Часть вторая Возвращение на родину отца. Дорога в СССР. 1 сентября – 24 ноября 1947года. 4 page

Первая поездка в Белоруссию. Сентябрь 1955 года.

Когда я научился более - менее читать и писать по-русски, то решил поговорить с отцом о нашей с ним встрече с родными в Белоруссии. Я написал своё первое письмо на родину отца в деревню Корень. Конечно же, писал я его с помощью отца и сильно волновался. Долго мы ждали оттуда вестей и, наконец, получили ответ. Радости нашей не было предела. Из этого письма мы узнали, что мой дед умер в 1943 году в
преклонном возрасте, два брата отца, Феликс и Антон, погибли на полях сражений в годы войны, а также много других новостей. В письме сообщались адреса многих наших близких родственников, на которые я послал письма; и отовсюду получил ответы. Нами интересовались и хотели встретиться, чем раньше, тем лучше. Эти письма меня подбадривали и поднимали настроение.
В 1953 году во время очередного отпуска отец не выдержал и поехал навещать родные места. Провожая его на поезд, я видел, как он переживает предстоящую встречу с родными. Его можно было понять – он не видел родных мест 33 года. Во время его пребывания в Белоруссии я не находил себе места и думал, что зря не поехал вместе с ним. Обратный приезд отца домой был очень трогательным и волнующим. Он рассказывал, как плакал от радости, когда увидел родные его сердцу места. По его рассказам, белорусский край претерпел массу перемен, и жизнь пошла по другому руслу. Я решил для себя, что в ближайшее время обязательно поеду в Минск и Корень.
И вот день отъезда в Белоруссию наступил. Было 1 сентября 1955 года. Эта земля меня притягивала, и я должен был её посетить. Волнение моё было обосновано тем, что это была первая самостоятельная
- 95 -
поездка по стране Советов, в которой мне предстояло побывать в столице Москве, полюбоваться на необъятные просторы своей новой родины, встретиться с разными людьми и поближе познакомиться с бытом русских людей и белорусов.
В поезде мне сначала показалось одиноко, и было страшно остаться в Москве без попутчиков. Но в одном вагоне со мной ехал молодой парень Олег Поярков, который работал на нашем заводе и ехал на службу в армию после побывки дома. У нас с ним завязался разговор. Олег рассказывал о Москве и своей службе. Я попросил его, чтобы он по возможности немного познакомил меня со столицей. Олег задумался и дал обещание помочь, но ненадолго, так как ему необходимо было к вечеру прибыть в свою часть, которая находилась где-то в Подмосковье. Всю ночь я так и не смог уснуть от мысли, что скоро состоится волнующая встреча с Москвой, о которой так много пишут и говорят. Ранним утром мы прибыли на вокзал, и я с особой надеждой смотрел на Олега, который, видя моё волнение, улыбался и подбадривал меня. На Белорусском вокзале пришлось послать телеграмму в Минск, чтобы там меня встретили, простоять у камер хранения и кассы и прокомпостировать билет до Минска. Олег с нетерпением ждал меня, так как его свободное время иссякало. К счастью, мне последнему удалось получить место в поезде, отходящем в Минск. До вечера я был свободен. Олег предложил мне побывать на Красной площади и вернуться обратно. Мы спустились в метро. Я восхищался необычным зрелищем, но боялся упустить Олега из виду.
Вот мы и на Красной площади. Не верилось, что я нахожусь на этом историческом месте. Мой товарищ рассказал мне об истории Кремля. После короткого пребывания на Красной площади нам пришлось вернуться на вокзал. Я горячо поблагодарил Олега, и мы простились. Не зная Москвы, я боялся заблудиться, поэтому прогулялся только по улице Горького, с интересом глядя на прохожих, витрины магазинов и бесконечное движение машин. Незаметно оказался около зоопарка, но повернул назад, боясь опоздать на поезд. В вагоне было душно, – сентябрь в этом году оказался необычно жарким. В поезде я никак не мог заснуть в предвкушении предстоящих встреч. У меня было такое чувство, как будто я лечу куда-то вдаль через равнины, освещённые редкими огнями, на встречу с чем-то необычным. Не давал уснуть ритмичный и однообразный стук колёс. Но усталость взяла своё, и я всё же заснул.
Вот и долгожданный Минск. Я спустился на перрон и стал ждать. Меня должна была встретить моя троюродная сестра Леонида Полозкова, дочь двоюродного брата отца Антона Ивановича Чертовича. Когда отец побывал у неё в гостях, то привёз её фотографию. Я устремил свой взгляд в гущу толпы, стараясь найти знакомые черты лица. Прошло около десяти минут, и перрон опустел. Я даже растерялся, не зная, что предпринять. По перрону ходил какой-то молодой мужчина и поглядывал на меня, а я – на него. Затем он подошёл поближе. И мы устремили свои взгляды друг на друга. Он был красивой наружности. У меня в голове возникла мысль: ведь это, наверно, муж моей сестры? Он спросил меня: «Ты – Стасик Бубер?» Я его тоже спросил: «А ты – Паша?» Мы поняли друг друга с полуслова и по-дружески обнялись. Паша взял мой чемодан, и мы вышли к остановке трамвая. Сидя в трамвае, я с интересом смотрел на улицы Минска, этого многострадального города, в котором было ещё много руин. Да! Не так просто было поднять такой город за короткий срок - ведь после войны прошло только 10 лет. Город строился. Он был как огромная строительная площадка – везде возводились новые дома.
Полозковы жили далеко, где-то на окраине Минска вблизи аэродрома и Минского тракторного завода, на котором Павел работал кузнецом. Мы зашли в комнату, где нас ожидали Лёня с маленьким сыном Сергеем и своей сестрой Ниной. Встреча была тёплой и чистосердечной. Я глядел на сестёр, и не верилось, что рядом со мной родные и близкие мне люди, дочери любимого двоюродного брата отца. Семья Полозковых жила в очень стеснённых условиях. В комнате площадью около десяти квадратных метров едва помещались кровать, шифоньер, детская кроватка, диван, крохотный столик и пара табуреток. Никакого прохода почти не было – сидеть приходилось на диване или кровати. Тут же в комнате была печка. Кухни не было. Но молодые были рады тому, что над головой была крыша. В то время в Минске проблема с жильём стояла очень остро. Сёстры быстро собрали на стол. Только мы собрались отметить нашу встречу, как пришёл ещё один родственник – Анатолий Бубер. Радости нашей не было предела. Я не привык пить водку, но ради встречи не мог от неё отказаться. В результате, к вечеру почувствовал себя плохо. Чтобы придти в себя, я вышел немного подышать свежим воздухом. Спать меня уложили на диван, а трое хозяев улеглись на кровать. Рано утром следующего дня Анатолий повёл меня на экскурсию по Минску. Целый день мы блуждали по громадному городу, а для меня это было удовольствием. На третьи сутки сестра Лёня
- 96 -
проводила меня до Комаровского рынка и посадила на попутную грузовую машину, которая ехала в сторону деревни Козыри, где мне нужно было высадиться, чтобы потом самостоятельно добираться до деревни Корень. Водитель машины оказался разговорчивым и всю дорогу рассказывал об истории этого края. Особенно мне понравился его рассказ о партизанской войне в этих местах. Вот и Козыри – родная деревня легендарного кузнеца, в честь которого был сооружён памятник в сожжённой немцами деревне Хатынь.
Мне предстояло преодолеть пешком 9 километров с тяжело нагруженным чемоданом, в котором кроме одежды лежали продукты: крупы, сахарный песок, хлеб и колбаса. В Минске родственники предупредили, что в деревне эти продукты отсутствуют. В то время в сельской местности Белоруссии люди жили голодно. День стоял очень жаркий, и мне пришлось снять с себя пиджак с рубашкой и положить их в чемодан. Первые километры я шёл бодро и с приподнятым настроением, но потом устал, а чемодан казался тяжёлым как камень. Я нёс его - то на плечах, то на голове. В горле пересохло, но надо было идти – ведь впереди меня ожидали волнующие встречи. Всю дорогу я спрашивал людей, встречающихся по пути, не сбился ли я с маршрута, как описывали его родственники из Минска? Оказывается, я шёл правильно. Приходилось заходить в некоторые дома и просить хозяев, чтобы они напоили меня колодезной водой. Красота этих мест была удивительной и неповторимой. Пыльная узкая дорога петляла по склонам множественных холмов, и казалось, что ей нет конца. Как назло, по пути не встретилось ни одной попутной машины или повозки. Не замечая усталости, я слушал лепет птиц и шуршание листвы деревьев и кустов. Природа и яркое солнце как будто угадывали, что мне нельзя портить настроение.
Я стал спускаться с очередного холма, как увидел невдалеке череду маленьких деревенских домов, окружённых фруктовыми садами. В голове моей зародилась мысль, что это, может быть, деревня Корень. Ускорив шаг, я дошёл до подножия холма и спросил у одного старика: «Дедушка, это деревня Корень?» «Да», - ответил он. И ту т же ко мне подошли двое мальчишек, лет двенадцати, и смело спросили: «А вы, случайно, не Стасик Бубер?» «Да, это я». Тогда ребята взяли мой чемодан и потащили его вдвоём. Я хотел было их остановить: «Что вы делаете? Зачем?» Но они ответили: «Вся деревня давно ждёт вас. Не бойтесь, мы приведём вас, куда надо». Отчасти я был рад, что они избавили меня от непосильной ноши, но видел, что ребятам тяжело было её нести. Я пытался взять у них чемодан, но те не захотели подавать вида, что им тяжело, и старались изо всех сил. Мне не верилось, что нахожусь в родных местах, где прожило не одно поколение моих предков. Встречные люди здоровались со мной и провожали пытливыми взглядами, так как были извещены о моём приезде. Забыв об усталости, я испытывал глубокое чувство радости и гордости.
Ребята остановились у одного дома и сказали, что в нём живут родные сёстры моего отца, но сейчас их нет дома. В это время мимо нас проскакал всадник на коне. Ребята крикнули ему: «Антон, вернись, ведь твой брат приехал!» Но Антон проскакал мимо, как будто нас не заметил. Сзади подошёл мой дядя Николай Николаевич Бубер и повёл к себе в дом, который стоял напротив дома тётушек. Он дал мне выпить воды и сказал: «Стасик, ты тут посиди, а я всех соберу и приведу с поля твоих тётушек, Марусю и Степаниду». Не прошло и двадцати минут, как в дом стали заходить разные люди, и каждый из них говорил, кто он есть. Это были разные родственники и соседи. Тётушки пришли позже – они работали далеко в поле. Обе оказались
робкими и стеснительными. Мы обнялись, и у всех на глазах от радости выступили слёзы. Было чему радоваться во время первой встречи с близкими мне людьми. Это были самые дорогие минуты, которые запомнились на всю жизнь! Тут же все засуетились и забегали, собирая праздничный стол, а тётушки повели меня к себе в свой маленький домик. За столом было очень приятно сидеть и чувствовать себя гостем, где все тебе рады. Для меня было необычно слышать смешанный белорусский и русский говор. Было произнесено немало дружеских тостов. День прошёл на славу.
К вечеру я вышел на улицу подышать свежим и тонизирующим деревенским воздухом. Ко мне подошла пожилая женщина и сказала: «Пойдём ко мне, Стасик. Я жена двоюродного брата твоего отца Антона Чертовича, тётушка Константа (близкие и соседи её называли попросту – Кастуся; так называл её и я). Ты станешь моим самым дорогим гостем. Лёня, моя дочь, наверно хорошо тебя встретила? Я уверена в этом». Далеко не пришлось идти. Мы зашли в хату, где нас ждал Антон Чертович, мой троюродный брат. Мы с ним обнялись, а потом сели за стол. Почти сразу в доме собралось много деревенской молодёжи. Меня засыпали массой вопросов – всех интересовала моя необычная судьба. Беседа продолжалась далеко за полночь, в конце которой меня попросили спеть несколько французских песен, и я охотно выполнил просьбу. Мои родные тётушки стояли в стороне, молчаливо и терпеливо ожидая, когда я пойду отдыхать. Я
- 97 -
уже хотел идти с ними устраиваться на ночлег, как Антон предложил мне спать на сене. Я вспомнил своё детство в деревне и ответил тётушкам: «Извините и не обижайтесь на меня, но я пойду спать на сено». Мы поднялись с Антоном на чердак, а его мать, тётушка Кастуся, постелила простынь и дала мне лёгкое одеяло. Антон лёг со мной рядом. Ночь была светлой и тёплой. Вся деревня уже спала, а я никак не мог заснуть от пережитых впечатлений прошедшего дня. Вскоре почувствовал по всему телу страшный зуд, появившийся от укусов каких-то насекомых – то ли блох, то ли вшей. Тут и вовсе сон исчез. Я ворочался, чесал всё тело, перелёг на другое место, но бесполезно – только к утру мне удалось заснуть.
Рано утром тётушка Кастуся пришла будить на работу Антона, и я проснулся. Антон встал, как ни в чём не бывало. Тётушка сказала мне: «А ты спи, куда спешишь?» Я признался, что не мог заснуть из-за укусов каких-то насекомых. «Ты не удивляйся, - сказала тётушка. – Ведь в этом целиком виноват Антон. Посмотри – на кого он похож?» Я внимательно посмотрел на брата. Накануне в суматохе я не успел рассмотреть его. Антон был среднего роста, плечист, физически развит, с приятным и красивым лицом. На нём были одеты брюки галифе без ремня, майка, а на голове – кепка с козырьком. Вся одежда была грязной, по-видимому, давно нестиранной. Ходил он босиком, а его загорелое тело было покрыть коркой грязи. Поглядев на Антона, мне стало смешно и понятно - до чего он ленив. Я сказал ему: «Действительно, неужели ты не можешь принять более приличный вид?» «Вот-вот, ругай его, Стасик! Совсем опустился. Вообще никого не слушает. Пить самогон да водку - вот чего он умеет больше всего. Антон, пока я готовлю завтрак, сходи к колодцу за водой, вот тебе пара вёдер». Антон нахмурился, видимо просьба матери не пришлась ему по вкусу, но он постеснялся её ослушаться в моём присутствии. Я внимательно наблюдал за ним: он взял ведро, быстро пересёк узкую улицу, открыл калитку соседнего дома напротив и, озираясь по сторонам, чтобы никто не увидел, перелил воду из соседского ведра в своё ведро, а потом быстро юркнул на свой двор. Тётушка всё-таки успела заметить через окно проделку сына. Она вышла во двор и отругала его. «Видишь, Стасик, какой он ленивый? Замучилась я с ним. Пошли его за водкой, так он без колебаний пойдёт хоть за десять километров, а за водой – никогда, лучше вымоется в луже или будет ходить грязным! У меня дочки как дочки, а этот – настоящий выродок! Недавно он попал в больницу с очень заразной кожной болезнью. К нему не допускали - он был изолирован ото всех. Представь себе, убежал через окно! Его искали очень долго всей деревней, а нашли мертвецки пьяным. У него в голове одна труха, и больше ничего». Тётушка рассказывала, и обильные слёзы залили всё её лицо. А Антон молчал, как будто то, о чём говорили, его не касалось. Мы сели втроём завтракать. Антон достал откуда-то бутылку самогона, думая, что при мне мать ничего не скажет, но она стала крепко ругать его, а ему это было как с гуся вода. Я наблюдал такую картину и думал: Антон похож на своего деда в области пьянства и плохого поведения. Немного погодя, Антон ушёл работать, а мы продолжили с тётушкой беседу. Хоть я мало её знал, но сразу полюбил. Видно было, что жизнь её не очень-то баловала. В дни моего пребывания в деревне я многое узнал из её рассказов. Сама она была родом из этой деревни. Семья родителей жила очень бедно. Вышла замуж за Антона Ивановича уже тогда, когда он вернулся после Русско-Японской войны инвалидом. Муж сильно пил, и это отражалось
на семейном положении. Несколько детей умерли в младенчестве от детских болезней. В живых остались только две дочки, Нина и Леонида, и сын Антон. Когда фашисты вступили на землю Белоруссии, она осталась одна с тремя детьми на руках. В годы фашисткой оккупации единственным и основным источником существования была корова, которую нелегко было содержать. С этой коровой было связано немало переживаний. Во время войны немцы приходили в Корень два раза. В первый раз, несмотря на слёзы тётушки, фашисты увели корову, но она сбежала и вернулась к хозяйке. Во второй раз партизаны увели корову с тем, чтобы она не досталась фашистам. И опять корова пришла домой. Тётушка спрятала корову в отдельном сарае и тайком ходила за ней ухаживать, кормила и доила её. Фашисты проследили за тёткой и, несмотря на её просьбы не отбирать корову, всё равно забрали её себе, взамен предложив яйца и всякую мелочь. И опять, в третий раз, корова вернулась домой. Пришлось спрятать её в старый заброшенный сарай, находившийся за пределами деревни. По этому эпизоду было видно, как нелегко досталось бедной женщине, поднявшей троих детей. Вот почему она была такой доброй и трудолюбивой. Нельзя было не уважать её за это.
Каждый день меня приглашали в гости, где велись дружеские беседы за праздничным столом. Для себя я узнал много интересного: о жизни деда и прадеда, дядюшек Феликса и Антона, погибших на войне, моего отца в молодости, как он страдал от своей мачехи и был одинок, как прекрасно пел народные песни и
- 98 -
многое другое. Встретил я ровесников отца, которые учились вместе с ним в деревенской школе, и двух человек, которые побывали вместе с ним в Польше и возвратились домой в деревню, а он не пожелал ехать назад к мачехе, из-за чего пришлось 27 лет скитаться на чужбине. Все эти разговоры доказывали, что отец правдиво рассказывал мне о своём трудном и тяжёлом детстве. Многое я узнал и о партизанской борьбе местного населения с фашизмом. На окраине деревни мне показали братскую могилу партизан, которые отдали свою жизнь ради освобождения родины от проклятого врага. Недалеко от партизанской могилы находился ещё один большой холм. Мой дядя Николай Николаевич рассказал мне, что здесь находится могила солдат наполеоновской армии, которые были просто засыпаны землёй. Это было место, где когда-то мой прадед и дед сеяли и собирали хлеб. Не без волнения я посетил и деревенское кладбище, где были похоронены многие мои предки. Показали мне и могилы нескольких предателей, убитых народными мстителями в годы войны.
Оказалось, что в деревню к своему отцу приехал из Минска мой давнишний приятель Иван Воронько. В это время он как раз находился в отпуске. Иван работал в Рыбинске на нашем судостроительном заводе, куда был направлен на работу после окончания техникума. Затем он уехал в Минск на постоянное место жительства (по национальности Иван был белорусом родом из деревни Корень), где устроился работать на Минский шарикоподшипниковый завод. Мы старались с Иваном проводить отдых вместе. Через него я познакомился в деревне со многими парнями и девушками, моими ровесниками. Тогда в деревне Корень жило много молодёжи, и два раза в неделю в здании сельсовета проводились танцы. На танцах мне приглянулась очень красивая девушка Аля. Одевалась она всегда скромно, потому что в её семье воспитывалось восемь детей, и, кроме того, её отец был болен. Я почувствовал, что Аля хотела со мной дружить, и сам предложил ей дружбу, на что она робко согласилась. У нас было мало времени, поэтому мы старались чаще бывать вместе. Аля была встревожена тем, что через несколько дней нам придётся расстаться, так как мой отпуск уже подходил к концу. Мы находили с ней общие темы для разговора, прогуливаясь по ночным деревенским улицам и прощаясь в три-четыре часа утра. Было очень приятно целовать и обнимать такую красавицу. Я с тревогой думал: «Неужели ко мне пришла любовь? Чем это всё закончится?» Тяжело было прощаться нам обоим, но мы дали обещание писать друг другу письма и, по возможности, когда-нибудь встретиться. Первые полгода между нами велась оживлённая переписка, мы даже слали друг другу свои фотографии. Но потом произошло охлаждение наших отношений. Сначала я не мог понять причину - почему это произошло? Но потом понял, что хотя встреча с этой девушкой меня сильно затронула, за короткий срок я слишком мало успел её узнать для того, чтобы связать с ней свою дальнейшую судьбу.
Сентябрьские дни были тёплыми и жаркими, но особенно хороши были вечера с их приятной освежающей прохладой после жаркого зноя. Вечерние прогулки доставляли удовольствие, после которых долго не хотелось ложиться спать. Как-то раз, во время общения со своими сверстниками, ко мне подошёл
бывший приятель моего отца, с которым отец дружил в детстве. Он подвёл меня к одному парню, одетому в солдатскую форму, и сказал: «Это дальний родственник по линии твоей бабушки, который живёт в соседней деревне, а сейчас находится на побывке из армии. Во время разговора с этим родственником я много узнал о прошлой и настоящей жизни деревни и, особенно, о жизни моих предков и других дальних родственников.
Мой брат Антон редко бывал трезвым. Я наблюдал, как он незаметно подкрадывался к прогуливающейся молодой паре и хватал девушку за ногу, которая кричала от страха и убегала прочь. Попутно я хочу рассказать о дальнейшей его судьбе. Антон был красивой наружности, и девушки, с которыми он встречался, его любили, прощая ему все грехи. У Антона были золотые руки, и если у него случалось хорошее настроение, то он работал с большой производительностью труда. Но, выпив хотя бы немного алкоголя, он загуливал надолго. Если у него не хватало на выпивку денег, то он мог обокрасть даже родную мать. Это случалось не раз, и никакие уговоры на него не действовали. Как-то раз в него влюбилась одна учительница. Но их семейная жизнь не удалась по причине пьянства Антона. Молодые разошлись. В результате, ребёнок остался без отца. Тётушка Кастуся рассказывала, что братья жены хотели проучить Антона, избив его, чтобы вправить ему разум, но тщетно. Они решили отступиться, потому что поняли, что это неисправимый человек. После того случая Антон решил уехать в Коми к двоюродной сестре Альбине Федотовой. Но на новом месте ему не понравилось, да и там он всем изрядно надоел. Тогда он поехал на
- 99 -
целину, где женился, обзавёлся двумя детьми, выучился на тракториста и комбайнёра и прослыл там хорошим работником. Все родные радовались тому, что Антону попалась хорошая жена, которая взяла его в руки. Первое время Антон с женой жили на широкую ногу, имея в хозяйстве корову и овец. Но, увы, скоро всё пошло прахом.
Вскоре Антон оказался в Минске у своей старшей сестры Леониды. Близкие родственники решили помирить его с женой, которая приехала в Корень и устроилась работать дояркой. Но все усилия были напрасны. Павел Полозков пытался устроить Антона работать на автозавод в Минске, но тот вообще не хотел нигде работать. Его жена навсегда уехала вместе с детьми на Украину в Одесскую область - свою родину. Тётушка Кастуся решила поселиться вместе с сыном в деревне Корень, где он устроился работать трактористом, но ей пришлось бежать от него к дочерям, так как жить с ним было просто невыносимо. Так, Антон остался жить один. Он был назначен бригадиром комбайнёров, а его бригада получила первое место в соцсоревновании по уборке урожая, за что его премировали электробритвой. Решив отметить это событие, Антон запил и подвёл всю бригаду. Когда я приезжал в Корень в следующий раз, Антон старался меня избежать, поэтому скрывался. Но, всё-таки, один раз мне удалось его поймать. Он встретил меня настороженно, опустив глаза вниз, потому что находился в очередном запое. Он был небрит, его одежда была слишком грязной и оборванной, а изо рта шёл неприятный винно-водочный перегар. Мы вошли в хату, где царил необыкновенный хаос - повсюду лежала груда мерзкой грязи и хлама. Я сильно отругал его за распущенность, но он молчал, не стараясь оправдаться, а потом признался, что его уже не исправить. В 1976 году, при очередной встрече с Антоном, я заметил, что у него почти не было зубов. Когда я спросил у него, где он их потерял, тот рассказал неправдоподобную историю. Что же произошло на самом деле, мне поведали соседи и мои тётушки. В пьяном виде тот угнал грузовую машину и повёл её на большой скорости по шоссе. В это время мимо ехала машина ГАИ. И проезжающие заметили, что водитель машины пьян. За нарушителем началась погоня, в результате которой Антон угодил в кювет. Чтобы избежать наказания, он побежал к лесу, но его догнали. В результате сопротивления, которое он оказал гаишникам, у него оказались выбитыми почти все зубы. Когда я спросил у Антона, почему он не работает, тот обманул меня, сказав, что находится в отпуске, хотя тогда он работал шофёром в районном центре Плещеницы. А на следующий день тётушка Кастуся сказала мне, что у неё пропали все деньги. Опять Антон оказался пьяным, а дома даже не на что было купить хлеба. Пришлось мне долго уговаривать тётушку, чтобы она взяла у меня деньги. Мне было искренне её жаль. В 1979 году Антон умер во сне в возрасте 42-х лет. Основной причиной его ранней смерти был неразумный и безрассудный образ жизни. О нём можно сказать: он любил брать от жизни всё, не отдавая взамен ничего.
В дни своего первого пребывания в Минске и деревне Корень я настолько увлёкся взаимоотношениями со своими родственниками, что мне некогда было обратить внимание на изумительную красоту природы этого
края. Только во время следующих поездок в Белоруссию я сумел по достоинству оценить эту красоту. Я тогда был молод и имел непреодолимое желание больше всего увидеть и узнать, поэтому уделил мало внимания своим родным тётушкам - Степаниде и Марии. По характеру они обе были похожи на моего деда Викентия, тихие и молчаливые. Старшая сестра, Степанида, в течение своей жизни ни разу не выезжала за пределы деревни, а Мария, как и многие другие женщины Белоруссии, в годы войны работала на немцев в Германии, вернувшись оттуда домой живой и невредимой. Она изредка ездила за покупками в районный центр Плещеницы. Тётушки жили просто и скромно, не вмешиваясь в жизнь своих родственников, и не любили сплетен. Будучи неграмотными, они имели узкий кругозор, и если сравнивать их знания о жизни с жизненным опытом моего отца, то разница была существенной. Но, всё же, по чертам характера они были очень похожи на него: такие же трудолюбивые, честные и правдивые, только более спокойные и рассудительные. Я благодарен тётушкам за то, что они хорошо меня встретили и дали ночлег в своём маленьком домике. Они, конечно, понимали, что мне, по молодости, хотелось всестороннего общения с людьми, и, думаю, не слишком сильно на меня обиделись. Десять дней, проведённые на родине моих предков, пролетели мгновенно. Мне показалось, что за этот короткий срок я, как будто, прожил целый век, увидел и узнал много интересного из жизни своих родных, ближе познакомился с жизнью белорусского народа. Меня интересовало всё, так как моё детство протекало на чужбине совсем в других условиях.
Подошёл день моего отъезда. Родственников волновал вопрос о том, каким образом мне добраться до Минска? Ведь тогда не существовало автобусных рейсов, а на попутную машину до Минска можно было
- 100 -
сесть только в районном центре Плещеницы или деревне Козыри. Накануне моего отъезда в Корень приехали из Минска наши родственники, два моих троюродных брата - Саша и Коля Мартиновичи. Тётушки побежали узнавать, когда братья поедут обратно в Минск? Оказывается, те собирались уезжать на следующее утро. В Козыри мы шли пешком девять километров, успев за это время хорошо познакомиться и наговориться вдоволь. Старшему брату, Николаю Степановичу Мартиновичу, на тот момент было лет восемнадцать. Он учился тогда в каком-то Минском институте. Кто бы мог подумать, что в будущем он станет доцентом и руководителем двух кафедр Минского экономического института имени Куйбышева и кандидатом экономических наук!? Саша Мартинович тогда работал слесарем на Минском автозаводе. Братья Мартиновичи мне очень понравились, и от встречи с ними у меня остались самые хорошие впечатления. Оба оказались простыми и доброжелательными в общении. Наконец мы вышли на большую дорогу и сели на попутку до Минска. Приехав в Минск, братья Мартиновичи любезно предложили мне побывать в их частном доме, который находился неподалёку от автозавода. Потом они проводили меня к сестре Лёне, где Павел Полозков уже купил мне билет на обратный путь. Отъезжать на Москву нужно было вечером следующего дня. Николай Мартинович проводил меня до поезда, и мы очень тепло простились. Я был удовлетворён своей первой самостоятельной поездкой в Белоруссию. Для меня она оказалась не только познавательной, но и оставила много незабываемых впечатлений.

Наши родственники из Польши, Чехии и Коми АССР.

Мы с отцом стали писать письма во все концы, чтобы найти его родную сестру Фаину, которая жила в Донецкой области, дважды выходила замуж и имела двоих сыновей, но это не принесло никаких результатов. В крайнем случае, Фаина и сама могла написать письмо в Корень, но тётушки не получали от неё никаких известий.
В начале 50-х годов моя бабушка по матери нашла нас через Красный Крест. Хочу напомнить, что мой дед по матери был по национальности поляк, а бабушка – чешка. Вот как среди нашей родни сплелись судьбы людей разных национальностей. В то время, когда бабушка нашла нас, она жила в Чехии сначала у своего бывшего зятя, женой которого была родная сестра моей матери Мария, погибшая в немецком концлагере, а затем у своих двух родных сестёр. В письме бабушка сообщала, что зять вновь женился, но не забывал её, свою бывшую тёщу, и очень заботился о ней. Она работала на какой-то фабрике, а потом ушла на пенсию. Бабушка писала, что живёт в достатке и не испытывает никаких материальных трудностей. Она хотела, чтобы кто-нибудь из нас приехал её навестить, и предлагала выхлопотать нам для приезда к ней вызов.
Письма к нам ей помогал писать зять на польском языке, потому что сама бабушка была неграмотной. В одном из писем было написано: «Стасик, дорогой внук, приезжай ко мне. Я всем обеспечена и одену тебя с ног до головы. Денег у меня хватит». Но никто из нас не пожелал вновь пуститься в странствия за рубеж. Кроме того, для оплаты такой поездки у нас не хватило бы денег, и мы не очень хотели беспокоить своим визитом мою старую бабушку. Отец просил её в письме сообщить о судьбе младшего брата моей матери, Ричарда, но бабушка сообщала, что ничего о нём не знает. Лет пять длилась с ней переписка, как вдруг её зять сообщил нам, что она умерла. Все мы думали, что навсегда прервалась связь с родными моей матери, которая считала, что она осталась одна из их большой семьи. Но, оказывается, её младший брат Ричард был жив и жил в местечке Зелов в том же доме, где раньше проживала их семья. В 1964 году мы неожиданно получили от него письмо, который разыскал нас через Красный Крест. Мы поняли, что моя бабушка отказалась от сына и не хотела о нём вспоминать. В детстве Ричард был жутким безобразником, за что родители его строго наказывали, и, чтобы доказать свою самостоятельность, он убежал из дома, долгое время не давая о себе знать. Ричард сообщал, что женат, но у него никогда не будет детей. Работал он извозчиком на какой-то фабрике. У него было слабое сердце. О том, как он прожил свою молодость, Ричард не писал, потому что был малограмотным, а писала за него соседская девушка Александра, которая изучала в школе русский язык. Отец, который хорошо знал польский язык, написал моему дяде большое письмо, и мы стали изредка получать письма из далёкой Польши. На протяжении многих лет мы вели с дядей Ричардом и его женой, тётушкой Марией, переписку. Письма из Польши были всегда короткими, но, тем не менее, они радовали мою мать, которая всегда плакала, когда мы зачитали их вслух. Где-то в конце
- 101 -
семидесятых годов письма от дяди Ричарда перестали приходить, видимо в связи с его смертью.
Весной 1956 года мы неожиданно получили письмо из Польши от Виктора Ивановича Чертовича, сына Ивана Чертовича, который попал в Польшу сразу после войны. Куда он только не писал, чтобы найти моего отца, которого очень любил и уважал. И только с помощью Красного Креста ему удалось найти наш адрес. Виктор Иванович писал, что является инвалидом войны и болен туберкулёзом, поэтому часто болеет и лежит в госпиталях. Письмо было длинным и исчерпывающим, в котором он просил нас сообщить свои новости. Кроме того, он прислал адрес своей сестры Альбины Федотовой, двоюродной племянницы отца, которая жила на юге Коми АССР. Для нас это известие было неожиданным и радостным, так как во время нашего пребывания в Белоруссии родственники ничего не могли сказать об Альбине и Викторе. Мы с отцом сразу же послали письмо Альбине в Коми АССР и, к нашему счастью, получили положительный ответ от самой Альбины. В 1956 году ей было 42 года. Первый муж погиб на фронте, от которого осталось три дочери. Она вторично вышла замуж, и во втором браке опять родились три дочери. Радость наша была взаимной, и между нами завелась очень интенсивная переписка. Альбина из-за своей занятости не могла к нам приехать, но приглашала приехать к ней в гости. Было решено, что в августе 1956 года я поеду в Коми АССР. Я был очень рад тому, что смогу опять поехать в новые края и лучше узнать свою страну.
В июне 1956 года стояла очень ясная и жаркая погода. Я пошёл в магазин за покупками и около кинотеатра «Центральный» встретился с Эльвирой Писаренко, которая три года назад училась со мной в школе рабочей молодёжи. Она шла по улице со своей матерью. Мы поздоровались и остановились, чтобы обменяться новостями. Её мать сказала, что Эля была на целине и только что недавно вернулась домой. Разговор наш был недолгим, в результате которого я был приглашён к ним домой в тот же вечер. С этого дня мы стали встречаться с Эльвирой каждый вечер и долго прогуливались по улицам города и набережной Волги. Мы вспоминали своё детство и годы, проведённые в школе рабочей молодёжи, ходили в кино и театр. Месяц прошёл быстро. Мне надо было собираться к отъезду в Коми АССР, но было некоторое сомнение. Одновременно хотелось съездить навестить своих родственников и не хотелось расставаться с Эльвирой. Что-то влекло нас друг к другу. Появилось какое-то чувство привязанности. Хотелось быть всегда вместе и не расставаться. Я обещал Эльвире, что буду писать очень часто и расскажу ей о своих впечатлениях после поездки.