Глава 27. Прошло пять дней со дня бесславного сражения при Филипхоу

Прошло пять дней со дня бесславного сражения при Филипхоу. Александр Скотт и его дочь сидели за вечерней трапезой, за столом, в ярке освещенной свечами уютной столовой. Они не знали, что в это самое время в ворота замка въезжает маленькая повозка.

В трапезный зал вошел грязный, измученный человек. Александр и Элизабет не сразу узнали его.

– Эндрю! – наконец воскликнул лорд Скотт и поднялся навстречу сыну.

Эндрю обнял отца, потом произнес:

– Отец, я привез с собой Роберта Керкленда.

– Роберта! Он здесь? – Элизабет вскочила. Сердце у нее готово было выскочить из груди. – Где он?

Эндрю нахмурился. «Почему он молчит?» Элизабет испуганно смотрела на брата.

– Бет, он серьезно ранен. Честно говоря, он в любую минуту может умереть.

Элизабет вскрикнула и бросилась к двери. Мужчины поспешили за ней.

Увидев, в каком состоянии Роберт, Бет задохнулась от ужаса.

– Отнесите его в мою комнату, – велела она и поднялась по лестнице. Слуги понесли за ней Керкленда.

Элизабет сдернула с кровати желтое покрывало. Роберта положили.

– Немедленно позовите Артли! – приказала Бет. Она откинула со лба возлюбленного спутанные волосы. Его лицо, обычно бронзовое от загара, было пепельно-серым и изможденным.

Никто не проронил ни слова. Явилась Артли. Принесла с собой поднос с травами. Старухе уже сообщили о том, кого привез Эндрю.

– Будет лучше, если все вы отсюда уберетесь, пока я буду обихаживать парня.

– Я останусь. Я могу пригодиться, – сказала Элизабет.

Артли внимательно посмотрела на Бет. Выражение лица графини говорило, что переубедить ее не удастся.

– Ну ладно, – смилостивилась старуха. – Но все остальные пускай убираются.

Эндрю и Александр Скотт неохотно вышли, за ними последовали слуги.

– Теперь нужно снять с него одежду.

Кивнув, Элизабет вынула маленький, усыпанный драгоценными камнями кинжал. «Странно, – подумала она, – этот нож подарил мне Роберт, когда мы были еще только сговорены». Бет быстро разрезала штаны Роберта, а Артли принялась стягивать с него сапоги. Элизабет помогла старухе, а потом убрала разрезанную одежду.

Когда Роберт был раздет, Артли начала осторожно снимать с раны повязку.

Элизабет поднесла руку ко рту. От гниющей раны исходил тошнотворный запах. Кровь перемешалась с желто-белым гноем. Тело вокруг раны распухло и покраснело. Роберт весь пылал. Ярко-красные щупальца, исходящие из центра раны, несли яд к сердцу.

Старуха мрачно заскрипела:

– За нас тут уже поработали. Нам нужна вода.

Почти сразу же слуги принесли большой ушат горячей воды. Они развели в камине огонь и удалились.

Артли сунула в воду несколько льняных полотенец, потом осторожно достала их кинжалом Элизабет. Та словно зачарованная смотрела, как старуха выжала полотенца своими руками, нечувствительными к кипятку. Вскоре и сама Элизабет последовала ее примеру. Снова и снова женщины мочили полотенца и отжимали их. Они то и дело меняли горячие компрессы. Руки у Элизабет распухли и покраснели, но она не обращала на это внимания, она думала только о Роберте.

Граф застонал и заметался. То ли ему было больно, то ли он просто бредил. Скорее всего новая боль стала невыносимой для измученного тела.

Спустя несколько часов большую часть гноя удалось из раны удалить. Артли взяла длинную иглу, прокипяченную в воде, и начала вытаскивать из раны какие-то белые кусочки.

– Что это? – спросила Элизабет.

– А это куски его рубахи, девочка, – объяснила Артли. – Пуля-то прошла навылет. Нужно все это достать, а то опять начнется нагноение. На вот, держи, – и Артли протянула иглу Элизабет, – у тебя глаза помоложе, ты скорее управишься.

Борясь с отвращением, Элизабет осторожно прикоснулась к пылающей плоти и смогла вытащить еще один крохотный кусочек белой ткани.

– Мне кажется, это все, – проговорила она, отступая от кровати.

Артли нагнулась, проверила, так ли это, потом одобрительно кивнула и наложила на рану припарку из плесени и целебных трав. И наконец, распрямившись, проговорила:

– Мы сделали все, что можно, для молодого лэрда. Теперь дело за ним. Мне нужно идти. Девчонка одна скоро рожает. Боится страшно.

Только сейчас Элизабет с удивлением заметила, что утренний свет уже проникает в спальню сквозь узкие окна.

– Давай ему как можно чаще пить и смотри, чтобы ему было тепло. – Артли взяла с подноса маленькую склянку. – Это зелье от лихорадки. Еще хорошо класть холодную тряпицу на лоб – тоже помогает. Неплохо бы искупать его. – Она хихикнула. – Славный парень – молодой девочке должно быть приятно ухаживать за таким-то.

Элизабет вспыхнула.

– У тебя грязные мысли, старуха. Ты же знаешь, мы с ним женаты.

– Тем приятнее тебе будет. – Артли снова хихикнула и, прихватив свой поднос, шаркая ногами, ушла.

Элизабет села на край кровати. Наконец она могла побыть с Робертом наедине. Хотя какое «наедине», если он без сознания! Скорее уж «в одиночестве». Сердце у нее сжималось при виде дорогого лица, такого измученного, такого несчастного. Он бредил, бормотал что-то невнятное, часто по-гэльски.

Бет протянула руку и ласково погладила мужа по лбу. Словно почувствовав ее прикосновение, Роберт открыл глаза и схватил ее за руку.

– Разрежьте веревку, Бет. – Хватка Роберта тут же ослабла, и он опять погрузился в беспамятство.

Элизабет омыла мужа. Ее любимый, в котором просыпалось желание от ее единственного прикосновения, теперь лежал безучастный. Его не волновало то, что Бет прикасается к его самым сокровенным местам. Прежде чем укрыть Роберта одеялом, Элизабет провела рукой по всему его телу, словно ощущение тепла под ладонью убеждало ее, что внутри этого тела бьется жизнь.

Элизабет смочила влажной тряпочкой губы мужа, растрескавшиеся от жара, и попыталась влить ему в рот несколько капель воды.

Вошел отец. Долго стоял и смотрел на Керкленда.

Роберт метался. Его сжигала лихорадка. И теперь только сам он мог себя спасти, ибо ничем ему уже было не помочь.

Александр Скотт посмотрел на дочь. Лицо ее осунулось, вокруг глаз появилась синева. Отец обнял Бет. Та уткнулась ему в плечо и, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Старик гладил свою девочку по голове и молчал – пусть выплачется.

– Он должен жить, отец. Должен!

– Теперь все в руках Господа, Элизабет, – проговорил граф. – А тебе нужно отдохнуть, дорогая. Сейчас ты ничего больше не сможешь сделать для него.

– Я ни за что не усну. И мне не нужен отдых, отец.

– Артли сказала, что может пройти много дней, прежде чем что-нибудь станет ясно. От тебя будет мало толку, если ты сама свалишься. Я посижу с ним, а ты можешь оставить дверь открытой. Если что-нибудь изменится, я тебя позову. Элизабет замотала головой.

– Может быть, потом, отец. Я не могу отдыхать, когда он... когда с ним...

Лорд Скотт нахмурился.

– Хорошо, Бет, но я настаиваю, чтобы ты отдохнула. Позже, но обязательно отдохнула. Обещаешь?

Медленно тянулись дни в замке Бэллантайн. Часами просиживала Элизабет у ложа мужа. Как мучительно было слушать бред раненого! Когда Роберт звал ее, казалось, что это кричит его сердце. В такие минуты она еле сдерживала слезы. Но страшнее было, когда Роберт возвращался в тот день. В Филипхоу. И сквозь все видения прорывался все тот же умоляющий крик: «Перережьте веревку! Ради Бога, пусть кто-нибудь перережет веревку!»

Часто приходила Артли, и женщины меняли примочки и повязки. Рана подживала, и через неделю Роберт стал на короткие мгновения приходить в сознание, тогда женщинам удавалось влить ему в горло какое-нибудь целебное снадобье.

К концу второй недели лихорадка прекратилась и граф впервые погрузился в спокойный сон. Элизабет обняла и расцеловала Артли.

– Спасибо, старая колдунья, – говорила она. – Я знала, что ты сможешь его исцелить. Да благословит тебя Господь, Артли.

Старуха улыбнулась, глядя на эту красавицу. Когда-то она лечила ее от детских болезней. На ее глазах дитя превратилось в женщину. Никогда еще Артли не видела молодую хозяйку такой сияющей, как в это мгновение.

– Господь благословил меня и привел в дом Скоттов, – сказала она скромно.

– Как мне наградить тебя, скажи, Артли? Я дам тебе все, что ты хочешь.

Старуха украдкой взглянула на спящего Роберта.

– В таком разе я хочу, чтобы мне оказали честь и позвали принять первого младенца, который у вас будет.

И, подмигнув, она засмеялась кудахтающим смехом.

Элизабет подбросила в камин полено. Впервые за две недели плечи у нее распрямились, а в глазах светилась радость. Она взглянула на мужа, улыбнулась, а затем, оставив дверь полуоткрытой, вышла в соседнюю комнату, быстро разделась и легла немного поспать.

Как только ее голова коснулась подушки, глаза закрылись и Бет провалилась в сон.

Керкленд медленно открыл глаза, огляделся. Он никак не мог понять, где находится. Комната слабо освещена. Сам он лежит на кровати с пологом. В камине потрескивают дрова. Тепло, уютно. Спокойно, безопасно.

Роберт совершенно не помнил, как сюда попал. И все-таки где он? Что это за комната? Почему он проснулся в чужой постели? Он у врагов или у друзей? Враги сразу бы бросили его в темницу. Значит, друзья. Но кто? Слабый запах лаванды наполнял комнату. Бет!

Граф встал и, шатаясь от слабости, подошел к открытой двери. В соседней комнате на постели лежало создание из его снов.

Элизабет спала. Золотистые локоны ее разметались по подушке. Милое лицо было спокойно. Одеяло сползло, обнажив атласные плечи. Ровно вздымалась ее грудь, прикрытая тонкой шелковой сорочкой. Без всяких колебаний граф улегся рядом с женой и, притянув ее к себе, тоже уснул глубоким, спокойным сном. Элизабет не проснулась. Только прижалась к мужу и продолжала спать.

Бет вдруг почувствовала, что рядом с ней кто-то лежит. Почти в тот же миг у Роберта заныло плечо. Они медленно открыли глаза и тут же зажмурились от ярких солнечных лучей, проникших в комнату.

– Роберт, что вы здесь делаете? – удивилась Элизабет.

– Это я должен спрашивать, что это я здесь делаю. – Он улыбнулся. – Что я здесь делаю и где вообще нахожусь? Хотя это теплое гнездышко мне нравится.

– Ох, Роберт, что вы наделали! – вздохнула Элизабет. – Вам нужно лежать в постели.

– А я где лежу?

Элизабет покачала головой и хотела было встать, но Роберт притянул ее к себе.

– Не сейчас, Бет. Полежите со мной, а я вас обниму.

– Роберт, вы не понимаете. Когда Эндрю вас привез, вы умирали.

– Так где же я? И вообще, что происходит?

– Вы в Бэллантайне. Вас ранили при Филипхоу.

– Ах да... вспоминаю... – медленно проговорил Роберт. Страшные события тех дней оживали в его памяти. – Я помню, что ваш брат... дождь... он рассказывал мне о сражении, о гибели моих друзей...

Его голос слабел, мрачные воспоминания становились все ярче.

Элизабет встала.

– Пойдемте, Роберт, я помогу вам дойти до вашей постели.

Роберт оперся на плечо жены. Вскоре он уже лежал в постели, а Элизабет вышла, чтобы одеться.

К тому времени, когда появился Эндрю, его сестра уже поила больного бульоном. Пришла Артли и сменила ему повязки. Старуха была как-то странно молчалива. Она быстро сложила на поднос свои принадлежности и собралась уже уходить, когда Роберт вспомнил о вежливости.

– Я слышал, в каком я был состоянии и что ты сделала для меня. Я многим обязан тебе, старая. Ты замечательная, умелая целительница.

Тогда Артли снова повернулась к нему.

– Chan eil euslainte gun ioc-shlainte, – тихо ответила она.

Роберт удивленно взглянул на Артли, но та уже исчезла.

– Я не знал, что в этих краях есть люди, говорящие по-гэльски, – заметил Роберт.

– Артли не из этих краев, она отовсюду, – отозвалась Элизабет. – Не знаю, найдется ли что-нибудь, чего она не умеет. Что она вам сказала?

– Она сказала: на всякую хворь найдется лекарство, – ответил Роберт.

Элизабет осторожно водила лезвием бритвы по щеке Роберта. Впервые в жизни она кого-то брила и очень боялась порезать ему щеку или подбородок. Наконец, еще несколько раз проведя бритвой по щеке, она завершила свою опасную работу и с облегчением бросила бритву в тазик с водой.

– Должна признаться, я неплохо научилась ремеслу цирюльника, – похвасталась Бет, в то время как Роберт проводил рукой по щеке. – А теперь пора подрезать вам усы и волосы.

– Может быть, я облегчу вам труд, если предложу вообще сбрить усы? – предложил Роберт.

– О нет, милорд, не сбривайте! Они вам так идут, – возразила молодая женщина и смутилась своей пылкости. Затем она взяла расческу и ножницы.

– Вам, наверное, надоело нянчиться со мной? – У Роберта был виноватый вид.

– Ну конечно же, нет, Роберт! Наоборот, мне это нравится, – успокоила его Бет. Могла ли она сказать мужу, как она рада, что он здесь, рядом с ней, что она может что-то сделать для него?

Она нежно погладила его волосы, потом разделила их на пряди. И принялась расчесывать и подстригать их. Бет смахнула с шеи Роберта отрезанные волоски. Тот вздрогнул, и Бет поспешно убрала руку, испугавшись, что ему это неприятно.

С тех пор как Роберт пришел в себя, миновало уже больше недели, и все это время между ними была какая-то странная недоговоренность. Роберт выглядел отчужденным, равнодушным и почти виноватым из-за причиняемого им беспокойства.

Хотя Керкленд поправлялся быстро, его не спешили переселить в другую спальню, и они с Элизабет по-прежнему жили в соседних комнатах. Но несмотря на это, Роберт больше ни разу не входил к жене. Казалось, рана остудила его и в нем нет прежнего пыла.

Элизабет все время чувствовала его взгляд. Граф следил за женой постоянно. Ей часто хотелось нагнуться к Роберту, поцеловать его в губы, но непонятная робость и стыдливость останавливали ее. Этот равнодушный человек очень смущал ее.

Настал день, когда Роберт почувствовал, что у него хватит сил спуститься вниз и пообедать вместе со всеми. Сапоги ему начистили, штаны починили и выстирали, нашли рубашку, которая налезла на его широкие плечи. К счастью, Роберт был уже не так бледен, но обычный бронзовый загар исчез с его лица.

Неуверенно спускался Роберт по лестнице. Элизабет затаив дыхание смотрела, как осторожно ступает муж по ступенькам. Было видно, что спуск дается ему с трудом.

Сначала Роберт, ее отец и брат разговаривали несколько натянуто, но к тому времени, как подали баранину, напряжение исчезло, и беседа, потекла свободно.

– Вы не знаете, что с Монтрозом? Где он сейчас? Никаких вестей не было? – спросил Роберт.

– Судя по слухам, он сейчас на западе. Говорят, они с Дугласом отправились повидать Хантли, – сказал лорд Скотт.

– Аргайл и Кэмпбеллы везде рыщут – разыскивают Монтроза и его людей. И вешают всех подозрительных. В народе уже прозвали виселицу алтарем Аргайла, а его самого – герцогом Обмана. Говорят, что виселица ждет каждого, кто помогает Монтрозу, – брякнул Эндрю.

Лорд Скотт бросил на сына укоризненный взгляд, а Элизабет сердито посмотрела на брата, но ничего не сказала. Керкленд помрачнел.

– Значит, из-за меня вы все в опасности.

– Не думайте об этом, Роберт. Аргайл боится ссориться с большими кланами. Он предпочитает выдергивать перышки у мелких птичек. Он не рискнет поднять руку ни на одного лоулендского лэрда.

– И все же, милорд, я злоупотребляю вашим гостеприимством.

– Ни слова больше, лорд Керкленд. Неужели я должен напоминать вам, что ваш отец был моим самым близким другом? Я не стану выгонять из дому его сына. Не могу же я отдать вас на милость Арчибальда Кэмпбелла! А речь моего сына течет так же свободно, как вино, которое он поглощает.

Эндрю поставил бокал, бросил робкий взгляд в сторону Роберта. Он понял, что сказал что-то не то, но уже было поздно.

– Я многим обязан Эндрю, лорд Скотт. Он спас мне жизнь.

– Это верно, – Александр Скотт глянул на сына – но он еще очень молод, и, боюсь, я с ним слишком строг.

– Ваш сын – настоящий мужчина, лорд Скотт, и он это уже доказал. Я полагаю, не многие способны на подобный поступок.

Эндрю с благодарностью посмотрел на Роберта Керкленда. Элизабет ласково улыбнулась Роберту. «Как ловко он сгладил промах Эндрю! Настоящий благородный человек».

– А теперь, джентльмены, я оставлю вас в обществе бренди, – проговорила молодая женщина и направилась к двери. Мужчины встали. Роберт не сводил с нее взгляда, исполненного тоски и страсти.

Элизабет поднялась на стену замка и стала смотреть на звезды. Приближалась зима. Бет радостно вдыхала живительный морозный воздух. За столом она прекрасно поняла, что Роберт неспокоен и что он будет настаивать на своем отъезде из Бэллантайна. Как сладко было просыпаться каждый день, зная, что сейчас она увидит его! Она не понимала, почему Роберт так холоден, но, какова бы ни была причина этого, им надо поговорить начистоту. Она больше не может молчать и делать вид, что ничего не происходит.

Теперь они уже не были мужем и женой. На прошлой неделе истек срок их брака. В церкви они так и не обвенчались. Но как ни странно, ни один из супругов не заговаривал об этом. Да и с какой стати? Ведь они никогда ничего не обсуждали из того, что касалось их лично. Элизабет не могла поверить, что Роберт не знает о новом положении дел. Очевидно, это его не беспокоит.

Бет посмотрела на обручальное кольцо, которое Керкленд силой надел ей на палец. Не снять ли его? Не вернуть ли Роберту? Бет подняла глаза к небу:

– Боже, что же мне делать?

Роберт лежал и смотрел на закрытую дверь соседней комнаты. Он знал, что там, за этой дверью, лежит в своей кровати Элизабет. При одной мысли о ней руки его холодели, он так соскучился по своей любимой!

Как это сладко – держать ее в объятиях, ощущать мягкость ее тела, ее тонкий аромат!.. Но он решил, что этого больше не будет никогда.

Элизабет была права – он хочет брать от жизни все лучшее. Он мог умереть, а она родила бы дитя, а потом ребенок рос бы без отца. Кто знает, чем кончится для него следующее сражение? Он должен уехать как можно скорее. Через несколько дней он уже сможет сесть в седло. Граф решил больше не причинять зла Бет. До сих пор он был уверен, что неуязвим, а Джеймс Грэхем – непобедим. Филипхоу показало, какая это чушь. Если он погибнет в этой войне, он по крайней мере не заставит больше Элизабет страдать. Он откажется от нее прежде, чем успеет опять чем-либо огорчить ее.

Граф был настолько погружен в свои мысли, что не заметил, как дверь отворилась и в комнату вошла Элизабет. И вдруг она оказалась пред ним. Длинные волосы скрывали ее плечи. На Бет была одна лишь рубашка. Она молчала. Несмотря на тусклое освещение, Элизабет увидела, что Роберт смущен. Она сразу поняла – в его темных глазах затаилась страсть.

Роберт смотрел как околдованный: руки Бет скользнули к завязкам рубашки, развязали их, едва уловимым движением плеч она спустила с себя легкое полотно. Рубашка упала к ее ногам.

Роберт сжал кулаки. Он не хотел терять голову. Перед ним стояла сама Афродита – богиня любви. Граф не мог отвести глаз от молочно-белых плеч. «Шея. Такая тонкая, стройная. Грудь. Белая, нежная, пышная, соски затвердели. От холода? Надо ее согреть. Талия. Тоже тонкая. А ножки...» Роберта охватило желание, он облизал пересохшие губы.

Одно движение – и Элизабет уже под одеялом рядом с ним. Роберт привлек ее к себе. Он осыпал поцелуями ее глаза, лицо, шею, он не пропускал ни единого изгиба.

Никогда еще не ласкали они друг друга с такой страстью. Нежность придет потом, а сейчас только страсть! Алчная, дикая, всепожирающая страсть! В ту ночь они разрешали друг другу все!

Потом они лежали тяжело дыша. Роберт так и не выпустил Элизабет из объятий. Отдышавшись, они стали шептать друг другу нежные слова. Он осыпал легкими поцелуями ее губы и глаза.

– О Боже, Бет, как же я люблю вас!

Он откинулся, ослабевший от любовных ласк. Тогда Элизабет наклонилась над ним и подарила ему поцелуй.

– Я люблю вас, Роберт. Я люблю вас так, что превращаюсь в вашу любовницу. Мы уже не муж и жена, а я все равно прихожу к вам в постель.

– Вы моя жена, любовь моя. Вы всегда будете моей женой. – Роберт вздохнул, слабость одолела его, и он погрузился в спокойный сон.

Некоторое время Элизабет с любовью смотрела на лицо спящего. Погладила мужа по щеке, отбросила спутанные волосы. Потом встала, хорошенько укрыла Роберта и надела рубашку.

Она наклонилась, еще раз поцеловала его в губы.

– Нет, дорогой мой. Боюсь, что для тебя я осталась только любовницей. Но я люблю тебя, Роберт, и согласна играть эту роль и дальше.