Умино пожал плечами

- Ну, если налетит ураган, то она, наверняка не выдержит, - предположил Джосс, скептически поджав губы. Мальчишка явно был не в настроении, чтобы обсуждать деревья. И все же ему придется выслушать до конца. Им всем. Ведь впереди у этих детей не самые легкие дороги.

- Гердер, ну а ваше мнение?

- Просто старая елка, к чему весь это разговор? Простите, но мне нужно идти.

- Нет-нет, останьтесь, хочу вам рассказать кое-что.

- Еще что-то? - ужаснулся Аррек. - Директор, чем мы заслужили подобное внимание с вашей стороны.

- Пройдемте внутрь... - предложил мужчина, приподнимая ветви и делая приглашающий жест рукой. Подростки переглянулись и по очереди нырнули в душную тьму своеобразного шатра.

- Знаете, - начал директор издалека, - в Украине... Вам ведь известно, что такое Украина, молодые люди?

- Наш куратор, географ. Разве мы можем не знать чего-то, что касается его предмета? - так же скептически поинтересовался Аррек. - Это европейское государство. Не самая развитая страна, по его словам.

- Что ж, господин Эйгерт потрудился на славу. - Непонятно чему обрадовался мужчина. - Так вот, в школах этого европейского государства дети учат наизусть один отрывок из романа. Заметьте - прозу. И я хочу вам сейчас этот отрывок рассказать. Я очень старался, запоминая достаточно сложный текст.

- Надеюсь, текст будет не на украинском языке? - буркнул Ирман.

- Нет-нет, и даже не на русском. Я перевел его для вас и немного изменил.* Так вот...

"В старом парке росла ель. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших его, она была в десять раз толще, и в два раза выше каждой березы. Это была огромная, в два обхвата ель, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, она старой, сердитой и презрительной уродицей стояла между улыбающимися березами. Только она одна не хотела подчиняться обаянию весны и не хотела видеть ни весны, ни солнца.

"Весна, и любовь, и счастье! - как будто говорила эта ель. - И как не надоест вам все один и тот же глупый и бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые дубы, всегда одинокие, и вон и я растопырила свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они - из спины, из боков. Как выросли - так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам".

Вы оглядываетесь на эту ель, проходя по аллее, как будто чего-то ждете от нее. Цветы и трава были и под елью, но она все так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стояла посреди их.

"Да, она права, тысячу раз права эта ель, - думаете вы, - пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, - наша жизнь кончена!" Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этой елью возникает в вашей душе. Во время ваших прогулок, вы как будто вновь обдумываете всю свою жизнь и приходите к тому же прежнему, успокоительному и безнадежному, заключению, что вам начинать ничего не надо, что вы должны доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая".