Формирование и развитие натурфилософии Эллады

В отличие от учений китайских и индийских мыслителей, пытавшихся осмыслить преж­де всего общество и человека, древнегреческая философия возникла вначале как натурфило­софия (философия природы). Разнообразие географических условий Греции и зависимость мореплавания, торговли и земледелия от стихий побудили греков обратить внимание внача­ле на окружающий мир и попытаться отыскать и познать причины тех или иных явлений природы.

Первая философская школа Эллады — милетская (от названия города на побережье Малой Азии). Ее представители впервые стали описывать мир не только с помощью поэти­ческих образов, но и пользуясь логическими рассуждениями. Кроме того, милетцы созна­тельно поставили вопрос о первооснове всего сущего. Таким образом, было положено нача­ло действительно философскому подходу к миру. Впоследствии Аристотель писал о милет-цах: «Из первых философов большинство полагало в виде материи единое начало всего: то, из чего все сущее состоит,... то, сущность чего сохраняется, а состояния изменяются..., оно и есть основа и начало сущего... и поэтому ничто не рождается и не уничтожается, так как та­кая природа сохраняется вечно».¹ Первоначало мыслилось монистически и рассматривалось как некое исходное и живое вещество. Иными словами, для представителей этой школы ха­рактерен гилозоизм (от греческого «гиле» — вещество и «зое» — жизнь), то есть имеющее корни в мифологическом мировосприятии мнение о всеобщей одушевленности материи в ее вечном движении и превращении. Милетцы пока еще не были материалистами в полном смысле этого слова, так как не противопоставляли материальное и духовное, в силу этого их вернее было бы назвать стихийными материалистами.

Фалес (640—562 гг. до н.э.) в качестве первоначала всего сущего принимал воду. Из «бесконечной воды» возникает все остальное путем «сгущения» и «разрежения». Фалес счи­тал, что душа свойственна всему сущему и ее «природа такова, что она находится в вечном движении или самодвижении».² Он также полагал, что все знание необходимо сводить к еди­ной основе: «ищи что-нибудь одно мудрое, выбирай что-нибудь одно доброе, так ты уймешь пустословие болтливых людей», «многословие вовсе не является показателем разумного мнения».³ Ученики Фалеса продолжили поиск признаков первоначала, а также задумались о том, как из него возникают вещи.

Алаксимандр (611—546 гг. до н.э.) утверждал, что «первоначалом и основой является [нечто] беспредельное (апейрон)», который безграничен не только в пространстве, но и во временном отношении, он «не знает старости».⁴ Апейрон должен быть бесконечным как на­чало, из которого все возникает, иначе исчерпается, он также беспределен и в возможности проявления свойств, потому что лежит в основе взаимопревращения всех четырех стихий — земли и воды, огня и воздуха. Движение присуще апейрону как свойство и «благодаря ему одно рождается, а другое погибает». У Анаксимандра имелась и другая диалектическая идея — о том, что вещи возникают не в силу случайной игры стихий, а потому, что в вечном дви­жении апейрона в нем выявляются противоположности (влажное и сухое, холодное и теплое). В результате их взаимодействия происходит бесконечная смена мироздания: «Из че­го все вещи получают свое рождение, в то они и возвращаются, следуя необходимости. Все они в свое время наказывают друг друга за несправедливость»(поскольку их возникновение было связано с гибелью иных предметов и существ — В.Е.).⁵

В картине мироздания Анаксимандра полностью отсутствовали боги, и все объяснялось им естественными причинами. Интересно утверждение мыслителя о том, что чувственно вос­принимаемая картина Вселенной есть всего лишь проявление действительного мира (Солнце, Луна и звезды, по его мнению, — это отверстия в космических кольцах вокруг Земли), и по­этому наука должна идти дальше непосредственного созерцания. Анаксимандр высказал также догадку о происхождении человека от животных.

Анаксимен (558—524 гг. до н.э.) субстанцией считал неограниченный и бесконечный, имеющий неопределенную форму воздух. Его разрежение приводит к возникновению огня, а все большее сгущение вызывает соответственно ветры — тучи — воду — землю — камни. Здесь Анаксимен подошел к диалектической идее о превращении количественных изменений в качественные. При этом разрежение мыслитель связывал с нагреванием, а сгущение — с охлаждением. Солнце представлялось ему землей, раскалившейся в воздухе от быстрого движения. По утверждению Аристотеля, богов Анаксимен «не отрицал и не замалчивал, но полагал, что не богами создан воздух, а что они сами произошли из воздуха».⁶

В противоположность милетской школе, пифагорейцы за первооснову мира принимали не материальное начало, а числа. Известный также как великий математик, Пифагор (584— 500 гг. до н.э.) основал свою школу в так называемой Великой Элладе (колонизованной гре­ками части современной Южной Италии). До нас дошел рассказ о том, что проходя как-то мимо кузницы, Пифагор заметил, что совпадающие удары не равных по весу молотов произ­водят различные гармоничные созвучия. Он заключил, что раз вес молотов можно измерить, то и качественное явление (созвучие) точно определяется через количество. Действительно, все вещи и явления мира можно сосчитать, измерить и представить в виде количественных отношений. Но никаких отдельных от предметов чисел нет, они существуют как таковые только в нашем сознании в виде абстракций. Однако Пифагор пошел дальше, сделав вывод о том, что «число владеет вещами», и абсолютизировал числа. Они были «подняты» на уро­вень реальной сущности и первоосновы всех вещей. Это создало пока лишь предпосылки для формирования идеалистического взгляда на мир, поскольку, как и у милетцев, противопос­тавления духовного и материального у пифагорейцев еще не было.

Согласно Пифагору, совершенство Космоса основано на всеобщей пропорционально­сти и числовой соразмерности. Все в мире возникает из чисел: «Начало всего — единица, единице как причине подлежит как вещество неопределенная двоица, из единицы и неопре­деленной двоицы исходят числа, из чисел — точки; из точек — линии; из них — плоские фи­гуры, из плоских — объемные фигуры; из них — чувственно воспринимаемые тела, в кото­рых четыре основы — огонь, вода, земля и воздух; перемещаясь и превращаясь целиком, они порождают мир — одушевленный, разумный, шаровидный, в середине которого — Земля; и Земля тоже шаровидна и населена со всех сторон».⁷ Пифагорейцы ввели в философию поня­тие противоположностей, рассматривая их как то, что исключает наличие чего-то другого (покоящееся и движущееся, доброе и злое, свет и тьма, чет и нечет и др.). Пифагор и его уче­ники отстаивали также учение о бессмертии души и ее перевоплощении.

Гераклит из Эфеса (540—480 гг. до н.э.) продолжил стихийно-материалистические тра­диции милетской школы. По его мнению, мудрость заключается в том, чтобы за многообра­зием мира обнаружить его единство. Субстанцией всего сущего мыслитель считал огонь, ко­торый и есть «основной элемент, все является видом огня»; «смерть земли — рождение воды; смерть воды — рождение воздуха, а воздуха — огня: и обратно». По-видимому, Гераклита привлекло к огню то, что он наиболее подвижен и изменчив из известных древним четырех стихий. Мир существует вечно и его никто не сотворил: «Этот космос, единый из всего, не создан никем из богов и никем из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, в полную меру воспламеняющимся и в полную меру погасающим».⁸ Как видно из этого от­рывка, Гераклит являлся гилозоистом. Огонь у него разумен и подчиняется объективному закону мироздания — Логосу, как своеобразному принципу порядка, меры. Вместе с тем, и каждая вещь, образуясь из различных состояний огня, тоже имеет свою собственную меру.

Придя к таким мыслям, Гераклит задумался и над проблемой становления вещей, вы­двинув ряд глубоких диалектических идей. Он поставил вопрос: «Что представляет собой предмет за границами своей меры, пока он еще не стал самим собой?». Ведь не может быть, чтобы предмет возник как таковой внезапно. В период становления вещи ее одновременно и пока еще нет (как полностью оформленной), и она уже есть (в виде части своих качеств). В результате древнегреческий философ сделал вывод, что становление и движение нельзя вы­разить в понятии без противоречия. Этим были заложены основы диалектики как учения о взаимосвязи и развитии всего сущего через противоречия. Согласно Гераклиту, в движении есть одновременно и постоянство (существование вещей в пределах меры), и изменение. Это хорошо заметно на примере знаменитого высказывания древнегреческого мыслителя, крас­ной нитью проходящего через все его учение: все в мире течет, все изменяется, и поэтому в одну и ту же реку нельзя войти дважды, ибо на «входящих в ту же самую реку набегают все новые и новые воды».

Источником движения является война (борьба) противоположностей, именно она «отец всего и царь над всем». В отличие от пифагорейцев, Гераклит считал, что противоположно­сти не только исключают, но и предполагают друг друга, образуя в единстве гармонию. Об­ратил философ внимание и на относительность всех состояний и свойств мира, так, «морская вода и чистейшая, и грязнейшая: рыбам она питье и спасение, людям же — гибель и отрава».⁹ Мыслитель полагал, что рациональное познание (то есть постижение Логоса — всеобщего мирового закона) выше чувственного.

Попытка основоположника античной диалектики выразить движение через противоре­чие была малопонятной современникам, и он был прозван «Темным». Другой представитель эфесской школы, Кдатил, довел идею своего учителя Гераклита об изменчивости мира до крайности, утверждая, что в одну и ту же реку нельзя войти и один раз, то есть в мире вооб­ще нет ничего постоянного. Поэтому, полагал он, нельзя также и сказать ничего правильно­го о мире.

Представители элейской школы (от г. Элей в Южной Италии, где жили поселенцы из Греции) впервые поставили вопрос о соотношении бытия (то есть всего реально существую­щего) и мышления. Они также задумались над тем, меняется ли бытие, и какую оно имеет структуру, то есть едино ли оно или же разделено на какие-то обособленные элементы.

Ксенофал (570 — около 478 гг. до н.э.) считал субстанцией землю. Он критически отно­сился к традиционным богам, считая, что они являются творениями человека по собствен­ному образу и подобию. Например, у эфиопов боги курчавы и черны, а у фракийцев -голубоглазы и рыжеваты. Вместе с тем, Ксенофан полагал, что природа, космос — это и есть по сути дела Бог, который управляет миром с помощью всемогущей мысли. Бог вечен и од­нороден, неизменен и шарообразен, а в основе его единства лежит мысль. Согласно Ксено-фану, ощущения человека ложны. Разум тоже нас часто обманывает, но с его помощью ис­тина достижима, так как «не от начала все боги открыли смертным, но постепенно, ища [люди разумом] находят лучшее».

Парменид (540—470 гг. до н.э.), в отличие от Гераклита, считал, что главный закон мышления — это запрещение противоречия. Поэтому бытие нетождественно небытию, так как в противном случае возникало бы противоречие. Далее он выдвинул тезис о том, что «есть бытие, а небытия вовсе нет» и впервые в истории философии применил доказательство своего утверждения (ранее мудрецы изрекали или прибегали к аналогиям). По его мнению, не-сущее, то есть небытие или пустота, не существует, так как есть только бытие, «ибо, что не есть, невыразимо, немыслимо». Значит, все в мире обязательно чем-то заполнено, и нет ни­каких мельчайших частиц или структур сущего, между которыми была бы пустота; все суще­ствующее является наполненным, а потому неделимым. Как следует из сказанного, для Пар-менида существовало лишь то, что было мыслимо и выразимо в словах. Однако в таком слу­чае, если мы мыслим небытие, то оно уже существует как бытие! Причина противоречия, к которому вели рассуждения Парменида, в том, что одно дело мысль о предмете, и совсем другое — предмет мысли. Можно мыслить и несуществующее (например, что-то проектиро­вать).

Парменид вплотную подошел к идеализму, взяв за основу своих доказательств мышле­ние, а не окружающий мир. Вместе с тем, субстанция у Парменида имела все же материаль­ный характер, ведь он говорил об огне (свете) и земле (тьме) как исходных началах. Рассуж­дая далее, мыслитель сделал вывод о том, что единое сущее является также и неподвижным, так как невозможно переместить какой-либо предмет с одного места на другое, ибо в другом месте уже находится нечто! Любое изменение предполагает, что нечто исчезает в небытии и появляется из небытия, но ведь небытия то у Парменида нет! Получалось, что движение не­мыслимо, и оно нам только кажется, но на самом деле не существует. Так как чувства нас обманывают, то истина постигается лишь разумом. Диалектика Гераклита была отброшена; бытие стало рассматриваться как неизменное и неподвижное, без прошлого или будущего. Таким образом, если Гераклит, акцентируя внимание на изменчивости бытия, положил на­чало учению о развитии (диалектике), то Парменид абсолютизировал в мире постоянство и обосновал метафизическую позицию.

Ученик Парменида, Зенон (V в. до н.э.), еще более усилил элемент доказательности в учении элеатов. Он достиг успеха в искусстве спора и стремился таким образом посрамить противников, отрицающих единство бытия и неподвижность мира. Зенон доказывал свою точку зрения методом «от противного», стремясь выявить противоречивость мнения оппо­нента и свести его к абсурду. Допустим, полагал он, бытие множественно. Тогда, с одной стороны, если вещей много, то их должно быть ровно столько, сколько их действительно есть, не больше и не меньше. Если же их столько, сколько есть, то их число ограниченно. С другой стороны, если существует много вещей, то сущее беспредельно по числу, так как меж ду отдельными вещами всегда находятся другие вещи, а между этими опять другие. Таким образом, сущее неограниченно по числу.¹⁰ Итак, по мнению Зенона, довод оппонента о мно­жественности бытия неверен, ибо ведет к противоречию.

Но неправильность идеи соперника в споре вовсе не свидетельствует о том, что верен именно противоположный подход! Может быть истина находится где-то посередине, и оба мнения отражают ее лишь частично? Уже Аристотель заметил позднее, что утверждения Зе­нона тоже ведут к противоречию. Единое и неделимое бытие Парменида и Зенона не имело никаких частей, его нельзя было ни увеличить, ни уменьшить. В результате о нем нельзя бы­ло и ничего сказать, то есть с точки зрения самих же элеатов оно должно было быть... ни­чем!¹¹ Зенон метафизически противопоставил единое и многое, однако в мире существуют неразрывно и всеобщие связи, и разнообразные уникальные вещи и процессы.

Логически доказать, что бытие неподвижно, Зенон попытался в своих апориях (в пере­воде с греческого «безвыходное положение»). Первая апория Зенона («Деление пополам», по гречески «Дихотомия») гласит, что движение якобы вообще не может начаться. Дело в том, что движущийся предмет прежде, чем он дойдет до конца пути, должен дойти до его полови­ны, но, чтобы дойти до половины, он должен дойти до половины половины и так далее, до бесконечности. Похожий вывод Зенон делал и во второй своей апории — «Ахиллес и черепа­ха». Быстроногий Ахилл будто бы не в силах догнать еле двигающуюся черепаху. Когда быстроногий герой прибегает в ту точку, которую занимала черепаха в начале движения обоих в одном направлении, черепаха отойдет от своего старта на некоторое расстояние; по­том ситуация повторяется вновь и вновь. Смысл задач заключается в том, что если про­странство едино и непрерывно, а потому бесконечно делимо на части, то движение не может ни начаться, ни закончиться, быстрое же не может догнать медленное.

Доказывалось и обратное: движение невозможно также при допущении прерывности пространства. В третьей апории («Стрела») утверждается, что летящая стрела покоится, ибо движущийся предмет всегда занимает равное себе место. Иными словами, стрела покоится в нем каждый момент, а потому она и вообще неподвижна. Летящая стрела всегда стоит на месте, так как время слагается из отдельных «теперь», а пространство — из отдельных «здесь». Но ведь движение не может сложиться из суммы состояний покоя! Ошибка Зенона состоит в том, что он разорвал понятие движения на две части и противопоставил их друг другу. Однако мир не только противоречив, но и един, поэтому противоположности в нем соединены. Современная наука показала, что пространство и время обладают одновременно свойствами и прерывности, и непрерывности. В результате движение представляет собой по­стоянное разрешение противоречия между прерывностью и непрерывностью как простран­ства, так и времени. Представить это наглядно трудно, но можно выразить в понятиях разу­ма.

Попытку решить проблему устройства бытия и существования движения с материали­стических позиций предприняли представители школы атомистов. К ним относятся Левкипп (500—440 гг. до н.э.) и Демокрит (460—370 гг. до н.э.). Демокрит являлся учеником Левкип-па, и во многом их учения схожи, однако Демокрит рассматривал более широкий круг во­просов — не только онтологические, но и другие проблемы. Кроме того, о Левкиппе намно­го меньше известно. Согласно их учению, мир состоит из бесчисленных и постоянно движу­щихся, абсолютно плотных и неделимых элементов — атомов (греческое «атомос» означает «в дальнейшем неделимый»), которые характеризуются также величиной и формой, поряд­ком и положением. Таким образом, в отличие от элеатов, у Левкиппа и Демокрита бытие множественно. Атомы имеют очень малые размеры и не воспринимаются органами чувств, но допустить их существование позволяют многие факты (например, постоянное и незамет­ное истирание золотых монет, распространение запахов). Внутри атомов не происходит ни­каких изменений. Поскольку количество предметов в мире бесконечно разнообразно, следу­ет заключить, что и число форм атомов неизмеримо. Вещи возникают и гибнут благодаря соединению и разъединению атомов, сами же «неделимые» несотворимы и неуничтожимы. Благодаря такому подходу Демокриту удалось объяснить и многообразие мира (то, что Все­ленная состоит из отдельных предметов), и его единство (факт взаимопревращения вещей).

Критикуя Парменида, атомисты считали, что небытие существует нисколько не менее, чем бытие. Этим небытием является пустота. Атомы и пустота не могут взаимопревращать-ся. Атомы движутся в пустоте — таким образом решалась проблема необъяснимости движе­ния, поставленная элеатами. Первичное движение никогда не сообщалось атомам, оно суще­ствовало всегда и передается через столкновение их друг с другом. В результате была по­строена картина мира, в которой непротиворечиво объяснялось возникновение и уничтоже­ние предметов. Фактически Левкипп и Демокрит примирили Гераклита и Парменида: мир вещей течет, все в нем изменяется, однако элементы, из которых состоят предметы, неизмен­ны.

Атомисты отвергли чудеса. Демокрит отмечал, что согласно первому закону мирозда­ния «ни одна вещь не происходит попусту, но все в силу причинной связи и необходимо­сти».¹² Следовательно, все события в мире определены (детерминированы) механическим движением атомов. Случайности в природе нет, все в ней происходит по необходимости. Случайным нам кажется то, причину чего мы пока не знаем. Атомисты противопоставили необходимость и случайность, не понимая, что они диалектически дополняют друг друга. Причинно-следственная связь может проявляться как в виде необходимого, так и случайного события (имеющего малую вероятность). Хотя Левкипп и Демокрит показали, из чего и ка­ким образом возникают вещи, они не ответили на вопрос, почему это происходит именно в таком, а не ином варианте. Другими словами, как получается не случайный конгломерат атомов, а, скажем, дерево. В дальнейшем эту проблему рассмотрели античные идеалисты.

В отличие от элеатов, атомисты ставили чувственное познание по крайней мере не ниже рационального. Ими была разработана концепция эйдосов, согласно которой существуют некие истечения от всех предметов, наподобие копий, слепков, оттисков, отпечатков, кото­рые затем попадают в органы чувств человека, благодаря чему и осуществляются восприятие и познание мира. При этом цвет и вкус, запах и другие качества не существуют в действи­тельности, они наличествуют лишь во мнении, так как реально есть только различные виды атомов и пустота. Тем не менее, одинаковые атомы при воздействии на нормальные челове­ческие органы чувств всегда порождают одни и те же ощущения. Это позволяет находить в явлениях действительность. Вместе с тем, атомы (как «истинная суть») и пустота находятся за пределами познания с помощью органов чувств, и изучить их можно только в результате напряженного размышления.

Согласно Демокриту, человек возник естественным образом из воды и грязи, без всяко­го творца, и в сравнении с животными он лишь «получил в удел больше теплоты». Человек — это животное, от природы способное ко всякому учению и имеющее помощником во всем руки, рассудок и умственную гибкость. Его душа представляет собой только совокупность атомов и распадается со смертью тела. Демокрит был сторонником рабовладельческой де­мократии и соблюдения законов. Естественным образом он старался объяснить и возникно­вение общества, считая, что «потребность стала людям учительницей всего», а также опыт и собственный ум. Он предполагал, что речь человека произошла из потребностей общения, а слова существуют по договоренности между людьми. Религия же появилась на основе страха перед грозными и непонятными явлениями природы. Главным средством достижения добро­детели мыслитель считал убеждение и воспитание в духе нравственности, поскольку принуж­дением невозможно сделать человека добрым. В творчестве Демокрита философия приобре­ла черты вполне обоснованной системы рационального знания.