Часть вторая Возвращение на родину отца. Дорога в СССР. 1 сентября – 24 ноября 1947года. 1 page

1 сентября мы встали рано утром и направились на вокзал к первому утреннему поезду. Нас пришло провожать не менее двадцати человек. Среди них были соседи и товарищи отца по работе - люди разных национальностей: русские, поляки, португальцы, испанцы, итальянцы, французы, алжирцы и марокканцы. Мы были тронуты вниманием с их стороны. Наши провожающие выражали своё восхищение тем, что мы едем в СССР, и желали нам счастья и успехов во всём. Перед отъездом сообщили, что багаж уже находится в пути. Вот и подошла электричка. Наступили самые трогательные минуты прощания с нашими товарищами и друзьями: крепкие объятия и поцелуи, пожелания успехов во всём, слёзы на глазах! Все были растроганы разлукой и взволнованы.
Электричка тронулась. Началось большое путешествие через всю Европу. До Ланнемезана мы ехали около часа, а я всё время смотрел в окно, прощаясь с чудесной природой Пиренеев и тем краем, где прошли лучшие годы моего детства. В голове возникали мысли о той неизвестной и загадочной жизни, которая ждала меня впереди, и даже охватывал страх за будущее. Проезжая мимо Лортета, я мысленно попрощался с друзьями, которых не успел оповестить о своём отъезде, и в последний раз охватил взглядом наш дом, огород, рощи, реку. Рядом с домом семьи Пюжоль никого не оказалось. Если бы они знали, что в
это время мы будем проезжать через Лортет, то обязательно пришли бы помахать нам рукой на прощание.
Вот мы и в Ланнемезане. Узнав, что наш багаж отправлен дальше, мы успокоились, а через небольшой промежуток времени электричка направилась по направлению к Тулузе. Не доехав до Тулузы, мы увидели на перроне массу народа. Оказывается, рано утром на этом месте столкнулись два товарных поезда, в результате чего движение по железной дороге полностью остановилось. Из-за этой аварии наше путешествие было прервано. Через некоторое время на вокзале было объявлено сообщение, что пассажиры с разных поездов должны направиться к шоссейной дороге и сесть в специальные автобусы, которые перевезут их через станцию к специальным поездам. Надо отдать должное железнодорожникам, которые сделали всё, чтобы успокоить людей и уменьшить скопление пассажиров с разных поездов.
Менее чем через час мы уже находились в пути, а к полдню прибыли в Тулузу. Это был город, в котором я родился, но ни разу в жизни не видел. На вокзале нас встретили товарищи из Союза русских граждан и представители русского посольства из Парижа. Кроме нашей семьи здесь находились и другие семьи из
разных южных областей Франции, которые, как и мы, получили разрешение на возвращение в СССР. Первым делом у нас спросили и проверили документы, которые оказались оформленными как положено. Мы волновались, что наш багаж задерживался в районе аварии. В определённом месте стоял специальный товарный вагон для багажей, которые уже загружали. Представитель консульства заверил отца, что заботу о нашем багаже он берёт на себя, а мы можем спокойно ехать дальше. Меня даже удивила такая забота о нас. К пяти часам вечера в определённом месте собралось примерно около сорока человек, которые должны были ехать в Советский Союз. Представители из русского посольства сообщили, что всех пассажиров разместят в вагоне, специально заказанном советским правительством, которое с этого дня берёт всю заботу и расходы, связанные с переездом, на себя, то есть вся дорога до СССР будет бесплатной. Когда я услышал эту новость, моему удивлению не было предела. «Что это за государство, в котором так хорошо заботятся о простых русских эмигрантах? – думал я. – Неужели в СССР существует такая всесторонняя и глубокая человеческая гуманность?» В шестом часу вечера мы уже находились в пути. Наша семья заняла полностью одно купе. Мест в вагоне хватило всем, и даже оставались свободные места. В вагоне с нами ехал представитель от советского посольства. Я сразу же занял место у окна, чтобы
- 65 -
наблюдать природу и местность. Перед глазами мелькали леса, поля, сёла и города. Мне было очень интересно наблюдать, как на продолжении нашей поездки, продвигаясь ближе на север, менялись обычаи
и нравы людей, даже местные наречия. Заметны были различия и в строении домов.
Первую большую остановку поезд совершил во Вьерзоне, во время которой мы вышли прогуляться по городу. Вьерзон понравился мне своей чистотой и красотой старинных зданий. Когда проезжали Орлеан, то было слишком темно. Очень жаль, что нам не удалось увидеть Париж - он находился в стороне от пути нашего следования. 2 сентября ближе к полудню мы высадились на сборном пункте в маленьком городишке Сарребург (провинция Лотарингия), недалеко от которого находится большой город Страсбург. Здесь нас встретили русские представители, прибывшие за нами и багажом, среди которого нашего багажа не оказалось. Наш сопровождающий объяснил причину его отсутствия и обещал посодействовать в решении этого вопроса. И действительно, дня через три наш багаж прибыл по месту назначения. На четырёх или пяти американских студебеккерах нас привезли на территорию, где находились большие здания - казармы, в которых разместили несколько сотен русских эмигрантов, съехавшихся со всех районов Франции. В комнатах, где стояли двухъярусные солдатские кровати, было чисто и тепло. В столовой рядом с казармами мы получали достаточно вкусное трёхразовое питание. Со дня прибытия в Сарребург мы перешли на полное бесплатное содержание, которое нам обещали. Об этом было сообщёно всем эмигрантам на встрече с советскими представителями, которая состоялась в одной из казарм. Это были, в основном, советские офицеры, которые говорили на русском языке и, лишь иногда, выражаясь на искажённом французском языке. Мне было обидно, что я не понимал - о чём они говорят. И тут я понял – как правы были отец и его друзья, Сердюк и Карпов, которые предлагали мне в детстве учить русский язык. После встречи отец пересказал мне содержание выступлений советских офицеров, что оказалось для меня очень интересным. В своём выступлении они говорили о значении Великой Октябрьской революции и советской власти в жизни русских людей, победе советского народа в борьбе с грозным врагом –
германским фашизмом, планах восстановления народного хозяйства в СССР, заботе партии и советского
правительства о народе и русских эмигрантах за рубежом. Для меня это было непонятным и загадочным. С
этого дня отец стал моим переводчиком, а я твёрдо решил заняться изучением русского языка. Но делать это было очень непросто, ведь я начинал жить совсем в другом мире и новой, необычной для меня обстановке. Каждый день с нами проводились беседы идеологического направления, чтобы подготовить к предстоящему приезду в СССР, которые для многих имели огромное значение. Нам показывали разные кинофильмы: «Ленин в Октябре», «Ленин в Польше» и другие. Я узнавал из многоликой истории этой страны всё то, что старались скрыть от народа во Франции. Здесь нам устроили баню и бесплатное медицинское обследование. Многие получили медицинскую помощь в лазарете.
Я старался чаще встречаться с русскими офицерами, чтобы завести с ними беседу. Офицеры, понимая моё намерение, подходили и с улыбкой и доброжелательностью старались выразить уверенность в благополучии нашей будущей жизни в СССР. Таких как я было много, и у нас получались короткие, но полезные беседы, из которых я шаг за шагом узнавал о своей будущей родине. О содержании этих бесед я
узнавал от ребят или девчат, которые знали русский язык не очень хорошо, но хотя бы в общих чертах. Я присутствовал на этих беседах, а они мне охотно переводили.
Среди русских эмигрантов были люди разные по происхождению, взглядам и стремлениям. В основном это были рабочие, а интеллигенции почти не было. Меня одолевали разные мысли, в которых очень трудно было разобраться и придти к одному мнению. Здесь я познакомился с юношами и девушками, которые выросли в разных районах Франции, и много необычного узнал из их жизни. Мы большими группами гуляли по улицам Сарребурга, беседовали, пели песни. Улицы города блистали чистотой: везде стояли урны, возле которых не было видно ни одной бумажки или окурка.
Прошло больше недели как нам объявили, что к вечеру следующего дня мы отправимся в дорогу. На следующий день французские солдаты и шофёры очень организованно перенесли багаж эмигрантов в товарные вагоны. У некоторых эмигрантов размеры багажа были очень даже внушительными. Это говорило о том, что во Франции им жилось неплохо. Две спальные разборные кровати с пружинистыми матрацами, одеяла, несколько подушек, большой сундук с верхней одеждой, велосипед и несколько чемоданов с бельём – это был весь наш багаж. На товарном вокзале стоял поезд, каждый вагон которого был пронумерован. Впереди поезда располагались вагоны с людьми, а сзади – вагоны с багажом. Члены каждой
- 66 -
семьи знали, в каком вагоне находится их багаж. Сразу после обеда была объявлена отправка всех отъезжающих на вокзал. Я был поражён организованностью посадки в поезд – всё было учтено до
подробности. В каждом вагоне с обеих сторон было сделано по две деревянные нары и где, соответственно, располагалось по четыре семьи. Посреди вагона имелись железная печка, дрова для растопки и уголь. В центральных вагонах железнодорожного состава находились склады с продуктами и кухня для приготовления горячей пищи для всех. Во время многочисленных стоянок по два человека из каждого вагона должны были подходить к кухне с вёдрами для первого и второго блюда. А о кипятке члены каждой семьи должны были заботиться сами, так как на любой станции воды можно было набрать в любом количестве. Перед отправкой железнодорожного состава состоялось собрание, на котором было рассказано, как стоит себя вести в дороге: если случится какое-нибудь происшествие, то необходимо будет обратиться к старшему по поезду. В поезде были лазареты и несколько врачей. Так что организация была очень хорошей. На прощание нам всем пожелали счастливого пути, и была объявлена посадка. В шесть часов вечера поезд тронулся.
К счастью, мне попалась верхняя полка, где я выбрал место у маленького окошка и лёжа мог смотреть на бегущий пейзаж. Поезд двигался очень медленно. Казалось, он делал это нарочно, чтобы затянуть отъезд. Шли последние часы нашего пребывания во Франции, а я перебирал в памяти события шестнадцати лет, которые прожил в этой стране. Было о чём думать и размышлять. Но усталость взяла своё, и я стал засыпать. Взрослые, сидевшие рядом, не спали, а беседовали между собой. Сквозь сон я услышал, как кто-то сказал: «Ну, вот и Страсбург». Я хотел было проснуться, но сон всё-таки овладел мною. Во втором часу ночи поезд остановился, и вошли пограничники, которые в каждом вагоне сделали беглый осмотр. Ну, вот и всё! Мы были на границе с Германией и покинули пределы Франции. Закончилось наше пребывание в этой стране.
Проснулся я очень рано. Мы уже давно ехали по территории Германии. Поезд шёл медленно, словно черепаха, и часто останавливался. Из окна можно было наблюдать последствия отгремевшей войны:
встречалось множество разрушенных зданий и скелетов обгоревших вагонов. Была объявлена большая
стоянка, где нас собирались накормить завтраком. В этот день мы проехали первый город Германии Франкфурт-на-Майне. Через маленькое узкое окно я с жадностью наблюдал, как всюду кипела человеческая жизнь. Кое-где встречались руины – остатки проклятой войны. До границы с СССР мы ехали несколько дней. В один из этих дней скончался ехавший с нами старый эмигрант. Будучи больным и чувствуя, что обречён, он хотел умереть на родной земле, но сердце его не выдержало, и его мечте не удалось сбыться. Родина – гордое, великое слово! Как оно значимо для любого человека!
Вот мы и в зоне советской оккупации. Мы приехали в маленький городишко Доблен, где нас уже ждали советские солдаты, которые загрузили наш багаж на грузовые машины и перевезли его в немецкие казармы. Всех эмигрантов разместили в удобных, просторных и идеально чистых комнатах. В этих казармах мы прожили около недели, получая отличное трёхразовое питание. Скучать нам не пришлось, так как с первого дня с нами вели беседы о советском строе и укладе жизни, показывали кинофильмы и концерты с
выступлением русских солдат и офицеров. Здесь я услышал много русских песен и с восторгом наблюдал русские народные пляски и танцы разных народов СССР. Я гордился тем, что смог увидеть русских солдат и офицеров, которые с такою отвагой и героизмом смогли добиться победы над грозным фашизмом. На третий день пребывания в немецких казармах нам устроили банный день. В это время наша одежда прошла полную дезинфекцию, а мы тоже прошли полное медицинское обследование, которое проводили квалифицированные военные врачи. Факты говорили сами за себя – о нас заботились всесторонне: кормили, лечили, думали о нашем будущем. Никто не ожидал такого большого внимания по отношению к нам, эмигрантам. И иногда даже чувствовался прилив бодрости, а на глаза наворачивались слёзы от радости. За границей в газетах писали о нарушении прав человека в СССР. А здесь я узнал об обратном, а именно: о глубокой гуманности и равноправии людей, независимо от их национальности, занятия и возраста. Через неделю советские солдаты вновь погрузили наш багаж в вагоны, а мы заняли прежние места. Железнодорожный состав взял курс по направлению к границе СССР.
По мере приближения к новой родине можно было видеть всё больше и больше разрушений. Это доказывало, что в этих местах происходили ожесточённые бои, ибо фашисты, видя, что приходит конец их господству, яростно сопротивлялись. Берлин оказался немного в стороне от пути нашего следования, а жаль, что не пришлось увидеть фашистского логова. Вот и Франкфурт-на-Одере – весь в руинах. Видно было,
- 67 -
что и здесь проходили большие кровопролитные бои при переходе советских войск через реку Одер. На многострадальной земле Польши тоже было много разрушений. Видно изрядно досталось от фашистов и
польскому народу. Один раз, когда начинались сумерки, наш состав настолько замедлил свой ход, что казалось, он отжил свой век и доживает последние минуты своей жизни. Оказывается, поезд двигался по огромному недостроенному железнодорожному мосту без перил и ограждений через гигантский овраг, по дну которого текла река. Я слез с нар и глянул вниз. Да, здесь была головокружительная высота! Вероятно, это восстанавливали разрушенный мост. И здесь необходимо было залечивать раны после войны. Проезжая мимо Варшавы, мы снова увидели сплошные руины. Это всё, что осталось от такого красивого города. Наши сердца при виде этого сжимались от боли и гнева. Эти картины послевоенных разрушений невозможно стереть из памяти.
Было около пяти часов утра, а в поезде никто уже не спал, потому что все знали, что приближается граница СССР. Никто не мог остаться равнодушным к такому важному событию в своей жизни. Люди не могли скрыть слёз радости. Некоторые из них очень давно не видели своего края и не могли дождаться той минуты, когда глазам откроется панорама родных мест. Хоть я и не жил в этих местах, но меня охватило такое же чувство то ли радости, то ли грусти. Я непрестанно наблюдал за отцом, который от волнения не мог усидеть на месте. Постепенно последние утренние сумерки стали исчезать, а над лесом повис тяжёлый густой туман. Наступил новый день 27 сентября исторического и незабываемого для меня 1947года. Вдруг откуда-то из передних вагонов мы услышали громкие возгласы: «Ура!!!» Мы пересекли границы Союза Советских Социалистических республик. Увидев советских пограничников, мы тоже закричали: «Ура!!!» Уже находясь на территории СССР, люди стали обниматься и целоваться. Радости нашей не было предела. У всех на глазах выступили слёзы, а взрослые запели старинные русские песни. Всем казалось, что наступило новое время и новая жизнь, и пережитые волнения остались позади. А как будет складываться дальнейшая
жизнь, зависело от каждого из нас. Поезд стал двигаться быстрее. Наши взгляды устремились на просторы
нашей новой родины. Глядя в окно, каждый думал о своём будущем.
Наконец мы подъехали к белорусскому городу Гродно, где нас встретили, разгрузили багаж и привезли всех эмигрантов на окраину города в лагерь. Нас разместили в землянках. Когда через пару дней я побывал в городе, переходя понтонный мост через реку Неман - он был разрушен во время войны - то ужаснулся: в Гродно не было ни одного дома, пригодного для жилья. Кругом были одни развалины. Сами улицы были загромождены обломками зданий и кучами строительного мусора. Напрашивался вопрос: а где живут сами жители города? Так что хорошо было и то, что мы жили в землянках. Глядя на разрушенный город, я невольно вспоминал фашистскую оккупацию Доринской долины, думая о том, что какая громадная разница между французским сопротивлением и борьбой советского народа с фашизмом. Это не поддаётся никаким сравнениям. Французам эта борьба обошлась небольшими жертвами, почти без разрушений и материального ущерба, никто не испытал голод, не слишком много осталось сирот. Эти руины произвели на
меня огромное впечатление. Жители Гродно были плохо одеты, скудно питались, но были мужественными, потому что верили в лучшее будущее. И это придавало им силы. Глядя на их жизнь, мы поняли, что нам тоже непросто будет жить. Нам говорили, что советскому народу нелегко восстанавливать народное хозяйство, города и сёла, но, однако, советское правительство заботилось о нас, русских эмигрантах, тратя на эту цель громадные суммы денег. Ни в одной стране не проявляют такой заботы о простых гражданах. Мы ощущали это на каждом шагу, каждый день и час. Мне было непонятно – за что фашисты невзлюбили СССР и хотели поработить многонациональную страну? А ответ был простой: им не по душе пришёлся прогрессивный строй, где существует всенародная власть, где нет эксплуатации, бедных и богатых, и все равны перед законом. Капиталисты других стран боялись этого нового строя, поэтому они любой ценой старались избавиться от него. Вот примерно об этом шла речь на собраниях и беседах с эмигрантами. И с этим нельзя было не согласиться. Нас предупредили, что по прибытию на место нам будет оказана посильная помощь и поддержка.
Надо сказать, что среди эмигрантов были люди с разным пониманием происходящих событий, и с ними нелегко было проводить идеологическую работу. Не понимая русского языка, я не мог разобраться, о чём говорили между собой эмигранты, но лучшим и надёжным переводчиком для меня был отец.
В Гродно мы прожили около месяца, ожидая дня, когда придёт приказ об отъезде по месту назначения. Отец со слезами на глазах просил оставить нашу семью в одном из районов Белоруссии - на родине его
- 68 -
отца. Но на это нельзя было рассчитывать, так как семьи всех эмигрантов без их согласия распределялись в разные республики и области Советского Союза, где им необходимо было прожить с определённым
испытательным сроком, доказав поведением, укладом жизни и усердием в работе свою порядочность, честность и приверженность к новому советскому строю. На самом деле я тоже думаю о том, что власти тогда поступали правильно. Ведь на чужбине эмигранты жили в разных условиях, и у всех были разные убеждения, привычки, взгляды и устремления. Со стороны властей к нам была проявлена большая человеческая гуманность, помощь и доверие, а нам, эмигрантам, со своей стороны нужно было доказать на деле свою лояльность и патриотизм, избавляясь от нажитых привычек при капиталистическом строе. Что касается нашей семьи, то мы были готовы ко всему, потому что жили раньше в среде простого трудового народа и перенесли в жизни много испытаний. Основной нашей целью было: устроить свои жилищные и трудовые условия. А так как их твёрдо гарантировали, то мы успокоились и ждали решения этих вопросов. К концу нашего пребывания в Гродно отца вызвали и сообщили, что в ближайшее время нашу семью отправят на постоянное место жительства в Ярославль, где мы обязаны были прожить не менее пяти лет с хорошим поведением в обществе, честно и плодотворно работая. При соблюдении этих важных требований в течение назначенного срока нам разрешалось переехать на любое другое место жительства в пределах СССР. С этими обоснованными и справедливыми требованиями отец согласился. В конце октября месяца для нашей отправки к одному из товарных поездов были прицеплены два товарных вагона, один из которых должен был следовать на Ярославль, а другой – на Кострому. В первом вагоне кроме нашей семьи были помещены ещё три семьи. В семье Котовых были муж с женой и сын Борис, другая семья (Пахолко) ехала с тремя сыновьями - Василием, Александром и Иосифом, а третья (фамилию не помню) – с сыном 10-12-ти лет. В другом вагоне, который после Москвы должен был направиться в Кострому, ехал один эмигрант
по фамилии Рубинский родом из Москвы. Прибыв в Москву, он добровольно покинул вагон и скрылся.
Думаю, для него это плохо кончилось, так как вряд ли ему разрешили бы остаться там жить. В Москве было не так просто прописаться, тем более эмигранту, да ещё в то непростое время сталинского режима.
Для нашего дальнейшего следования из Москвы в Ярославль нам выдали определённое количество продуктов: хлеба, крупы, жиров, картофеля, из которых мы могли приготовить обед прямо на железной печке, находящейся посреди вагона. Впервые за это длительное путешествие нашими соседями по вагону оказались люди с совершенно противоречивыми взглядами на жизнь. Видимо во Франции наши семьи проживали в различных бытовых и жилищных условиях. Старшим по вагону мы признали Котова, который был самым грамотным из всех – по профессии бухгалтер – и имел богатый жизненный опыт. Простой и общительный, всегда подтянутый и прилично одетый он говорил мало, но убедительно и имел хорошие организаторские способности. Жена Котова, молчаливая и скромная, никогда в жизни не работала. Их сыну Борису было 25 лет. Он закончил во Франции медицинский институт, получив профессию врача –
зубного техника. Мне он показался избалованным как единственный сын у родителей, а также потому, что вёл себя с некоторым превосходством по отношению к окружающим его людям. Вероятно, Котовым жилось во Франции неплохо, судя по тому, какой внушительный по размерам они багаж имели. Тем не менее, Котовы вели себя нормально и никого не чуждались, и мы нашли с ними общий язык. Семья Пахолко, если не ошибаюсь, жила в центральном районе Франции около города Сент-Этьена, где находился очень богатый металлургический район. Муж работал электросварщиком, а жена была домохозяйкой, воспитывая троих сыновей. Глава семьи чуждался окружающих его людей и отличался жадностью и скупостью. Его жена тоже не была слишком разговорчивой и мало чем отличалась от своего мужа. Их дети были, как будто, чем-то напуганы и почти не слушались своих родителей. С этими двумя семьями мне пришлось столкнуться не один раз в жизни, поэтому я так подробно о них рассказываю. О том, как сложилась их судьба, я напишу по ходу развития событий.
В Белоруссии зима началась непривычно рано. Хотя отец предупреждал меня, что в России будет другой климат, я не ожидал столь резкого похолодания. Чтобы укрыться от холода, мы не имели подходящей одежды. Известно, что товарные поезда движутся более медленно, чем пассажирские, и, отчасти, нас это раздражало, так как в вагоне было тесно, неуютно и холодно. Двери были почти постоянно закрыты, чтобы сохранить тепло. В какой-то степени нам повезло, потому что мы заняли верхнюю полку, а в темноте при закрытых дверях приходилось всё время сидеть или лежать. Моё место было у окна, из которого можно было наблюдать за природой. На длительных стоянках удавалось выйти из вагона, чтобы размяться и
- 69 -
подышать свежим воздухом. Все устали от этого длительного путешествия – хотелось скорее включиться в обычное русло жизни и заснуть в настоящей постели. Но надо было набраться терпения.
Наблюдая из окна израненную и разрушенную войной Белоруссию, я собственными глазами смог убедиться, насколько борьба с фашизмом была тяжёлой для всех народов СССР. Завоевание фашизмом власти в этой стране составляло бы угрозу не только для других народов Европы, но и всего мира. Поэтому народы СССР не встали на колени, а боролись со злейшим и коварным врагом до полной победы, доставшейся ценой 20-ти миллионов жизней и уничтожением экономического потенциала страны. А мы как раз приехали в эту страну в то время, когда полным ходом шло восстановление разрушенного народного хозяйства, что являлось очень непростой задачей для государства. Подъезжая к Минску, мы увидели, что город тоже весь был в руинах, но он продолжал жить плодотворной жизнью. При виде Минска отец плакал. Ведь всего лишь в 58-ми километрах от него находилась любимая деревня Корень, где прошло его нелёгкое детство. Если бы ему разрешили тогда идти домой, то он, не раздумывая, пошёл бы пешком к своему родному дому, не оглядываясь по сторонам. Но было велено ехать, чтобы обосноваться на новом месте, включиться в новый ритм жизни, оправдать доверие и только тогда получить разрешение на поездку в родные места.
Мы поехали дальше, а отец уже не в первый раз рассказывал мне о своём нелёгком детстве. Проезжали мы и мимо Орши, родины легендарного героя партизанского движения в Белоруссии во время войны Константина Заслонова. Отец рассказал мне, что в этих местах проходил поход Наполеона в 1812 году, где его армия потерпела сокрушительное поражение. Я с большим вниманием слушал рассказ отца, а сам думал: до чего же богата история этого края! Весь день 7 ноября, канун тридцатой годовщины Великой
Октябрьской Социалистической революции, наш железнодорожный состав стоял на товарном вокзале
Смоленска. Для меня этот день был необычным, потому что я впервые узнал, что такое русская зима. Небо было тёмно-серым, и целый день падал густой снег, отчего всё вокруг казалось сумрачным и скучным. Мимо нас беспрерывно двигались эшелоны с грузом, а кругом раздавались свистки паровозов и грохот вагонных колёс. Нам надоело сидеть и лежать, и, чтобы скоротать время, мы совершали короткие прогулки вдоль нашего состава. Во время этих прогулок все упоминали об исторической славе Смоленска. Слушая такие интересные рассказы, мне уже не было так скучно. Но всё время беспокоили пронизывающий ветер и холод. Да, это была далеко не южная Франция, где в этот период царила тёплая и приветливая осень! Поздно вечером наш поезд, наконец, тронулся, и 9 ноября мы прибыли в Москву.
Я много хорошего слышал об этом городе, и меня охватил прилив энергии и радости. Я подумал о том, что здесь работает советское правительство рабочих и крестьян, которое так хорошо позаботилось о нас, русских эмигрантах. Наш состав медленно двигался по московской окружной железной дороге, и мы смогли
только издалека рассмотреть вечерние очертания столицы. Жалко только, что не увидели её днём. Покидая Москву, я не терял надежды когда-нибудь в ней побывать. Наш поезд приближался к Ярославлю, а мы чувствовали завершение нашего длительного и утомительного путешествия.
Вот и Ярославль. Мы не могли дождаться конца нашего следования, чтобы отдохнуть. Котов, Пахолко и мой отец поехали в Облисполком, чтобы выяснить – куда нас будут определять по месту жительства? В Облисполкоме их любезно приняли и обещали побеспокоиться о нашем постоянном трудоустройстве, выдали небольшую сумму денег, карточки на получение продовольствия и подсказали адрес продуктового склада, где можно было получить по ним продукты питания. Получив продукты, мы отправились на станцию Всполье, где собирались переночевать последнюю ночь в вагоне. Прошло около получаса, как наш вагон отцепили от одного состава и прицепили к другому, который незамедлительно отправился в путь. Мы не могли понять – куда нас везут, и не на шутку встревожились, гадая, в каком направлении идёт состав? Ярославль уже скрылся из виду, а спросить, куда нас везут, было не у кого. К нашему вагону был прицеплен ещё другой вагон с эмигрантами, которых определили на место жительства в Кострому. Они и сами волновались не меньше нашего. Наступила ночь, а мы не могли сомкнуть глаз. Наконец поезд остановился, и мужчины пошли узнать, куда мы едем? Оказалось, что наши вагоны прицепили к составу идущего на Кострому поезда, а железнодорожники в данный момент уже ничего не могли исправить. Мы успокоились и решили лечь спать в надежде на то, что в Ярославле нас хватятся и примут меры для нашего возвращения в Ярославль. Только на следующий день поезд пришёл в Кострому, и мы позавидовали нашим товарищам, которые приехали на место и стали разгружаться. Котов с моим отцом пошли к начальнику вокзала, чтобы
- 70 -
уладить недоразумение, но, увы, начальник только пожал плечами, ничего не обещая. Пришлось послать
срочную телеграмму в Ярославский Облисполком, но безрезультатно. Тогда мы послали вторую телеграмму во Всесоюзное Переселенческое Управление при Совете Министров СССР. Таким образом, мы пробыли в Костроме пять дней на железнодорожном вокзале в ожидании приказа, где будем жить: в Костроме или Ярославле? Ночевать пришлось в холодном вагоне. Ведь зима уже вступила в свои права, а ни у кого не было зимней одежды, и все сильно мёрзли от холода. Продукты питания стали заканчиваться, а все деньги ушли на оплату телеграмм. Пришлось экономить на продуктах. Наше положение казалось безнадёжным, а мы не знали, что предпринять. У меня было громадное желание совершить прогулку по улицам города, но отлучаться с вокзала было нельзя. Мы очень устали и уже давно не мылись в бане. На пятый день нашего пребывания в Костроме был получен приказ из Москвы о незамедлительном отправлении нашего вагона в Ярославль. Через сутки нас привезли в Ярославль. После этого мы прибыли в здание Облисполкома, а багаж поместили в отдельной комнате. Наконец-то нас привели в столовую, где досыта накормили настоящим сытным и горячим обедом, а потом выдали деньги и продуктовые карточки для получения продуктов на складе.
Всю следующую ночь пришлось провести на улице - на скамейках возле Облисполкома. Спать было жёстко, но не так холодно. На следующее утро после завтрака в столовой мы узнали, что семья Котовых останется жить в Ярославле, другой эмигрант с сыном поедет жить в Ростов, а наша семья и семья Пахолко направятся на постоянное место жительства в город Рыбинск Ярославской области. Багаж обеих семей погрузили на грузовую машину, женщин и детей проводили до железнодорожного вокзала, а я с Пахолко и
отцом остались в машине сопровождать багаж до места назначения. В машине мы сидели с отцом, укутавшись тёплым одеялом.