Гражданское общество

1. По мере исторического прогресса свободы, государствен­но­сти и права, в индустриальном обществе происходит дифференциация экономических и поли­ти­ческих отношений, сферы собственности, частных интересов и сферы публичных интересов, по­ли­ти­ческой власти, част­ного праваи пуб­личного права. Общество стано­вится от­но­си­тельно независимым от государственного управления, государ­ст­венно-власт­ного вмеша­тель­ства. Возни­кает феномен граж­данскогооб­щества – система социальных отношений, не опосредствованных государственной властью.

Феномен граж­данского общества предпола­гает историческиразвитую правовую ситуа­цию, в которой реально достигнуто верховенство прав человека. Пост­тоталитарное общество переходного типа, неразвитое в экономическом и правовом аспектах, нельзя характеризовать как граж­данское общество.

Освобождение общества от государственного управления происходит по мере исторического прогресса. Следовательно, гражданское общество, в сравнении с государственно-управляемым обществом, является более прогрессивным – с точки зрения общественного благополучия, удовлетворения потребностей людей в социальной системе. Если это суждение верно, то как объяснить усиление государственного интервенционизма в ХХ веке, переход наиболее развитых стран к социал-капитализму, с его перераспределяющим государством?

Управление социальным объектом, при условии, что управляющий субъект существует за счет этого объекта, осуществляется, во-первых, в целях благополучия объекта. Абсурдно предполагать, что управляющий намеренно разрушает объект, за счет которого он существует. Другое дело, что намерения и результаты управления могут и не совпадать. Во-вторых, управляющий субъект всегда управляет в своих интересах, т.е., хотя и заботится о социальном благополучии, но, в конечном счете, ради удовлетворения своих частных интересов.

Управление является оптимальным, когда выгоды от управления больше, чем издержки. Это суждение справедливо для любых социальных систем. Однако эти выгоды и издержки имеют разный смысл в социумах системоцентристского типа и персоноцентристского типа.

В первом случае (системоцентризм) управляющий субъект (правитель, правящая группа) выступает как “хозяин” (деспот – “хозяин дома”), а управляемый социальный объект – как принадлежащее ему “хозяйство”. Разумеется, в такой ситуации эффект от управления определяется выгодами и издержками для “хозяина”, но не обязательно для людей, занятых в этом “хозяйстве”. Последние могут просто использоваться и расходоваться как “людские ресурсы”, наряду с ресурсами материальными. Таким образом, здесь управление ради благополучия управляемого объекта не означает управление ради “ общего блага ” – благополучия людей интегрированных в социальную систему. Здесь нет общего блага, но есть благо правителя или правящей группы.

Наоборот, в социуме персоноцентристского типа социальное благополучие и эффект от управления измеряются выгодами и издержками для всех людей,интегрированных в социальную систему. Только здесь управление подчиняется требованию общего блага. Здесь издержки существуют в форме налогов на осуществление социального управления (государственного управления, государственной власти), а выгоды проистекают из возможности для индивидов удовлетворять свои потребности в условиях порядка, создаваемого этой властью – правопорядка.

Причем исторический переход от государственно управляемого к гражданскому обществу свидетельствует, что последнее является более предпочтительным с точки зрения общего блага: социальная система, в которой общество достигает некой степени независимости от государственного управления, добивается оптимального соотношения выгод и издержек, связанных с государственным управлением. Оптимальность здесь означает, что более широкое и интенсивное государственное управление может давать и большие выгоды для индивидов, но издержки при этом вырастут больше, чем выгоды.

Итак, переход к гражданскому обществу и ограничение государственного управления происходят ради общего блага, т.е. соответствуют интересам индивидов, интегрированных в социальную систему персоноцентристского типа. Почему? Потому что чем больше государственное управление, тем больше нарушается формальное равенство интересов, а это противоречит общему благу.

В реальности управляющие интерпретируют общее благо, исходя, в той или иной мере, из своих частных интересов, действуют, исходя из своего небескорыстного понимания общего блага.

Управление социальной системой осуществляют те, кто интегрирован в эту систему и преследует в этой системе свои частные интересы.

В неправовой, потестарной ситуации управление присваивается отдельными группами по силовому принципу (точнее, аппарат управления, “исполнитель” функционирует в интересах властвующей группы, выступающей в качестве “заказчика”). Властвующие, задающие параметры управления, подчиняют остальныхсвоим интересам, выступают по отношению к остальным как “хозяева”. В такой ситуации интерпретация общего блага определяется, прежде всего, потребностями властвующих, а затем уже, “по остаточному принципу”, интересами других групп, в зависимости от их значимости с точки зрения властвующих. Фактически общее благо подменяется благополучием властвующих групп. Соответственно устраивается вся социальная система.

В правовой ситуации, в условиях формального равенства всех частных интересов, социальное управление является общим делом всех граждан (в исторически неразвитой правовой ситуации – всех полноправных), и государство формируется как respublica, respopuli (первоначально все полноправные были обязаны участвовать в управлении общими делами, исполнять властные должности). В развитой правовой ситуации, при свободной конкуренции частных интересов, их носители не позволяют друг другу узурпировать власть и подменить управление ради общего блага управлением в интересах самих управляющих. Здесь в качестве “заказчика” социального (государственного) управления выступают все граждане, избирающие органы государственной власти,а политические лидеры конкурируют по принципу формального равенства за право выступать от имени народа, т.е. за доступ к формированию и осуществлению государственной власти. Граждане “нанимают” профессиональных политиков и других управляющих, “исполнителей” – для управления ради общего блага. Они контролируют управляющих на предмет соответствия управления общему благу и употребления власти в частных интересах. Для них общее благо – тогда, когда соблюдается справедливость, всеобщее формальное равенство, отдельные частные интересы не получают предпочтений.

2. Гражданское об­щество – это сфера ча­стных инте­ресов, отделенная от государства, сфера свободной конкуренции частных интересов. Разделенность общества и государства оз­на­чает, что государственная власть не вмешивается в свободную конкуренцию частных интересов и не используется для поддержки одних частных интересов против других. В идеале государственная власть должна осуществляться только в ­об­щих (всеобщих) инте­ресах, не должна служить никаким социально значимым ча­стным ин­те­ресам, будь то интересы меньшинства или даже большинства.

В этом контексте государство предстает как сфера общих интересов, или система пуб­лично-властных отношений, в ко­торых повелевающие субъекты (государственно-властные институты, органы государственной власти) обязаны действовать в ­об­щих интере­сах.

В юридической интерпретации общий интерес заключается в обеспечении всеобщего формального равенства (формального равенства всех частных интересов, равной свободы частных интересов, равной защиты прав и свобод каждого человека и гражданина) и общей безопасности.

Объясняемый таким образом общий интерес не противостоит частным, не отчужден от них как интерес некоего абстрактного целого. Наоборот, он заключается в максимальной возможности удовлетворения частных интересов.

Строго говоря, только формальное равенство частных интересов, (их свободная конкуренция по принципу формального равенства) может быть объектом общего интереса (общим благом) – причем, и для конкурентных, и для неконкурентных групп. Разумеется, последние предпочитают формальному равенству потребительские привилегии. Но это уже групповые, а не общие интересы.

Проблема заключается в том, что общая безопасность в условиях существенного имущественного неравенства не может быть реально обеспечена без нарушения формального равенства. Ибо не все способны платить налоги, необходимые для обеспечения безопасности. Особенно, если налоговое бремя распределить поровну. Поскольку общая безопасность – неделимое общее благо, реальные налогоплательщики платят и за так называемых “безбилетников” (дифференцированное налогообложение). Это неизбежно.

Но – и это принципиально важно – нет никакого иного неделимого общего блага, которое было бы объектом общего интереса и обеспечение которого по этой причине было бы задачей государства. (Даже интерес к обеспечению общей безопасности утрачивает качество всеобщности в той мере, в которой ее могут заменить институты частной безопасности).

(1) Не может быть объектом общего интереса любое перераспределение ресурсов жизнедеятельности от одних групп к другим. Перераспределяющее государство действует в частных интересах отдельных групп, пусть даже это социально значимые интересы.

(2) Принцип субсидиарности опровергает интерпретацию в качестве неделимого общего блага (и соответственно общего интереса) всего того, что люди могут достичь собственными инициативой и усилиями. Необходимые жизненные блага, включая жилье, здравоохранение и образование, приобретаются частными усилиями. У некоторых людей ресурсов для этого недостаточно. Однако из последнего обстоятельства отнюдь не вытекает, что, например, образование или здравоохранение можно интерпретировать как общее благо, доставляемое государством; это противоречит принципу субсидиарности.

(3) В государственно-правовой ситуации нет никакого государства – как некоего реального субъекта – помимо людей, составляющих это государство. Нет государства (общества, страны, народа, нации и т.д.) как некоего абстрактного и самодовлеющего целого, существующего вне людей с их интересами. И за пределамиформального равенства частных интересов и общей безопасности нет никакого специфического интересагосударства, отчужденного от частных интересов. Когда правители и обслуживающие их идеологи утверждают, что есть интересы государства как целого и эти интересы стоят выше всех остальных интересов, выше интересов отдельных людей и групп, то они лгут. Они просто сами ставят превыше всего свои частные олигархические интересы (управленческие, полицейские корпоративные интересы или интересы личной безопасности, личного комфорта, личного обогащения) и поэтому выдают их за государственные (“дело государево”), одновременно отождествляя с государством самих себя или олигархическую группу. Они противопоставляют свои “государевы” интересы интересам “подвластного населения”.

Такая олигархическая интерпретация государственных интересов находится в прямом противоречии с юридической интерпретацией государственного (общего) интереса как формального равенства всех частных интересов. Не являются общими и, следовательно, государственными интересами ни великодержавные амбиции правителей (“величие государства” – это величие государя), ни интересы обеспечения полицейского порядка или “государст­венной безопасно­сти” за счет прав и свобод. Безо­пасность государства – это безопас­ность всех граждан, а не только олигархов, окружающих себя тайной полицией.

Следует различать общие интересы и интересы большинства. И те, и другие являются публичными интересами. Любая группа, придя к власти от имени некоего (возможно, случайного) большинства, провозглашает публичными, государственными свои групповые (корпоративные) интересы и стремится выдать их за общие. Но интерес большинства – это интерес лишь части населения, пусть большей части, и он может противоречить общему интересу. Единственным средством против злоупотребления властью большинства служит принцип либеральной демократии: правительство вправе и обязано действовать в интересах большинства лишь до тех пор, пока эти интересы не сталкиваются с общим интересом, т.е. пока они не нарушают права человека.

Однако последовательная либеральная демократия (идеальное правовое государство, или “либертарное государство”) – это скорее утопия, так как в условиях всеобщего избирательного права группы, выступающие за социализм и перераспределительное государство, “социальную демократию” всегда будут составлять большинство, волю которого не может игнорировать ни одно демократическое правительство.

В правовом государстве публичным интересом, который отстаивает правительство, должен быть интерес только общий. Противоправно выдавать за публичный интерес частные интересы, даже если это интересы социально значимых групп.

Если правительство законно, публично действует в частных интересах, то это противоречит принципу гражданского общества, требованию разделения общества и государства; в такой, неразвитой в правовом отношении или правонарушающей, ситуации за публичный интерес выдаются частные интересы, причем последние – это, в той или иной мере, интересы правящих групп. Если же должност­ные лица госу­дарства незаконно ис­пользуют властные полномочия в ча­стных ин­тересах, то это называют коррупцией. В обоих случаях происходит одно и то же: общий интерес подме­няется частными, но в первом случае это может называться “социальная справедливость” и “социальное государство”. Чем меньше объем функ­ций, вы­пол­няе­мых государством, чем меньше у власти воз­можностей для вмеша­тельства в дела обще­ства, тем меньше веро­ят­ность и коррупции, и “социальной справедливости”.

Гражданское общество (система обмена) и госу­дарство (система государственно-властных отношений)обра­зуют относительно само­стоя­тельные сис­темы. В этом контек­сте государство и общество можно рассмат­ривать как управ­ляющую и управляемую системы. Государство (государствен­ный аппарат) – это управляющая система по отно­шению к гра­ж­дан­скому об­ще­ству как управляемой сис­теме.

Вместе с тем гражданское об­щество функционирует как са­море­гулирую­щаяся со­ци­аль­ная система, детермини­рующая го­судар­ство.

Саморегу­ли­рующаяся – это такая система, кото­рая орга­ни­зуется самостоятельно, независимо от внешнего воздей­ст­вия (управления). Она сама за­крепляет в себе по­лезные для нее эле­менты и связи и отторгает все вред­ное. По­лез­ным же для лю­бой системы является то, что де­лает ее более ус­тойчивой и кон­курентоспособной.

Что касается социальных систем, то для них полезными и целесообразными являются те формы жизнедеятельности, ко­торые позволяют мак­симально удовлетворять потребности мак­симального числа отдельных членов общества при минималь­ных затратах. Гражданское общество обеспечивает такое удовлетворение потребностей по принципу формального равенства.

В том, что граж­данское обще­ство – сис­тема саморегулирую­щаяся и од­новре­менно управ­ляе­мая, нет проти­воре­чия. Саморе­гулирование означает, в частно­сти, что граж­данское обще­ство само фор­ми­рует для себя управ­ляющую сис­тему – аппарат го­судар­ственной власти. Саморегулирующееся общество задает пара­метры и пре­делы госу­дарст­венного вме­шатель­ства, пре­до­пре­деляет функции и задачи го­судар­ства. В этом заключается демо­кра­тиче­ский принцип взаимо­отношений гра­ждан­ского обще­ства и го­судар­ства. В этом смысле можно говорить и о праве гражданского общества на формирование государст­вен­ной власти, участие в ее осуществлении.

Но есть и иные варианты соотношения государст­вен­ного регулирования и общественного саморегулирования. Го­су­дарство как управляю­щая система спо­собно и к ав­тори­тар­ному силовому воздей­ствию на управляе­мую систему. От­носи­тельная са­мостоятель­ность го­сударства допускает и та­кое вме­шатель­ство в дела граж­данского об­ще­ства, ко­то­рое про­исходит незави­симо от воли боль­шин­ства членов об­ще­ства или большинства граж­дан. Этот авторитарный прин­цип составляет противоположность демо­кратиче­ско­му. Причем авторитарное регулирование свидетель­ствует о не­развитости гражданского общества, о недостаточной разде­лен­ности публичной и частной сфер, государства и обще­ства.

Механизмы саморегулирования гражданского общества. Саморегулирование гражданского об­щества возможно лишь тогда и постольку, ко­гда и поскольку достигнута всеобщая равная сво­бода. Сво­бод­ная конкуренция формально равных интересов внутри обще­ства как системы по­зволяет выяв­лять и сохранять наиболее конкурентоспособные социальные группы и инте­ресы, наибо­лее предпочтительные элементы, структуры и связи.

История по­казы­вает, что соци­альные сис­темы, в ко­торых достигнута всеоб­щая правовая свобода, более конкурентоспо­собны. Они более устойчи­вы и жизне­способны в сравнении с теми системами, в кото­рых нет формального равенства взаимо­действующих субъектов и властные институты могут произ­вольно вторгаться в общественные сферы.

Есть три основных механизма са­морегу­лиро­вания граждан­ского об­ще­ства, в которых проявляется принцип формального равен­ства: свобод­ный ры­нок, свободная экономическая конкуренция (эко­номический меха­низм), либе­ральная демо­кратия, свободная политическая конкуренция (политиче­ский меха­низм) и правовой способ разрешения конфликтов – свободная конкуренция сторон спора о праве перед лицом независимого, беспристрастного суда (судебно-правовой меха­низм).

Свободный рынок выявляет интересы, полезные для гражданского общества. Либеральная демократия позволяет создавать и корректировать такую систему публично-властного управления, которая будет поддерживать эти интересы или, по меньшей мере, не будет им вредить. Независимое правосудие в случаях столкновения интересов защищает те интересы, которые наиболее полезны для общества.

Свободный рынок. Саморе­гули­рую­щиеся социальные системы об­ладают ме­ханиз­мом, который позволяет им миними­зировать и рационализиро­вать потреб­ление ре­сурсов, застав­ляет их эле­менты стре­миться к такой мини­мизации и от­торгает эле­менты, которые не спо­собны рационализировать потреб­ле­ние ре­сурсов. В экономиче­ской сфере граж­данского обще­ства та­ким ме­ханизмом является свободный рынок, предполагающий рав­ную для всех экономическую свободу (свободу предпринима­тельства).

Субъекты гражданского общества руководствуются частными ин­тересами. Эти интересы могут быть более или ме­нее эффективными или полезными с точки зрения экономической системы и гражданского общества в целом. Экономическая эффективность в данном контексте означает максимальное удовлетворение по­требно­стей максимального числа субъектов гражданского общества при ра­циональном потреблении природных и социальных ре­сурсов. Поэтому для гражданского общества полезны и предпочтительны те ин­тересы, для удовлетворения кото­рых тре­буется относительно меньше ресурсов.

В условиях свободного рынка конкурируют формально рав­ные субъ­екты – производители и потребители социаль­ных благ. Цена на товары и ус­луги складывается сво­бодно, в зависи­мости от соотноше­ния спроса и предложе­ния. В то же время есть их се­бестоимость, разная у разных произво­дителей. Если цена неких товаров существенно выше средней себе­стои­мо­сти, то их про­изводство стано­вится выгодным для большинства произво­дителей. Поэтому пред­ложение этих то­варов растет и соответст­венно с­нижа­ется цена. Когда цена станет ниже се­бе­стои­мо­сти у части произво­ди­телей, последние либо прекра­тят произ­водство этих това­ров и переори­ен­ти­руют свое произ­вод­ство, либо ра­зорятся и перестанут суще­ствовать как хозяй­ст­вующие субъекты. Так или иначе, пред­ложение со­кратится, а цена ста­билизи­руется.

Благодаря та­кому механизму рыночная эконо­мика без государ­ственного регулирования производит все, что тре­буется для по­требле­ния в гражданском обществе, по це­нам, соответст­вующим пла­теже­способному спросу. При­чем относи­тельная себе­стои­мость постоянно снижается: либо абсолют­ная себе­стоимость снижается при сохранении каче­ства, либо она со­храняется, но при одновременном повы­ше­нии каче­ства. Ибо производители являются конкуренто­спо­соб­ными по­стольку, по­скольку они способны снижать себе­стоимость отно­си­тельно цены и соот­ветственно повы­шать рентабельность производ­ства.

Свободный рынок обеспечивает такое удовлетворение потребностей гражданского общества, при котором достигается оптимальное расходование ре­сур­сов социальной системы – природных и человеческих. Так, в процессе свободной кон­куренции выигрывают те производители, у которых се­бе­стоимость продукции ниже цены, оп­реде­ляе­мой со­отно­шением спроса и предложения. Чем ниже себе­стои­мость – тем выгоднее для системы, так как сни­жение себе­стои­мости озна­чает экономию ресур­сов.

Снижение себестоимости не может происходить путем занижения цены рабочей силы, так как это цена рыночная, и рост производства сопровождается ростом цены рабочей силы. Конкуренция заставляет производителей за­бо­тится о модернизации и рационализации. Следовательно, в условиях свободного рынка в конкурентной борьбе побеждают те субъекты, которые доби­ваются экономии ресурсов системы путем ра­ционализации производ­ства. На такой базе достига­ется научно-тех­ни­ческий и эко­номи­че­ский прогресс в индустри­альном об­ще­стве.

В условиях свободной экономической конкуренции постоянно “выбраковываются” те хозяйствующие субъекты, которые для удовлетворения своих потребностей расходуют больше ресурсов системы, нежели другие хозяйствующие субъекты. Следовательно, свободный рынок – это самая эффективная форма общественного производства.

Либеральная демократия. Развитое, саморегулирующееся гражданское общество предполагает демократическую организацию государственной власти. Субъекты гражданского общества одновременно являются гражданами государства. При демократии граждане формируют государственный аппарат (участвуют в формировании государственной власти) и требуют государственно-властного обеспечения своих интересов.

Демократия означает политическое равноправие граждан и свободную политическую конкуренцию их интересов (формальное равенство в политике). Она позволяет выявлять признаваемые большинством интересы, которые должны обеспечиваться государственной защитой как интересы общие или общеполезные.

Либеральной является демократия, при которой воля большинства конституционно ограничена правами человека. В либеральной демократии интересы большинства получают государственную защиту лишь при условии, что они не нарушают права человека.

Демократия заключает в себе меха­низм обратной связи между управляющей систе­мой (государственным аппаратом) и управляемой системой (обществом). С одной стороны, аппарат управляет обществом (устанавливает правовые нормы и обеспечивает их реализацию, проводит определенную налоговую, кредитную, таможенную и т.д. политику). С другой стороны, демократические процедуры позволяют большинству, доминирующему в обществе, “запрограммировать” управляющий аппарат на такой режим управления, который требуется обществу. Саморегулирующееся общество, реагируя на государственное воздействие, корректирует параметры управления – если положение в обществе ухудшается, то правящая партия проигрывает очередные выборы, а выигрывает та партия, которая сможет убедить большинство в своей способности улучшить положение. Благодаря такой связи общество направляет и контролирует госу­дарственно-властное вмешательство в общественные процессы.

Следует подчеркнуть, что формальноравные активные субъекты демократического процесса (партии и политические лидеры) обла­дают фактическиразным политическим ве­сом и су­щест­венно разными ресурсами политического влияния. В демократическом процессе сталки­ва­ются инте­ресы тех, кто выдерживает экономиче­скую кон­курен­цию (социально сильных), и интересы тех, кто проиг­ры­вает, находится в экономически невы­год­ном по­ло­же­нии (социально слабых). Существенно боль­ши­ми ресур­сами политического влияния обладают социально силь­ные и контролируе­мые ими партии. По­этому в демократическом процессе, как правило, побеждают лидеры и партии, вы­ражаю­щие примерно те же интересы, ко­торые домини­руют в эконо­мике.

Политические выразители тех или иных интересов, придя к власти, задают – в зависимости от их позиций в экономике – определенный режим государственного управления общими делами субъектов гражданского общества.

Интересам массы конкурентоспособных субъектов соответствуют сохранение свободного рынка и ми­нимальное вмешательство в дела общества. Выражающие эти интересы партии стремятся сохранить пра­во­вой принцип функционирова­ния общества и го­су­дарства. Иначе говоря, интере­сам конкурентоспособных субъектов, а значит и потребностям гражданского общества в целом, соответствуют ли­бе­ральная демократия и демократическое правовое государ­ство.

Однако по воле большинства к власти могут прийти партии, выражающие интересы массы неконкурентоспособных субъектов (аутсайдеров). Эти партии ис­пользуют государственно-властные ресурсы для перераспределения национального дохода в интересах социально слабых. В этом случае устанавливается режим социальной демокра­тии.

При социальной демократии правительство существенно ограничивает собственность и свободную конкуренцию, поддерживает неконкурентоспособные интересы, вмешивается в общественные процессы, управляет рынком. Но государственно регулируемый рынок не столь эффективен, как свободный. Правительственное вмешательство в дела общества может иметь позитивные результаты, но при этом оно всегда вредит саморегулированию.

Чем больше социальное госу­дарство будет вмешиваться в обще­ственные процессы в ин­тересах социально слабых, тем больше оно будет вредить са­мо­регулированию. И механизмы саморегулирования от­реа­гируют так, что общество и государство по­вернутся в сторону либеральной демократии.

Судебно-правовой механизм означает правовой способ разре­ше­ния конфликтов между субъектами граждан­ского обще­ства. Этот меха­низм включает в себя независи­мость правового суда от других органов государства, формальное равен­ство всех пе­ред лицом суда, свободный и формально равный доступ к правосудию для всех субъектов гражданского общества.

Разумеется, отправление правосудия входит в сферу государства. Но это вовсе не значит, что государство регулирует конфликты, возникающие в сфере гражданского общества. Беспристрастный суд (nemojudexinpropriacausa), не регулирует, а разрешает эти конфликты как состязание по принципу формального равенства.

Саморегулирование гражданского общества в рассматриваемом аспекте происходит не посредством правосудия, а благодаря правосудию. А именно: поскольку право защищает конкурентоспособные интересы и поскольку конфликты разрешаются по принципу формального равенства, постольку в судебном состязании выигрывают конкурентоспособные субъекты. Конкурентоспособные нуждаются в независимом правосудии, и демократический законодатель, выражающий интересы, полезные гражданскому обществу, органи­зует су­дебную систему так, чтобы обеспечить бес­пристра­стный правовой суд.

Возможны два способа разрешения социальных конфликтов – силовой (властно-приказной) и правовой. При сило­вом способе конфликт разреша­ется произ­воль­но и может быть разре­шен в пользу неконкурен­то­спо­собного субъекта, если, например, за этим субъектом стоит политическая сила. В частности, если неких хо­зяйствующих субъектов поддерживают государствен­ные институты, действующие властно-приказными мето­дами, то эти субъекты будут побеждать конкурентов, не имею­щих такой поддержки, независимо от их полезности. Об­щество, в котором властные институты действуют на сто­роне отдель­ных экономических конкурентов, непременно проиграет сорев­но­вание с правовым гражданским обществом. Добросовест­ные произво­дители будут вывозить капитал туда, где государство гарантирует добросовестную конкурен­цию и равные для всех правила конкурентной борьбы.

Правовой способ означает, что конфликт рассматривается как спор о праве, и стороны кон­фликта в процессе формально равны. Это тре­бует беспристраст­ного правосудия, а беспристрастным оно может быть лишь то­гда, когда суд независим от сторон спора, равно как и от любых других субъектов, от других госу­дарственных органов и долж­ностных лиц.

Беспристрастное правосудие в кон­фликтных ситуациях позволяет защищать интересы, полезные для общества в це­лом. Например, некий предприни­матель, добившийся снижения себестоимости, разо­ряет конкурентов низ­кой це­ной своей продукции. В этом конфликте беспристраст­ный суд будет исходить из того, что есть свобода предприни­мательства и что каждый предпри­ниматель имеет право прода­вать товар по любой цене, даже если это разорит конкурентов. Но если пред­приниматель, обладающий существенно большими ресурсами нежели его конкуренты, искусственно снижает цену на свою продукцию с целью монополизировать рынок, то беспристрастный суд признает такую деятельность недобросовестной конкурен­цией.

Из этих рассуждений ясно, что беспристрастное правосудие возможно лишь в таком обществе, которое в основном состоит из конкурентоспособных собственников (а не из людей, зависимых от распределительной политики правительства и нуж­дающихся в опеке). Действуя по равным для всех правилам, они оказываются в выгодном положении. Их действия право­мерны, и поэтому они заинтересованы в разрешении конфликтных ситуаций независимым правосудием.

Если же общество таково, что выгодный или невыгодный статус в нем определяется наличием или отсутствием привилегий, предоставляемых правительством, то сильные субъекты такого общества не нуждаются в независимом правосудии.

Отсюда следует вывод относительно перспективы правосудия в посттоталитарном обществе. Пока здесь, с одной стороны, преобла­дает экономическое люм­пенство, с другой – господ­ствуют привилегированные хозяйствующие субъекты, пока сохраняются криминализованные эко­но­мические отношения и струк­туры, пока правящие группы культивируют и консервируют такое состояние общества и тем самым обес­печи­вают свое господство, не может быть независимого право­судия.