Франция. Верхняя Гаронна.1929 -1931 г.г. 4 page

Партизанское движение во Франции.

Осенью 1942 года началось формирование партизанских отрядов и подпольных групп. Сначала по ночам изредка можно было услышать одиночные выстрелы и взрывы, а затем они участились. Это значило, что сопротивление народных масс набирало силу. По сёлам шныряли подозрительные лица, среди которых очень нелегко было распознать шпионов или патриотов. К чести местного населения – оно не дрогнуло, не впало в отчаяние, а было готово в любую минуту помочь партизанам. Усилилась бдительность людей. Народное сопротивление всё более возрастало. Молодёжь вступала в ряды макизаров (maquisards) - так называли народных мстителей. Изредка, когда в деревне или селе не было фашистов, на улицах появлялись макизары, которые были вооружёны винтовками или автоматами. На голове у них были одеты береты, а на рукавах имелись повязки, на которых значились три буквы - FFI, что означало – внутренние французские силы. Макизаров люди всегда встречали радушно, так как народ верил, что эти смелые парни сумеют собраться с силами и выгонят фашистов вон из страны. И вновь наступит долгожданный мир. С молниеносной быстротой родилась французская народная песня - романс макизаров, которую пели молодёжь, старики и дети на улицах, в поле, домах, в поездах. Она вдохновляла людей на всеобщую борьбу против врага и вселяла надежду на будущее. Видимо эта песня не пришлась по вкусу оккупантам, потому что они усилили репрессии, аресты и отправки в концлагеря. По решению немецких властей было объявлено о введении комендантского часа, то есть, с 10 часов вечера до 6 часов утра было запрещено выходить на улицу и зажигать свет. Окна было велено занавешивать плотной тканью, чтобы не было видно никакого света даже до мельчайшей щели. За нарушение этого приказа следовало строгое наказание. У отца имелся специальный пропуск, выданный дирекцией завода, по которому он мог ездить на работу в любое время дня и ночи.
Однажды ночью мы были разбужены выстрелами, которые сначала приблизились к нашему дому, а потом неожиданно стихли. Мы уже успокоились, думая, что партизаны успели убежать в ближайшую рощу, как вдруг услышали частые и громкие удары в дверь. Отец вскочил с постели и прислушался: кто бы мог так стучать – жандармы, немцы или макизары? Удары повторились, и приглушённый голос попросил немедленно открыть. Отец узнал голос Николая Сердюка из Саранколена и тут же открыл ему дверь. Он включил карманный фонарик и увидел рядом с Сердюком двух вооружённых людей, которые поблагодарили отца за то, что он их впустил, и попросили не включать свет и спрятать их, потому что, направляясь на задание, они нарвались на немецкий патруль. Не раздумывая, отец велел им следовать за ним. Он отвёл их на сеновал, а сам немедленно вернулся и лёг спать. Я всё слышал и молчал, стараясь уловить хотя бы малейший шум. Прошёл очень короткий промежуток времени, как мы услышали шаги гитлеровцев. Они делали по всем домам обыск, чтобы найти партизан. Немцы обошли вокруг нашего дома.
- 40 -
Вскоре на входные двери обрушились сильные удары. Отец встал и открыл им дверь. Немцы ворвалисьи,
первым делом, попросили включить свет. Они стали везде шнырять, бесцеремонно бросать стулья и вещи.
Убедившись, что партизан в доме нет, они ушли, чтобы продолжить обыск в соседних домах. Во время обыска я сильно дрожал, думая, что немцы могут кого-нибудь из нас взять в заложники или станут издеваться. Видимо те очень торопились в поиске партизан, надеясь найти их у соседей. Но их розыски не увенчались успехом. После ухода немцев наступила полная тишина, но мы долго не могли успокоиться, и я
заснул только к утру. В этот день мама так и не отпустила меня в школу, так как обстановка была не только сложной, но и опасной. На следующий день все занялись своими делами, и никто не напоминал о случившемся. Между взрослыми была договорённость, что никому ничего не следует говорить.
В основном, всё население было против немецкой оккупации, но среди людей имелись и такие, кому она была выгодна, например, с целью разбогатеть. Была ещё другая категория людей, которые держали нейтральную позицию, ожидая момента, на чью сторону встать и действовать на свой лад, но не в пользу простого народа. К ним принадлежали, в основном, богатые люди, относящиеся к классу буржуазии. И, наконец, среди населения имелась очень малочисленная группа людей - это предатели и прислужники оккупантам. Взрослые и разумные люди учили нас в этой тяжёлой обстановке быть бдительными и предельно осторожными.
Наша семья завоевала большое доверие среди местного населения. Я ещё был мал, но догадывался, что существует подпольная организация, которая осуществляет помощь партизанскому движению. Иногда мне давали особые маленькие поручения как связному, например, передать записки определённым лицам или положить их в определённом месте – под камнем или в дупле дерева в горах. Мы, подростки, гордились тем, что нам доверяют выполнять такие задания. На нас немецкие патрули не обращали никакого внимания, но взрослые предупреждали, как нужно себя вести в том случае, если нас задержит патруль и будет расспрашивать. Самым распространённым заданием было – собрать деньги, продукты питания, одежду и обувь для макизаров. Выполняя эти задания, мы, несколько мальчишек, ходили по дворам, но не посещали те дома, где жили люди, которым не доверяли. Надо прямо сказать, что без помощи жителей нам пришлось бы нелегко. Каждый старался пожертвовать в пользу общего дела всем, чем мог. Поручение было непростым и опасным, так как на немецкий патруль можно было нарваться в любую минуту. Моя помощь в пользу сопротивления была очень скромной, но я делал всё, что мог, а не оставался в роли простого наблюдателя или труса, выжидающего, когда наступят спокойные дни.
К концу 1942 года уже чувствовалось нарастание сопротивления. Макизары смелей стали нападать на противника: были произведены первые взрывы на единственной железнодорожной ветке Ланнемезан – Арро. Оккупанты были напуганы не на шутку и усилили свои патрули на дорогах. У каждого поста они загораживали шоссе телегами, деревьями, разным строительным материалом и, останавливая машины, проверяли всех людей, а для себя сооружали укрытия в случае нападения макизаров. Но эти меры были бесполезными, так как силы у фашистов были малы, а нарастание сопротивления народных масс невозможно было остановить. Не надо ещё забывать, что основные силы фашистов находились на русском фронте.
Как-то раз моя мать пошла за хлебом, и ей пришлось пройти несколько немецких постов. Проходя через один такой пост, она обратила внимание, что в немецкие мундиры были одеты наёмные поляки, потому что говорили между собой на чисто польском языке. По содержанию их разговора она поняла, что те сильно ругают фашистов и сожалеют о том, что согласились служить у немцев. Моя мать решила смело обратиться к этим солдатам и, обращаясь к ним на польском языке, спросила их: «Вы жалеете, что служите у фашистов. Почему же вы тогда не дезертируете?» Солдаты так обрадовались слышать родной язык, что окружили мать и стали расспрашивать – кто она такая? Мать растерялась и пожалела о том, что проговорилась, но всё-таки ответила солдатам, что она – полька. Но поляки не стали ей угрожать, а наоборот сказали откровенно, что не хотят воевать и постараются по возможности принести наименьший вред макизарам. А переходить к партизанам побаиваются, так как никто не любит немецких прислужников. Можно было понять их состояние – ведь те были между двух огней. Пока на постах стояли эти поляки, проверки на постах были чисто формальными. А при встречах с матерью они любезно здоровались с ней по-польски, даже не спрашивая у неё паспорта. Через некоторое время этих солдат отправили в другие места, и больше мы о них ничего не слышали.
- 41 -
На всю жизнь мне запомнился январь 1943 года. Зима в этом году оказалась очень снежной, а морозы
достигали восьми – десяти градусов. В один из вечеров января мы как обычно готовились ко сну, не подозревая о том, что предстоящая ночь станет для нас беспокойной. Все уже спали глубоким сном, а на улице валил снег, как вдруг за окнами послышался нарастающий гул целой вереницы немецких машин, которая направлялась в сторону соседнего села Эш. Немцы ехали из военного гарнизона, находящегося в
Ланнемезане. Мы быстро встали и оделись, чтобы бежать или прятаться в случае надобности. Бежать! А куда? В соседние рощи. А как добраться до них? Ведь снегу было по колено, а следы всё равно подскажут
направление нашего бегства. А в лесу, где спрятаться? Ведь лес голый, и нет никаких строений. А что делать с детьми? Такие мысли промелькнули у каждого из нас за несколько мгновений, пока немцы проезжали мимо нашей деревни. Кто-то высказал эти мысли вслух, а кто-то старался найти выход из положения. Хорошо, что я был старшим из детей, а маленькие дети из семьи Санчес, чей сладкий сон был прерван, плакали. Все старались их успокоить, чтобы не привлечь внимание фашистов, но, увы, это оказалось бесполезно. Пришлось проявить выдержку и терпение и заглушить в себе тревогу за то, что может произойти сейчас, через минуту, через час, а может быть к утру. Мы освещали комнату карманными фонариками, потому что свет зажигать было запрещено. Наконец, когда немцы проехали мимо нашего дома, и гул машин смолк, все вздохнули с облегчением; но сон был нарушен, и никто не ложился спать. Отец и Санчес хотели выйти на улицу, но им пришлось немало потрудиться, чтобы открыть дверь. Снегу навалило очень много, и он продолжал ещё падать. На дороге были видны следы от немецких машин. Мы уже успокоились и стали ложиться спать, как вдруг услышали со стороны соседнего села Эш множество винтовочных выстрелов и пулемётных очередей. Все опять вскочили на ноги и стали одеваться и ждать, что же произойдёт дальше? Выстрелы участились, а затем мы увидели зарево большого пожара. Прошло более часа, как мимо нашего дома опять прошла, но уже в обратную сторону, целая колонна машин оккупантов. Наконец всё стихло, и мы успокоились, гадая, что же произошло в соседнем селе? Только дети, устав от напряжения, спали глубоким сном. Я боролся со сном, чувствуя, что где-то совсем рядом произошла беда. Может быть, кто-то оплакивает безвременно погибшего отца или сына, а может, дочь, брата или сестру? Ведь недавно я сам чуть не лишился отца, и он просто чудом вернулся домой. В моём детском сердце созрела жгучая ненависть к оккупантам. Зачем они пришли сюда, в чужую страну? Что им надо? Неужели у них нет сердца? Кому нужна эта проклятая война? Вот о чём я думал в ту страшную зимнюю ночь января 1943 года.
Встал я вместе с взрослыми утром рано с тяжестью в душе и вышёл на улицу поглядеть на природу. Снегу за ночь навалило ещё больше, так что пришлось взяться за лопаты. Пригляделся я внимательнее к снегу и поразился – он был бледно-голубого цвета. «Вот приметная ночь, и такой голубой снег, - подумал я. – Этого я не забуду никогда». Только в середине дня до нас дошла новость: что же произошло ночью в соседнем селе? То ли сами немцы догадались, что макизары часто бывают в этом селе, то ли кто-то им донёс, трудно об этом судить, немцы явились в тот момент, когда партизаны были в Эше. Завязался бой, и партизаны ушли в горы. В стычке было убито несколько жителей и партизан. Фашисты решили наказать крестьян. Было сожжено несколько домов, совершено несколько злодеяний. Подробностей я не помню, но знаю, что немцы забрали с собой около десяти человек, которых отправили в концлагеря и на работу в Германию. Почти все люди, сосланные в концлагеря, погибли. Среди них был миллионер, владелец мясного магазина, который очень ненавидел фашистов, смело и решительно помогал макизарам. Барбазан (я уже писал о том, как он разбогател, торгуя мясом), имея грузовую и легковую машины, возил на них продукты питания к партизанам и сообщал тем важные сведения про немцев, собранные по дороге к ним. Я думаю, что кто-то донёс на него немцам, поэтому он был сослан в концлагерь. За такие действия фашисты жестоко расправлялись. Барбазан был физически развитым, но очень тучным мужчиной весом более ста двадцати килограмм. Он выдержал тяжёлый режим концлагеря и вернулся оттуда с весом всего пятьдесят шесть килограмм. Я его даже не узнал – до чего он был худ. Во время его отсутствия делами торговли занималась его жена. Она сумела организовать работу не хуже мужа, так что в финансовом деле эта семья не потерпела убытков, а наоборот их капитал приумножился - они ещё больше разбогатели. Про семью Барбазан я ещё расскажу чуть позже, по ходу развития дальнейших событий.
Фашисты предпринимали всё возможное, чтобы удержать свою власть на территории долины, где мы
жили. Обширные районы слева и справа от неё были свободны от немцев. Когда я работал в Прате, а это
- 42 -
было летом 1942-1943 года, то видел немцев всего лишь несколько раз, и то - проезжающих мимо. В Прате
мы жили свободно, и никаких проверок документов не было. Но когда я уходил от своих хозяев домой по выходным дням, то соблюдал особую осторожность. На центральных и узловых дорогах стояли немецкие патрульные посты. Я старался обходить стороной эти опасные места скопления фашистов. Однажды увидел
на дороге в нескольких местах большие лужи крови и брошенное оружие. Оказалось, что несколько часов назад макизары устроили фашистам западню, и немцы приезжали сюда забирать трупы своих солдат. В
другой раз я натолкнулся на труп убитого партизана. На нём не было живого места. Видимо, когда тот был уже мёртв, его тело изрешетили пулями и много раз прокололи штыками.
Я уже писал, что южная часть долины была настолько узка, что шоссейная и железные дороги и горная река Неста еле помещались рядом друг с другом. Немцы боялись таких мест, а макизары пользовались своим преимуществом, прячась в густом лесу, который рос по склонам гор, и устраивали засады, чтобы уничтожать немцев. Оккупанты принимали разные меры, чтобы удержать долину, но живой силы у них не хватало. Тогда они пошли на хитрость, которая им, кстати, удалась. Перед тем, как проехать через узкие места долины, немцы заезжали в близлежащие деревни, выгоняли всех жителей на улицу, заставляя садиться в машины с их солдатами женщин, стариков и детей. Это мешало партизанам стрелять по фашистам. Когда опасная зона была пройдена, жителей выгоняли из машины, каждый из которых добирался до дому как мог. Можно представить себе, каково было состояние у оставшихся в деревне жителей, когда их родственников и соседей немцы заталкивали в машины. Ведь фашисты не раскрывали своих замыслов. Позже жители этих деревень перебрались жить в более безопасные места, где не было немцев. Но зато пострадали жители других деревень.
Как-то раз, весной 1943 года, рано утром отец поехал на ярмарку в Ланнемезан, чтобы купить поросёнка. Купив поросёнка, он поместил мешок с ним в корзину сзади велосипеда. На шоссейной дороге от Ланнемезана до Лортета находилось множество проверочных немецких постов. У каждого поста шла проверка документов и вещей. Обнаружив в мешке у отца поросёнка, немцы стали потешаться и забавляться над бедным животным, тыкая его штыками и ножом и, слыша визгливые крики поросёнка, стали громко хохотать. Скрепя сердце, отец вынужден был молчать. После его приезда домой мы вытащили из мешка чуть живого поросёнка, всё тело которого было в ранах. Пришлось взяться за его усиленное лечение. И с большим трудом мы спасли ему жизнь.
Макизары усилили свои действия против фашистов. В разных местах они устраивали взрывы железнодорожных путей; происходили диверсии на шоссейных дорогах. В итоге замерло железнодорожное и автодорожное движение. Оккупанты не знали, что предпринять, чтобы ослабить смелые действия диверсантов. Вышёл очередной приказ немецких властей, который обязывал мэров сёл и деревень, прилегающих к железной дороге, обеспечить охрану железнодорожных путей от нападок и диверсий макизаров патрулями, состоящими из взрослых мужчин. Был составлен график дежурства с 9 часов вечера до 9 часов утра в составе нескольких человек. Патрульные охранники, вооружённые толстыми палками, должны были в течение этого времени ходить по определённому маршруту и при появлении макизаров разгонять их ударами этих палок. Я хорошо помню, как этот приказ был встречен усмешками и улыбками презрения. Но приказ есть приказ. Надо было его всё равно выполнять, хотя все понимали, что это бесполезно. Нельзя было остановить всенародный гнев. Но если не выполнить приказ, то ещё больше усилятся репрессии и злодеяния и пострадает мирное население.
Все подчинились этому приказу и стали выходить на дежурства. Отец, как и все, тоже ходил на эти дежурства, а мы с матерью и сестрой угрюмо и печально его провожали. Отцу и так доставалось, а теперь ему с товарищами нужно было всю ночь ходить понапрасну. Что они могут сделать простыми палками против людей, вооружённых автоматами и винтовками? После первого дежурства отец пришёл с хорошим настроением и улыбкой на лице. Было похоже на то, что он выспался. Мать спросила - как прошло дежурство? А отец спокойным тоном ответил: «Зачем ходить впустую по железнодорожной линии да ещё с палкой? Мы расположились в зале ожидания на вокзале и спали, как смогли, до утра. Потом отметились у немцев за дежурство, что сделали всё как положено. Ведь немцы боятся подойти к железной дороге. В случае проверки макизары обещали нам устроить инсценировку стычки патруля с партизанами. Ты только не вздумай проболтаться – держи язык за зубами. Сама знаешь, что с немцами шутки плохи». На самом
деле, такие инсценировки макизары устраивали. А сколько смеха было после этого!
- 43 -
Однажды отец взял меня с собою на дежурство. Мы сидели в зале ожидания и тихо беседовали. Только
все собрались улечься спать, как вдруг в дверь сильно постучали. Мы вскочили на ноги, стараясь убрать пальто с пола: вдруг немцы идут с проверкой? Дверь открыли, и в зал вошли несколько макизаров в беретах
с автоматами в руках. Обращаясь к нам, один из партизан, видимо старший по званию, сказал с улыбкой: «Что приуныли, товарищи? Берите палки и бейте нас». Односельчане хором громко засмеялись. И между
всеми полилась непринуждённая дружеская беседа. Макизары интересовались обстановкой в деревне и ближайших сёлах и настроением жителей. А нас интересовали их партизанские дела. Долго мы сидели за беседой, как будто давно были хорошими друзьями. Я представлял себе этих людей великанами, а они оказались самыми обыкновенными людьми, как и все. Я был рад, что отец взял меня с собой. Наконец один из партизан сказал: «Ведь мы на вашем участке собираемся взрывать отрезок железнодорожного полотна. Давайте вместе подумаем, что сделать, чтобы вы и ваши семьи не пострадали?» После долгих споров было решено устроить инсценировку, чтобы доказать немцам, что патруль боролся с партизанами как мог: неподалёку от места взрыва партизаны слегка, для видимости, должны избить несколько человек из патруля, связать их и сунуть в рот кляп, а рядом разбросать поломанные палки. Несмотря на моё сопротивление, я был отправлен домой. Минуя шоссе, я прошёл полем до дома и постучал в дверь. Мать была сильно напугана. Её можно было понять – в такое напряжённое время могло случиться самое непредвиденное. Я рассказал матери, в каком положении сейчас находится группа патруля. Мать расстроилась и расплакалась навзрыд. Я сам сильно волновался и переживал за отца и своих односельчан. Вскоре раздался взрыв огромной мощной силы. Мы даже вздрогнули, а через некоторое время услышали гул немецких машин. Фашисты пришли к месту взрыва, ругая ночной гражданский патруль. Угрожая расправиться с виновниками происшедшего, они наткнулись на связанный патруль в полном составе. Оккупанты стали расспрашивать членов патруля и поняли, что на самом деле крестьяне не способны были бороться палками с вооружёнными людьми. После этого события немцы не стали устраивать репрессии. Они долго и упрямо не хотели понять, что мирное население не настроено против партизан.
В один из летних дней 1943 года мать с сестрой уехали в Буссэнс, чтобы навестить своих старых друзей. Мне трудно сейчас вспомнить, зачем они туда поехали в такие тревожные дни, но помню, что нам с отцом пришлось изрядно поволноваться. Сразу же после их отъезда на железной дороге между Ланнемезаном и Буссэнсом партизаны совершили крупную диверсию, которая в округе наделала немало шума. Из-за неё немцы жестоко расправлялись с местным населением. Партизанская диверсия надолго нарушила движение на данном участке. Прошло около месяца, а мы с отцом не получили из Буссэнса ни одного письма. Отцу туда ехать было опасно, и мы с ним всё гадали – где же мать с сестрой, успели ли они доехать до места или оказались пострадавшими от той диверсии, и, может быть, их уже нет в живых? Наконец, после долгих ожиданий мы получили письмо, из которого узнали, что мать с сестрой благополучно доехали до места, где произошёл взрыв, и из-за восстановительных работ и чрезмерной перегрузки железнодорожных путей они задерживаются. Обе живы и здоровы, но не могут дождаться, когда приедут домой.
Что же произошло на этом участке железной дороги? В тот день как обычно там дежурил гражданский патруль с палками в руках. Вдруг нагрянула очень большая группа партизан. Они связали охранников и положили в какой-то железнодорожной будке подальше от места взрыва. Данная железная дорога имела стратегическую важность, но особо никак не охранялась из-за недостатка сил у немцев, поэтому немцы подключали к охране местное население. Партизанские разведчики узнали, что по этому участку должны будут проехать два встречных поезда, один из которых будет загружен военной техникой – танками, пушками и снарядами. Этот участок имел одну особенность рельефа: на пути движения поездов встречались два больших крутых подъёма и спуска. При подходе поездов к холмам они замедляли своё движение, чтобы избежать неприятности при спуске. Партизаны, пользуясь малым ходом поездов, быстро уничтожили всю охрану, а затем с помощью железнодорожников перевели оба поезда с противоположных сторон холмов в одну колею и пустили их на большой скорости навстречу друг другу. Оба поезда столкнулись со всего размаха в самой впадине этих двух холмов. В результате получилось крупное железнодорожное крушение. В одном поезде были снаряды и военная техника, а в другом – цистерны с бензином. Можно представить себе, какой величины были взрыв и пожар, который очень долго
невозможно было потушить.
Были случаи проникновения в ряды партизан предателей и немецких шпионов, которые наделали
- 44 -
немало бед. Со временем они получили по заслугам и были расстреляны народными мстителями. Однажды
над горами долины пролетел вражеский самолёт, чтобы выяснить место расположения партизан в горах, но
был метко сбит партизанскими пулями. Мы, мальчишки, из-за любопытства специально большой группой ходили смотреть на тот самолёт. Там кругом валялись одни обломки, но лётчика, видимо раненого, уже
забрали партизаны – повсюду были огромные лужи крови.
Подходил к концу 1943 год. Оккупантам становилось всё труднее выдерживать ощутимый натиск народных мстителей, и уже в начале 1944 года южные районы Франции оказались свободными от ненавистных оккупантов. В наши места пришла долгожданная мирная жизнь. Но на севере страны ещё продолжались бои по изгнанию врага. Мы были рады, что освободились от ига оккупантов и приобрели свободу. Все жители с неослабленным вниманием следили за ходом военных действий на полях Европы, особенно на русском фронте, и за событиями на вновь открытом противниками фронте союзников, которые высадились на пляжах Нормандии. Чувствовалось последнее дыхание второй мировой войны.
Я хорошо помню день Победы. В этот день я с приятелями оказался в Ланнемезане. Город был неузнаваем – весь украшен в честь такого знаменательного события. По всей ширине улиц были натянуты разноцветные гирлянды и флаги Франции, СССР, Англии, Канады и других стран. Улицы были заполнены массой народа. Люди обнимались и целовались, радуясь победе, завоёванной в результате гибели миллионов людей. Везде звучали весёлые песни, гремела музыка. То и дело встречались макизары с повязками на руках, где были написаны буквы - FFI. Они были героями дня: их окружали, благодарили, обнимали, целовали, качали, носили на руках. Народ ликовал – и не было предела этой всенародной радости людей, среди которых не оказалось равнодушных к такому значимому событию.
Моих воспоминаний о военных годах во Франции не достаточно много. Я описал только те эпизоды оккупационного периода, которые помню из своей детской и юношеской жизни. Многие подробности того периода стёрлись из памяти. Эти события военного времени я вспоминаю сейчас, когда мне уже исполнилось пятьдесят лет. И, прожив на вновь приобретённой Родине уже 34 года, я оцениваю их с позиции взрослого человека другим взглядом. В те годы я имел смутное представление о жизни народов СССР. Из сводок новостей о ходе развития военных событий мы не знали об истинном тяжёлом положении русского народа. Об этом я узнал только при жизни в СССР и тогда уже почувствовал разницу между борьбой русского и французского народа против фашизма. Она не поддаётся никаким сравнениям. Ведь Гитлер бросил, в основном, всю свою военную машину против СССР, чтобы поставить русский народ на колени. Но он глубоко ошибся. Советский народ подвергся таким ужасам войны как расправы, лишения и голод, каких не видели народы земли за всю мировую историю. Наступили мирные дни 1945 года. Все народы мира вздохнули с облегчением. Вскоре во Франции отменили карточную систему на продукты питания. Жизнь в стране быстро наладилась. Франция сильно не пострадала от последствий войны, особенно юг: в наших краях не было больших разрушений. В магазины поступило много американских товаров: машин, одежды, консервов и многих других продуктов питания.

Школа в Ланнемезане. Январь1945-июнь1947г.

Заканчивалась война, и отца очень тревожил тот факт, что я, пропустив много занятий в школе, сильно отстал по учебной программе. Поэтому он хотел, чтобы я продолжил учёбу и наверстал упущенные знания. Семья Пюжолей предложила мне поступить учиться в школу для мальчиков в Ланнемезане и обещала посодействовать, если возникнет необходимость. Это происходило в конце 1945 года. Мы с отцом поехали на собеседование к директору школы Ланнемезана. Директор школы, господин Фурастэ, мужчина лет пятидесяти пяти, худощавый, среднего роста, в очках, принял нас с отцом в своём кабинете, выслушал и, решив проверить мои знания, задал множество вопросов по разным предметам. Мои ответы его явно не удовлетворили. Он покачал головой и выразил своё несогласие принять меня в школу, мотивируя тем, что мы пришли в середине учебного года. Я молчал, опустив голову и заметив расстройство отца. Отец убедительно стал просить директора принять меня, обещая, что я буду стараться учиться хорошо. Наконец,
после некоторых раздумий, директор согласился. Но ко всему сказанному добавил, что я должен проявлять максимум старания и прилежность и не нарушать дисциплину. Откровенно говоря, я не особо обрадовался такому исходу дела. Кроме того, боялся, что не справлюсь с трудностями в учёбе и не смогу наладить
- 45 -
дружеские отношения с одноклассниками.
Сразу после нового года я стал учиться в новой школе Ланнемезана, и с этого дня в моей жизни наступил
новый период, когда я должен был набраться знаний, в которых так нуждался. Я был зачислен на высший курс второго года обучения, затем закончил шестой и пятый классы, но не успел закончить 4-ый и 3-ий
классы по причине своего отъезда в СССР. После школы Ланнемезана мне пришлось бы поступить в лицей, где я закончил бы 2-ой и 1-ый классы, получив диплом о среднем образовании. Такова была система образования того времени во Франции. После 3-го класса я мог бы получить диплом, который давал мне право для поступления в техникум. Отец всегда мечтал дать мне хорошее образование и старался осуществить эту мечту.
Примерно в шесть часов утра я вставал, одевался, завтракал, брал свой школьный рюкзак с учебниками и тетрадями, немного еды, чтобы перекусить в обед, и отправлялся на железнодорожный вокзал Лортета. В 7 часов утра садился на поезд и примерно через сорок минут уже был в Ланнемезане. Уроки в школе начинались в 9 утра, поэтому, чтобы скоротать время, я заходил посидеть на кухню к одному товарищу отца по работе. Обедали мы в школьной столовой. Учебный день заканчивался в 17 часов, до 18 часов был перерыв. Можно было погулять по городу, но для этого требовалось отдать дежурному учителю письменное разрешение родителей, а с 18 до 20 часов в дежурном классе можно было по желанию готовить устные и письменные задания. Вечерний поезд отправлялся в 21 час, и около 22 часов я уже был дома. Таков был напряжённый распорядок дня. Среда, день ярмарки, и воскресение считались выходными днями.
Ланнемезан был маленьким, но современным городом с широкими улицами и многоэтажными домами. Почти на всех улицах рядом с тротуарами были сделаны бетонные канавы, где с большим течением беспрерывно текла вода (я не помню, для чего это было сделано). В городе проживало несколько тысяч жителей. Ланнемезан имел крупный железнодорожный узел, куда стекалось множество туристов и гостей, приезжающих посмотреть на Доринскую долину, Пиренейские горы и знаменитые ярмарки, на которые собиралась большая масса народа, превышающая во много раз количество проживающих в городе жителей. Школа находилась в самом центре города рядом с муниципалитетом, располагающемся в оригинальном по архитектуре здании.
По правде сказать, я очень боялся не оправдать своего обещания хорошо учиться, так как не верил в свои способности; да и самостоятельности мне тоже не хватало. Первый учебный день пролетел быстро. Внимание моё было притуплёно, потому что я сильно робел и стеснялся. Прошло немало времени, пока я привык к новому образу жизни. Постепенно ушли робость и нерешительность, я стал привыкать к новым учителям и классу и, благодаря старанию, добился определённых результатов. Мой преподаватель, господин Пейрига, тучный мужчина среднего роста, лет пятидесяти, был опытным педагогом с большим стажем. Он помог мне наверстать упущенный материал, и, в результате, к концу учебного года я занял пятое место среди учеников класса; для определения места в классе складывали среднюю отметку по каждому предмету и делили на количество предметов. Для меня это был огромный успех. Моей радости не было предела. Я понял, что отец и члены семьи Пюжоль были правы в том, что у меня была заниженная самооценка своих способностей и возможностей. Хорошо, что я пришёл учиться в городскую школу, где качество обучения было выше, чем в деревне. 20 июня 1945 года я успешно сдал экзамены и был переведён в шестой класс, то есть на 1-ый год дополнительного курса. В связи с успешной сдачей экзамена мне выдали аттестат, а директор похвалил меня за успехи в учёбе.
На дополнительном курсе учиться стало гораздо труднее, так как программа оказалась сложней, но качество преподавания было хорошим. В 5 - 6 классах по каждому предмету был отдельный преподаватель, а всего у нас было четыре преподавателя – все с большим стажем и опытом работы. Курс математики вёл господин Камбурс, мужчина лет пятидесяти, строгий и требовательный, но никогда не применял телесные наказания; он же преподавал физику, химию и рисование. На его уроках всегда была хорошая дисциплина и успеваемость, а ученики любили и уважали его. Господин Биз, элегантный стройный блондин высокого роста, тоже лет пятидесяти, весёлого нрава – преподавал французский язык, литературу, а иногда историю.
На уроках он мог сесть, положив ногу прямо на учительский стол или стул минут на десять, и затеять разговор на тему общего обзора спортивных событий. Особенно он любил футбол и спрашивал у того или
иного ученика мнение о какой-нибудь игре. Иногда, забывшись, рассказывал анекдот, а потом,
- 46 -
спохватившись, вспоминал, что идёт урок и пора навёрстывать упущенное время. Он был добрым и
справедливым, но терпеть не мог ленивых учеников. А если ученик нарушал дисциплину, то мог проявить
жёсткость и грубость и со всей силы дать пощёчину. Господин Дюард - преподаватель географии, истории и
физкультуры, самый молодой из всех учителей, высокий, близорукий, с чёрными кудрявыми волосами. Он обладал большой физической силой, так как был не только штангистом, но и одним из ведущих игроков сборной Ланнемезана по регби. Морис Дюард был хорошим преподавателем, но слишком строгим и быстрым на расправу. В случае нарушения дисциплины он мог своей правой рукой нанести ученику такую пощёчину, что безобразить больше не захочешь. За грубое нарушение брал ученика за ворот пиджака и вышвыривал прямо на улицу. А так как он был физически сильным человеком, то не чувствовал, что переборщил в применении своей недюжинной силы. Но его уроки по физкультуре были всегда ценными и плодотворными. Директор школы, Ромэн Фурастэ, преподавал испанский язык, историю, французский и литературу. Он был добрым и отзывчивым человеком. Несмотря на жёсткость преподавателей в отношении нарушителей дисциплины, она всё равно нарушалась.
В пятом и шестом классах я занимал по успеваемости с третьего по шестое место, один раз был даже вторым, а среди одноклассников пользовался авторитетом. И, наконец, у меня появились школьные друзья, о которых я хочу написать отдельно. В школе кроме французов учились испанцы и итальянцы, а я был один из всех русским, поэтому мне дали кличку «Иосиф Сталин». За это я особо не обижался. Среди нас были дети рабочих и богачей, крестьян и лавочников. У всех было разное отношение к учёбе и жизни, но, несмотря на это, я общался со всеми, хотя это не всегда было легко сделать. Эти три года учёбы в Ланнемезане пролетели быстро и незаметно, благодаря моим школьным друзьям и товарищам.
Кроме меня в школу Ланнемезана поездом ездили учиться ещё восемь моих одноклассников. Это были Пьер Казанова из деревни Ребук (сын рабочего) и семеро человек из села Эш: Пьер и Жан Карэр (сыновья каменщика и владельца кафе, однофамильцы), Рожэ Левит (сын крестьянина), Роберт Субиран (сын рабочего), Арман Барбазан (сын мясника, которого немцы отправили во время войны в концлагерь) и братья Анри и Бартелеми (по-русски звучало бы - Варфоломей) Монлезэн. Несмотря на разный характер и отношение к окружающему миру и учёбе, мы дружили, находя общие темы для разговора, вместе проводя часы досуга, а в дороге делясь едой и деньгами. Нас называли неразлучными друзьями. И это на самом деле было так. И не было случая, чтобы мы навязывали друг другу свои мысли и намерения. Каждый вёл свою самостоятельную жизнь, придерживаясь своих взглядов и совершая поступки по своему уразумению. Все мы выросли в семьях с разным материальным достатком и имели разное воспитание, способности и прилежание по отношению к учёбе. Нас было девять человек, шестеро из которых отличались тем, что то и дело норовили увильнуть от учёбы, а мы трое, то есть я и два брата, Анри и Бартелеми, наоборот - старались добросовестно учиться и выполнять все домашние задания. Некоторые из моих друзей вели неправильный образ жизни, склоняясь к дурным привычкам и занятиям. Но дружба с ними помогла мне лучше понять, как живёт молодёжь из разных слоёв населения, и сделать глубокие выводы для лучшей ориентации в жизни.
Итак, пять дней в неделю я встречался со своими друзьями на вокзале и ездил с ними на поезде в Ланнемезан. В поезде двери обоих купе открывались и закрывались с обеих сторон, а в первом и последнем купе не было выхода и входа в соседние вагоны. В Ланнемезане мы с друзьями направлялись прямо в школу. Директор школы через окно передавал нам ключ, чтобы мы могли открыть ворота и пройти в класс. До начала уроков было много свободного времени, чтобы успеть повторить домашние задания, но некоторые из ребят вместо этого хулиганили и безобразили. Особенно этим отличался мой одноклассник и ровесник Арман Барбазан. Чего он только не придумывал: кто кого переплюнет, кто кого переборет! Однажды он принёс тросточку, у которой был изгиб с резьбой. И когда Арман её отвернул, то получился пистолет. Из этого самодельного пистолета ребята стали стрелять спортивными шариками, которые используют при стрельбе в тире. Они стреляли до тех пор, пока директор школы не услышал выстрелы из окна своего дома, находящегося рядом со школой, и не отнял этот пистолет, чтобы не вернуть уже никогда. Дом директора состоял из трёх этажей. Внизу находились кабинет, прихожая, приёмная и кухня, а этажами
выше жила его семья.
Однажды озорники додумались до того, чтобы насыпать питьевую соду в чернильницы, которые были вставлены в каждой парте. Чернила запенились, и первые уроки были сорваны. Дело дошло до того, что
директор не разрешил нам больше находиться в школе до начала занятий. Поэтому приходилось в
- 47 -
прохладные дни зимы оставаться в холодном вагоне. Но и здесь не было скучно. Арман Барбазан и Бартелеми Монлезэн умели хорошо играть на губной гармошке; и долго в вагоне можно было слушать
хорошую приятную музыку.
Однажды в результате очередного баловства оказалось разбитым стекло в вагоне, после чего нам было не разрешено оставаться в вагоне. Пришлось томиться в зале ожидания на вокзале, где поневоле приходилось соблюдать тишину и порядок. А когда наступили весенние дни - а это было в конце февраля - мы коротали время до начала уроков вблизи с вокзалом и шоссейной дорогой в красивой дубовой роще. Недалеко от дороги протекала маленькая речушка, которую мы переходили через небольшой самодельный мост и отдыхали на берегу небольшого пруда, где водились красные и зеркальные карпы. Барбазан, Субиран и Казанова были большими любителями порыбачить. В эти спокойные часы мы могли учить устные уроки или играть на губной гармошке. Наловив карпов, мы сначала клали их в стеклянные банки, а потом опять выпускали в пруд – не выбрасывать же таких красивых рыбёшек. С нами в поезде ездили молодые красивые девушки, которые работали в Ланнемезане в сфере обслуживания. Барбазан приглашал этих девушек к нам в рощу, заманивая их хорошими подарками или гостинцами и не жалея на них денег. А потом он и Бартелеми играли на гармошке, и под эту музыку остальные танцевали. С деньгами Барбазан никогда не считался - тратил их направо и налево, часто покупая добротное марочное вино, закуску и угощая всех. Конечно, Арман был любимцем этих девушек, и они могли пойти с ним куда угодно и когда угодно. Вечером, возвращаясь поездом домой, мы ехали с этими девушками в первом или последнем купе, где гремела музыка, и звучали красивые народные песни. Барбазан, Субиран и Казанова были самыми весёлыми и озорными. Чего только они не придумывали, чтобы всем было весело! Перед уходом девушек мы заставляли их подойти к каждому из нас и поцеловать. И только после этого отпускали их домой. Почему они подчинялись этому? Наверно, их подкупал своими щедрыми подарками Арман Барбазан.
Бывало, в конце четверти или просто в обычный учебный день намечалась самостоятельная или контрольная работа по какому-то предмету. Это был повод для того, чтобы прогулять уроки. Кто-нибудь из нашей нерадивой шестёрки предлагал, например, вместо уроков сходить порыбачить около пруда. И кто-то из них, вдвоём или втроём, обязательно уходили. Во время этих прогулов Барбазан вволю тратил деньги. А так как одним гулять было скучно, то он предлагал девушкам уйти во время работы прогуляться вместе с ними. Девушки начинали отказываться, мотивируя тем, что они ничего не заработают, и родители будут недовольны их маленьким заработком. Тогда тот предлагал им двойную или тройную долю их дневного заработка. Некоторые девушки соглашались. Наивные же были девушки, но, конечно, не все из них были испорченными. С нашей компанией общались три-четыре таких девушки. С ними у нас была простая юношеская дружба, и ничего кроме поцелуев не было.
Куда только не ездили поездом эти шестеро вместо того, чтобы ходить на уроки: в районный центр Тарб, в Тулузу - в двухстах километрах от Ланнемезана, в горы в соседних областях. Стоимость всех билетов, конечно же, возмещал Барбазан. Иногда они брали с собой знакомых девушек. Однажды, поехав в горы, они не успели к вечеру вернуться в Ланнемезан. В школе нашу троицу как всегда спросили – где же наши друзья? А мы ответили: «Не знаем, наверно остались дома». Вечером как обычно мы втроём пришли на вокзал и, не дождавшись своих приятелей, уехали домой одни, гадая о том, что будем говорить их родителям. А те шестеро, чувствуя, чем могут обернуться для них их проделки, решили послать родителям телеграмму о том, что они, мол, не успели к поезду и решили заночевать в гостинице. Родители даже не поинтересовались – откуда были высланы телеграммы? Таким образом, они доверяли своим детям. За три года моей учёбы в Ланнемезане директор ни разу не поинтересовался, где пропадает эта шестёрка, и почему у них плохая успеваемость? Никого это не волновало. Хотя было о чём тревожиться. Их родители никогда не приходили в школу. После очередной поездки в Тулузу наши приятели привезли множество флаконов духов и одеколона разной величины и разделили их поровну между всеми. Мне досталось штук десять таких флаконов. Когда я принёс их домой, отец сильно отругал меня за это. Потом выяснилось, как
им достались эти флаконы. На рынке в Тулузе один торговец рекламировал свой парфюмерный товар и разрешал покупателям нюхать содержимое флаконов. Ради потехи, воспользовавшись недосмотром продавца, наши приятели ловко попрятали в свои карманы и сумки множество таких флаконов. До чего доходит юношеская наивность и самоуверенность! Обычно в каждую субботу после обеда в школе
проходили уроки труда, на которых опытный мастер обучал нас слесарному делу. Для меня и братьев
- 48 -
Монлезэн такие уроки были интересны. Зато остальные шестеро наших друзей нередко пропускали эти занятия. Вместо этого они предпочитали проводить время на берегу пруда и ловить зеркальных карпов.
Часто, когда до отхода поезда оставалось много времени, Барбазан приглашал нас поужинать в ресторан, где заказывал для всех обильное вкусное кушанье, пиво, лимонад, ликёр, так как никогда не жалел денег. Бывало, в обеденный перерыв Арман отлучался в город, а после его возвращения в школу одноклассники окружали его и допытывались, чем он может их угостить? Его карманы всегда были забиты конфетами, шоколадом или жевательной резинкой. Арман швырял им гостинец, а школьники как стая воробьёв набрасывались на эти лакомства. Я не любил такие сцены. Мне не надо было у Армана ничего просить – он и сам всё время угощал меня.
Как-то в начале лета 1945 года мы вдвоём Барбазаном отпросились после уроков, потому что тот очень спешил ехать домой. Мы направились с ним к вокзалу, где я собирался встретиться со школьным товарищем, чтобы вместе делать уроки у него дома. Не успели разойтись в разные стороны, как к нам подъехала легковая машина, в которой ехали друг отца Барбазана со своей женой. Увидев Армана, они предложили довезти нас до самого дома. Арман принял предложение, а я ехать отказался: для меня важнее было сделать домашнее задание. На следующий день Арман не пришёл в школу. Оказывается, на крутом спуске недалеко от Ла Барта машина, на которой ехал Барбазан, попала в аварию, врезавшись в дерево на большой скорости. Хозяин машины с женой серьёзно пострадали, а Арман в меньшей степени. Все трое попали в больницу. Если бы я согласился ехать с ними, тоже попал бы в эту аварию. Неизвестно, чем бы это для меня закончилось. Армана среди нас не было целый месяц. Хозяину машины с женой повезло меньше – они оба очень долго лечились в больнице.
Я уже достаточно подробно написал об этой непутной шестёрке, а теперь расскажу об остальной тройке друзей. Главой её был Бартелеми Монлезэн. Мы его звали очень просто – Мими. Это был умный, красивый, порядочный и рассудительный парень. Шатен с кудрявыми волосами, физически развитый. Он отличался высокой ответственностью, дисциплинированностью и был отличником учёбы – одним из самых лучших учеников школы. Он был всегда опрятно одет, прост и вежлив в общении. У Мими был красивый ровный почерк, а его тетради всегда блистали чистотой. С ним я быстро сдружился; мы всегда и во всём доверяли друг другу. Я думаю, мне повезло встретить в своей юности такого надёжного и замечательного друга. Своими успехами я во многом обязан Мими, потому что он мне всегда помогал как настоящий друг. Я поражался его способностям и тому, с какой лёгкостью он добивался столь высоких результатов в учёбе. Он был старше меня на два года и учился на два класса выше. Его брат, Анри Монлезэн или просто - Риту, был моим ровесником - молчаливый, скромный и менее способный, чем его брат, но очень старательный. Наша тройка отличалась тем, что мы прилежно относились к учёбе, не пропускали ни одного урока, не безобразили и понимали, что наше будущее в наших руках. Хотелось оправдать надежды родителей, которые мечтали, чтобы мы получили образование. Родители Бартелеми и Анри - бедные малоземельные крестьяне, у которых было трое сыновей. Я не раз бывал у Мими в его доме в селе Эш, и он всегда встречал меня как родного брата. Бартелеми не раз пытался повлиять на наших друзей из шестёрки, предостеречь их от необдуманных поступков, но бессилен был что-либо изменить. Ведь главарями этой шестёрки были Арман Барбазан и Жан Карэр – дети богатых родителей, избалованные, считающие, что деньги делают всё. Мими не раз говорил мне: «Сталин, да ну их. Я не могу больше. Пусть живут, как хотят, но запомни – во взрослой жизни им будет нелегко». Мы молчали с ним, показывая вид, будто ничего не заметили, а сами продолжали учиться по своим возможностям. Поэтому и дружили без ссор, но каждый оставался со своими взглядами. Странная дружба, не правда ли?
Однажды в школу неожиданно зашёл отец Барбазана и попросил вызвать к нему сына. А в тот день Арман с кем-то из наших приятелей в очередной раз прогуливал уроки, отдыхая у пруда. Ему сказали, что сына нет в школе. Тогда спросили меня – видел ли я его в поезде? Я ответил, что нет. Вечером мы передали Арману,
что отец был в школе. Тот только усмехнулся в ответ. На следующий день утром он сел в поезд весь избитый и в синяках, и даже немного хромал. В школе учителя особо его не ругали, видя, что ему и так изрядно досталось от отца. На какое-то время Арман вместе с приятелями из нашей непутной шестёрки прекратил свои выходки, но ненадолго. Через некоторое время прогулы уроков в школе опять
возобновились и участились как прежде. Как это отражалось на их успехах в учёбе? Субиран, Казанова и
Жан Карэр были очень способными и, в какой-то степени, успевали наверстать пробелы в своих знаниях без
- 49 -
каких-то усилий, получая как низкие, так и средние отметки. А Пьер Карэр и Лавит были самыми слабыми
учениками нашей группы, но они даже не переживали по этому поводу. Сам Арман Барбазан был способным, но ленивым, потому что думал, что достаточно богат, и знания ему вряд ли пригодятся. При желании он бы мог быть не отличником, ну, хотя бы, хорошистом. Он часто не выполнял домашних заданий, особенно письменных работ, и постоянно просил меня помочь ему их сделать, а за это хорошо платил. Я регулярно каждый месяц приносил домой заработок не меньший чем у отца. Мне было интересно узнать: откуда у Барбазана берутся такие большие деньги? Неужели столько денег ему дают родители? Однажды, в один из летних дней 1946 года, я зашёл к Барбазану домой. Его дом находился километрах в двух от моего дома. Родители Армана были простыми и вежливыми людьми. Если те обедали или ужинали, то всегда приглашали гостя к столу. Арман тут же повёл меня в магазин и сказал: «Пока родителей нет дома, надо сделать запас денег». Мы подошли к кассе. Он весёлыми глазами посмотрел на меня и вынул из кармана то ли гвоздь, то ли шуруп. Потом каким-то образом открыл замок кассы и вытащил из неё большую пачку денег, даже не считая, и наполнил ими свои карманы. Деньги в кассе были скомканы, смяты и лежали без должного порядка. Меня поразило легкомыслие этого красивого, но испорченного до предела парня. Тут же он постарался замести следы, закрыв кассу этим же гвоздём. И мы поспешили уйти из магазина. Я пошёл следом за Арманом, которому отец поручил убить телёнка и снять с него шкуру. Прошло около часа, как мы услышали, что в магазин зашёл Барбазан - старший. Спустя некоторое время послышались его ругательства, связанные с пропажей денег из кассы. Арман понял, что угрозы сыплются в его адрес. Он вытащил деньги из своих карманов и торопливо переложил всю сумму в мои карманы, при этом поднося палец к губам, давая понять, чтобы я молчал. Не прошло и пяти минут, как отец Армана позвал его к себе. И я услышал примерно такой диалог:
- Ты брал с кассы деньги?
- Нет, не я.
- Ведь не хватает большой суммы. Наверно, врёшь? Иди ко мне! (Арман подошёл к отцу, а тот проверил его карманы).
- Чёрт возьми, где же деньги? Вот придёт мать – спрошу у неё. И у твоей сестры Элен.
После выполнения порученной работы Арман огляделся вокруг себя и, убедившись, что никого нет, попросил меня вернуть ему деньги. Он хотел дать мне купюру за оказанную услугу, которую мой отец зарабатывал бы целую дневную смену, но я отказался. Вот каким образом у Армана появлялись деньги! Они доставались ему слишком легко.
В конце каждой четверти проводились контрольные работы, а потом учителя заполняли табеля с отметками. На первой странице табеля записывались фамилия, имя ученика и класс, в котором он учится, на второй - все отметки, заработанные учеником в течение четверти и за контрольные работы по всем предметам, а напротив - ставились средний балл и место, которое каждый ученик занимал в классе по успеваемости. На третьей странице табеля все учителя писали замечания для родителей и ставили свои подписи. С каждого ученика требовали принести конверт с обратным адресом, в который вкладывали данный табель и отправляли письмо на почте. Можно было представить себе, какие были отметки у Барбазана! Но Армана это не пугало. После отправки письма он сразу же отправлялся на почту и за большие деньги выкупал его, чтобы тут же разорвать. Но когда его родители, всё-таки, иногда получали такие письма, ему крепко от них попадало, поэтому он старался увильнуть от наказания. Не мог он понять одного, что всё это делал в ущерб себе. Плохо было и то, что его родители никогда не занимались воспитанием сына. Их единственной целью в жизни было – как можно больше и больше увеличить своё материальное состояние.
Могу сказать со всей откровенностью: несмотря на то, что учителя в школе были хорошими, опытными и
старались держать строгую дисциплину, успеваемость в школе была низкой. Я помню, что средний балл за четверть у самых хороших учеников был в пределах 14-14,5 баллов из 20-ти возможных. Если перевести на русскую систему обучения, то эти отметки равнялись бы четвёрке с минусом или тройке с плюсом. Сейчас обрисую картину, как проводились четвертные контрольные работы. Обычно ученики знали, когда будут
проводиться контрольные и по какой дисциплине. Вход в классы был прямо со двора – не было никаких коридоров. Перед началом учебного дня дети бегали по двору школы, засыпанным гравием, оставив свои
- 50 -

портфели прямо под окнами своего класса. В каждом классе имели право находиться только по два дежурных, которые поддерживали порядок. Один из учителей дежурил целую неделю, наблюдая за общим
порядком в школе. Учительской не было, они собирались на педсоветы и совещания в доме директора. Приходя в школу, учитель оставлял свой портфель в классе и шёл во двор, где собирались его коллеги со своими разговорами. Из детей кто-то бегал и безобразил, кто-то повторял устные задания, а кто-то, сидя в классе, хотя там запрещено было находиться кроме дежурных, норовил второпях списать у одноклассника домашнюю работу. Были и такие из школьников, которые забирались в портфель к учителю и списывали все темы и решения контрольных. Кому тема контрольной работы знакома – это не страшно, а кому нет - это радость. Из своей книги или тетради они вырывали страницу с нужной темой и потом на уроках списывали с этой страницы. В то время, когда какой-то нерадивый ученик рылся и искал в учительском портфеле ответы к контрольным работам, в дверях стоял свой дозор, который в случае появления школьного учителя, поднося ладонь ко рту, приглушенно издавал сигнал в сторону класса – п.п.п…. Всем было понятно, что это крик тревоги. Кто-то спешно выходил на улицу, а кто-то прятался за печкой, шкафом или под партой. И ни разу за этим занятием учителя никогда никого не заподозрили. Перед началом контрольной учитель просил собрать и сложить все тетради и книги данного предмета. Потом он диктовал тему контрольной работы, садился и наблюдал за учениками, иногда проходя между рядами парт. Очень редко бывало, что затея срывалась. Проучившись в школе три года, я так и не понял, догадывались ли учителя об этих проделках учеников или нет? Однажды, когда я был в таком же дозоре, то забылся, глядя на бегущих ребят, и не заметил приближающегося дежурного учителя по школе Мориса Дюарда. Я поспешил дать ребятам предупреждающий сигнал и, повернув голову, получил такую мощную пощёчину, что у меня искры посыпались из глаз. Я подумал, что меня ударил стоявший рядом со мной школьник за то, что не оповестил вовремя о приближении школьного учителя, и выругался. Не успел придти в себя, как на меня посыпался ряд очень сильных ударов, от которых я даже заплакал – от боли. Дюард бил меня и кричал: «Он ещё ругается и оправдывается! Я тебе покажу, как ругаться!» Данная строгость не пугала ребят, а только злила, после чего они старались озоровать ещё больше.
В памяти остался один яркий пример того, как ученики выполняли контрольные работы. Как-то раз в четвёртом классе писали очень трудное сочинение. После того, как ученики сдали свои тетради, директор, чувствуя, что до конца урока осталось немного времени, рассказал ученикам, как надо было писать сочинение. Жан Карэр после обсуждения темы сочинения остался в классе один и, когда все школьники ушли на обед, написал новое сочинение. Потом, направившись к директорскому дому, который оказался открытым, и, зайдя в кабинет директора, он извлёк из его портфеля свою старую и положил туда новую работу. При выходе из дома он никого не встретил на своём пути - ни директора, ни членов его семьи. Я бы не осмелился совершить такой поступок. В результате, за своё сочинение Жан Карэр получил отличную отметку. По этому примеру можно судить, какой уровень успеваемости был в школе.
Бывали и такие случаи, когда во время перерыва озорники подключали провод с электрическим током к железным ручкам дверей, ставили сверху на неё железную банку с водой или клали полено. Однажды мой учитель Перига, будучи дежурным, хотел зайти в класс, чтобы узнать - почему дети безобразят? Дверь была приоткрыта. Он не спеша толкнул её. И тут же ему на голову упало полено, которое сшибло у него очки. Они упали и разбились. Пока учитель приходил в себя, безобразники убежали в соседний класс, а виновников так и не нашли. Таких примеров было множество. Просто невозможно всё вспомнить.
В один из весенних дней 1947 года в нашем классе предстоял урок истории, который должен был вести директор школы. Самые хулиганистые ребята решились на очередное озорство. Они купили много мелкого нюхательного табака и в то время, когда в классе все отсутствовали, насыпали его в классный журнал успеваемости и в учебники истории всех учеников. Начался урок. Директор стал листать классный журнал,
отчего пыль от табака вызвала у него чихание - на глазах выступили слёзы. Он даже рассмеялся и подметил, что, наверное, простыл. После того как было опрошено несколько человек по теме прошедшего параграфа, учитель попросил учеников открыть учебники на какой-то странице. И случилось какое-то чудо: весь класс как по одной команде одновременно чихнул. У всех на глазах выступили слёзы, и начался
кашель. Все школьники чихали и смеялись. Было совершенно непонятно, что творилось в классе. Директор сидел хмурый и озабоченный и, когда прекратилось чихание, возмущённо сказал: «Безобразие, вы сорвали
урок! Сейчас же признайтесь, кто это сделал? Я буду ждать!» Он прождал весь урок, но нарушители так и не
- 51 -
признались. Тогда в порядке наказания учитель оставил нас сидеть после уроков на целый час. И весь этот час нам пришлось слушать, как директор читал нам наставления и морали.
Учитель среднего курса славился своей жестокостью, грубостью и наглостью. Я сам в этом убедился, когда тот был дежурным учителем по школе. Мне рассказывали, что однажды, за два года до моего прихода в школу, школьники одного класса взбунтовались против него. Когда этот учитель в очередной раз стал избивать ученика 10-11 лет, все ребята в классе закричали, чтобы он прекратил это делать, и бросили в него свои карманные складные ножи. Обычно мальчишки или мужчины носили такие ножи на цепочке. Учитель обиделся, рассердился и пошёл к директору. Были вызваны родители, которые пожаловались на этого учителя в вышестоящие органы. Приезжала комиссия, которая очень строго наказала учителя. Но, увы! Он остался таким же жестоким, как и прежде. Старшеклассникам удавалось иногда вывести его из себя. Приведу ещё примеры.
В пять часов вечера, когда все городские школьники уходили по домам, нам, иногородним, разрешалась часовая прогулка по городу. Мы подходили к дежурному учителю с заявлением от родителей, которые писали сами, чтобы нас отпустили. Мы нарочно ставили воротник рубашки с перекосом и подходили к этому учителю. Он, первым делом, осматривая внешность ученика и замечая небрежность в его одежде, сильно ругался и бранился хоть и культурными словами, но довольно грубо. А школьники радовались, что вывели его из себя. Потом опять они подходили к нему, предварительно вернув воротники на место, чтобы позлить его, а он кричал: «Мне надоело говорить, что вы неряшливые! Хулиганы, уходите вон и больше не попадайтесь мне на глаза!»
Шесть часов вечера. В классе собрались городские ребята, которые предпочитали готовить домашние задания в школе, и иногородние. Тишина. Учитель проверяет тетради, готовится к следующим урокам или читает газету. Проходит полчаса. Поднимается рука. Между учителем и учеником происходит такой диалог:
- Что тебе надо?
- Можно сходить в туалет?
- Откуда я знаю - хочешь ты или не хочешь! (Ученик стоит).
- Что ты стоишь? Садись, болван!
- Разрешите, пожалуйста, сходить в туалет.
- Вот сейчас я понимаю, что ты хочешь в туалет! Учишь их быть вежливыми, а они, болваны, играют на нервах! Что стоишь? Иди, пока я не дал тебе ногой под зад!
Ученик не идёт - бежит, уронив портфель или стул. Остальные ученик хохочут над ним.
- Ах вы, молокососы! Что ржёте во всю глотку? Прекратите безобразие!
Да, старшеклассники доводили этого учителя до ярости. Спрашивается, к чему была нужна такая чрезмерная грубость?
Заканчивая свой рассказ об этом периоде в своей жизни, я могу сказать, что учебные годы в школе Ланнемезана для меня были напряженными и насыщенными многими событиями. Они проходили в непростое послевоенное время. Городская жизнь сильно отличалась от деревенской жизни. Она была совсем другая – загадочная и противоречивая. Здесь были иные отношения между людьми, которые другим взглядом смотрели на жизнь. Но те ростки добрых человеческих отношений, которые заложила в моей детской душе семья Пюжоль, и моя ранняя трудовая деятельность в деревне помогли мне быть устойчивым к отрицательным явлениям и поступкам, происходящим в городской школе, и не позволили мне испортиться и стать плохим человеком. И, конечно же, я очень благодарен своему отцу, который сам, будучи человеком порядочным, честным и трудолюбивым, своим собственным примером оказал на меня большое влияние. Я очень любил его и уважал и, если что-то хотел предпринять или совершить, сначала
думал о том, как к этому отнесётся отец? Я всегда хотел быть похожим на него.

Послевоенные годы жизни во Франции. Будни и праздники.

А сейчас мне хочется рассказать о других сторонах жизни людей во Франции. В любой среде или
обществе люди трудятся и отдыхают. О религиозных празднованиях рассказывать особо не буду, расскажу
только о самых известных праздниках. Мне очень нравился праздник Рождества, который отмечался 25
- 52 -
декабря. В ночь с 24 на 25 декабря дети ставили свои башмаки вглубь камина с надеждой, что на следующий день около них появятся подарки от Деда Мороза. В детстве нам внушали, что Дед Мороз с
мешком, нагруженным игрушками и угощениями, спускается с крыши дома по трубе камина и, в зависимости от послушания и успеваемости, кладёт в башмаки подарки. Конечно, подарки туда клали сами родители. А рядом с ними лежали шоколадки в виде Деда Мороза, Снегурочки и Святой Марии. Новый год мы встречали более скромно, без нарядных ёлок.
Самыми красивыми праздниками были, пожалуй, карнавалы. Они происходили в больших сёлах и районных центрах: Ла Барте, Саранколене, Арро, Ланнемезане. К этому дню готовились очень тщательно – подготовка к празднику занимала много времени. Самым главным моментом праздника было шествие разукрашенных на разный лад повозок. Например, в селе Эш такое шествие состояло из 12-15-ти повозок, каждая из которых своими украшениями изображала разные стороны жизни народа. Вот на одной повозке сидит молодая женщина и, укачивая своего младенца, поёт ему колыбельную песню, а тут же рядом вышивают другие женщины. Однажды я увидел, как на одной повозке изображали каннибалов, пляшущих вокруг костра, на котором жарился белый человек. Конечно, костёр и человек были нарисованы, а каннибалы загримированы как настоящие негры, но казалось, что сцена происходила на самом деле. По правде сказать, было даже страшно смотреть на это необычное зрелище. Изображения на повозках были оригинальными и показывали всё, на что способны люди, как они понимают жизнь, страдания, любовь, радость, горе и труд. Было весело и шумно: кругом гремела музыка, пелись песни, а молодёжь кружилась в ритмах народных танцев.
В каждом селе или деревне был свой святой – Николай, Александр или Георгий, в честь которых в определённые дни устраивались религиозные праздники. Организовывались разные аттракционы - качели, карусели, цирк, а также концерты, где выступали разные артисты и музыкальные ансамбли. В эти дни на праздники стекалась большая масса народа, особенно молодёжь. Происходили спортивные состязания по бегу на три или пять километров, бег в мешках или гонки на велосипедах. Был и такой аттракцион, когда прямо посреди площади села в землю закапывали конец длинного и гладкого бревна, на самом верху которого крепили железный обруч с дорогими подарками (вино, коньяк, целые общипанные тушки кур, игрушки или духи), вызывали смельчаков, которые должны были подняться по бревну и достать один из подарков. Чего только не предпринимали парни, чтобы добиться успеха. Некоторые, например, раздевались до трусов и намазывались золой или чем-нибудь другим. Было смешно смотреть, как парень, уже достигший вершины бревна и почти дотянувшийся до подарка, скатывался вниз. Многие тщательно готовились к этому аттракциону, но редко кому удавалось достичь успеха. Победителям всех соревнований и аттракционов вручали скромные подарки. Кругом продавалось пиво, лимонад и виноградное вино, но я ни разу не видел, чтобы кто-то напивался до потери пульса. Никогда не было ругани, ссор и драк. Наоборот праздник сближал людей и улучшал их взаимоотношения. Люди друг друга угощали, не жалея денег. Вино стоило очень дешёво. В праздничные дни устраивались разные денежные и вещевые лотереи. Один раз я выиграл два килограмма свиного шпика, а в другой раз – два кубометра дров. В заключение устраивались танцы для молодёжи. Праздники длились целый день, и казалось, что им нет конца. Организаторы таких праздников составляли очень интересные программы.
Редко было, чтобы где-нибудь в сёлах по воскресеньям не устраивались весёлые вечеринки кроме тех выходных дней, когда происходили сенокос или уборка зерновых. Молодёжь добиралась туда пешком или ездила на автобусе или велосипедах. Мои родители разрешали мне ходить на эти праздники, когда они
проходили в Лортете или селе Эш, а когда я стал постарше, то вместе с друзьями ездил праздновать в Ланнемезан.
Среди молодёжи было повальное увлечение танцами. В компании всегда находилось несколько парней, играющих на аккордеоне или губной гармошке, которые по очереди сопровождали своей игрой танцы. Во время танцев молодёжь любила петь народные песни. Мы, подростки, любили смотреть, как кружатся молодые пары, и старались подражать им, а иногда и озоровали. Например, обламывали перья от письменных ручек и прикалывали острым концом к скамейке. Когда на скамейку присаживалась пара, они вдвоём тут же соскакивали с неё, а мы смеялись от души. Несколько раз парни догадывались и старались
нас поймать, но мы всегда были начеку и мгновенно исчезали.
В то время во Франции были очень развиты футбол и регби. В каждом селе или деревне имелись свои
- 53 -
команды по этим видам спорта. Проводились организованные соревнования между командами сёл и деревень, на которых присутствовала масса болельщиков. В Лортете играли прямо в поле, а в селе Эш был
футбольный стадион.
В наши края несколько раз в течение года приезжали маленькие цыганские цирки и давали представления. И на такие представления приходило много народу. Люди хотели хотя