Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Волны гасят ветер. Часть 2





Здравствуй, мама.
Плохие новости -
Герой погибнет
В начале повести.
И мне останутся
Его сомнения...
Я напишу о нем
Стихотворение:
"Любовь - как случайная смерть"
(с)

 


Стекло автобуса было грязным. Сквозь него едва-едва виднелись очертания Кельна, и они были такими же серыми, каким казалось все в последние дни. Билл, вглядываясь в мутные потеки, отстранено думал о том, что ему, в сущности, совершенно незачем портить поверхность земли своим существованием, потому что несчастных на ней и так хватает, а он еще и совершенно безнадежен - ведь он не собирается делать ничего, чтобы исправлять ситуацию. Нечего было делать. Апатия съедала его изнутри, тормозила мысли и движения, растекалась серым дождем по сосудам.

Откуда растут ноги у любви? Почему это такой существенный момент, почему на этом все ставят акценты, почему именно эта неконтролируемая фигня должна ломать жизни и подчинять их своим идиотским прихотям, когда можно было бы жить без нее, действовать согласно внутренней воле, а не идиотским порывам, приказам, которые безапелляционно диктует тебе нечто невнятное изнутри? А оно диктует, диктует: давай, тебе нужен он. Он тебе нужен. Да-да, и сейчас нужен. И вчера был, и завтра будет. Не отвертишься. Хочешь отвлечься? Хоти-хоти. Что, ты уже не тешишь себя надеждой? И правильно.

И тебе нужно будет не что-нибудь, а все его внимание. Целиком. Его готовность переключаться на тебя в любой момент, его преданность, его способность к ласке, иными словами - взаимность, полная и безоговорочная, а без нее ты не сможешь с ним жить, потому что ты все время будешь страдать - он что-то не так сказал, он как-то не так посмотрел, он нуждается в ком-то больше, чем в тебе, и самое главное, у него внутри нет того же самого чувства, что есть внутри у тебя, и поэтому - он тебя не понимает. Не поймет. Не сможет понять. А это все равно, что его и нет рядом. Или даже хуже.

Биллу казалось, что у него внутри что-то умерло - физически умерло, и плавает теперь вверх брюхом там, и ни расстаться с этим, мертвым, нельзя, ни оживить его. Он слышит, но не слушает, видит, но не смотрит, ощущает, но не тянется за ощущением. Он - как пепел от сигареты в пепельнице, еще сохраняет форму, но внутри уже ничего. Дунь - разлетится. А может быть, это он сам и умер, целиком. Жизнь после смерти, где все серое, и где никто не замечает, что его не стало, а он бродит себе по улицам, блеклым призраком, не понимая, что с ним, и не понимая, отчего так плохо на душе.

Самый страшный кошмар детства.

Из Африки он улетел в Германию, но не в Гамбург, где слишком многое напоминало об их с Томом (в одно слово, ихстомом, ихстомом) детстве, а в Мюнхен, а оттуда поехал по разным городам, останавливаясь в хостелах и бесконечно наматывая круги на общественном транспорте, бесплатно, пользуясь студенческими льготами, так как денег оставалось уже совсем немного. Бремен, Эссен, Дрезден, Штутгарт. Остановки, бензоколонки, вокзалы, кофейни, открытые лотки с бутербродами, единообразные мокрые тротуары и желтая разметка дорог. Вывески. Афиши. Люди.

Люди, у которых в жизни происходило что-то, которые думали о чем-то, которые шли по улицам, мерно шли и шли, или сидели перед окнами за едой или за работой. Тысячи лиц. Билл вглядывался в них, понимая, что если бы сидел сейчас в четырех стенах, то, наверное, сошел бы с ума - а так, цепляясь за ниточки ассоциаций, вглядываясь в незнакомые черты и пытаясь угадать или придумать их мысли, он не дает своему сознанию уничтожать себя окончательно. Но одновременно это напоминало ему гальванизацию трупа. Иллюзия жизни, которую он поддерживал в себе просто из животного желания существовать, меркнущего то и дело.

Почти все время шел дождь, несмотря на то, что на дворе стояло лето, и иронию природы, так точно согласовавшую наружное окружение Билла с тем, что творилось у него внутри, он не мог не отметить. Дождь сверху, падающий, как проклятье. Он начался с неба и вылился ему за шиворот, проделав весь этот огромный путь, только чтобы сделать некому человеку неприятно и противно. Кого-то он ему напоминал.

У Билла не было в Германии друзей, не было клубов, куда бы хотелось пойти, не было родных - из родственников в родной стране давно жила только мама, но и та сейчас была в Греции на отдыхе. К тому же маму ему тоже видеть не хотелось, слишком одно цеплялось за другое в голове и здесь.

Собственно говоря, адекватнее всего бы сейчас было уехать в Америку, найти себе работу на лето и постараться никогда не вспоминать больше о случившемся, задавить все воспоминания о Томе в голове, возвратив искуственно то время, когда Том не был - почти совсем - ему нужен. Он ведь жил практически без его участия в своей жизни несколько лет, а потом целый год - так и вовсе за двенадцать тысяч километров от него.

Но Билл не чувствовал в себе сейчас сил вливаться в прежнюю американскую жизнь, которая была связана для него с радостью и сопровождалась четким ощущением осмысленности существования, потому что сейчас он был начисто лишен что одного, что другого. Однако деньги кончались, и пора было брать себя в руки, наконец.

Он думал об этом, прокручивая в голове привычный круг мыслей, не задевающих его, затрагивающих лишь какие-то поверхностные точки, когда на очередной тусклой улице его кто-то окликнул. Он поднял глаза, мгновенно узнавая стоящего перед ним человека - и изрядно опешив от того факта, что тот его в самом деле позвал.

- Андреас?

**

- Ты похудел, - сказал Андреас, ставя на стол кружки с кофе. Билл тут же зябко обхватил свою руками, - мало ешь?

- Не испытываю голода, - ответил Билл честно, в эти дни он действительно ел только при категорической необходимости, - Энди, я... Я хочу извиниться перед тобой, - он не мог просто так сидеть рядом с этим человеком в его доме за его столом, оставив это неозвученным.

- За что? - спросил Андреас чуть напряженно, и тут же добавил, - если ты о прошлом, то это дела ушедших лет. Не будем их ворошить. - Он не сказал "я не держу зла", или "я давно тебя простил" - Билл тогда так нехорошо поступил с ним, что простить такое было, наверное, нельзя, но, очевидно, Андреас предпочел отодвинуть все назад в и не вспоминать больше о нем.

- Спасибо, - произнес тихо Билл. Он подумал, что встреть он Энди месяц назад, то наверняка бы настоял на своем, убедил его в том, что ему стыдно за свое поведение трехлетней давности, обязательно бы заставил Энди высказать все, что он думает о той ситуации, и еще постарался бы изо всех сил показать, что он, Билл, изменился, что он больше никогда не причинил бы никому такой боли, что он теперь - совершенно другой человек.

Да, месяц назад он так бы и поступил. Эпоха обожания Тома, показавшего ему новый мир, открывшего ему глаза на то, кем он может являться на самом деле, что прячет внутри. Почти что культ. Билл жил Томом, дышал Томом, все его существо функционировало в счастливом сознании того, что скоро они встретятся снова, и что тогда все будет так же, как в Новой Зеландии - и даже еще лучше. Насколько сильно "лучше" он захочет, он тогда не подозревал. Чем это обернется - и подавно...

Теперь же этого счастливого предвкушения, наполнявшего его тогда, не было. Стремления стать лучше и стремления показать всему миру, что становишься лучше - их не было тоже. Была только горькая пустота и постоянное ноющее где-то в животе осознание непоправимого. Есть такое гадкое неопределенное чувство, чувство-тоска, что ты что-то забыл, испортил, потерял - умеющее гнести изнутри - Билла теперь оно сопровождало все время, в десятикратном объеме. Он ничего не стал говорить Энди помимо этого "спасибо", бывшего однако совершенно искренним. Он только опустил взгляд в кружку.

Энди уложил его спать на диване в гостиной. Лежа на твердых подушках и устраивая щекочущий шерстяной плед на плечах, глядя в темноту, Билл впервые за все это время остро ощутил свою полную оторванность от привычного мира - может быть, причиной тому был Андреас, всплывший из прошлого, точно призрак, и напомнивший Биллу о том, как он жил когда-то раньше.

Он один. Его мобильник, давно разряженный, не работает в Германии. Его ноутбук остался в Америке. Его местонахождения не знает никто. Никто не хочет сейчас протянуть руку и нащупать в темноте его ладонь. Он никому не нужен. Никому.

**

Андреас, конечно, наутро спросил его о том, что с ним происходит. Не заметить апатии и безнадеги на лице Билла мог бы только слепой. Но Билл предпочел мягко уйти от ответа, переведя разговор на самого Андреаса. Выяснилось, что друг уже год как работает по специальности, химиком в какой-то фармакологическом исследовательском проекте. Параллельно заканчивает какие-то курсы дополнительные и учится играть на гитаре.

У него была своя жизнь, своя квартира, свой парень и свое видение завтрашнего дня. Билл чувствовал, что совершенно не вписывается в этот мир и не нужен Андреасу, и даже, скорее, мешает ему - сбивает его с привычного ритма, да и Мартина позвать в гости, пока Билл был здесь, было нельзя. Из рассказов Андреаса стало понятно, насколько он негативно бы воспринял наличие Билла в этом доме.

Андреас был рад видеть Билла, но так радуются старым знакомым, с которыми давно уже нет ничего общего, и которые годятся только для того, чтобы выпить с ними чашку кофе или кружку пива за одноразовой беседой.

Сейчас, глядя на этого целеустремленного и собранного, взрослого человека, Билл с трудом соотносил этот образ с растрепанным крашенным в блонд парнем, их смешливым, эмоциональным и обидчивым другом, с которым он начал вдруг встречаться на третьем курсе и которого так просто и подло обманул с полузнакомым однокурсником уже два месяца спустя. Сама измена не была бы так отвратительна, если бы не то, с какой легкостью Билл тогда сказал Андреасу, что не любит его и никогда не любил, и что даже рассчитывать на это было со стороны Энди кретинизмом. Очевидно, для Андреаса это было гораздо более тяжелым ударом, чем чужие ноги в кровати Билла. Не то что Билл клялся ему в любви до того, нет, но Андреас был их с Томом другом с раннего детства, и заслуживал совсем другого отношения, ничем, к тому же, решительно ничем не провинившись. Что нашло на Билла тогда, он и сам не понимал. Возможно, горькое осознание собственной неспособности на глубокое чувство - его это тогда так взбесило и разозлило, что, вероятно, и заставило произнести эти ужасные вещи, а вовсе не робкое андреасовское "но я думал...".

Если бы он тогда знал, горько усмехнулся Билл, если бы он тогда знал, чем обернется эта его мнимая "неспособность на глубокое чувство". Хотел бы он вернуться к прошлой жизни? Холодной, скучной, холеной? Без друзей, без любви, без Тома - но и без боли?

Он не знал.

В любом случае, размышление было чисто теоретическим. Он чувствовал, как что-то надломилось в нем, а потом и вовсе сломалось - он не мог теперь бы вернуться к прежнему гамбургскому "Биллу", даже если бы ему отшибло память. Слишком сильные изменения произошли в нем с тех пор изнутри. Том словно вложил в него часть себя, и теперь от нее было не избавиться, она вжилась в него, пустила корни сквозь все органы, ее нельзя было вырвать.

**

Он дождался, пока Андреас вернется с работы.

- Мне нужно уезжать. Спасибо, что приютил.

- Очень жаль, что ты так мало рассказал о себе, - сказал тот, снимая куртку, - я бы с удовольствием послушал о твоей жизни. И о Томе. Как он там, кстати?

- Работает, - ответил Билл, - он в Африке.

- Значит, так и занимается зверями?

- Да.

- Ты давно его видел?

- Давно.

- Не скучаешь?

- Я уже отвык от него, честно говоря. Слишком редко видимся.

Лишь бы не пришлось произносить его имени, почему-то Биллу казалось, что именно тогда ровная цепочка его ответов порвется.

- Странно, - Андреас сел за стол и принялся нарезать себе хлеб, - я ведь еще помню время, когда вы были не разлей вода. Том и Билл, Билл и Том, неугомонные близнецы, гроза школы и соседских дворов. И я с вами. Хорошо было, - вдруг искренне улыбнулся он, - правда, Билл?

Билл сглотнул, потому что горло слишком сильно сдавило. Тот, кем он стал сейчас, тот, кем он был в Америке, тот, кем он был до встречи с Томом в Новой Зеландии - три разных человека, разных личности, но все это был он, он знал и принимал это. Но Андреас ведь был прав, существовал еще один Билл, Билл одиннадцати-двенадцати лет - и раньше, озорная половинка из близнецового дуплекса, беззаботная, бездумная, амбициозная, веселая... счастливая. И не мыслящая себя без второй. И не задающаяся вопросом - а всегда ли они будут вместе, потому что тогда казалось таким естественным - что, конечно - всегда.

Как он мог только забыть о ней? О них?

И накатило вдруг страшной силы чувство вины за то, что он сделал. Он ведь разрушил этот дуплекс раз и навсегда. Он сам, один он.

- Если он будет тебе звонить, скажи ему, что я ему привет передаю, - продолжал Андреас, не дожидаясь ответа, - и координаты мои ему кинь. Я бы с радостью его повидал, если он вдруг в Германии будет.

- Хорошо, - автоматически ответил Билл, подумав вдруг о том, что с Томом Андресу было бы гораздо проще и веселее, чем с ним, - ну что ж, у меня поезд через час, - соврал он, вранье стало единственным, казалось, средством коммуникации теперь, - я пойду. Спасибо тебе еще раз. Как-нибудь увидимся, - почему-то в этот момент ему показалось, что они не увидятся больше никогда, и еще - что Андреас думает то же самое. Но Энди встал, отложив нож, и тепло улыбнулся ему, провожая до двери. Билл, чувствуя себя неуклюже в маленькой прихожей с низким потолком, кое-как натянул на себя высохшие куртку и ботинки и, попрощавшись, вышел вновь в серую реальность улицы.

Он шагал, смотря под ноги, следя, как ботинки встают один перед другим. Внутри что-то зрело.

Андреас не давал ему формального прощения, но он отчетливо чувствовал за плечами оконченное дело, что привносило в унылый хаос, царящий внутри него, толику правильности. В голову пришла странная мысль о том, что так военные чистят свои кители и приводят в порядок вещи, прежде чем застрелиться.

Серые облака неприветливо смотрели на него сверху, собираясь обрушить на тротуары очередную порцию мутной воды. В кармане его лежали деньги на билет в один конец до Америки, и не больше. Чувство вины оставило его сознание так же внезапно, как и проняло, спустившись на какие-то более нижние слои, переставая давить на голову - может быть, в Билле уже попросту ничего не оставалось, чтобы выжигать, все было выжжено и так, спичка вспыхнула только на секунду и тут же потухла, черным обгорелым крючком свалившись на дно, где все и без нее было погано.

И осталась пока только одна мысль в голове, почти спокойная, тихая.

Почему я не живу в книге? Почему вся история эта не могла закончится на диване у Тома в Новой Зеландии? Кому было нужно ее продолжение?

Кому? И за что?

**

- Ты слушаешь меня? Эй! - Тома тряс за плечо Джон, и тряс уже давно. Том постарался напрячься и перестать смотреть в одну точку. Последние дни он постоянно так выпадал, коллеги уже устали окликать его. - Может, пойдешь поспишь? Толку от тебя все равно никакого. - Том бессмысленно перевел взгляд на ногу слоненка, которую держал обеими руками. Слоненок жалобно затрубил, и Том выпустил стиснутую конечность. Детеныш тут же заковылял к маме, которая смотрела на Тома в упор негодующим взглядом, но не подходила, потому что была во-первых, умна, а во-вторых, привязана к дереву.

Стояла жара, сверху светило палящее солнце, небо было таким прозрачно-синим, что хотелось выдрать себе зрачки, только не видеть его. Сейчас бы завернуться в черное одело и заткнуть себе уши как следует, чтобы никто не мог достучаться.

- Ты вправил ее?

- Что? А, да. Ему просто больно немножко пока, вот он и хромает. Где носит этого Кэмпбелла? Это его обязанность, а не моя, - Том сам не слушал, что говорит. Внутри ему было оглушающе все равно, свою он обязанность выполняет, или нет, и выполняет ли он вообще сейчас хоть какую-то обязанность, или стоит на табуретке с петлей на шее. Последнее казалось даже более вероятным. Потому что пойти и удавиться хотелось слишком часто в последнее время - стоило мыслям начать бежать по черному кругу, как он уже не понимал, реальна ли эта табуретка, видел ли он и в самом деле где-то, или просто настолько четко представил сам себе.

Нет, он здоровый нормальный человек, он никогда не попробует покончить с собой, вот только наследственность у него паршивая - учитывая, что идентичный ему по всем биологическим данным родной брат-близнец... да... может быть, и стремления вешаться, и резать себя, и убивать людей, и насиловать детей - все это тоже есть у него в крови, если потребность в инцесте оказалась наличествующей у Билла? Что еще?!..

Он заметил вдруг, что распорол себе зубами нижнюю губу в кровь. Пора было прекращать истерику, он на работе, в конце концов, а она длится уже неделю, и это не просто нездорово, это совсем кирдык. Может быть, стоило показаться врачу? Психотерапевту... Он вздрогнул, представляя их с Биллом на приеме, в одинаковых креслах, перед безликим человеком с блокнотом, как пару разочаровавшихся в сексе супругов.

"Как давно вы хотите своего брата Тома?.."

Том сжался, ему захотелось дать самому себе пощечину, чтобы выбить болью все эти мысли из головы, потому что боль, причиняемая ими, была гораздо сильнее физической. Так иногда хочется ударить себя, если думаешь о смерти близких и подобных катастрофах - чтоб неповадно было подсознанию даже сметь выдвигать такие теории. Но случившееся было уже случившимся, и бей не бей - поздно.

Поздно.

Он повернулся к Джону.

- Ты что-то спросил?

- Я сказал, не хочешь ли ты домой пойти, поспать. Ты такой заторможенный, что толку от тебя немного.

- Работу я свою делаю, - неожиданно со злостью ответил Том, - получше многих из вас. Что вы цепляетесь ко мне?

Джон молча пожал плечами. День только начинался.

**

Билл. Билл, маленький, братишка. Билл, который хотел походить на него. Билл, который хотел отличаться от него. И такая короткая стадия посередине - Билл, который просто хотел быть с ним... Недолгие - прекрасные - полтора, наверное, года. Им - двенадцать, и они просто счастливы вместе, бегают по дворам, пугают соседских бабушек своим внешним видом и громким ором, перелезают через забор - стучат в окно к Андреасу, "слышь, выходи, там у магазина тако-ое"... Интересно, Билл когда-нибудь вспоминает об этом? Ну хоть иногда?

Они никогда не были равными, одинаковыми, всегда им хотелось сначала чуть разного, а потом и сильно разного. Но они дополняли друг друга, пока это было возможно, складывались в красивое целое, работающее, как часы, механизмом полноценным. Всегда Том был спокойнее, а Билл - изобретательнее, Том был отходчивее, а Билл - эмоциональнее, Том брал ответственность на себя, а Билл умел подольститься и ввернуть слово, где надо, и в итоге против взрослых они составляли непобедимый тандем, всегда получая то, чего им хотелось, и никогда не будучи полноценно наказанными за свои шалости. Золотое время пятого-шестого классов.

Потом уже началась полная неразбериха в их отношениях, Билл старался начать новую жизнь, а Тому, который тоже взрослел, только по-другому, оставалось только смотреть, как Билл отдаляется от него... отдаляется и отдаляется. Он чувствовал его. Всегда чувствовал, а тогда - особенно остро, может быть, потому что больше не мог подойти ближе. Слышал, как по ночам Билл дышит - и с каждым вздохом меняется, стремясь стать обособленнее и самостоятельнее, стремясь нащупать свою, новую дорогу в жизни. Том уже тогда чувствовал, что без него.

У них не было общего дела и не было общих интересов, но суть была не в этом, а в том, что Биллу захотелось стать отдельным человеком, а не частью близнецовой пары, пусть он и сам не отдавал себе тогда в этом отчета, и не понимал толком, что это значит. Большая часть его новых увлечений были до смешного Тому назло - точнее, идее "Билла с Томом" назло, они не шли от сердца, и в итоге Билл оказался сначала в нелюбимом колледже, а потом - на нелюбимой работе, с нелюбимыми людьми вокруг и с полной растерянностью в душе.

Своим приятелям и коллегам он казался отчужденным, замкнутым и эгоистичным, и таким, вероятно, с ними и был, потому что ухитрился окружить себя людьми совершенно неинтересными и далекими себе. Наверняка он в какой-то момент понял, что что-то сделал не так, выбрал - не так, но дороги назад тогда уже почти не было видно. И если бы не тот звонок его в Новую Зеландию полгода назад, вероятно, они так бы и разошлись окончательно, став друг другу совершенно чужими людьми.

Том не спал в ту ночь. Это бывало с ним нередко, когда накатывала глухая тоска, никак не подходившая ему, не вязавшаяся с его натурой, бывшая ему чуждой и меж тем сопровождавшая его уже долгие годы как. Ведь Том был создан, чтобы быть сильной половинкой, поддержкой, уверенной стеной - и все это для одного на свете человека. А остался один. Спокойный, умный, целеустремленный и работоспособный, золотые руки, трезвый рассудок, интересный и богатый внутренний мир - чем не целостная личность? Том был нарасхват и среди коллег, и среди друзей, но, хотя снаружи этого было никак не разглядеть, без Билла он был словно ненастоящий, словно манекен, словно фундамент, который нелепо выглядит без своего дома и никому не нужен без него, в первую очередь - самому себе не нужен. И все прекрасные качества, получалось, будто растрачивались в пустоту, пока рядом не было того, кто должен был быть рядом. Он знал это и сам, пусть и не осознанно, горьким осадком где-то на глубине. Тем, что держало по ночам, не давая заснуть.

Считая, что Билл выбрал свой путь, к этому времени Том как раз уже начал приучать себя к мысли о том, что, кажется - это навсегда. Сердце болело за Билла нудной, трескучей болью, но не только потому, что его не было рядом, и не только потому, что он считал, что не нуждается в Томе, а еще потому, что Том чувствовал - Билл был несчастлив.

Том должен был делать Билла счастливым, только так у него получалось бы быть счастливым самому, так работал их механизм, так он был построен и заведен. Эта была его - но не обязанность, а единственная возможность нормально функционировать. Опора, суть, смысл. Не имея такой возможности, Том постоянно словно смотрел по телевизору, как разрушают его дом - все видя, все чувствуя, все слыша - но не будучи в силах хоть что-то изменить, по эту сторону безликого экрана.

Он старался приучать себя к тому, что проведет остаток жизни сам по себе, потому что так сложилось в этом мире. Это нормально. Не все кусочки паззла находятся. Некоторые навсегда похоронены под диванами и шкафами. Как он, за двенадцать тысяч километров, но не сбежавший - оставленный.

Приучение давалось... оно не давалось. Попросту - нет. Том смотрел в темноту, не мигая, понимая, что таблетки против той самой трескучей боли внутри он не найдет ни у одного доктора и не залечит ее никаким временем. Засветившийся в темноте экран монитора был чудом, учитывая, что интернет должны были отключить этой ночью в связи с ремонтными работами.

Позвонивший тогда Билл был не похож на Билла из этого времени. Это был снова тот, двенадцатилетний Билл, который звонил из дома и просил забрать его в гости, куда Том попал раньше по какой-то непонятной причине. Том уловил эти нотки так же легко, как будто и не было этих минувших одиннадцати лет.

И боль в груди куда-то исчезла - мягко, начисто.

"Не спится. Том, а можно..."

Он прыгнул в телевизор, сжимая пульт в руке, как оружие - получая шанс попробовать. Шанс вернуть. Может быть, один-единственный. Сам не замечая, как сумасшедшая улыбка растягивает губы.

**

Билл не улетел в Америку. Просто не смог посадить себя в самолет. И, поняв, что не улетает туда по-любому, чтобы не оглядываться назад и не пересматривать решений, а может и просто с тоски сумасбродствуя, в тот же час он потратил треть денег на совершенно не нужные ему черный свитер и черные же брюки. В этом цвете было уютнее, чем в привычных тряпках, которые смятым комом валялись в его спортивной сумке. Сумку хотелось оставить где-нибудь на скамейке уже давно, не давала этого сделать только подкорковая бережливость, внушенная им с Томом мамой с самого детства.

Ему захотелось кофе, и он зашел в первое попавшееся кафе, не смотря ни на название, ни на меню его, как делал все время в последние дни. Кафе оказалось дорогим, но зато в нем был бесплатный интернет, и стояли свободные столики с компьютерами. Биллу совершенно нечего было там искать, но он почему-то все равно набрал адрес своей почты и вбил свой логин и пароль, даже не глядя на клавиатуру. Некоторые привычки не изживают себя.

И замер, вглядываясь в заголовок самого верхнего непрочитанного письма.

**

Прошла неделя.

Он варился в мыслях, как кусок мяса, безвольный и неподвижный, они вертели им, как хотели, наполняя его голову раз за разом образами из их детства, их подросткового возраста, их взрослой жизни. Прекрасные моменты и ужасные моменты. Все, все безжалостно открыто плыло перед глазами, точно его привязали к креслу и заставили смотреть жесточайшее кино. Кино про него самого.

Прошла неделя, и пришел страх. Тогда он впервые набрал телефон Билла, отчаянно дрожали руки, и он понятия не имел, что скажет в трубку, если Билл ответит. Отдавая себе отчет в том, что, скорее всего, выключит телефон. Но хоть услышит, что - живой... Абонент был недоступен.

Стало совсем плохо.

**

Том зябко повел плечами - промозглая погода не давала ему сосредоточиться, к тому же, он все равно поверить не мог до сих пор, что это и в самом деле случилось. Наверное, сказал он себе, он так и не поверит до конца, пока гроб не опустят в землю.

Пришлось экстренно покупать билет, все в последний день, за бешеные деньги - но безусловно, все это не имело никакого значения сейчас. Он зажмурился, вспоминая ее медово-сморщенную кожу и осторожные, старческие пальцы на вязании. Бабушка. Бабушк? Бабушка...

Она умерла в больнице. Давно уже болела, но все надеялись, что она протянет еще пару лет, и в больнице она лежала только ради очередной рутинной процедуры. Оказалось, все было куда хуже, чем предполагали родственники и врачи. Медсестра нашла ее утром уже недвижной и охладевшей, но простыни не были смяты, а лицо - искажено. Она ушла во сне, мирно и спокойно, как и все, что делала в жизни.

Том никогда раньше не был на похоронах. Теперь же он стоял меж столпившихся вокруг могилы родственников, чувствуя, словно он глядит на них всех откуда-то сверху, и что все это происходит вроде бы и не с ним. Заплаканная мама, бледный Гордон, знакомые и незнакомые тетки и дядюшки, все они словно находились за тысячу миль вниз от него, прижимая к груди свои цветы и зонтики.

Он любил бабушку, но мало помнил ее. Она была сестрой маминой мамы, никогда не бывавшей у них в гостях - всегда они ездили к ней. Четче всего он помнил, что у нее в доме был чердак, на который они с Биллом любили забираться, когда было можно и когда нельзя. Им лет по двенадцать, наверное, было, когда они последний раз гостили в этом доме. Потом уже как-то не сложилось им съездить к ней еще раз. Но у нее было здорово, последние приезды пришлись на самое хорошее их с Биллом время...

Его вдруг выдернуло из мыслей, и он почти физически ощутил, как падает со своей тысячи миль на землю, безжалостно, резко, коленями наотмашь - по маминому плечу проводил рукой Билл, взявшийся непонятно откуда, точно возникший из тени, или из его мысли, в которой он только что представлял его. Мама обернулась, прижимая руку, затянутую в черную перчатку, ко рту и обнимая Билла второй рукой, Тому не было слышно, что она произносит, потому что он стоял по другую сторону могилы от них, хватая ртом воздух и мгновенно побледнев. В этот момент священник начал говорить.

Слова гулко отдавались в ушах, и Том чувствовал, что он совершенно не понимает их смысла, они точно складывались в тяжелую бессловесную музыку и тянули его в густую воронку, где его кружило бессмысленно, и он ничего уже не мог осознать, кроме того, что не может оторвать глаз от Билла.

Исчезло все, остался только он, Билл и бабушкина могила между ними - и еще этот гул в ушах.

Билл смотрел вниз. Он стоял один, худой и нескладный, рушащаяся конструкция в черном. В нем было что-то мучительно неправильным. Мучительно.

Они не должны были так встречаться, возможно, им не следовало встречаться вообще, но уж если как-то - то совсем не так, не тут. Не возле полного собрания их семьи, где слова "общая кровь" были так неумолимо четки, словно написаны черным в воздухе. Не на кладбище родного города между зданием суда и церкви. Не около священника. Не в месте, где по какой-то дикой трагической иронии словно нарочно было сосредоточено - все, все, что поставило их на те места, где они сейчас стояли. По разные стороны пропасти.

Но это осознание проскользнуло, оставив еще одну царпину поверх прочих - и исчезло. Потому что его мысли, наконец, перестали быть единственной вещью, наполнявшей его существование - пусть на краткий миг... Но перед ним стоял Билл, не придуманный, не воображаемый, не гипотетический, а настоящий, дышащий и замерзший.

И Том почувствовал вдруг с обреченной легкостью то, что не формулировалось в голове до этого часа - все это время, наполненное агонией и только ей. Просто надо было увидеть Билла, чтобы понять. Что Том не сумеет жить, зная, что никогда больше не займет своего места подле него.

Свое место. Свое место?

Мысли, мысли, мысли - они сожрали бы его, рано или поздно. О, они это могли, он познал это на своей шкуре слишком хорошо. Инцест, семья, мораль, религия, нормы, мама, детство, инцест, семья, мораль, религия, нормы, мама, близнецы, детство, инцест, мама, семья, детство, их детство, близнецы, близнецы, Билл, Билл, Билл! Линия, выходившая всегда к одному и тому же...

...и на пике все в ней потеряло свой смысл, кроме последнего слова.

Он не умел существовать сам для себя. Он мог существовать только для Билла. Ради и рядом. Вместе и для.

"Я сломанный", - удивленно подумал он, невидящим взглядом посмотрев на свои ботинки. Удивление вдруг осталось единственной доступной эмоцией, на верхушке бушевавшего внутри мрака. Я - сломанный. Я подпорка, которая падает, если ей нечего подпирать. А она заточена подпирать только его.

Ладони раскрылись сами, в них должен был поместиться он и только он один. Том поднял голову.

"Аминь".

**

Родственники зашуршали зонтиками и одеждой. Том, следуя примеру остальных, наклонился, чтобы бросить горсть земли на лакированную поверхность гроба. Напротив него Билл, ставший на одно колено, повторил его движение руки. Их взгляды встретились на мгновение, но Билл тут же отвел свой, отряхивая ладонь и поднимаясь.

Том смотрел на него, будто видел впервые в жизни. Так матери смотрят на неумелые еще шаги ребенка, так фанаты смотрят на вышедшего к ним из отеля кумира. Запоминая каждую деталь, выучивая ее, потому что в этот миг - ничего прекраснее этого нет, и ничего больше вокруг не существует.

Билл не почувствовал перемены в нем - это было естественным. Даже пережив все то, что пережил Том, он и представить себе не мог приблизительно, каково пришлось Биллу. Как он сумел заставлять себя дышать каждое утро.

Ведь Билл тоже был сломан.

"Но это не страшно, маленький. Я тебя починю."

Он нашел его в маленькой гардеробной у входа.

**

Билл говорил что-то. Он говорил много чего, собственно - что он уедет сейчас же, и что ему жаль, что они встретились, просто так вышло, из-за бабушки, и что зря Том к нему подошел, честно говоря, ведь он бы просто исчез, и все...и зачем Том говорит, что все будет - как? - не о чем говорить же... Прятал глаза, занавешивал прядями лицо - Том ловил его пальцы, отводил волосы обратно назад, всматривался в родные глаза, Билл все говорил, словно немножко сойдя с ума, не в силах замолчать, что наверное, он, Билл, слишком расклеился на похоронах, не стоит жалеть его поэтому, жалость ничему не поможет, проще было бы проигнорировать, и что он, Билл, прекрасно все понимает... Том тоже понимает? Что тоже? Что он имеет в виду? Что он имеет в...

У него оказались чуть потрескавшиеся мягкие губы, и только когда Том поцеловал его, Билл, наконец, замолчал.

Fin.

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/831074

Date: 2015-09-05; view: 197; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию