Май 2008

В мае Мараван признался своей семье, что он лишился работы. Ему не оставалось ничего другого, поскольку он не мог послать сестре той суммы, которую она просила. В Джафне не хватало сахара и риса, а цены чёрного рынка превышали его финансовые возможности ещё до увольнения.

Тем не менее Мараван пообещал раздобыть денег и перезвонить на следующий день. Однако сестра на переговоры не явилась. В «Баттикалоа‑Базаре» он узнал, что на Шри‑Ланке объявлен трёхдневный траур по случаю смерти бригадира Балрая – героя наступления на Слоновьем перевале.

Лишь на четвёртый день Маравану удалось связаться с сестрой. И тогда он сообщил, что не может прислать ей больше двухсот франков, то есть около двух тысяч рупий. Неожиданно сестра набросилась на него с упрёками, чем и вынудила его во всём сознаться.

Месяц вайкаси выдался не особенно богатым на семейные торжества, и поэтому с заказами к Маравану никто пока не обращался. Поиск постоянной работы тоже оставлял всё меньше надежды: ему отказывали и в заводских столовых, и на больничных кухнях.

Вероятно, Мараван меньше терзался бы разлукой с любимой, если бы имел постоянную работу, а не сидел днями напролёт в своей квартире, одинокий и всем чужой. Кроме того, Андреа была первым человеком в этой стране, с которым у него вообще завязались какие‑либо личные отношения. Мараван так и не нашёл себе друзей ни среди швейцарцев, ни среди тамильцев. И теперь он чувствовал, как ему этого не хватает.

Поэтому он тосковал сейчас, сидя на той самой подушке, на которой однажды ужинал с Андреа, и попивая чай. День выдался тёплый, почти летний. С улицы доносилась музыка и собачий лай, кричали резвящиеся дети, в подъезде смеялись подростки.

Вдруг в дверь позвонили.

На пороге стояла Андреа.

Она не сразу решилась прийти сюда и долго уверяла себя, что больше никогда, никогда в жизни не должна видеться с Мараваном. То, что произошло в ту ночь, потрясло её до глубины души. Андреа снова и снова спрашивала себя, как такое могло случиться?

То, что на следующее утро Мараван лишился работы, позволяло ей впредь без труда избегать общения с ним. Но то, что именно она – а в этом Андреа не сомневалась – стала причиной его неприятностей, мучило её. Правда, публичное выступление на кухне в защиту Маравана несколько успокаивало её совесть. В конце концов, оно тоже закончилось для Андреа немедленным увольнением.

«Как я могла зайти так далеко?» – спрашивала себя девушка. Наиболее приемлемый ответ состоял в том, что Мараван что‑то подмешал в еду. В это верилось с трудом, однако, зная себя, Андреа не могла найти происшедшему другого объяснения. Снова и снова воскрешая в памяти события того вечера, она всё больше убеждалась, что её чем‑то одурманили.

Тем не менее она действовала сознательно. Под влиянием наркотика Андреа стала бы беззащитной. Но ведь это именно она первой проявила инициативу, а Мараван лишь последовал за ней. Добровольно, но последовал. В тот вечер и ночь все её чувства обострились как никогда. Андреа с неохотой признавалась себе, что, если бы она не контролировала своего поведения, картина была бы иной.

Именно так рассуждала она в тот необыкновенно прекрасный майский вечер, направляясь к дому Маравана. Она рассчитывала появиться перед ним неожиданно, чтобы не вызвать лишней суеты, избежать ненужных сантиментов и уйти как можно скорее. По дороге убеждала себя, что ещё не поздно повернуть обратно, а если Маравана не окажется дома, вопрос решится сам собой.

Газета, которой Андреа, как обычно, прикрывалась в трамвае, писала о секретном уничтожении архивных документов по распоряжению министерства печати США. В этих бумагах якобы излагались планы строительства газовых центрифуг, которые могли применяться при конструировании атомных бомб. Автор статьи стремился раздуть «громкое дело о контрабанде ядерного оборудования».

Андреа читала обо всём этом без особого интереса, краешком глаза поглядывая сквозь испещрённое неуклюжими рисунками стекло на малолюдную улицу. Утренний час пик уже миновал, вечерний ещё не начался. Салон наполовину пустовал. Наискосок от Андреа тучный подросток терпеливо распутывал проводки от наушников своего плеера.

Перед домом девяносто четыре по Теодор‑штрассе группа молодых тамилок весело болтала по‑немецки на швейцарском диалекте. Завидев Андреа, они засмущались и перешли на свой язык, потом приветствовали её, вежливо уступая дорогу. Однако стоило Андреа закрыть за собой дверь подъезда, девушки вернулись к прежней манере общения.

В доме пахло тушёным луком и специями. На лестничной площадке между первым и вторым этажом Андреа остановилась и снова задумалась, не повернуть ли ей обратно. Но тут одна из дверей приоткрылась и из неё выглянула женщина в сари. Она кивнула гостье, та ответила на приветствие и была вынуждена идти дальше. «Перст судьбы», – решила Андреа.

Девушка немного постояла перед дверью, прежде чем нажать кнопку звонка. Не услышав за дверью шагов, она с облегчением решила, что дома никого нет. Однако в этот момент замок щёлкнул и на пороге появился Мараван.

На нём была белая футболка со складками от плечиков на коротких рукавах, саронг в сине‑красную полоску и сандалии. Под глазами лежали тени, которых раньше Андреа не видела, сине‑чёрные, под цвет пробивающейся на щеках щетины.

Он счастливо улыбался, и Андреа пожалела, что вовремя не повернула домой. На мгновенье ей показалось, что Мараван собирается обнять её, и она поспешила протянуть ему руку.

– Можно войти?

Мараван проводил её в квартиру, прибранную и хорошо проветренную, как и в прошлый раз. Перед домашним алтарём в гостиной всё так же горел глиняный светильник. Как и в тот вечер, музыки не было, и через открытое окно доносился шум улицы.

На низеньком столе стоял чайник и чашка. Судя по виду прислонённой к стене подушки, Мараван только что с неё встал. Он предложил гостье место напротив.

– Если ты не возражаешь, я сяду здесь, – Андреа показала на стул перед компьютером.

– Пожалуйста, – пожал плечами Мараван. – Чаю хочешь?

– Спасибо, нет, – ответила Андреа. – Я ненадолго. Хочу тебя кое о чём спросить.

Она села, Мараван остался стоять. Андреа невольно заметила про себя, что он красив: стройный, худой, безукоризненно сложенный. Но никаких чувств, кроме дружеской симпатии, он в ней не вызывал. Сейчас Андреа и представить себе не могла, что была с ним в постели.

– У тебя нет второго стула? – спросила она.

– На кухне, – кивнул Мараван.

– Может, принесёшь?

– У тамильцев считается, что сидеть в присутствии уважаемого человека невежливо.

– Разве я «уважаемый человек»?

– Для меня да.

– Хватит болтать. Бери стул и садись, – оборвала его Андреа.

Мараван сел на пол. Она покачала головой и перешла к главному.

– Что ты добавил в еду?

– Ты имеешь в виду ингредиенты?

– Только те, которые вызывают такой странный эффект.

– Я тебя не понимаю.

Мараван не умел лгать. Все сомнения Андреа в правильности её предположений вмиг развеялись, настолько растерянным выглядел сейчас тамилец.

– Ты всё понимаешь, – сказала она.

– Я клал только традиционные компоненты.

– Мараван, я уверена, что это не так, – возразила Андреа. – Я знаю себя и своё тело. Что ты добавил?

Некоторое время Мараван молчал, а потом упрямо мотнул головой.

– Я следовал древним рецептам. Только технологию приготовления немного модернизировал. Клянусь, я ничего не добавлял от себя!

Андреа встала и несколько раз прошлась по комнате между окном и алтарём. На улице смеркалось, небо над черепичными крышами окрасилось в оранжевый цвет. Шум и крики смолкли.

Девушка отвернулась от окна и остановилась рядом с Мараваном.

– Встань, – велела она ему.

Тамилец поднялся с пола и опустил глаза.

– Посмотри на меня, – продолжала Андреа.

– У нас считается невежливым смотреть человеку в глаза, – ответил Мараван.

– А у нас считается невежливым хитростью затащить женщину в постель, – парировала Андреа.

Он поднял голову:

– Я не добавлял в еду ничего особенного.

– Я открою тебе одну тайну, Мараван, – сказала Андреа, понизив голос. – Я не сплю с мужчинами, они не возбуждают меня. Ещё подростком я пару раз переспала с одним мальчиком, потому что думала, что по‑другому нельзя. Но этих двух раз оказалось мне достаточно, чтобы понять: мне нужно другое, – Андреа остановилась, чтобы перевести дух. – Я не сплю с мужчинами, Мараван, – повторила она. – Только с женщинами.

В его глазах мелькнул ужас.

– Теперь понимаешь?

Тамилец кивнул.

– Так что же ты туда добавил?

На некоторое время Мараван задумался, словно не зная, с чего начать. А потом принялся рассказывать.

– Аюрведа – искусство целительства, которому не одна тысяча лет. В нём различают восемь разделов. Один из них называется «вайикарана» и посвящён афродизиакам. К ним относятся и некоторые специи. Моя двоюродная бабушка Нангай – мудрая женщина, умеющая готовить и такие блюда. Рецепты я взял у неё. Мой здесь лишь способ приготовления.

В тот вечер Андреа возвращалась домой посвящённой в тайны афродизиаков и содержащих их продуктов: молока и белого маша, шафрана и пальмового сахара, миндаля и кунжутного масла, гхи и бенгальского перца, а также кардамона, корицы, спаржи и лакрицы. В сердцах она оскорбила Маравана, определив его действия как «аюрведическое изнасилование», и ушла от него не попрощавшись. Однако на улице она успокоилась и даже почувствовала некоторое облегчение. А потом, проехав пару трамвайных остановок и ещё раз прокрутив в памяти всю историю, громко рассмеялась.

Сидевший наискосок молодой человек улыбнулся, оглянувшись на неё.

Мараван тоже утешился. Такая ссора была ему по душе. Тамилец гордился тем, что он – единственный мужчина, ради которого Андреа хотя бы на одну ночь изменила своей природе. И – что греха таить – это вселяло в него надежду.

На следующий день он послал сестре десять тысяч рупий, получив тем самым предлог позвонить ей и попросить о разговоре с Нангай. Маравану пришлось терпеть два дня, прежде чем он услышал в трубке слабый голос старухи.

Он с трудом разбирал слова.

– Вы принимаете лекарство, мами? – спросил Мараван.

Он с детства называл её «мами» – по‑тамильски «тётя».

– Да, да, ты поэтому звонишь мне?

– Не только.

– Что же ещё?

Мараван не знал, с чего ему начать, но Нангай его опередила.

– Это нормально, если не сработало с первого раза, – сказала она. – Иногда требуются недели, месяцы. Скажи им, пусть наберутся терпения.

– Всё сработало с первого раза.

Нависла пауза.

– Иногда бывает и так, – послышался наконец голос Нангай, – если оба в это верят.

– Женщина не верила, мами, – возразил Мараван, – она даже не знала.

– Значит, она любит этого человека, – сказала Нангай.

Мараван молчал.

– Ты слышишь меня, Мараван? – окликнула его старуха.

– Да.

– Тогда ответь мне, она, по крайней мере, шудра?

– Да, мами.

Он почти не солгал. Шудры – каста слуг, а Андреа, как‑никак, работала в сфере обслуживания.

Потом трубку снова взяла сестра.

– Нангай принимает лекарства? – спросил её Мараван.

– Откуда ей их взять? – удивилась та и тут же принялась за своё: – У нас не всегда хватает денег на рис и сахар.

После разговора со Шри‑Ланкой Мараван долго сидел у компьютера. Он всё больше убеждался, что быстрый эффект старинных снадобий был следствием применения технологий молекулярной кулинарии.