З РЕ ЛО СТ Ь П АР ТИ И О ПР ЕД ЕЛ ЯЕ ТС Я 4 page

было наше мнение о нем; мы знали, что это за человек, насколько

он закален, а также что он способен довести свои войска до провинции

Пинар-дель-Рио, и он довел бы их туда, если бы не получил

приказ оставаться в Лас-Вильяс.

Как это ни звучит парадоксально, сколько бы ни было в этом

иронии, возможно, что теперь какой-нибудь деятель, учинив ему

экзамен по марксизму-ленинизму, отстранил бы его от должности,

а командование войсками передал какому-нибудь бакалавру, мало-

мальски образованному в военном отношении. Нечто подобное

произошло бы и с Сиро Фриасом, Сиро Редондо, Пасом, со многими

другими погибшими, которые вышли из крестьян, были людьми

скромного происхождения, но которые боролись, потому что инстинктивно

чувствовали истину, были проникнуты мятежным духом

своего эксплуатируемого класса, духом борцов своего класса,

героев своего класса.

Ведь это нелепо: люди могли умереть ради того, чтобы сделать

возможной революцию, подобную нашей, они могли бы отдать

жизнь за эту революцию, однако их отстранили от командования

войсками из-за низкого политического уровня! Я повторяю, это

бессмыслица, это несправедливость, это политика, которая не имеет

ничего общего с марксистским, пролетарским и ленинским духом.

А подобные случаи имели место, товарищи. Все это —следствие

сектантства, которое мы должны искоренить. Мы непременно

должны исправить прискорбные ошибки.

1 Руководитель партизанского отряда, созданного в провинции Лас-

Вильяс Народно-социалистической (коммунистической) партией.

Как может происходить подобное в партии? Вот вам и то, о чем

уже достаточно говорилось,—проблема культа личности. Вот вам

и культ. Было бы неплохо, если бы комиссары объяснили солдатам,

а директора школ преподали своим ученикам один урок того,

что по крайней мере мы понимаем, или, скажем, я понимаю, под

культом личности, не имеющим ничего общего с престижем руководителей,

с авторитетом руководителей, как это полагают некоторые,

поняв все наоборот. Кто задумался над тем, что у нас происходило,

без особого труда мог увидеть —по крайней мере в последнее

время это было заметно,—что неверное понимание этого

явления имеет у нас место. Найдутся люди, которые могут подумать,

будто эти проблемы имеют непосредственное к нам отношение.

Эти люди наблюдали за нашим поведением, следили, не

проявляем ли мы склонности к установлению культа личности.

Разумеется, нам и в голову никогда не приходила подобная

мысль, подобные сомнения не обуревали нас, мы убеждены, что

эти проблемы не существуют в нашей стране. У нас они приняли

иную форму. Я задаю себе вопрос: для чего мы столько обсуждали

эту проблему, если оказались неспособны увидеть то, что творилось

у нас под носом? Конечно, для нас проблема заключалась

отнюдь не в опасности того, что премьер-министр революционного

правительства может поддаться соблазнам культа личности.

Нам приходится говорить об этом, хотя сами мы вовсе не желали

бы делать этого, нас это не волнует. Я говорю правду. Нас

лично эти проблемы не затрагивают. Они интересуют нас лишь с

точки зрения того, насколько их обсуждение полезно или вредно

для дела революции, полезно или вредно для народа, для нынешнего

поколения, для будущих поколений. Уместно, однако, напомнить

некоторые факты тем, кому в голову могла прийти мысль,

будто на нас может пасть подозрение в таких наклонностях. Но

вот, например, факт: мы вели войну, мы руководили ею, мы выиграли

ее, а на груди ни у кого из нас нет ни генеральских звезд,

нет и других знаков отличия.

Первым предложенным нами как членами правительства законопроектом

было запрещение воздвигать памятники. Тогда еще

не вставали, как теперь, эти вопросики культа личности, однако

мы, основываясь на глубоком своем убеждении, предложили запретить

законом воздвигать памятники людям при их жиз н и, запретить

присваивать имена живых людей улицам, городам и ли стройкам. Более того, мы предложили запретить законом вывешивать

наши портреты в официальных кабинетах. По мотивам демагогическим?

Нет. Мы сделали это, основываясь на глубоком революционном

убеждении.

На наши плечи легла колоссальная ответственность. Массы нашего

народа доверили нам большую власть, которую мы сумели,

как и следовало, разделить с другими. Это было правильно, именно

так мы и должны были поступить.

Я ТВЕРДО ВЕРЮ В ПРИНЦИПЫ

КОЛЛЕКТИВНОГО РУКОВОДСТВА

Я искренне и твердо верю в принципы коллективного

руководства, и этого никто мне не внушал. Таково мое собственное

глубокое убеждение. Я верю в то, о чем говорил здесь 1 декабря,— верю в коллективное руководство, верю, что массы делают

историю, верю, что лучшие мысли наиболее одаренных людей

при коллективном обсуждении оттачиваются, становятся свободны

от недостатков, ошибок, от промахов и недочетов. Я полагаю также,

что ни история народов, ни существование государств не должны

зависеть от отдельных индивидуумов, от отдельных людей,

от отдельных личностей. И я говорю то, во что твердо верю.

Почему я разъясняю это? Да потому, что помимо других ошибок

мы совершили вот еще какую ошибку: мы до сих пор не обсуждали,

а должны обсудить много вопросов, касающихся проблем

марксизма, всей богатой и живой истории марксизма, борьбы

марксизма против ревизионистов, против искажения его принципов.

Мы должны многому поучиться у Ленина, многое почерпнуть

из истории марксизма, начиная от самого его зарождения и по нынешний

день.

В школах, да и при различных других обстоятельствах мы неоднократно

обсуждали отдельные темы, в том числе и этот вопрос

о культе личности, и уделяли ему, на наш взгляд, слишком большое

внимание, и не потому, что эта проблема нас задевает. Нет,

эта проблема нас не затрагивает. Если хотите, пожалуйста, обсуждайте

ее сколько угодно. Но я задаю себе такой вопрос: зачем

мы столько внимания уделяем проблеме, которая не касается нас,

проблеме, которая относится к Советскому Союзу? Разумеется, мы

должны быть осведомленными во всем, мы должны информировать

о происходящих событиях и других и даже обсуждать те проблемы,

которые как-то связаны с опытом марксизма. Однако мы

не должны превращать их в основные темы наших дискуссий, ибо

у нас имеется много более важных тем для обсуждения. Это можно

уподобить тому, как если бы мы стали проводить широкую кампанию

против бубонной чумы, в то время как нам угрожает малярия

и полиомиелит. Мы, конечно, не хотим, чтобы нас затронула

бубонная чума, и должны принимать меры против нее, должны

делать прививки. Мы, помимо того, должны еще знать, что такое

бубонная чума. Но бороться мы должны против малярии и полиомиелита,

которые являются нашими нынешними бедствиями.

Нашей стране не угрожали подобные бедствия. Единственной

угрозой была вот эта угроза, и, однако, мы ее не разглядели. Сколь

же были мы слепы! Какой разрыв между теорией и практикой и

какой поучительный урок! Мы очень много обсуждали эту тему с

риском ввести в заблуждение многих людей, и, однако, сколь много

мы ее ни обсуждали, мы не сумели разглядеть зла, которое было

рядом с нами.

Многие задавали себе вопрос: найдет ли для себя здесь почву

культ личности, как это было в Советском Союзе? Является ли

премьер-министр революционного правительства человеком, за которым

надо следить, чтобы вокруг него не создался культ личности?

Ладно, я верю, что тут не было недоверия ко мне, я убежден

в этом. К нам доходили сообщения, они тщательно обсуждались.

Но многие люди здесь были введены в заблуждение. Многие были

несколько дезориентированы в отношении того, какие темы являются

ныне самыми актуальными, самыми важными. Многие не

обладали чувством меры, не проявляли осторожности, и мы отвлекались.

Поэтому мы сели не на тот поезд, который был нам

нужен. Я считаю, что многие из этих ≪распрей≫, вся эта кампания,

вся эта проблема, которая возникла внутри страны, до какой-

то степени связаны с злоупотреблением нами дискуссиями на

тему, которая вовсе не должна была занимать центральное место

в наших дискуссиях.

И вот то, что возникло случайно и неожиданно, способствовало

возникновению новой проблемы, нового явления —подрыва

престижа ряда деятелей революции.

А зачем же подрывать престиж революции? Ведь чем большим

престижем будет обладать революция, тем лучше; чем больше у

революции будет авторитетных голосов, тем лучше. Одно дело хор

из 10 человек, а другое —из 300 человек. Представьте себе, что

вы слушаете хор. Если хорал исполняют 10 человек —это хорошо;

но хорал звучит гораздо внушительнее, более впечатляюще, если

его исполняют 300 человек. Если у нас имеется 1, 2, 10 руководителей,

пользующихся авторитетом, мы должны стремиться к тому,

чтобы у нас больше было таких руководителей. Мы не должны

разрушать авторитет руководителей. Если мы будем так поступать,

что же произойдет? Наступят трудные времена, а народу

не в кого будет верить. Еще раз может повториться Плая-

Хирон или, что еще хуже, может быть 10 новых Плая-Хирон, вместе

взятых. И тут нужно будет говорить с народом, именно в этом

случае нужно будет апеллировать к доверию народа. А что мы

выиграем тем, что вселим хотя бы малейшие сомнения в людей,

что мы выиграем от подрыва престижа революции?

Разумеется, ни одному честному революционеру, ни одному

из тех товарищей, которые много говорили на эту тему, никому

из них я совершенно не хочу вменять это в вину. Вовсе нет. Но

я понимаю, товарищи, что создавалась обстановка, которая, к несчастью,

обусловливалась этой дискуссией. Ведь это то же самое,

как если бы мы сейчас взялись обсуждать другие темы, которые

нам следует обсуждать в будущем. В будущем, но не теперь, ибо

обсуждать их сейчас было бы просто вредно. Это не соответствовало

бы моменту. Их следует обсудить позднее. В момент, когда

завязались эти дискуссии, надо было заниматься другими проблемами.

Ведь эти дискуссии, к несчастью, совпали с определенными

кампаниями, ведущимися против определенных товарищей.

≫

Их здесь проводили очень завуалированпо. Они направлены были

на подрыв авторитета известных и очень достойных товарищей.

Они берут свое начало в той самой проблеме, о которой мы говорили

сегодня вечером, в той самой проблеме, которую мы поставили:

это серия завуалированных кампаний против ряда достойнейших

борцов революции. Указанные кампании берут свое начало

в той же самой сектантской политике.

А какое это оказывало влияние на массы? Да это просто расхолаживало

массы. Отвернулись ли массы от революции? Нет.

Массы, разумеется, не отвернутся от революции, массы остаются и

останутся с революцией, несмотря на все эти ошибки. Но это

уменьшает энтузиазм масс, охлаждает их пыл.

А как это влияло на политические организации революции?

Все очень просто, товарищи. Мы не сумели создать надлежащий

аппарат. Я уже говорил, что мы создавали иго, смирительную рубашку.

Скажу больше того: мы создавали аппарат-схему. Каким

образом? Массы не были вовлечены в него. Здесь говорят об Объединенных

революционных организациях. Но что это были за организации?

Это была организация, создаваемая на базе контингента

Народно-социалистической партии. А другие организации? Как

были представлены Революционный директорат 13 марта и ≪Движение

26 июля≫? Разве это были организации с определенным

составом старых членов? Нет, это были организации, пользовавшиеся

большой симпатией масс, это был поток, вышедший из берегов.

Таким было ≪Движение 26 июля≫. Такими были и другие организации.

Они пользовались большим авторитетом, большими симпатиями

среди народа, но не были прочно спаяны в одной организации.

Если мы создаем какую-то организацию или объединение и не

вовлекаем в них массы, то никакого объединения не произойдет.

Мы впадем в сектантство, подобное тому, о котором мы говорим.

Но как же создавались ячейки? Сейчас я расскажу. Во всех провинциях

первого секретаря Народно-социалистической партии сде-

лалй первым секретарем ОРО этой провинции. Во всех муниципиях

первого секретаря Народно-социалистической партии муниципии

сделали первым секретарем ОРО муниципии. Во всех

ячейках первого секретаря ячейки, члена Народно-социалистической

партии, сделали первым секретарем ячейки ОРО. Разве это

объединение? Ответственность за эту политику целиком падает на

товарища Анибала.

Чем это было вызвано, какие причины породили это явление?

Всем тем же, против чего мы боролись. Мы все боролись против

антикоммунизма. Мы вели идеологическую борьбу, вели постоянную

пропаганду против антикоммунизма. Антикоммунизм, заявляли

мы, влечет за собой в то же время и сектантство, поскольку изолировавшиеся

от масс, обособившиеся ≪марксисты-ленинцы≫ стремились

укрыться, замкнувшись в своей собственной организации,

стремились замкнуться внутри своей организации.

Антикоммунизм и преследования порождают и сектантство.

Крайнее сектантство, если с ним не бороться, таит в себе угрозу возрождения

антикоммунизма, угрозу внесения сумятицы, ибо люди

начинают говорить себе: ≪Так вот он каков, коммунизм, вот каков

марксизм, вот каков социализм≫. Они задают себе вопрос:

≪Этот произвол, это злоупотребление властью, эти привилегии — все это, вместе взятое,—разве это коммунизм?≫ Если это коммунизм,

то они скажут то, что сказал в свое время индеец Атуэй...

А сказал он вот что: когда индейца Атуэя хотели сжечь живым на

костре, к пему подошел священник и спросил его, хочется ли ему

попасть на небо. Атуэй ответил: ≪Нет. Я не хочу на небо, если небо

такое≫. Вы понимаете? Я должен сказать об этом ясно.

Пусть ни у кого не будет больше ни малейшего сомнения, и я

надеюсь, что тот, у кого имеются еще какие-то подозрения, полностью

освободится от них теперь.

Я должен говорить сейчас совершенно объективно. И будучи

объективен, искренен и честен, я не должен ничего замалчивать.

Мы обязаны думать о том, чтобы наши слова никого не вводили в

заблуждение, товарищи.

СЕКТАНТСТВО ВНОВЬ ПОРОЖДАЕТ

АНТИКОММУНИЗМ

Итак, сектантство таит в себе угрозу воскрешения антикоммунизма.

Какому марксисту-ленинцу может прийти в голову

мысль в момент, когда социалистическая революция уже у власти,

пользоваться методами, которые были в обиходе, когда марксизм-

ленинизм не был облечен властью, когда его идеи были в загоне

и изоляции. Изолировать себя от масс, пришедших к власти,— ведь это безумие. Да, безумие!

От масс могут отгораживаться враги, господствующие классы,

эксплуататоры, то есть находящиеся у власти крупные землевладельцы

и империалисты. Но когда к власти пришли рабочие и крестьяне,

то стремление изолироваться от масс, отколоться от масс — преступление. Так сектантство перерождается в контрреволюцию,

ибо оно ослабляет силы революции и наносит ей ущерб.

Каков должен быть идеал марксиста-ленинца? В течение многих

лет нас было мало —10 тысяч, 15 тысяч, а может, только 5 тысяч

подлинных революционеров. Как же в момент, когда дело их

жизни, их знамя, их идеал, идеал, вдохновивший 3 миллиона кубинцев,

восторжествовал, как можно в этот момент отгораживаться

от масс и действовать теми же методами, что и во времена, когда

нас было 5, 10 или 15 тысяч? Это колоссальная ошибка, товарищи;

допускать такую ошибку —преступление, преступление

против революции, теперь, когда мы уже обрели силу в массах.

Нужно формировать структуру этой массы. Ее надо создавать при

помощи новых сил, новых кадров, а не только ограниченной группы

людей, как в те времена, когда организация была очень мала,

≫

когда марксистско-ленинская партия насчитывала лишь несколько

тысяч сторонников; теперь, когда марксизм-ленинизм обрел

миллионы сторонников в нашей стране, нужно организовывать эти

миллионы. Действовать в противоположном направлении было бы

равносильно тому —мы уже говорили об этом на ряде собраний,— чтобы пытаться влить воды Амазонки в реку Кауто, пытаться

вылить бочку в ведро, вместо того чтобы влить воды Кауто в Амазонку,

а ведро —в бочку; это было бы все равно что пытаться надстроить

на двухэтажном доме еще сорок этажей. Такое сооружение

рухнет, товарищи; вот это и значит изолировать себя от масс.

А мы совершили эту ошибку. С точки зрения марксизма-ленинизма

это большая ошибка, тяжелая ошибка, непростительная ошибка,

ошибка, которую нужно исправить.

Что же получилось в итоге? Дело обернулось очень просто:

стали келейно организовываться революционные ячейки, о которых

никто не знал. Вы можете вообразить нелегальную связь с

массами? Это значило бы создание ячейки в точности так, как это

было бы при Батисте. Это означало бы, что масса ее не знала бы.

Как же мы поступили? В коллективе, скажем, из 500 трудящихся

мы создавали ячейку из семи человек.

Мы заявляли: ≪Необходимо исправить это положение; это отнюдь

не настоящая связь с массами≫. Ведь откуда же тогда появятся

широкие возможности для мобилизации масс? —спрашивали

мы себя. Мы заблуждались. Эти возможности возникали не в

результате наличия этой пустой шелухи, они вытекали из тех

средств, которыми располагала революция для мобилизации масс:

радио, телевидение, газета —все эти средства. Когда мы обсуждали

эти вопросы с товарищем Сесаром, он высказал мнение, согласно

которому имеются огромные возможности для мобилизации

масс при помощи этих средств, возможности непосредственной мобилизации

масс. А указанная шелуха отнюдь не могла служить

цели мобилизации масс.

В каком бы положении мы оказались, если бы в момент нападения

врага нам пришлось полагаться на эту пустую шелуху, создаваемую

в качестве партийной организации! Это была пустая

шелуха. Хотя ее представляют и прекрасные товарищи... Позднее

я еще остановлюсь на этой проблеме; я еще скажу о старых коммунистах,

обо всем этом. Мы должны поставить этот вопрос объективно,

серьезно, честно, справедливо и четко.

КОНТАКТА С МАССАМИ НЕ БЫЛО,

ХОТЯ В ЭТОМ ОСНОВНАЯ ЗАДАЧА

ПЕРЕДОВОЙ ПРОЛЕТАРСКОЙ ПАРТИИ

Однако все же создаваемые ячейки не могли служить

средством для мобилизации масс. В действительности огромные

возможности для мобилизации масс таились в комиссии революционной

ориентации, они были заложены в тех средствах, кото190

рыми располагала революция для мобилизации масс. Однако связи

с массами не было! Л этим должна была заниматься партия,

стоящая во главе пролетариата.

Таким образом, нам просто надо было объединить массы. Мы

создали ОРО, Объединенные революционные организации, но массы,

революционные массы, именно те самые массы, которые совершили

революцию и творят историю, оказались не объединены, поскольку

в ячейках не оказалось представителей масс, никого из

них, ни одного представителя широких масс! Так оказались созданы

Объединенные революционные организации.

Я совершенно уверен, что любой коммунист, любой гражданин,

старый или молодой, согласен, что такое положение было ошибкой,

что бы он ни думал вообще по этому поводу. Однако не будем говорить

об этом сегодня; сегодня мы не проводим разграничения

между коммунизмом и антикоммунизмом, сегодня мы не вдаемся

в существо идеологии. Наша революция совершенно точно определена

как марксистско-ленинская, и, именно основываясь на марксизме-

ленинизме, мы выступаем с этой критикой наших ошибок.

Никто не должен питать на этот счет никаких иллюзий! Никто не

должен воображать, что мы отступим хотя бы на один шаг назад!

Мы будем продвигаться вперед!

Я как раз хотел сказать в тот момент, когда вы меня прервали,

что мы будем продвигаться вперед быстрыми темпами; мы будем

продвигаться вперед большими шагами, но, продвигаясь вперед,

мы будем исправлять наши ошибки. Мы собрались здесь, чтобы

выступить самокритично, как марксисты, как марксисты-ленинцы.

Пусть наши враги говорят по этому поводу все, что им заблагорассудится.

Мы знаем, что это не пойдет на пользу нашим врагам,

нашим врагам не принесет пользы эта дискуссия, наших врагов

не устроит такое исправление ошибок; исправление наших ошибок

принесет и будет приносить пользу лишь нашей революции.

Итак, мы совершили все эти ошибки. Мы должны быть партией,

стоящей во главе рабочего класса, марксистско-ленинской организацией,

возглавляющей рабочий класс. Мы должны управлять

страной от лица рабочего класса, ведь мы совершаем революцию

и руководим страной, пользуясь доверием рабочего класса, доверием

трудящихся классов.

Наша партия в организационном отношении должна строиться

на принципах марксизма, а не по методу Людовика XIV. Как-

то на одном из собраний я уже приводил этот пример. Но по методу

Людовика XIV надо было бы заявить следующее: ≪Партия — это я≫ —и, ударив кулаком по столу, начать выдвижение членов

партии. Нет! Это отнюдь не демократический централизм и

ничем его не напоминает; демократический централизм не имеет

ничего общего с такими действиями, партия организуется в соответствии

с этим принципом на основе марксистско-ленинской теории

и подбирает кадры, а также работает с ними в соответствии

с указанными принципами. Какая цель при этом преслед≫уется?

Она состоит в том, чтобы объединить в этой партии лучшие силы

народа, лучшие силы рабочего класса. Лучшие представители трудящихся

нашей страны должны быть в партии. Кто же они такие?

Передовые рабочие, примерные труженики, которых у нас имеется

очень много. Таким образом, первое условие приема в ячейку

—быть образцом в труде. Нельзя быть строителем социализма

или строителем коммунизма, не будучи при этом образцом в труде.

Ни один бездельник, ни один лодырь не имеет права состоять

членом революционной ячейки.

Но и этого еще недостаточно; опыт, который мы обрели на этом

собрании, подсказывает нам множество интересных примеров. Необходимо

быть образцовым рабочим, но кроме этого необходимо

еще разделять принципы социалистической революции, необходимо

усвоить идеологию революции, необходимо стремиться —это

само собой разумеется —войти в такую революционную ячейку,

надо чувствовать и ту ответственность, которую мы берем на себя,

вступая в революционную ячейку. Помимо того необходимо еще

иметь и чистую биографию, то есть, иными словами, следует требовать,

чтобы такой товарищ никогда не находился на службе тирании

в качестве солдата, полицейского, разумеется, за исключением

таких случаев, когда те или иные военнослужащие на протяжении

длительного времени находились в тюрьме. Это совершенно

другое дело.

Я хочу в этой связи сказать следующее: необходима чистая биография.

Нельзя, чтобы товарищи, вступающие в ячейку, были в

прошлом связаны с Мухалем или являлись сторонниками Батисты,

нельзя, чтобы они были активными членами ≪Партидо унитарно

радикаль≫ или ≪Партидо аксьон унитарна≫, чтобы они служили

в вооруженных силах тирании или в военной разведке, в одной

из такого рода организаций; биография таких рабочих не должна

быть ничем запятнана.

Это весьма любопытно; вот, например, недавно на одном собрании

в... мне кажется, что это было в литейной мастерской ≪Ас-

пуру≫, так вот на этом собрании массы выдвигали образцовых рабочих,

ведь широкие массы знают, кто таковым является, им присуще

чувство справедливости; всегда, по крайней мере на двух

собраниях, на которых мы присутствовали, да и на других собраниях,

массы выдвигают какого-нибудь старого члена партии, ибо

он известеп им как образцовый коммунист, как примерный труженик.

Широким массам присуще великое чувство справедливости.

Иногда бывает, что выбор падает на кого-то имеющего запятнанное

прошлое; у масс всегда спрашивают, известно ли кому-нибудь

о прошлом этого человека, и массы немедленно откликаются на

этот вопрос. Были случаи, когда выдвигались образцовые труженики,

которые имели запятнанное прошлое. К несчастью, так бывает.

Однако в случае, происшедшем на этом собрании, был выдвинут

в качестве образцового труженика один сеньор. Тогда встал

рабочий и заявил: ≪Этот человек был сторонником Мухаля≫. Тот

стал защищаться; он заявил, что никогда не был сторонником

Мухаля, но признавал, что действительно сочувствовал Батисте.

И тем не менее участники собрания решили, что он может вступить

в ячейку. Это были люди, которые не сумели разобраться в

создавшемся! положении, их необходимо было правильно ориентировать.

Иными словами, им нужно было объяснить: данный

человек не может быть членом ячейки, поскольку он, заявив,

что сочувствовал Батисте, тем самым признал, что сочувствовал

и всем тем преступлениям, всем тем убийствам, всем тем пыткам,

которые совершали Вентура, Карратала и все другие преступники.

Этим людям надо было объяснить все это, это именно и

входит в задачи организации нашей партии, надо было сказать

им: нет!

Но масса, разумеется, не избирает членов ячейки; наша партия

строится не на принципе избрания ее членов; она строится на

принципе отбора, который осуществляется в соответствии с принципом

демократического централизма. Конечно, необходимо считаться

с мнением масс; крайне важно, чтобы вступающие в революционную

ячейку пользовались полной поддержкой масс, пользовались

у этих масс самым большим авторитетом.

Мы были свидетелями самых волнующих случаев. Как-то мы

прибыли на одно собрание; мы попросили дать нам список 15 товарищей,

которые, по мнению масс, являются образцовыми тружениками.

После непродолжительного размышления нам предложили

несколько фамилий. Имеется много методов устраивать различные

трюки, фальсификации, заранее подготовленные собрания;

однако, когда собрание ведет подлинный организатор, он никогда

не прибегает к этому. Кроме того, нам указали там еще на одного

рабочего, молодого товарища, негра, когда мы спросили их: ≪Быть

может, имеется какой-нибудь человек, который не попал в этот

список и тем не менее по своим личным качествам! достоин быть в

нем?≫ Этого молодого рабочего, кажется, звали Хуан Антонио Бетанкур.

Его вызвали. С места поднялся этот скромный, сдержанный

рабочий, очень неуверенно чувствовавший себя на людях. Мы

спросили: ≪Почему вы считаете, товарищи, что он является образцовым

рабочим?≫ Тогда рабочие начали это пояснять; один рабочий

вполне откровенно заявил: ≪Судите сами. Я был плохим рабочим,

я не сочувствовал революции, когда меня перевели в этот

рабочий центр; этот товарищ, Хуан Антонио, стал обращаться ко

мне, неоднократно разговаривал со мной, разъяснял мне вновь и

вновь все происходящее; делая это, он одновременно был очень

заботлив, проявляя себя отличным товарищем. Мы всегда видели,

что он работает не покладая рук, что он совершает хорошие дела.

Когда он бывал даже болен, он все равно являлся на работу. Этот

товарищ и уговорил меня, убедил меня во многом. Теперь я стал

рабочим, понимающим революцию, готовым выступать за эту революцию

и защищать революцию≫.

7 Фидель Кастро

Затем поднялся другой товарищ и сказал: ≪Выслушайте меня,

я хочу подтвердить все это. Я был прогульщиком в этом рабочем

центре; я подрабатывал вне центра, зарабатывая на стороне больше