Запах ее волос

Он был уже далеко не молод. Хоть и не выглядел вовсе стариком, шаркал при ходьбе, казалось, едва передвигал ноги.

Каждый его день был похож на предыдущий: утро он встречал в лачуге на берегу океана, скудные продукты покупал вместе с другими, такими же, как он, рядовыми соотечественниками по карточкам. И каждый следующий день его был похож на предыдущий. Словом, он жил в том самом социалистическом раю, который создал собственными руками.

Каждую ночь, а особенно перед бурями, ныли старые раны. Он так много видел и так долго жил, что устал и с облегчением принял бы смерть. Но только не сейчас, позже: единственное, чего он боялся, – умереть раньше, чем увидит свою страну сильной. Такой, какой с раннего детства представлял ее в своих мечтах и надеждах, какой хотел видеть ее отец.

У него ведь и не было ничего, кроме Кубы, и еще океана: он никогда не был женат, не завел детей, не выстроил дом. Он был беден или богат ровно настолько, насколько были бедны или богаты жившие рядом с ним люди.

А океан он любил. По вечерам медленно подходил к берегу, вдыхал соленый воздух и вспоминал… Чаще всего – друзей, погибших товарищей. Он говорил с ними, спорил, возмущался и плакал, потому что знал: они победили, но так и не смогли победить. Он плакал, потому что понимал, что невозможно совершить невозможное, какой бы стойкой ни была их вера и мужественной – борьба. Они высоко подняли голову, гордо держали ее вопреки всему, но им так и не дали встать с колен. Они не смогли победить врага, которого не смог победить еще никто.

Он пережил так много, что уже давно забыл, что такое страх. Он закрывал лицо руками и плакал, и слезы сочились сквозь пальцы. Он знал, что ему осталось совсем немного, и все, что он может сейчас, – это только esperar – ждать, надеясь.

Он остался солдатом, и ему стыдно было признаться даже самому себе, что мысли о нелегкой судьбе его Родины были не самой щемящей болью его сердца. Каждый раз, глядя, как море ласкает берег, он вспоминал ночь, которая изменила всю его жизнь. Иногда во сне он пытался что‑то изменить, но, не сумев повернуть время вспять, просыпался в холодном поту и потом долго смотрел в открытое окно на россыпь алмазов в небе и уже не мог сомкнуть глаз до утра. Там, во сне, он как бы проживал ту жизнь, которая не сбылась, не случилась.

Казалось, он читал какую‑то бесконечную повесть с продолжением. Там была простая и счастливая жизнь – с ней, потом с их детьми, внуками. А просыпался он каждый раз на одной и той же странице: если бы он не отпустил тогда ее руку, сейчас все могло бы быть иначе. И каждый раз осознавал, что не сможет забыть никогда ее молодое загорелое тело, каскад шелковистых волос, ее горячую любовь и нежность.

У него было много подруг. Но ни разу до нее и никогда – после он не встречал женщины, которая бы так вошла в его жизнь, заполнив собою всё ее пространство и едва не заменив в ней всё, что было или могло бы произойти. И воздух с океана – это был ее воздух, запах ее волос. С тех пор для него это был запах бесконечной любви.

Он закрывал глаза и видел ее лицо. Может быть, когда‑нибудь, в один из тех немногих дней, которые еще остались у него, он придет сюда, как всегда, перед закатом, и увидит ее. Он знал, что этого не произойдет никогда, но все равно надеялся. И жил этой надеждой.