Март 2009

Неизвестно, каким образом журналу «Пятница» удалось выйти на Джафара Фаяхата. Из последнего номер читатели узнали об одиссее списанных бронетранспортёров через США в Пакистан, остававшийся главным поставщиком оружия для правительственной армии Шри‑Ланки. И опять в статье фигурировали Стивен К. Карлайсл и Ваен. Новым действующим лицом был усатый пакистанец по имени Казн Раззак. О нём сообщалось, что это человек из окружения Джафара Фаяхата и одна из центральных фигур в нашумевшей недавно ядерной афере.

Подписи под снимками гласили: «Поставщик армии «тигров освобождения»: «Ваен», «Поставщик армии правительства Шри‑Ланки: Раззак», «Поставщик обеих армий: Карлайсл».

– Господи, только бы всё обошлось, – простонал Дальманн, взяв журнал из рук Шеффера.

Всё как будто действительно обошлось. Статьи о торговле оружием опубликовала ежедневная пресса, электронные СМИ дополнили их новыми сведениями. Но до Дальманна, похоже, так никто и не добрался.

А тут ещё появился новый герой дня. В американском штате Алабама один психически больной застрелил одиннадцать человек, в том числе и собственную мать, а потом покончил собой.

На следующий день семнадцатилетний юноша из Виннендена, городка возле Штуттгарта, убил в своей родной школе двенадцать человек, а потом ещё троих прохожих, прежде чем свести счёты с жизнью.

А ещё днём позже правительство Швейцарии приняло стандарты ОЭРС,[46]что означало для Дальманна уже предсказанный им конец банковской тайны.

Тем не менее эти события заслонили в сознании общественности скандал с продажей подержанного оружия в зону не слишком интересующих газеты боевых действий.

Они встретились на самой последней скамейке восьмой платформы. Это место предложила Сандана, она хотела побеседовать в спокойной обстановке. О еде девушка тоже позаботилась: принесла с собой два рогалика, с сыром и ветчиной, две бутылки минеральной воды без газа и два яблока.

Мараван пришёл первым. Он ждал её поодаль от назначенного места, там, где заканчивался навес над платформой и блестел мокрый асфальт. Затяжной моросящий дождь начался ещё ночью.

По другую сторону платформы толпились люди, но рядом с Мараваном никого не было. Последний поезд только что ушёл, до следующего оставалось много времени. Сандана всё рассчитала верно.

И вот она появилась, в форменной одежде и стёганой куртке. Мараван поднялся со скамейки, и они приветствовали друг друга традиционным поцелуем.

Мараван вгляделся в лицо девушки и заметил на нём ту же странную смесь гордости и смирения, что и на празднике понгал. Девушка протянула ему последний номер журнала «Пятница».

– Взгляните на двенадцатую страницу, – велела она.

Мараван прочитал статью и принялся разглядывать фотографию Кази Раззака рядом с уже знакомыми ему лицами Ваена и Карлайсла. Сандана смотрела на него выжидательно.

– И что? – спросил он.

– Торговцы оружием, – сказала Сандана. – Такие на что угодно пойдут ради денег.

– Я знаю это, – ответил Мараван. – Но при чём здесь кухня? Повару всё равно, для кого готовить.

Только сейчас Мараван понял, зачем она вытащила его сюда.

– Вы хотели поговорить о Дальманне, – догадался он.

Сандана решительно кивнула.

– Если он имел дело с американцем и таиландцем, то, вне всякого сомнения, и с пакистанцем тоже.

– Вполне возможно, – пожал плечами Мараван.

Сандана недоумённо посмотрела на него.

– И это всё, что вы можете сказать? – возмутилась она. – Этот человек помогает поставлять оружие тем, кто уничтожает наших соотечественников, а вы готовите для него еду?!

– Но я же не знал, – оправдывался Мараван.

– А теперь, когда вы знаете?

Мараван задумался.

– Я повар, – ответил он наконец.

– Разве у поваров не бывает совести?

– На неё не проживёшь, – вздохнул тамилец.

– Но ведь продать её тоже нельзя.

– А знаете ли вы, на что я трачу заработанные деньги? – теперь голос Маравана звучал раздражённо. – Я содержу свою семью на Шри‑Ланке и помогаю «тамильским тиграм»!

– На деньги, которые платит вам торговец оружием, вы поддерживаете «тамильских тигров»?! Невероятно… – она горела от возмущения.

Мараван встал, сердито глядя на неё сверху вниз. Однако девушка взяла его за руку и потянула обратно на скамейку. Тамилец сел и взял предложенный ею рогалик.

Некоторое время оба ели молча. Потом Мараван сказал, уже совсем спокойно:

– Дальманн ужинал только один раз. В основном он посредник.

Сандана взяла Маравана за плечо.

– Простите, – прошептала она. – Я ведь тоже не знаю, кому продаю туры.

– А если бы знали?

Сандана задумалась:

– Думаю, тогда бы продавала не всем.

Мараван кивнул:

– Думаю, что и я тоже.

Может быть, Македа так ничего и не узнала бы о пакистанской афере Дальманна, не пригласи он в очередной раз на «самый обыкновенный домашний вечер».

Он велел Лурд приготовить холодную закуску на двоих. Обычно она состояла из мясной нарезки, холодной жареной курицы, сарделек гриль, свиного окорока, называемого гнаги, картофельного салата и зелени. Дальманн запивал всё это немецким вином и пивом. Македа предпочитала шампанское.

Они разговаривали немного. Поели в гостиной, посмотрели телевизор и пошли спать.

За ужином Македа схватила с журнального столика газету и пролистала её с набитым ртом. Страницу со статьёй о торговле оружием она сначала пропустила, однако потом вернулась к ней. Внимание Македы привлекли фотографии. Карлайсла и Ваена она узнала сразу, тем более что видела их в предыдущем номере. Лицо третьего человека тоже показалось ей знакомым. Это был пакистанец, с которым она ужинала в Сент‑Морице. Только сейчас, с трудом разобрав подпись, Македа прочитала, что его зовут Казн Раззак и он тоже спекулирует подержанными гаубицами.

В отличие от Ваена Раззак поставлял оружие армии правительства Шри‑Ланки. Ужин с этим человеком тоже организовал Дальманн вместе со своим странным помощником по фамилии Шеффер.

Македа посмотрела на Дальманна, который сидел, сгорбившись, на диване и обгладывал свиную косточку. «Чтоб ты ею подавился», – пробурчала эфиопка себе под нос.

– Ты что‑то сказала, дорогая? – спросил Дальманн, повернувшись к ней.

– Что эта косточка, наверное, очень вкусная, милый, – заулыбалась девушка.

Неожиданно Македа встала, стараясь держать себя в руках, и поцеловала его в лоб.

– Ну, я пошла, – объявила она, поднимаясь на второй этаж и исчезая за дверью своей спальни, которую как бы ненароком оставила слегка приоткрытой.

Дальманн пошёл за ней и придвинулся к щёлке, наблюдая, как Македа медленно раздевается, а потом уходит в ванную, которую тоже забывает по неосторожности запереть. Как она потом принимает душ, намыливается, вытирается полотенцем и обильно смазывает чистое тело кремом.

Однако после всего этого девушка не дала ему возможности незаметно прошмыгнуть из спальни. Неожиданно она появилась в дверях, схватила Дальманна за галстук, подтащила его к кровати и толкнула на матрас. Он протестовал, хихикая, но Македа его не отпускала.

– Сейчас ты насытишься по горло, – угрожающе прошептала она и принялась его раздевать.

Македа старалась, и её усилия почти увенчались успехом. Однако Дальманн так и не сумел её взять. Эфиопка не оставляла попыток, она пробовала по‑всякому: грубо, нежно, чувственно, решительно, властно. Наконец она сдалась и, бормоча сквозь зубы проклятия на непонятном Дальманну языке, опустила его на подушку.

Он пошёл в ванную, принял душ и вернулся в пижаме.

– Проклятые таблетки! – ругался Дальманн. – Раньше со мной такого не случалось.

– Так брось их принимать!

Тогда он рассказал ей во всех подробностях, со знанием дела и гордостью человека, пережившего операцию, о своём стенте, который расширяет коронарную артерию, предотвращая инфаркт. О таблетках и порошках, помогающих держать под контролем давление, сердечный ритм и позволяющих его крови беспрепятственно циркулировать по сосудам.

Македа выслушала его участливо.

– А почему бы нам ещё раз не попробовать «меню любви»? – предложила она.

«Действительно», – подумал Дальманн, направляясь к холодильнику за бутылочкой пива на сон грядущий.

Мараван сидел за компьютером, пытаясь дозвониться до своей сестры и просматривая между делом новости из Шри‑Ланки. Фронт сократился до узкой полосы на восточном побережье. Вместе с бойцами армии «тигров освобождения» в этой области оказались около пятнадцати тысяч мирных жителей. Им не хватало еды и питьевой воды, укрытий от дождя и медикаментов. С каждой выпущенной правительственными войсками ракетой, с каждым снарядом миномёта число жертв среди них росло. И ни одна из сторон не заботилась о соблюдении международных законов. Никто и не думал обеспечивать поселенцам безопасный выход с территории боевых действий или ограничивать её безлюдными районами.

Подробностей о жизни этих людей не сообщалось: журналистов к ним не пускали.

Наконец Маравану удалось дозвониться. В голосе сестры слышалась безнадёжность. Она перечисляла родственников и знакомых, убитых или пропавших без вести в последнее время. Ситуация с поставками не улучшалась. Машины по‑прежнему задерживали на контрольно‑пропускных пунктах, грузы конфисковали. Территорию вокруг полуострова Джафна контролировал флот правительства.

Об Улагу вестей не было.

Сестра сказала, что, к своему стыду, она снова вынуждена просить у брата денег.

Мараван заверил её, что ничего позорного в этом нет. «Достаточно того, что я краснею за двоих», – добавил он про себя.

Представители партии ТОТИ Теварам и Ратинам прекратили свои неожиданные визиты в квартиру Маравана. Во время последней встречи они уверяли, что он должен платить им, не дожидаясь напоминаний.

– Вы находитесь в сложном положении, – объяснял Теварам, – занимаетесь кейтерингом, не имея на то разрешения, которое вам вряд ли дадут. При этом вы получаете пособие, хотя зарабатываете более чем достаточно. Однако отказаться от этих денег вы не можете: у чиновников сразу возникнет вопрос: на что вы живёте? Мы предоставляем вам возможность облегчить совесть, пожертвовав часть добытых нечестным путём денег на доброе дело. Не говоря уже о том, что этим вы поможете своему племяннику.

С тех самых пор в день получения пособия Мараван оставлял в «Баттикалоа‑Базаре» запечатанный конверт, подписанный буквой Т.

Андреа ничего об этом не знала. И он продолжал бы держать свои тайны при себе, если бы не один случай.

Как‑то раз Андреа решила устроить рабочую планёрку. Мараван не возражал. В «Пище любви» он пользовался привилегиями: никому не пришло бы в голову созывать собрание во время подготовки ужина или выезда к заказчику. Однако его смущало, что на таких встречах, всегда проходивших у Андреа, в последнее время всё чаще присутствовала Македа. Мараван полагал, что Андреа должна разделять личную жизнь и работу и что обсуждать финансовые проблемы в присутствии постороннего человека не совсем удобно.

Как‑то раз на одной из таких планёрок Андреа объявила ему, что хочет уехать вместе с Македой в отпуск на две недели.

– А кто будет работать вместо тебя? – поинтересовался Мараван.

– Может, ты попросишь свою подругу?

– Сандану? Ты с ума сошла!

– Почему? Она симпатичная и сообразительная.

– Она тамилка, а наши девушки не работают в секс‑бизнесе.

– Эфиопки тоже, – смеясь, вставила до сих пор молчавшая Македа.

– А тамильские мужчины? – съязвила Андреа.

– Тоже нет, – вздохнул Мараван.

– Тогда почему ты этим занимаешься?

– Потому что мне нужны эти чёртовы деньги! – закричал Мараван.

Андреа испугалась, потому что раньше он никогда не повышал на неё голоса.

– Тогда давай сделаем перерыв, и ты тоже отдохнёшь, – предложила она.

– Я не могу, – пробормотал Мараван.

– Но мы хорошо потрудились, – пожала плечами Андреа. – И ты, без сомнения, заслужил двухнедельный отпуск.

Чтобы прояснить ситуацию, Мараван был вынужден рассказать про Теварама и Ратинама.

Девушки слушали, не перебивая.

– Получается, что они вымогают у тебя деньги, – сделала вывод Андреа, когда Мараван замолчал.

– Не только, – возразил он, – они мне помогают.

– Каким образом, позволь спросить?

И Мараван рассказал о том, как Улагу хотел завербоваться в отряд «чёрных тигров», а Теварам и Ратинамом поспособствовали тому, чтобы его не взяли.

– И ты им веришь? – удивилась Андреа.

Мараван не ответил.

– Не верь тем, кто отправляет детей на войну!

Мараван опять промолчал.

– Мужчины, – заявила Македа, подняв указательный палец. – Мужчины, война и деньги – вот что ненавижу больше всего на свете. Прости, Мараван.

– Тем не менее ты спишь с мужчиной, который снабжает оружием и армию «тамильских тигров», и правительственные войска Шри‑Ланки, – подлила масла в огонь Андреа.

Не говоря ни слова, эфиопка встала и покинула комнату. Андреа осталась.

– Ты о Дальманне? – поинтересовался у неё Мараван.

– О ком же ещё.

– Так он имел дело и с пакистанцем тоже?

Андреа кивнула.

– Да, а ты для него готовил.

– В Сент‑Морице.

Последняя фраза Маравана прозвучала скорее как горькая догадка, чем как вопрос.

– Я же не знал! – развёл руками тамилец.

– Ну, теперь ты знаешь, и Македа тоже. И что?

– Больше я его не обслуживаю.

– Хорошо, а других?

Незаметно в комнату вернулась Македа. Она успела надеть пальто, перчатки и шапку.

– А ты? – повернулась к ней Андреа. – Что дальше думаешь делать с Дальманном?

– Там посмотрим, – отвечала Македа.

Она поцеловала Андреа в щёку, ласково погладила Маравана по голове и ушла.

Мараван вышел в дождливую, ветреную ночь. До трамвайной остановки пять минут ходьбы. Он сжал кулаки в карманах своей кожаной куртки и втянул в плечи голову в нахлобученной на уши меховой шапке. Итак, всё подтвердилось. Дальманн действительно общается с людьми, снабжающими «тигров освобождения» оружием. Значит, он участвует в их аферах. Что же ещё может его с ними связывать? Сандана права: деньги, которые Мараван посылает своей семье, происходят из прибыли, что получают нечистые на руку люди, помогая его соотечественникам убивать друг друга. А средства, которыми он поддерживает ТОТИ, могут быть частью тех, что платит ТОТИ за оружие, которым…

В голове всё перемешалось. Мараван уже дошёл до остановки, но решил пройтись пешком: мысль о том, что сейчас он как ни в чём не бывало сядет в трамвай, почему‑то повергала его в ужас.

Людей на улице не было. По дороге проезжали редкие автомобили. Высились тёмные громады домов со спущенными жалюзи и закрытыми витринами магазинов. Мараван ускорил шаг. «Как преступник в бегах», – подумал он. Именно так он сейчас себя и чувствовал.

Он добрался до дома не раньше чем через час, насквозь промокший и усталый. Затопил свою масляную печь, надел саронг и чистую рубашку, зажёг дипам на домашнем алтаре и позвонил в храмовый колокольчик.

Лишь совершив пуджу, Мараван понял, что ему теперь делать. Завтра он объявит Андреа о своём увольнении. Отказаться от обслуживания Дальманна недостаточно. В этих кругах много таких, как он. Если Мараван хочет остаться чистым, с этой работой ему нужно кончать.

А Тевараму и Ратинаму он сообщит, что пособие теперь будет нужно ему самому, потому что он увольняется.

В час ночи Мараван слишком нервничал, чтобы идти в постель. Он включил компьютер и принялся просматривать сайты с информацией о гражданской войне на Шри‑Ланке.

ТОТИ объявила об одностороннем прекращении огня. Министр обороны назвал это заявление «шуткой». «Они должны сдаться, – сказал он. – Ведь они не сражаются, а только убегают от нас».

На веб‑сайте министерства обороны появилась схема, на которой можно было посмотреть, с какой скоростью уменьшается территория, контролируемая «тамильскими тиграми». Кольцо вокруг нескольких тысяч беженцев сжималось.

На одном из дружественных правительству Шри‑Ланки сайтов появились фотографии, доказывающие, что «тигры», несмотря на все их заверения, до сих пор рекрутируют в свои ряды детей. На снимках посреди пышного муссонного леса бесстрастно глядели в камеру два солдата в камуфляжной форме и с автоматами через плечо. На заднем плане в плотной стене пальмовых зарослей и банановых деревьев виднелась просека со следами танковых гусениц.

У ног солдат, прислонённые к стволу упавшего дерева, лежали тела четырёх мальчиков, одетых в другую форму. Казалось, они спят, уронив головы на плечи.

Мараван увеличил изображение и вдруг громко застонал. В одном из убитых он узнал Улагу.

Остаток ночи тамилец провёл у алтаря, в молитве и медитациях, прерываемых лёгкой дрёмой. В половине пятого он снова сел к монитору и набрал номер магазина в Джафне. Они уже открылись, сейчас там восемь утра. Однако Маравану снова и снова отвечали, что линия занята, и советовали повторить попытку позже.

Наконец через полчаса владелец магазина взял трубку.

Мараван попросил его немедленно послать за Рагини, пообещав со следующим денежным переводом переслать ему пять тысяч рупий. Хозяин согласился. Через два часа Мараван должен был позвонить опять.

Время тянулось мучительно долго. Мараван снова и снова представлял себе Улагу. То испуганным маленьким мальчиком, не привыкшим доверять первому встречному, то серьёзным подростком, не склонным играть и валять дурака, но живо интересующимся кулинарией. Улагу радовался редко: разве только когда у него получалось приготовить что‑нибудь особенно сложное или когда его блюдо нравилось ему самому. Маравану ещё не приходилось встречать ребёнка, так рано определившегося с выбором профессии.

Он позвонил точно в назначенное время, и владелец магазина немедленно пригласил сестру.

– Рагини?

– Да, – чуть слышно ответила она. – Мараван…

Они плакали вместе, не замечая ни разделяющих их восьми тысяч километров, ни фонового пения на заднем плане.

Андреа позвонила Македе ещё вечером и уговорила её вернуться. Мараван к тому времени уже ушёл, и девушки помирились. Однако сегодня утром снова произошла небольшая размолвка.

– Значит, с Дальманном мы всё решили, так? – спросила Андреа.

Подруги отдыхали вместе после завтрака, который она принесла в постель.

– Всё не так просто, – усмехнулась Македа, – он хочет «ужин любви», причём у себя дома и со мной.

– Надеюсь, ты уже объяснила ему, что такое невозможно?

Андреа с грустью посмотрела на эфиопку.

– Нет, я ничего ему не сказала. Ты ведь знаешь, всё решает Кули.

– Тогда я поговорю с Кули, – пожала плечами Андреа.

Она оставила недоеденный круассан на тарелке и села, скрестив руки на груди.

Македа продолжала жевать.

– С Дальманном всё не так просто, – повторила она, – ведь он очень важный клиент, он организует нам заказы, так говорит Кули.

– Я тоже организую заказы, – возразила Андреа.

– Не переживай, милая, – утешала Македа, положив подруге руку на плечо. – У него всё равно ничего не получится, даже искусство Маравана здесь не поможет.

– Но он будет пытаться, – надулась Андреа.

– Надеюсь, – решительно ответила эфиопка.

– И чего ты ждёшь от всего этого?

– Что он протянет ноги, – мрачно пробурчала Македа.

Андреа испуганно взглянула на подругу, но та засмеялась и поцеловала её.

В этот момент в дверь позвонили.

– Я никого не жду, – объявила Андреа, всем своим видом показывая, что не собирается покидать постель.

Однако звонок повторился, потом снова и снова. Сердитая Андреа встала и, набросив кимоно, поплелась к двери.

– Да! – прорычала она в домофон.

– Это я, Мараван.

Он уже стоял на пороге квартиры. Андреа посторонилась, пропуская его в дверь.

– Что с тобой?

Волосы тамильца были растрёпаны, щетина не брита по крайней мере три дня. Под глазами лежали глубокие тени, взгляд словно потух.

– Что случилось?

Вместо ответа Мараван замотал головой.

– Я больше не работаю, – выдавил из себя он наконец.

Андреа поняла, что он имеет в виду, но на всякий случай уточнила:

– Где ты больше не работаешь?

– Я больше не готовлю для «Пищи любви».

Незаметно в дверях спальни появилась Македа. Она курила, обвязав вокруг груди простыню.

– Твой племянник? – догадалась она.

Мараван опустил голову.

Македа подошла к нему и обняла за плечи. Андреа видела, как задрожали сначала плечи, потом спина тамильца. Наконец из груди его вырвался крик. Высокий, протяжный и жалобный, который меньше всего можно было ожидать от этого большого, спокойного мужчины.

Лицо Македы тоже исказилось. Глаза её наполнились слезами, и она уткнулась Маравану в плечо.

Прошло немало времени, прежде чем он успокоился и Македа разжала объятия.

– Поговорим в другой раз, – сказала Андреа, провожая его из квартиры.

– Здесь не о чем говорить.

– Остаётся небольшая проблема с Дальманном, – напомнила Македа.

– Какая проблема? – обернулся Мараван.

– Он заказал «ужин любви» с Македой, – объяснила Андреа, – у себя дома.

Мараван развернулся на лестнице и снова подошёл к дверям квартиры.

– Хорошо, но после Дальманна я не работаю, – сказал он.

– Когда человек умирает насильственной смертью, его неупокоенная душа продолжает блуждать в этом мире, – рассказывал Мараван.

– И вы верите в это? – спросила Сандана.

Они проехали на трамвае до конечной остановки и углубились в лес. Холодно, однако, здесь, на высоте восемьсот метров над уровнем моря, снегопада не было. Мараван приехал сюда в надежде увидеть бесконечное белое пространство, по которому он скучал со времени своей поездки в Энгадин. Но вокруг были зелень и коричневые стволы; только когда ветер разогнал туман, тамилец смог полюбоваться на ослепительно‑белые холмы и леса вдалеке.

– Так меня учили, – ответил он на вопрос девушки. – Я никогда не сомневался в своей вере и не знаю никого, кто бы об этом задумывался.

Сандана, в своей стёганой куртке и надвинутой на лоб розовой шапке, походила на ребёнка. Сходство это усугублялось тем, что, несмотря на серьёзную тему разговора, девушка время от времени делала резкий выдох, чтобы полюбоваться выходящим изо рта облачком пара.

– А я вот задумываюсь, – сказала она. – Когда живёшь здесь с самого детства, приучаешься сомневаться во всём.

Мараван замолчал.

– Должно быть, это тяжело, – заметил он наконец.

– Сомневаться?

Он кивнул.

– Верить тоже непросто.

Навстречу им шла пожилая пара. Женщина как будто в чём‑то убеждала мужчину, но, поравнявшись с Мараваном и Санданой, замолчала, и они приветствовали друг друга, как велит неписаный закон пешеходных прогулок.

Наконец Сандана и Мараван приблизились к развилке. Тамилец, не раздумывая, выбрал дорогу, поднимающуюся по склону, прочь от заснеженной низины.

Они не сбавили темп, хотя идти стало тяжелее. Поэтому паузы, сначала между предложениями, а потом и между словами, увеличивались.

– Все говорят, что война скоро закончится, – сказала Сандана.

– Надеюсь, – вздохнул Мараван.

– Поражением тамильцев, – добавила она.

– Лишь бы только закончилась.

– Вы вернётесь?

Мараван остановился.

– До сих пор я был в этом уверен. Но теперь, без Нангай и Улагу… А вы?

– Вернусь ли я? Но я никогда там не была!

Теперь дорога поворачивала вокруг поляны, дойдя до середины которой Мараван с Санданой нос к носу столкнулись с неожиданно вышедшим из леса оленем. Зверь испуганно посмотрел на людей и побежал по склону. Там он остановился, глядя на путников сверху вниз.

– Может, это Улагу, – вздохнула Сандана.

Мараван посмотрел на девушку и заметил, что она улыбается. Тогда он поклонился в сторону оленя, сложив ладони. Сандана повторила его жест.

С белого неба летели снежные хлопья.