Джозеф подскочил к Ральфу и, схватив его за руку, потащил к выходу

- Вы уже "помогли", господин Гердер! Уходите! Ваш сын теперь долгое время не захочет вас видеть. Молитесь богу или кому вы политики там молитесь, что бы этот ребенок вас вообще за отца считал. Вы теперь для него на одной ступени с тем чело... с той Тварью, что сотворила с ним это все. - И вытолкав мужчину из комнаты, захлопнул двери, провернув ключ в замке.

- Ирман, - доктор повернулся к мальчику все еще сжимающему стул в руках и, стараясь не обращать внимания на вопли мужчины за дверью, сделал шаг в его сторону. - Опусти стул. С этого дня мы начнем наше лечение заново. И это, - он протянул к нему раскрытую ладонь, на которой лежал ключ от замка, - теперь будет у тебя постоянно.

Выронив стул, который тут же с грохотом упал на пол, мальчик протянул руку и взял у мужчины ключ. Потом опустился на кровать и отвернулся к окну.

- Пусть больше не подходит ко мне, или я убью его. Любого убью, кто подойдет. Кроме вас... вы не бойтесь. Я помню, что вы сделали для меня.

Теперь, когда ключ снова был у Ирмана, мальчик говорил холодно и спокойно. Того разъяренного дикого зверя больше не было. Вернее он прятался глубоко внутри ребенка. Эта смена настроения... Эта неоднозначность поведения... Будет сложно. Но он попробует.

- Я знаю, что ты помнишь. - Кивнул Джозеф, скорее всего себе самому. - Я помогу тебе, Ирман. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Я обещаю.

***

Дни тянулись бесконечно медленно. Они напоминали густой мед, лениво стекающий с деревянной ложки, вот только сладости в них не было. Наполненные тоской и страхом, эти дни превратились для Амиса в настоящую пытку. Уже почти месяц он сидел дома взаперти. После того, как в больнице на них с Ирманом напал пациент, мама запретила ему ездить с отцом на работу. Запретила даже думать о том, чтобы пробраться туда или уговорить отца взять его с собой. А отец тем временем ничего не говорил о Ирмане. Единственное чего от него удалось добиться, так это обыденной фразы " с ним все в порядке". Но о каком порядке говорил отец, Амис так и не понял. С таким лицом о порядке не говорят. Так не морщат лоб и не кривят губы, когда действительно все хорошо. А мимика отца была куда красноречивей его слов. Да и после лечения электрошоком порядка не бывает.

Целый месяц Амиса мучил один единственный вопрос. Как там Ирман? Его перестали интересовать обычно доставляющие радость занятия. Он перестал смотреть мультики и отказывался от сладостей. Все больше погружаясь в себя, он даже перестал общаться с родителями и на все их расспросы и попытки заговорить с ним отвечал фразой отца: "Все в порядке"

В конце концов, Амис почти полностью замкнулся. Мама заходила к нему в комнату по вечерам и гладила сына по голове обещая, что все будет хорошо. Она не понимала, что пациент, бросившийся на них с ножом, нисколечко не напугал его. Не понимала, что просыпается в слезах он совсем не от того кошмара. Да и не могла она знать, что почти каждую ночь, раз за разом Амис переживал одну и ту же сцену. Ирмана забирают. Отнимают от него и тащат в камеру пыток. Ему больно. Бесконечно больно, а он, обещавший быть рядом и не отпускать, не покидать, не может ему помочь. Ирман кричал, вырывался и бежал к нему, но всегда его ловили и отволакивали в комнату со страшным прибором, который причинял много боли. И Амис просыпался от собственного крика и, заливаясь слезами, не мог уснуть до самого утра.