О чудотворных мощах святого Гуга и ещё кое о чём

А стрелы какие – длиною в ярд!

Оперенье – павлинье перо!

Блестящей насечкою радует глаз

Белое серебро.

Полная луна светила так ярко, что муравьи видны были на лесной тропинке. Серебряные ветви дубов бросали на траву чёрную тень, а там, где листва была реже, дымчатые столбы лучей тянулись к земле.

Возле сторожки лесничего, срубленной из толстых брёвен, остановилась невзрачная лошадёнка. Сухонький старичок неловко сполз с седла и, сильно припадая на одну ногу, проковылял к окну. Он постучал по доске, которой изнутри было закрыто окно, и к щёлке тотчас же прильнул недоверчивый глаз.

– Открой, добрый человек, – тихо сказал поздний гость. – Я совсем заплутался у вас в лесу.

Полоска красного света брызнула в щель, погасла, вспыхнула снова: хозяин сторожки вздул огонь.

– Кого ещё там принесло?

Старичок уткнулся бородкой в окно и громко закричал:

– Башмачник я, в Ноттингем еду за кожей, на ярмарку! Пусти переночевать, хозяин!

Загремел засов.

Тяжёлая дверь отворилась, и в лунном свете блеснуло лезвие ирландского ножа. Чёрный Билль, лесничий королевских лесов, встретил позднего гостя на пороге.

– Ты один? – спросил лесничий, вглядываясь в тень за спиной старика.

– Как Адам, когда ещё не было Евы, – повеселевшим голосом ответил старичок. – Впрочем, есть при мне кости святого Гуга.

Он вошёл в сторожку, ведя за собой лошадь. Поставив лошадь в тот угол, где гремел о кормушку цепью жеребец лесничего, старичок скинул с плеча небольшую кожаную сумку.

Чёрный Билль, угрюмо насупившись, разглядывал гостя.

– А что у тебя в сумке, башмачник?

Старичок развязал котомку и поднёс к носу лесничего десяток ножей, шильев и свёрл. Лукаво ухмыляясь в седую бородёнку, он заговорил быстро‑быстро, так что Чёрный Билль не мог вставить ни словечка.

– Великое дело – мощи святого Гуга! Святой Гуг ведь тоже был бродячий башмачник, вроде меня. А когда накинули ему на шею петлю за то, что он полюбил прекрасную Финифред, он воскликнул в великом горе: «Слушайте, все башмачники, какие есть на божьей земле! Мне нечего вам завещать. Жизнь у меня отнимает палач, мясо моё склюют жадные птицы. Я оставлю вам свои кости, пусть они принесут вам счастье». Нацеди мне кружку эля, хозяин, дай промочить горло с дороги… Хорош, хорош у тебя эль, лесник! Вот шли мимо виселицы весёлые башмачники, слышат – стучат на ветру белые кости святого Гуга. «Глядите, – говорит один, – вот кости, что завещал нам святой!» – «А на что живому нужны мёртвые кости?» – спрашивает другой. «Как на что? В этих костях такая же сила, как в мозгу бобра или в языке лягушки. Потому что, если ты высушишь мозг бобра, растолчёшь в порошок и добавишь сычуга, который хозяйки кладут в сыр, и этой мазью натрёшь порог, ни один вор не войдёт в твой дом. А язык лягушки имеет такую силу, что если положишь его на грудь спящего, то спящий ответит тебе на всякий вопрос и расскажет, что будет завтра и через десять лет. А если лист чернобыльника положишь в башмак – хоть сорок миль пройди, не устанешь. А если кости святого Гуга башмачник положит в сумку…»

– Да постой, не тараторь, старик! – перебил гостя Чёрный Билль. – Никто не поверит тебе, что ты башмачник. Зачем башмачнику сверла? Уж больно знакома мне твоя борода. Не хромой ли ты стрельник из Трента? Как, и колчан у тебя при седле?

– А хоть бы так, – не моргнув глазом, ответил старик. – Если мощи святого Гуга помогают башмачнику, почему бы им не сослужить службу доброму стрельнику?

– Какой же ветер занёс тебя сюда, старик?

– Уж ты‑то знаешь какой, – подмигнул гость. – Тот самый ветер, который тридцать лет не даёт мне покою и таскает, как палый лист, по всему северному краю. Слыхать, шериф в Ноттингеме объявил состязание лучников в день святого Петра? Значит, смекаю я, кому‑нибудь да понадобятся меткие стрелы.

– А давно, однако, не видно тебя в наших лесах, – заметил лесничий, подливая старику тёмного эля.

– Да мало ли в Англии городов и сёл! Рук‑то у меня, на беду, только две. Трудно стало мне таскать по дорогам свои старые кости, а хороший стрелок всегда отыщет хромого из Трента. Только третьего дня приходили ко мне в Донкастер здешние молодцы. Говорят, красного зверя в Шервуде много, да шерифовы заставы караулят у каждого пня.

Чёрный Билль нахмурился.

– Смотри, старик, не сносить тебе головы! Я давно примечаю, у разбойников стрелы твоей работы.

– Ремесло наше такое. Разве ткач виноват, если весёлые молодцы ходят в сукнах его работы? Были бы стрелы чисто сделаны, а чья рука их спустит с тетивы и в какую мишень, это дело не наше. Погляди, видал ты такие стрелы?

Стрельник прохромал к своей лошади, отвязал от седла объёмистый кожаный колчан и положил его на стол перед лесничим.

– Вот на этих широких боевых – настоящие фландрские наконечники. Вот «игла» – по мелкой дичи. Вот винтовая – для сильного ветра, – приговаривал мастер, бережно вытаскивая из колчана свои изделия. – Перья на ней заправлены наискось одно к другому, чтобы она вертелась на лету. Эта красная, с павлиньим пером, – для ветра с правой руки, а эта – для ветра с левой. Короткая – для дальнобойного лука, а эти, в ярд, – для шестифутового…

Чёрный Билль, вскидывая стрелы к глазу, проверял их прямоту. Вдруг он заметил, что стрельник, вытащив наполовину одну стрелу, поспешно упрятал её обратно в колчан.

– Стой, стой! – воскликнул лесничий. – Покажи‑ка мне ту, кленовую.

– Вот эту?

– Да нет же, ту, что ты спрятал, старик.

– То плохая стрела. Возьми лучше эту. Смотри, у неё ложбинка на пятке для воска, чтобы не соскальзывала с тетивы.

Но Чёрный Билль протянул уже руку и выдернул из колчана кленовую стрелу.

– Так эта, по‑твоему, плохая, стрельник? Хитришь ты, как я посмотрю. Мне сдаётся, что лучшей нет у тебя в колчане.

Лесничий взял свой шестифутовый лук и приложил к тетиве блестящую полированную стрелу.

– Как раз и по луку! Клянусь распятием, с такой стрелой не страшен мне спор в Ноттингеме! Продай мне её, старик!

Стрельник покачал головой.

– Эта стрела тебе не годится, парень. Видишь, она со свистом.

– Что это значит – со свистом?

– А вот в наконечнике у неё прорезана щёлка. Ветер в неё сходит, она и свистит на лету.

– Для чего же ты сделал стрелу со свистом?

Мастер замялся.

– Так уж… так уж мне было приказано, – пробормотал он,

– Ты скажи прямо, старик, для кого ты припас такую стрелу?

– Для одного молодца, который тоже будет в Ноттингеме на святого Петра.

Чёрный Билль, наморщив брови, так пристально посмотрел на хромого, словно хотел пронизать его взглядом.

– Что же, ты думаешь обмануть меня, старик? Или снова запоёшь мне про мощи святого Гуга? Не видать Робин Гуду этой стрелы, потому что ты подаришь её мне, лесничему королевских лесов!

– А если нет? – тихо спросил хромой стрельник из Трента.

– Если нет, – вспылил лесничий, – я отберу её силой, а тебя научу, как таскаться по разбойничьим берлогам!

– Что ж, возьми, Чёрный Билль. Только смотри, никому ни слова, не то, пожалуй, кто‑нибудь всадит мне в грудь стрелу моей же работы.

Кленовая стрела со щёлкой в наконечнике исчезла в колчане лесничего.

Отобрав ещё две такие же стрелы, Чёрный Билль отправил их в свой колчан следом за первой.