Материя и сознание: есть ли связь между их загадками?

Среди философов и когнитивных ученых распространено мнение, что разгадка тайны сознания придет вместе с революцией в физике, в частности квантовой механике. Сегодня в физике не меньше загадок, чем в философии сознания. Несмотря на успешность практических предсказаний на основе квантовой механики, у ученых нет консенсуса по вопросу о том, почему видимый нами мир (мир фолк-физики) таков, какое он есть. Когда имеются две грандиозные тайны, возникает подозрение о наличии у них общего источника (М. Локвуд, Р. Пенроуз, Д. Бом и др.). По мнению Пенроуза, например, ключом к пониманию сознания может стать теория, которая примирит квантовую теорию с теорией относительности. Подозрение усиливается тем фактом, что проблемы в квантовой механике тесно связаны с проблемой наблюдения, то есть отношения между опытом субъекта и остальным миром. Во всяком случае, многие склонны думать, что между квантовой механикой и философией сознания наличествует связь уже потому, что многие трудности и там, и здесь упираются в понимание опыта и наблюдателя (субъекта). Но есть и противоположное мнение: если сегодня квантовая механика не в состоянии пролить свет на тайну сознания, возможно, что новый философский взгляд на сознание поможет разобраться с трудностями квантовой механики. Чэлмерс, например, приписывает косвенную роль в решении всех этих вопросов предложенной им новой теории сознания, полагая, в частности, что она может смягчить 'коллапс волновой теории'.

Ииформационный подход к сознанию и панпсихизм: 'It from Bit' Немало новых загадок в интерпретацию картины мира подбросили информационные теории. Понятие информации получило разноречивые толкования. В частности в рамках 'метафизики физики' были высказаны спекулятивные гипотезы об онтологии, лежащей в основе каузальной структуры пространства-времени. Одно из предположений - о фундаментальности понятия 'информация' для понимания природы Вселенной; физические свойства и законы следует рассматривать как выводимые из информационных свойств и законов. (Такой взгляд на информацию, его еще называют "it from bit", развивают Дж. Уиллер, Э. Фредкин и др.) Согласно гипотезе Фредкина, например, Вселенная является гигантским компьютером или клеточным автоматом, который реализуется в огромной структуре битов. Концепция мира как чистой информации достаточно стройная: мир в ней предстает в виде чего-то однородного, как чисто информационный поток примитивных различий и каузальных и динамических отношений между этими различиями. В этой картине нет ниши для ментальных добавок или субстанций.

Информационная картина мира многими философами была встречена в штыки в первую очередь из-за отсутствия в ней места для сознания и феноменального. Не все разделяют такой негативизм. Чэлмерс, например, считает, что информационные теории вполне сочетаются с ментализмом. Он выдвинул гипотезу, что в основе информационных пространств, о которых говорит физика, лежат внутренние (intrinsic) феноменальные или протофеноменальные свойства, природа которых не исчерпывается их местоположением в информационном пространстве. Физическая реализация массы и энергии сопровождается реализацией феноменального или протофеноменального свойства. Внутренние аспекты информационных состояний являются феноменальными, внешние - физическими. Поэтому описание сознательного опыта на феноменальном языке есть информация изнутри, а физическое его описание есть информация извне. Сам Чэлмерс называет такого рода oнтологию двухаспектной онтологией или вариантом панпсихизма. Неудачи прежних (и нынешних) прямолинейно идеалистических, материалистических или дуалистических позиций, по его мнению, делают панпсихизм единственно перспективной стратегией3.

Проблема 'лейблов': материализм, физикализм, натурализм, дуализм, агностицизм

Альтернативные толкования сознания существенно размыли (и запутали) не только относящиеся к этому феномену понятия, но и понятия, относящиеся направленческой идентификации теорий. Привычные термины 'материализм', 'физикализм', 'натурализм', 'панпсихизм', 'монизм', 'дуализм' по-своему толкуются разными авторами. Это и понятно: когда во главу угла поставлено решение проблемы и приведение убедительных аргументов, жесткая привязанность к определенному 'из-му' (или школе) не имеет особого значения.

Возьмем, например, термины 'материализм' и 'физикализм'. Временами первое слово используется как синоним второго, а 'физическое' понимается как синоним 'материального'. Термин 'материализм' имеет то неудобство, что предполагает теорию, согласно которой все на свете является материальным; согласно же физике, существует множество такого в мире (силы, волны, поля и т. д.), которые не являются таковыми. Поэтому более предпочтительным является термин 'физикализм'. Однако и он толкуется весьма свободно. Обычно ограничиваются тем, что, во-первых, приписывают физике онтологический авторитет - физика выступает авторитетом относительно того, что есть в мире, а ее законы предполагаются истинными по отношению ко всем объектам в пространстве и времени; во-вторых, приписывают физике эпистемологический авторитет: это стандарт получения адекватного знания о мире.

В таком понимании смысл 'физикализма' далек от ясности. Понимается ли под физикализмом 'каузальная закрытость1 физического мира, то есть положение, что все, о чем может быть сказано как о существующем, может быть только физическим и подчиняться законам физики? Или физическая система, говоря словами Поппера, 'открыта' для непредсказуемых индетерминистских, эмерджентных свойств? Адекватен ли язык физики для описания фактов, изучаемых в биологических и социальных дисциплинах, использующих другие языки, не говоря уже о психологии? Немаловажен и такой вопрос: ориентируется ли физикализм на физику наших дней или имеется в виду будущая - идеальная - физика? И в том, и в другом случае много неясностей. Если имеется в виду первое, то это неверно. Если же имеется в виду второе, то никто не знает, каким станет содержание будущей идеальной физики; Поп-пер, например, не исключал, что там появятся какие-то принципиально новые законы. Во всяком случае, утверждать, что в физике будущего не образуется законное пространство для ментального и феноменального или не будут открыты психофизические законы, вряд ли осмотрительно. Большинство нынешних физикалистов поступают проще: возможно, для объяснения некоторых феноменов в физику потребуется ввести нередуцируемые 'духи', но они будут физическими по определению. Но ни сейчас, ни и в будущем у нас не будет иного, кроме физики, стандарта, в соответствии с которым можно будет адекватно отвечать на вопрос о том, что есть в мире.

Занимающиеся сознанием философы сегодня предпочитают выступать под зонтиком 'натурализма'. Имеет значение, конечно, то, что 'натурализм' - это давняя, тесно связанная с дарвинизмом, традиция англоязычной мысли (американскую культуру часто называют 'дарвиновской культурой'). В общей форме натурализм означает, что природа есть все, ничего сверхъестественного не существует. Его преимущество состоит в том, что понятие 'природа' не требует четкого ответа относительно физики мира. Признавая эпистемологический авторитет науки, натурализм в то же время лишен эксцессов редукционизма и сциентизма. Отгораживаясь от моралистического и ценностного взгляда на мир, он позволяет включать человека с его сознанием, моральностью и ответственностью в свои теоретические схемы (яркий пример тому социобиология). И все же исследователя, который захочет найти однозначное, устоявшееся определение этого термина, ждет разочарование. Неясность понятия 'натурализм' сказывается на самоидентификации позиций тех или иных авторов, Деннет называет себя и материалистом, и физикалистом, и натуралистом. Серль дистанцируется от материалистов и причисляет себя к 'биологическим натуралистам', хотя критики без труда показали возможность отнесения его позиции и к 'материализму', и 'дуализму'. Для понимания смысла натурализма той или иной теории лучше всего, во-первых, посмотреть на объекты его опровержения. Сегодня это, с одной стороны, картезианский субстанциалистский дуализм и трансцендентализм, с другой стороны, радикальный физикализм и материализм с их тенденцией к элиминации ментального, субъективного, личностного. Во-вторых, посмотреть, на какой образ науки ориентируется та или иная натуралистическая теория. Рисуемая философами метафизическая картина мира зависит не только от характера полученного ими философского образования и особенностей их воображения, но и от научных областей, которые стали их смежными полями исследования. Правда, сегодня идентифицировать образ науки сложнее, нежели полвека назад. Лидирующие дисциплины - физика и биология - 'повязаны' новыми областями знания: информационной теорией, науками об искусственном интеллекте и др. Образ науки стал менее узнаваем и трудно просматривается в философских теориях.

Не меньше неясностей у термина 'дуализм'. Существует множество дуализмов: дуализм свойств, психофизический дуализм, дуализм физической и ментальной каузации, дуалистический интеракционизм, эпифеноменализм и др. Авторов, открыто объявляющих себя 'дуалистами', или являющихся скрытыми дуалистами, объединяет по сути две вещи: во-первых, критика монизма в его радикальной физикалист-ской форме (панобъективизм и редукционизм), и, во-вторых, стремление дистанцироваться от картезианского субстанциализма и трансцендентализма. Их цель состоит в нахождении правдоподобной концепции мира, согласующей сознание, чувствительность, феноменальность, моральность с природой, физическим миром и наукой. Поэтому в последнее время получили хождение такие гибридные 'лейблы', как 'картезианский материализм' и 'натуралистический дуализм'.

Дуализм может быть 'слабым' и 'сильным'. Все зависит от того, рассматривается ли сознание как закономерно возникающее из физической материи свойство, или как онтологическая компонента, независимая от физической материи. 'Слабый' вариант типичен для различного рода эмерджентистских концепций, представляющих сознание в виде качественной, нередуцируемой инновации эволюционного развития. (К. Поппер, Дж. Экклз, Дж. Серль, Дж. Ким и другие. Эмерджентистскую концепцию сознания Д.И. Дубровского и защищаемую им идею 'субъективной реальности' тоже можно отнести к 'слабому' варианту дуализма.) 'Сильный' вариант дуализма -это, конечно, декартовское разделение мира на res ехtensа и res cogitans, Сегодня главным защитником 'сильного дуализма' ('дуализма свойств') является Чэлмерс. Согласно его концепции, сознание (и феноменальное) является дополнением физической картины мира, которое непредсказуемо на основе совокупности законосообразных физических фактов. Все это, разумеется, спекулятивные предположения.

'Когнитивная закрытость' сознания

У извечной темы агностицизма тоже появились новые оттенки. Вспомним, что для Декарта проблема сознания ('духа') не была 'закрытой'. Он считал ее рядовой, подвластной рациональному объяснению (на основе детального изучения механизмов мозга). После Канта стали говорить о гносеологических ограничениях ее анализа. В современной философии некоторые авторы заговорили о биологической 'закрытости' феномена сознания. Возможно, говорят они, тема сознания находится за пределами человеческого понимания подобно тому, как тема полета закрыта для черепахи, а тема саморефлексии для обезьяны. Такую мысль когда-то высказал Хомский. В последнее время тему 'когнитивной закрытости' развивает МакГинн. Сознание, говорит он, скорее всего, представляет собой некую непространственную 'скрытую структуру' - terra incognitа, - находящуюся вне физиологии и феноменологии, и в то же время осуществляющую соединение этих уровней. В силу генетических пределов homo sapiens, природу этой структуры вряд ли можно раскрыть. Данное предположение не следует толковать как отступление от натурализма, поскольку местоположением скрытой структуры является мозг, относящийся к естественному порядку, подобно тому, как электромагнитные волны, например, относятся к свойствам физического мира, а не к мистической реальности.

Объективизм: методологический монизм или методологический дуализм?

Одним из критических является эпистемологический вопрос: что значит объективно описывать процессы сознания. На этот счет существуют, по меньшей мере, две основные стратегии, которые можно назвать методологическим монизмом (фи-зикалистским панобъективизмом) и методологическим дуализмом (объективизмом с ограничениями в отношении субъективности), Напомним, что спор об их преимуществах имеет давнюю историю. В англоязычной философии глашатаем панобъек-тивизма был, конечно. У. Куайн. Однако не все физикалисты были столь уверены в непререкаемости панобъективистской парадигмы в объяснении субъективности и личностного. Например, У. Селларс говорил о 'трагизме научного образа мира', не могущего в своих объяснительных схемах охватить личностное отношение человека к миру. Были и другие сциентистски и натуралистически мыслящие философы, высказывавшиеся за умеренный объективизм. В последние десятилетия голоса в пользу 'реабилитации' или 'нового открытия сознания' на основе нового понимания объективизма высказывают такие авторитетные философы, как Д. Серль, К. МакГинн, Т. Нагель, Д. Фостер, М. Локвуд, Н. Блок, С. Крипке, Р. Пенроуз, О. Фланаган, Д. Чэлмерс и др. Конечно, речь идет не о реабилитации трансцендентализма и интуиции, а о расширенном понимании объективизма, могущего включить в себя 'точку зрения от первого лица'. Однако все эти разговоры остаются в лучшем случае пожеланиями. Ибо совершенно не ясно, как можно состыковать онтологию субъективности с нынешней наукой, продолжающей работать в соответствии со сложившейся моделью объективизма, а какой станет наука будущего, никто не знает.

2. Плюрализм философии сознания: прогресс или тупик?

Если философия сознания сегодня представлена конфликтующими позициями, не оставляющими надежды на согласие, можно ли утверждать, что в ней нет никакого продвижения к раскрытию тайны сознания? Что она осталась такой же загадкой, какой была во времена Декарта, никакой существенной подвижки не произошло, а многочисленные 'детективы', скорее всего, топчутся на месте? (Количество публикуемой литературы - расследований - не имеет значения.) К такой оценке склоняются Т. Нагель (1974), Ф. Джексон (1982), К. МакГинн (1991). Всякое объяснение, говорят они, представляет собой редукцию, сведение к какому-то другому языку, сознание же феномен sui generis, для него нет языка изображения. Дж. Серль заметил, что можно говорить о кризисе науки и кризисе рациональности, коли с их помощью невозможно объяснить сознание.

Не склонные к чрезмерному пессимизму авторы оценивают ситуацию с большей надеждой: в конце концов, вечная проблемность составляет сущность философской дисциплины. Нельзя не видеть, что в последние полвека произошел серьезный прорыв в понимании сознания, хотя, наверное, требуется передышка и некоторый период ожидания, когда появится новый концептуальный аппарат в философии и науке для более эффективного прояснения этого загадочного феномена. Следует все же заметить, что авторов-оптимистов, не видящих резона в переносе раскрытия тайны сознания в неопределенно далекое будущее, гораздо больше; они убеждены, что ее нужно постигать сегодня имеющимися в наличии средствами, в противном случае нет смысла писать работы о сознании.

Как должен оценивать всю эту ситуацию историк философии, то есть наблюдатель со стороны, не участвующий в баталиях философов сознания? Как нам кажется, загадки сознания слишком велики, чтобы с ними можно покончить даже с помощью софистичной и вооруженной новейшими познавательными инструментами теории. Каждый шаг на пути к объяснению феномена осознающего себя интеллекта натыкается на слишком грандиозную тайну, можно сказать. Муsterium Tremendum, -как биологическое стыкуется с социальным, а невербальный уровень переходит на вербальный.

Субъективно нам не очень нравится позиция откровенных агностиков и пессимистов, заявляющих, что нахождение ответа на вопрос 'Что такое сознание?' вне возможностей человека. Плодотворные и новаторские идеи в истории знания чаще всего возникали у оптимистов. В связи с пессимизмом и оптимизмом уместен вопрос, что значит прогресс в философии? Этот вопрос имеет два аспекта: первый - решена ли какая-либо проблема (раскрыта ли тайна сознания); второй - есть ли продвижение в решении проблемы? Историку философии, которого интересует движение философии в контексте семиотических новаций культуры и расширения ее смыслового поля, наверное, следует отрицательно ответить на первый вопрос и положительно на второй.

Томас Кун говорил, что научные парадигмы различаются между собой не столько ответами, сколько вопросами. Именно в их характере в первую очередь сказываются сдвиги когнитивной культуры. Этот тезис можно применить и к философии, хотя здесь имеются свои особенности, связанные с тем, что новые вопросы в каждую последующую эпоху соотносятся с 'вечными проблемами'. Прогрессивное движение в философии (и любом виде знания) может проявляться в различных вещах, не обязательно 'решениях'. Оно происходит при проведении все более тонких дистинкций в исследуемом объекте, в результате чего в нем обнаруживаются новые аспекты. Как правило, это приводит к постановке вопросов, которые раньше никому не приходили в голову. Чем больше вопросов и оттенков вопросов, тем с более продвинутым этапом в развитии знания мы имеем дело. В итоге появляется множество подпроблем и новых понятий, а старые проблемы переформулируются с учетом новых. То есть происходит то, что Пол Фейерабенд назвал 'пролиферацией' идей. Все это находит свое выражение в новом языке (или специфическом для данной области" жаргоне), что, безусловно, следует отнести к очень важной новации. Если прогрессом культуры считать расширение смыслового поля языка и умножение семиотических средств, тогда все это означает появление в философии новых смысловых единиц, иначе говоря, расширение ее смыслового поля. Сказанное относится и к философии сознания. Проведение тонких дистинкций и формулировка множества подпроблем если и не сделали "Сознание объясненным" (так называется одна из книг Деннета), то позволили говорить о 'сознании более проясненном'.

Другой важный показатель прогресса - когда и в содержании, и в форме обсуждаемых вопросов имеют место когнитивные сдвиги, которые проявляются во введении нового инструментария, позволяющего проводить более тонкую и разнообразную работу. Например, введение в арсенал философии техники логического и концептуального анализа было шагом вперед в ее когнитивной культуре. То же самое можно сказать про компьютерные метафоры и аналогии: независимо от того, как к ним относиться, они стали новыми мощными инструментами, помогающими понять 'фурнитуру и архитектуру' сознания и 'машину' его деятельности.

Один из важных показателей прогресса, с нашей точки зрения, состоит в установлении более тесных контактов с наукой. Конечно, и сегодня есть немало авторов, которые, следуя установкам Витгенштейна и Райла, предпочитают оставаться только под зонтиком философии и замыкать исследование сознания концептуальным или лингвистическим анализом. Однако превалирует все же натуралистическое настроение: нельзя заниматься сознанием, дистанцируясь от того, что происходит в эволюционной теории, физике, нейробиологии, когнитивных науках, науках об искусственном интеллекте и др. Важно то, что у авторов, проявляющих чуткость к происходящему в науке, собственное философское пространство не суживается, скорее расширяется. Стимулами философского воображения сегодня часто выступают смелые гипотезы и открытия ученых; на их основе творятся самые 'сумасшедшие' метафизические теории. (Высказывается предположение, что XXI в. будет расцветом метафизики.)

В завершение нашей краткой историко-философской зарисовки логического пространства англоязычной философии сознания мы выражаем надежду, что читатель извлек для себя не только полезную информацию, но и получил представление о динамике и драматической напряженности ее смыслового поля. Не будь напряженности, выражающейся в умножении альтернативных позиций, многие теории вообще не состоялись бы, либо состоялись в урезанном виде. Опыт конкуренции является опытом 'взросления' в том смысле, что философия сознания стала более критичной по отношению к своим собственным посылкам, методам, целям и достигнутым результатам. И, как ни парадоксально, более спекулятивной и метафизичной, чем это было полвека назад. Что касается феномена сознания, то хотя он не освободился от ореола тайны, глубины этой тайны измерены и очерчены яснее, нежели это было в прошлом.