Июнь 2008

Воскресное утро выдалось таким солнечным, что Дальманн велел накрывать завтрак на террасе. Однако не успела Лурд подать яичницу с беконом, как налетел ветер и небо закрыли тучи.

Перегнувшись через стол, Дальманн схватил верхнюю из четырёх воскресных газет, оставленных для него экономкой, и тут же помрачнел. В связи с истерией по поводу уничтожения документов Бундесратом[28]всплыла масса грязи. Взять, к примеру, сообщение германских спецслужб о контрабандной торговле ядерным оборудованием, попавшее в руки журналистов. И вот уже мы имеем привязку к иранской и пакистанской теме. Ещё совсем немного – и название «Палукрон» замелькает на страницах прессы.

«Палукрон», акционерное общество со штаб‑квартирой в офисе адвокатского бюро, располагался в центре города. Через него платежи из Ирана поступали в различные фирмы, в основном хорошо известные и с безупречной репутацией, руководство которых, конечно, и не подозревало о своём участии в ядерной программе.

То же, разумеется, можно сказать и о «Палукроне», во всяком случае, об Эрике Дальманне, состоявшем тогда в совете директоров этой фирмы. Ведь он всего лишь согласился занять это место по просьбе одного из партнёров по бизнесу, которому был кое‑чем обязан. Так или иначе, особенно сейчас, когда предприятия и без того страдали от финансового кризиса, упоминание его имени в связи со всей этой историей представлялось Эрику Дальманну крайне неуместным.

Он взглянул на небо. Теперь солнце застилал целый облачный фронт. Одетый по‑летнему – в зелёное поло и лёгкие штаны для гольфа в шотландскую полоску, – Дальманн задрожал от неприятного холодного ветра.

– Лурд! – позвал он. – Я поем в доме.

С этими словами Дальманн взял чашку с кофе и вошёл в гостиную. Там он устроился в кресле и сидел, с недовольным видом уставившись в одну точку, пока экономка не убрала стол на террасе и не накрыла в гостиной.

Не успел Дальманн заняться новой порцией яичницы с беконом – предыдущую он успел съесть только наполовину, – как раздался звонок в дверь. Шеффер, как всегда, пунктуален, даже чересчур.

Шеффер был сотрудником Дальманна. Более точного определения его должности так и не нашлось. Слово «секретарь» как будто не отражало сути дела; «ассистент» – также представлялось не совсем верным; «правая рука» – тоже что‑то не то. Так он и остался «сотрудником». Они работали вместе уже более десяти лет, но общались гораздо дольше. Шеффер называл Дальманна Эриком. Дальманн называл Шеффера Шеффером.

Лурд проводила гостя в дом. Это был долговязый мужчина сорока с лишним лет, с узкой головой, редкими белокурыми волосами и голубыми глазами. Несколько лет назад Шеффер сменил свои очки без оправы на контактные линзы и с тех пор время от времени, запрокинув голову, капал себе в глаза какое‑то лекарство.

Шеффер оделся по‑домашнему: в голубую летнюю рубашку и тёмно‑синие хлопчатобумажные брюки. Через плечо он перекинул аккуратно сложенный красный пуловер из кашемира. В руке держал набитый бумагами кейс.

– Я хотел позавтракать на свежем воздухе, но… – Дальманн махнул рукой.

– Прогноз погоды не сулит на сегодня ничего хорошего, – кивнул Шеффер.

Дальманн немного отодвинулся от стола и показал гостю на стул, возле которого был накрыт ещё один прибор. Шеффер сел, поставив кейс рядом на пол.

– Надеюсь, стартовую игру мы всё‑таки увидим, – сказал он.

Через неделю начинался чемпионат Европы по футболу. Для Дальманна – идеальный повод лишний раз напомнить о себе нужным людям. Вот уже несколько месяцев назад он, воспользовавшись своими связями в УЕФА, запасся билетами на важнейшие матчи. Задача Шеффера состояла в том, чтобы организовать сопутствующие им мероприятия: вечера в ресторанах, встречи в ночных клубах и тому подобное. Именно этот вопрос он и собирался обсудить сегодня с Дальманном.

Но теперь на первое место встала проблема «Палукрона».

Позавтракав и выпив чаю, Шеффер принялся чистить ножом яблоко, с усердием, действовавшим Дальманну на нервы.

– Уже поел? – Он сунул гостю под нос воскресную газету.

Тот кивнул, откусил от яблока и принялся жевать его так же тщательно, как и чистил. Дальманн чувствовал, что его терпение на пределе. Он вообще с трудом переносил Шеффера, отдавая при этом должное всем его замечательным качествам. Тем не менее их отношения длились уже не один десяток лет.

– Ты знаешь этого Хубера? – спросил Дальманн.

Он назвал фамилию журналиста, написавшего статью.

Шеффер закачал головой так сильно, будто глотнул уксуса.

– Но я знаю его шефа, – ответил он.

– Его я тоже знаю, – задумчиво произнёс Дальманн. – Нам ещё не поздно вмешаться.

Сейчас важно узнать, упоминается ли в этой бумаге Бундесрата «Палукрон».

– Есть основания так думать, – предположил Шеффер.

«Да, но статья слишком обстоятельная», – мысленно возразил ему Дальманн.

По сути она представляла собой конспект доклада Бундесрата, и, если бы в нём встречалось название «Палукрон», оно непременно всплыло бы и в журналистском расследовании.

– А может, «Палукрон» они приберегли до следующего номера? – размышлял Шеффер, прекратив жевать.

– Вот я, Шеффер, и хочу, чтобы ты выяснил, что именно им известно.

Гость положил в рот очередную порцию яблока и задумался.

– Думаю, это возможно, – наконец ответил он Дальманну.

– Отлично, – кивнул тот. – Перейдём к следующему вопросу.

Теперь на повестке дня стоял чемпионат.

Когда на следующей неделе газета опубликовала новую статью о ядерной афере, о «Палукроне» в ней снова не было ни слова.

Чемпионат Европы оказался для Маравана короткой передышкой в поисках места. Спрос на обслуживающий персонал возрос настолько, что даже сомнительные рекомендации из «Хувилера» не являлись препятствием к заключению контракта. Во всяком случае, не для владельца буфета на территории фан‑зоны.[29]

Мараван мыл там посуду. Его местом был грязный и душный участок палатки, изолированный как от кухни, так и от места продавца. Тамилец чистил кастрюли и сковородки. Для тарелок и столовых приборов ему дали посудомоечную машину, однако она постоянно ломалась, так что эту часть работы тоже приходилось делать вручную.

Время тянулось медленно. Иногда Мараван часами сидел без дела, а потом откуда ни возьмись налетала толпа голодных болельщиков, и он не справлялся с нагрузкой. Обе эти крайности раздражали его начальника. Тот вообще много нервничал. Заплатив за лицензию кругленькую сумму, он не позаботился о создании более‑менее приемлемых условий работы, а теперь ещё и переживал по поводу того, что в фан‑зоне немноголюдно. Ведь сборная Швейцарии уже выбыла из борьбы за чемпионский титул, а тут ещё дождь и холод…

Мараван считал дни до финального мачта. И не только из‑за посуды. Вся эта шумиха действовала ему на нервы. Он не интересовался футболом, его видом спорта было плавание. Когда‑то в молодости увлекался и крикетом. До тех пор, пока полностью не отдался кухне.

И только одно радовало Маравана в его новой работе: о ней не знала служба занятости. Сомнительное предприятие, созданное лишь на время чемпионата, предпочитало иметь дело с людьми, оказавшимися в той же ситуации, что и Мараван, и платило смешные деньги: в среднем около двадцати франков за час. Однако их он получал в дополнение к пособию по безработице.

Отослав немалую сумму на лечение Нангай, Мараван влез в долги. Он занял три тысячи франков. Разумеется, не в банке – какой банк даст кредит безработному иммигранту? У Ори, тамильского бизнесмена, который занимался ростовщичеством. Он ссудил Маравану деньги под пятьдесят процентов на всю сумму до уплаты долга.

Мараван не хотел обращаться к Ори. Узнав, что Нангай не хватает денег на лечение, он устроился на подпольное предприятие, занимающееся сбытом подержанных автомобильных покрышек, и днями напролёт сортировал этот тяжёлый товар.

Он не выдержал. И не потому, что работа была ему не под силу. Скорее она оказалась для Маравана слишком грязной. Душевой фирма не обзавелась, а вода из‑под крана не смывала ни запаха резины, ни чёрных разводов на коже. Мараван мог смириться с тем, что находится в самом низу социальной лестницы. Однако гордость не позволяла ему выглядеть и пахнуть соответствующим образом.

Попробовал он себя и в другом деле. Устроился субподрядчиком субподрядчика на большую стройку. Однако уже на следующий день откуда ни возьмись появился государственный контролёр, искавший нелегальных рабочих. Мараван и двое его коллег едва успели унести ноги. А субподрядчик до сих пор не заплатил ему.

Мараван счищал с тарелок высохшие остатки гуляша, другой работы для него сейчас не находилось. В его палатке стояла духота, и он не мог представить себе, что на улице сейчас прохладно.

Снаружи доносился голос футбольного комментатора. На экране маленького телевизора шла трансляция матча Италия – Румыния. Все буфеты и продуктовые палатки в фан‑зоне надеялись на победу итальянцев. Ведь их в городе было гораздо больше, чем румын, и они славились щедростью.

Первый гол мачта забили на пятьдесят пятой минуте. Напуганный криками болельщиков, Мараван осторожно выглянул из‑за занавеса, отделявшего его мойку от зала. Громче всех торжествовал хозяин буфета. Он прыгал, размахивая поднятыми руками, и кричал: «Италия! Италия!»

Тамилец сделал вид, что тоже радуется. Это его и сгубило, потому что в тот самый момент, когда из‑за занавеса раздался его радостный крик, румыны сравняли счёт. Хозяин с отвращением отвернулся от телевизора и встретился лицом к лицу с сияющим Мараваном. Он не сказал ни слова, однако по окончании игры со счётом один – один, когда последняя надежда на наплыв торжествующих итальянских болельщиков рухнула, рассчитался с Мараваном и объявил ему, что тот уволен.

Домой Мараван ехал, вопреки своей привычке, в первом вагоне. Во втором одного футбольного фаната стошнило, и тамилец не вынес запаха рвоты.

На улицах всё ещё попадались немногочисленные болельщики, двигающиеся от стадиона в сторону центра. Шарфы цвета их любимых команд служили теперь защитой от холода, лишь изредка до Маравана доносились обрывки победных футбольных гимнов.

Никогда ещё положение не казалось Маравану таким безнадёжным. Даже в тот день, когда он отдал все свои сбережения на то, чтобы уехать в чужую страну. Тогда он, по крайней мере, знал, что делать. Сейчас же не видел никакого выхода. Точнее, только один, связанный со страшным унижением: получить место в цейлонском ресторане ценой сотрудничества с «тиграми освобождения». Хозяину этого заведения было всё равно, почему Маравана уволили из «Хувилера». Он взял бы его кухонным рабочим, а в дальнейшем мог бы предложить и место повара. Но когда на вопрос о его отношении к ТОТИ Мараван пожал плечами, сам сразу понял, что его не возьмут. А ведь партия «Освобождения Тамил‑Илама» имела большое влияние на диаспору, и тому, кто рассчитывал на помощь соотечественников, не следовало портить с ней отношения.

Мараван подумывал о том, чтобы вернуться на Шри‑Ланку. Хуже, чем здесь, всё равно не будет.