Глава девятая. Всё вдруг в голове у меня засуетилось и перепуталось

Всё вдруг в голове у меня засуетилось и перепуталось. Тягчайшее

оскорбление! Молодо-зелено, на всё ещё я тогда смотрел не своими глазами, а

как задолбил, и рассуждение тоже было не своё, а чужое, вдолбленное, как

принято. Тебя ударили - так это бесчестие, а если ты побьёшь на отместку, -

тогда ничего - тогда это тебе честь..." Убить его, этого казака, я должен!..

зарубить его на месте!.. А я не зарубил. Теперь куда же я годен? Я битый по

щеке офицер. Все, значит, для меня кончено?.. Кинусь - заколю его!

Непременно надо заколоть! Он ведь у меня честь взял, он всю карьеру мою

испортил. Убить! за это сейчас убить его! Суд оправдает или не оправдает, но

честь спасена будет.

А в глубине кто-то и говорит: "Не убий!" Это я понял, кто! - Это так

бог говорит: на это у меня, в душе моей, явилось удостоверение. Такое,

знаете, крепкое несомненное удостоверение, что и доказывать не надо и

своротить нельзя. Бог! Он ведь старше и выше самого Сакена. Сакен

откомандует, да когда-нибудь со звездой в отставку выйдет, а бог-то веки

веков будет всей вселенной командовать! А если он мне не позволяет убить

того, кто меня бил, так что мне с ним делать? Что сделать? С кем

посоветуюсь?.. Всего лучше с тем, кто сам это вынес. Иисус Христос!.. Тебя

самого били?.. Тебя били, и ты простил... а я что пред тобою... я червь...

гадость... ничтожество! Я хочу быть твой: я простил! я твой...

Вот только плакать хочется!.. плачу и плачу!

Люди думают, что я это от обиды, а я уже - понимаете... я уже совсем не

от обиды...

Солдаты говорят:

- Мы его убьем!

- Что вы!.. Бог с вами!.. Нельзя человека убивать!

Спрашиваю старшего: куда его дели?

- Мы, - говорит, - ему руки связали и в погреб его бросили.

- Развяжите его скорее и приведите сюда.

Пошли его развязать, и вдруг дверь из погреба наотмашь распахнулась, и

этот казак летит на меня прямо, как по воздуху, и, точно сноп, опять упал в

ноги и вопит:

- Ваше благородие!.. я несчастный человек!..

- Конечно, - говорю, - несчастный.

- Что со мною сделали!..

И плачет горестно так, что даже ревёт.

- Встань! - говорю.

- Не могу встать, я ещё в исступлении...

- Отчего ты в исступлении?

- Я непитущий, а меня напоили... У меня дома жена молодая и детки... и

отцы старички старые... Что я наделал?..

- Кто тебя упоил?

- Товарищи, ваше благородие, - заставили за живых и за мёртвых в

перезвон пить... Я непитущий!

И рассказал, что заехали они в шинок, и стали его товарищи неволить -

выпить для Светлого Христова воскресения, в самый первый звон, - чтобы всем

живым и умершим "легонько взгадалося", - один товарищ поднёс ему чару, а

другой - другую, а третью он уже сам купил и других потчевал, а дальше не

помнит, что ему пришло в голову на меня броситься, и ударить, и эполет

сорвать.

Вот вам и приключение! Теперь валяется в ногах, плачет, как дитя, и

весь хмель сошёл... Стонет:

- Детки мои, голубятки мои!.. Старички мои жалостные!.. женка

бессчастная!..