Предчувствие Готфрида Золля

Летом тысяча девятьсот сорокового года по напуганной войною Европе стал распространяться странный слух, сильно возбуждавший ее обитателей. Люди болтали, будто если долго смотреть в ночное небо, то можно различить в нем какую‑то необычную штуковину. Никто не мог толком объяснить, как эта штуковина выглядит, но многие утверждали, что она все‑таки есть. Поэтому в безоблачные ночи на улицы высыпало множество зевак, которые подолгу рассматривали усыпанный звездами небосклон.

Старый астролог Готфрид Золль тоже не избежал искушения. Он поверил слухам и стал часами просиживать на балконе своего домика в Оберамагау, пытаясь уловить через подзорную трубу очертания неизвестного тела. Но звезды едва заметно продвигались по предначертанному пути, как делали это уже многие тысячи лет, да время от времени тьму оживляли полоски метеоритов. Все как всегда, как повелось с незапамятных времен. Неделя проходила за неделей. Золль потерял уже всякую надежду и решил было прекратить свои бдения, как однажды увидел Это. Или, может быть, ему показалось, что он увидел. В любом случае, его зрение уловило высоко под светилами какую‑то гигантскую лохматую тень. Тень, похоже, медленно ворочалась и даже иногда ссыпала со своих лохм мелкие искры. Чем дальше старик наблюдал за тенью, тем сильнее ныло его сердце от предчувствия беды. Она была живой, эта тень, она не просто висела над Европой. Нет, она наблюдала эту территорию. Больше того, от тени исходила какая‑то необъяснимая сила, которая сказывалась и на раскладах Золля. Астрологические прогнозы старика больше не угадывали грядущих событий. Тень словно улавливала привычные соотношения светил, перекручивала их по своему и готовила какой‑то неведомый поворот истории. Золль был известен своими удивительно точными предсказаниями по звездам. Слава его так широко распространилась по Германии, что к нему наведывались не только простые смертные, но и сильные мира сего. Даже сам Генрих Гиммлер бывал у гадальщика. Генрих был известен своей склонностью к мистике и не удивительно, что он хотел с помощью звездочета заглянуть в будущее.

Астролог прожил долгую жизнь и знал, что нет ничего обманчивей, чем попытки предметного объяснения происходящего. Предметный образ – всего лишь скорлупа сути, а внутри этой сути всегда таится взаимодействие тайных сил. Сил темных и сил светлых. Вот и сейчас нельзя было объяснить только предметным способом положение в Европе, над которой стали путаться звездные связи. Сегодня, в середине сорокового года, она была совсем не похожа на Европу прежних лет. В ней сбилось и затихало самое главное – ее симфония жизни. Все изменилось на жизнерадостном континенте. Маленькие насекомые в виде свастики облепили города и села, пуская в них яд упадка и безысходности. Будто покосились гордые силуэты католических храмов Вечного Города, праздничная Триумфальная арка Парижа поникла своим венцом как опороченная девственница, а ветряки на голландских дюнах махали крыльями не потому, что хотели молоть зерно, а потому что их насильно крутил чужой ветер, доносивший звуки немецких маршей. Бодрые крики животных и пастухов не приветствовали пробуждение селений, исчезли беззаботные гуляки на улицах метрополий, смолкли страстные повизгивания скрипок в еврейских кварталах. Белозубые улыбки женщин исчезли из калейдоскопа уличных картин. Европа испытывала ощущение духовной немощи и только в центре ее бил вулканический источник другого, чуждого ей духа, который потоками расплескивался в разные стороны по ухоженным равнинам, преодолевал горные хребты и скатывался в воды окружающих континент морей. Народы цепенели в ужасе перед этими потоками, но не один из них не мог остановить силу, название которой – немецкий дух.

Готфрид Золль видел, как распространяется парализующее действие немецкой воли в этом привычном мире и хотел понять, почему это происходит. Он склонялся над своими картами и надолго задумывался. Двадцать один год Германия билась в цепях поражения Первой Мировой войны. Двадцать один год немцы копили в себе ту невидимую силу, которая иногда покидает нацию, а иногда по неведомым причинам начинает наполнять ее новой исторической дерзостью. Верно ли искать причины возвращения этой силы лишь в жажде мести, в стремлении освободиться от позора унижений и голода? Да, было бессилие и голод целой нации, но ведь это лишь видимое объяснение происходящего. А невидимое заключалось в том, что все в душе немца перевернулось и перепуталось. Он, верующий католик и протестант, истовый христианин, потерпел поражение, и решил, что оказался брошенным Богом. Тогда он отвернулся от своего тысячелетнего христианства и стал искать себе другого кумира. И тут же какие‑то невидимые силы подсунули немцу нового Бога – вот он, Адольф Гитлер.

Старый прихожанин церкви святого Августина, Готфрид нисколько не сомневался в том, что за фюрером прячутся бесы.

Но ему казалось, что были и другие силы, пестовавшие Гитлера. Золль напрягал свою волю в стремлении проникнуть в суть вещей и к нему приходили отрывочные видения об особой роли англосаксов в биографии фюрера. Он узнал, что первые деньги нацисты получили в швейцарских банках именно от неизвестных американцев, а потом англичан, и дальше весь их путь к власти свершался с этой тайной помощью.

А теперь явилась эта тень в ночном небе, враждебная всему прежнему, христолюбивому укладу жизни. Астролог содрогался от тайного ужаса – неужели там, в высоте появился Черный ангел смерти, готовящийся начать свою страшную жатву? Неужели немецкая душа станет его земным исполнителем? Неужели она? Ведь она уже неузнаваемо изменилась. Сегодня немец стал несгибаемым и непреклонным. Этот немец пропахал гусеницами своих танков большую часть континента. Масса вчерашних простых бюргеров сплотилась в могучую силу от ощущения себя расой господ, а каждый «маленький Шмидт» раздулся до размеров мускулистого мифического ария, не знающего страха и сомнений. «Господи, почему мы, немцы? – спрашивал в темном безмолвии старый Готфрид – ведь мы не лучше и не хуже других народов. Почему именно нас берет в свои руки Черный ангел, почему мы будем карой всем остальным за предательство Изначалия?»

Он приходил в свою маленькую спаленку, надевал ночную рубашку и колпак, ложился на спину и смотрел, как в свете луны по стене медленно движется тень от шпиля соседней кирхи. К часу ночи тень добиралась до угла комнаты и ломалась там, превращаясь в косой крест. Готфрид засыпал и видел нехорошие, недобрые сны. В ту военную пору мало кто в Германии мог видеть добрые сны.