феврония, дочь древолазца, ставшая советницей и помощ­ницей своему супругу князю Петру в его государственных делах. Но неравный брак приносит горе и изгнание. Супругу покидают Муром, т.к. для Петра Феврония и для Февронии Петр дороже власти, почестей и богатства. Эта пара является образцом христианского супружества и верности. Так, княгиня вразумила одного из приближенных князя, «возмущенного нечистыми мыслями». Узнав о его помыслах, она дала ему такой совет: «Почерпни воды из реки с этой стороны судна. Испы­тай, какова?» Тот исполнил приказание. Затем мудрая Феврония ве­лела почерпнуть воды с другой стороны судна и вновь испить. И это он сделал. Она же спросила его: «Находишь ли разность между тою и другою водою?» Никакой, отвечал тот. «Точно так одинаково естество женское; напрасно ты, оставляя свою жену, думаешь о чужой». Таким образом, княгиня спасла не только свою честь, но от грехопадения, ведь тот, кто впадает в прелюбодеяние, «погубляет свою душу».

Автор повести сочувствует своей героине, восхищается ее умом благородством в трудной борьбе против всесильных бояр и вельмож, не желающих примириться с ее крестьянским происхождением, в той конфликтной ситуации высокое человеческое достоинство крестьянки противопоставляется низкому и корыстному поведению ее высокородных противников. Благодаря личным качествам, таким как кроткость, великодушие, ум, она становится победительницей.

В древнерусской литературе мы встречаем прекрасные, высокопоэтические женские образы, отличающиеся «светом ума и тихости», но в то же время обладающие силой духа и непоколебимостью. Нравственный идеал верности супругов «до гроба* мы находим не только в «Повести о Петре и Февронии» (супруги умерли единовременно и были похоронены в одном гробу), но и в проложном (кратком) житии Иулиании Вяземской, в «Повести о разорении Рязани Батыем».

Так, добродетельная княгиня Иулиания (XV в.) предпочла мученическую кончину измене мужу - князю Симеону Мстиславичу. Прельщенный ее красотой и ослепленный блудной страстью, князь Георгий Святославович пытался соблазнить княгиню, но не смог преодолеть ее сопротивления: «Могу ли я осквернить чистое супружеское ложе? Лучше мне умереть, чем согласиться на такое дурное дело!» - заявила она ему. За решительный отказ оскорбленный и разгневанный князь Смоленский изрубил ее мечом, но тело, брошенное в реку Тверцу, поплыло против течения и от него исходил глас, повелевающий взять и похоронить с честью святые мощи. Иулиания Вяземская отдала свою жизнь за чистоту телесную и твердость в супружеской верности. До сих пор почитают ее как страстотерпицу, мощи святой покоятся под спудом в Преображенском соборе в Торжке.

Также образцом христианской верности является благоверная княгиня Евпраксия Рязанская, муж которой, князь Феодор Юрьевич, отказался царю Батыю, «лукавому и немилосердному... обуреваемому плотской страстью», отдать жену на блуд. Гордый ответ князя «Не годится нам, христианам, приводить тебе, нечестивому царю, своих женщин на блуд» вызвал ярость Батыя, князь Федор был казнен. Сама же благоверная княгиня Евпраксия предпочла смерть плену и бесчестью, выбросившись из окна вместе с маленьким сыном. Так прославляется подвиг супружеской верности в «Повести о разорении Рязани Батыем».

В агиографических памятниках раннего и позднего средневековья мы встречаем и положительный женщины- христианки. Хотя, следует признать, почитание святой иногда вызывало протест со стороны духовных властей. Например, игумен Феодосий Сафонович после открытия Петром Могилой мощей Иулиании Ольшанской отказался поклоняться ей. Но святая явилась ему во сне и обличила игумена в непочитании. В Москве патриарх Иоаким не признавал мощей и жития Анны Кашинской, в 1678 году она была деканонизирована на том основании, что в ее житии содержались исторические ошибки, но главной причиной явилось то, что рука княгини в гробу была сложена двуперстным знамением.

Многие святые русские женщины не были канонизированы пользовались большим религиозным почитанием среди народа, хотя они и не являлись мученицами за веру и не были известными христианскими проповедницами - они являли собой сияющие образцы христианской добродетели вызывали симпатию и сочувствие к своей трагической судьбе и тяжелой жизни.

Однако следует признать и то, что чаще всего образу женщины как в византийской, так и в древнерусской литературе - придавалась негативная окраска и это неслучайно: она рассматривалась как сосуд греха - «немощный сосуд», носительница первородного греха и источник всякого зла в жизни праведника. В древнем мире был особый, троякий, взгляд на зло: мудрые мужи утверждали, что «и море, и огнь, и жена - три зла».

В своей литературной основе такая трактовка образа женщины восходит к Священному Писанию (главным образом, Ветхому Завету). На таких произведениях, как «Златоуст», «Измарагд», «Пчела» развивались взгляды наших книжников. «В церковно-публицистичеом литературе неоднократно высказывалось, что русский человек византийский по воспитанию и в его сознании не отразилось убеждение святости женщины». Подобно византийским образцам и в древнрусской письменности стал складываться пренебрежительный или отрицательный взгляд на женщину (в «Изборнике» Святослава (1076 г.) в статье о женщинах, которая начинается с падения Евы и опирается на ряд библейских примеров, дается самая отрицательная оценка представительниц прекрасного пола, позже Даниил Заточник будет придерживаться такого же взгляда: «Лучше бы уж мне вола бурого ввести в дом свой, чем злую жену... Когда ее бьешь, бесится, а когда кроток с ней - заносится, в богатстве гордой становится, а в бедности других злословит. Что такое жена злая? Торговка, плутоватая, кощунница бесовская... Людская смута, ослепление уму, заводила всякой злобе, в церкви сборщица дани для беса, защитница греха, заграда от спасения» и т.д. и т.п.). По мнению И. Некрасова, «большинство произведений древнерусской литературы, посвященных женщине, составлены не в пользу ее. Таковы критические статьи, рассуждения о женщинах, как слово о злых женах».

Несмотря на возвышение женщины в Новом Завете в русской литературе женские образы, как правило, играли степенную роль. Это могли быть невеста героя или его мать о рой сообщалось только то, что она была добрая христианка, праведница, наделенная высокими моральными качествами, но чаще женщина выступала как существо хитрое и лживое. Наряду с обогащением и развитием образа «злой жены» долгое время оставался консервативным положи тельный идеал женщины.

В житии Феодосия Печерского подробно говорится о матери святого, которая всячески мешала стремлению своего сына к религиозному подвигу: она молила его отказаться от этой мысли, жестоко избивала увидев на нем кровь от носимых вериг, с гневом и яростью обрушивалась она на Феодосия после побегов его из дома: «Долго гналась она за сыном и. настигнув его, в ярости и гневе схватила отрока за волосы, повалила на землю и пинала его ногами... и потом возвратилась в дом свой, ведя сына, словно некоего злодея, связанным. И настолько была одержима гневом, что и в дом свой пришедши била его до тех пор, пока не изнемогла». «Гнев и злость в описываемых ситуациях негатив подлинной любви к сыну, столь часто именно в таких диких формах являлся в русской жизни от первого века вступления в христианство и до наших дней». Именно сын, а не мать вызывали сострадание и сочувствие у читателя, для которого образ праведника, а не мирской женщины, являлся примером и образцом. Ни побои, ни мольбы, ни уговоры матери не смогли повлиять на избранный праведником путь - следование за Христом.

Если мать Феодосия Печерского силой желала вернуть сына домой, то родительница Симеона Столпника готова была довольствоваться малым, ей было довольно лишь лицезреть свое возлюбленное чадо, и тем не менее святой не вышел к ней, стоявшей у его столпа, хотя «она много плакала, чтобы он дал себя увидеть, но он ей не уступал». Двадцать лет мать искала сына своего и, найдя, умирает в преддверии его столпа, так и не увидев его.

В житии преп. Феодосия Печерского Нестор создает психологически убедительный портрет сильной настойчивой, но обычной земной женщины, страдающей матери, которая все-таки смиряется со своей участью, «поживши в добром покаянии много лет, с миром скончалась».

Совершенно иным предстает в старообрядческом житии образ боярыни Морозовой. Знаменитая раскольница была готова ради Христа и веры пожертвовать не только богатством, положен радостями мирскими, собственной жизнью, но и горячо любимым, единственным сыном. Повесть о Боярыне Морозовой производит впечатление чего-то совершенно небывалого в литературе житийного жанра. Со страниц повести встает характер незаурядной женщины допетровской Руси, гордой, не поступившейся своими убеждениями в полной трагизма неравной борьбе. «Подобного примера «крепкого стояния» женщины за веру не было в житиях русских святых. Тем не менее Феодосия Прокопьевна представлена не только «яко храбрый воин», вставив на защиту старого обряда, в некоторых случаях она изображается как обыкновенная женщина, оплакивающая смерть любимого сына, измученная пытками, умирающая от голода. Плач боярыни Морозовой, вызванный глубокой скорбью по умершему сыну, диалог со стрельцом, обращения-упреки к мучителям - все это делает образ героини более простым и жизненным, придает суровому облику мученицы необыкновенную теплоту, вызывая у читателей умиление и сочувствие.

Духовный отец боярыни Морозовой - протопоп Аввакум - творчески развивая агиографические традиции, создал в своем житии высоко-поэтический прекрасный женский образ. Взволнованность и эмоциональность сочинения ярко свидетельствует о его глубоких душевных переживаниях и личных чувствах. Аввакум был трогательно привязан к своей семье, поэтому самые нежные и проникновенные слова использует он, когда вспоминает о своей верной жене и сподвижнице, Анастасии Марковне, долгие годы делившей и переносившей вместе с ним гонения, нужду и горе. Анастасия Марковна, верная спутница протопопа Аввакума, описывается в его житии с большой любовью и необыкновенной проникновенностью. Ее образ до сей поры неизбежно вызывает умиление, нежность и восхищение. Аввакум не приписывает ей черты святых угодниц - она самая обыкновенная любящая жена и мать, которая вместе со своим мужем вынуждена делить страдания, терпеть мучения за «правую веру». В особо тяжелые минуты, когда казалось бы уж и сил не хватало бороться с жизненными тяготами, хотя у нее вырывался ропот, она тут же смиренно и кротко подавляла его. Так, во время тяжелого перехода Нерчи обессиленная протопопица «бедная, пеняет говоря: "Долго ли муки сея, протопоп, будет?"» На что протопоп с торжественным пафосом ответил ей: «Марковна, да самыя смерти!» Она же, «вздохия», отвечала: «Добро, Петровичь, ино еще побредем». И он и она добровольно обрекали себя на страшные мучения - «все ради Христа!» Аввакуму было жаль бедную Марковну, но тем не менее он не утешал ее, а, наоборот, говорил, что страдания и гонения продлятся до конца дней их. В другом эпизоде (описание возвращения из ссылки в Москву) протопопа, измученного, исстрадавшегося, с семьей на руках, начали одолевать сомнения, он стал советоваться с женой: «Зима еретическая на дворе; говорить ли мне или молчать? - связали вы меня!» И здесь уже Марковна, «помощница ко спасению», негодующе воскликнула: «Господи помилуй! что ты, Петровичь, говоришь?.. Поди, поди в церковь, Петровичь, - обличай блудню еретическую!» Марковна не только дала совет продолжать борьбу с «никонианской ересью»; она вселила в мужа веру, убежденность в необходимости продолжения начатой борьбы: «Аз тя и с детьми благословляю: дерзай проповедати слово Божие попрежнему, а о нас не тужи». После этого Аввакум «начах попрежнему слово Божие проповедати и учити по градом и везде, еще же ересь дерзновением обличать».

Образы женщин-христианок, в которых так много света и тепла которые при всей своей хрупкости («немощнейший сосуд», по словам апостола) обладали духовной мощью, в живом потоке русской религиозной и культурной жизни стали примером «сострадания, братолюбия и милосердия, дружелюбия, смиренномудрия». Образы женщин - святых и грешных, милосердных и жестоких, привлекательные и отталкивающие - в памятниках агиографии занимают немаловажное место: одни показывают путь спасения через сострадание самопожертвование, любовь к ближнему, другие достойны лишь сожаления.