Глава 20. Ответ на этот вопрос ждал меня уже на следующее утро

Ответ на этот вопрос ждал меня уже на следующее утро.

У себя на столе я обнаружил факс от наших адвокатов из фирмы «Бернс – Стивенс». В нем сообщалось, что во вторник в ее офисе в Эдинбурге состоится внеочередное общее собрание акционеров. На их рассмотрение будет вынесено предложение о смещении меня с поста управляющего директора. В циркуляре отмечалось, что немедленная продажа компании отвечает первостепенным интересам всех держателей ее акций, а я решительно противлюсь такому развитию событий. Подписал его Соренсон в качестве председателя совета директоров и еще один директор без определенных обязанностей, Найджел Янг.

К циркуляру прилагался также проект заявления акционеров об отказе от права на уведомление о созыве внеочередного общего собрания не менее чем за двадцать один день. Это предложение объяснялось тем, что вне зависимости от исхода собрания подобное промедление компании может только навредить.

Я пригласил к себе в кабинет Рейчел и Уилли, попросив последнего захватить с собой уставные документы нашей компании.

Показал им факс. Уилли, с лица которого в последнее время не сходило выражение мрачной озабоченности, совсем приуныл и, похоже, окончательно пал духом.

– Он что, действительно может так поступить? – недоверчиво хмыкнула Рейчел.

Я перевел взгляд на Уилли и вопросительно поднял брови.

Он торопливо зашелестел бумагами.

– Думаю, может, – не поднимая глаз, кивнул Уилли. – В прошлом году, когда мы первоначально выставляли акции на открытые торги, нам пришлось внести в устав некоторые изменения. Они наделяют директоров без определенных обязанностей правом созывать внеочередное общее собрание для смещения исполнительных директоров в том случае, если действия последних, по их мнению, наносят ущерб интересам акционеров.

Он нашел нужную страницу, быстро просмотрел ее и ткнул пальцем в один из абзацев.

– Вот, смотрите сами.

– А зачем понадобилось еще вот это приложение?

– Дело в том, что формально о проведении внеочередного общего собрания надлежит оповещать не менее чем за двадцать один день до его созыва. В данном случае Соренсон и Янг просят акционеров согласиться на сокращение этого срока до шести дней. Однако если достаточное их число станет против этого возражать, придется выждать положенные три недели.

У меня мелькнула мысль воспротивиться добровольному нарушению установленной процедуры, но я ее тут же отверг. Соренсон прав. Чем скорее будет покончено с неопределенностью в управлении компанией, тем лучше.

– Ну, шесть так шесть, – согласился я. – И что должно произойти на собрании?

– Предложение вынесут на обсуждение акционеров, после чего оно будет поставлено на голосование. Для его принятия достаточно простого большинства. Естественно, за подавляющую часть держателей акций будут голосовать уполномоченные ими по доверенности лица.

– Значит, если за меня подадут чуть больше половины голосов, я останусь на своем посту?

– Совершенно верно, – подтвердил Уилли. – У меня есть список основных акционеров. Принести?

Я кивнул, и Уилли поспешно вышел.

– Да, скверно, – взглянув на Рейчел, произнес я. – Туго мне придется.

– Рада, что вы не сдаетесь, – слабо улыбнулась она.

– Я не меньше вас хочу сохранить самостоятельность компании, – сказал я.

Вернулся Уилли со списком акционеров, который выглядел следующим образом:

Марк Фэрфакс – 23,75%

Д‑р Джеффри Фэрфакс – 20,0%

Уолтер Соренсон – 4,0%

Карен Чилкот – 3,75%

Рейчел Уокер – 3,5%

Дэвид Бейкер – 2,0%

Уильям Дункан – 1,0%

Сотрудники «Фэрсистемс» – 2,0%

Прочие – 40,0%

Итого – 100%

– А об этих нам что‑нибудь известно? – поинтересовался я, указывая на графу «Прочие».

– Не так уж много, – ответил Уилли. – Хотя сейчас, конечно, мы знаем, что у Дженсона на руках есть пять и семь десятых процента наших акций. Остальные – темные лошадки.

– И самая темная среди них Фрэнк Хартман, – пробормотал я.

– Это еще кто? – удивился Уилли.

– Один скользкий тип, который собирает акции «Фэрсистемс». Ладно, давайте прикинем шансы.

Я взял лист бумаги, провел вертикальную черту посередине, вверху слева написал «Продавать», справа – «Не продавать».

Соренсона, Бейкера и «прочих» я поместил в колонку «Продавать». У меня не было сомнений в том, что Вагнер станет настоятельно рекомендовать всем своим клиентам немедленно продать компанию. Не видел я и причин, по которым Дженсон, Хартман и им подобные держатели акций захотели бы поступить по‑другому.

В столбец «Не продавать» я занес себя, Рейчел, отца и Карен.

– Запишите сюда же сотрудников «Фэрсистемс», – предложила Рейчел.

– Вы уверены?

– Они будут за вас, вот увидите, – настаивала Рейчел.

– Ладно. А вы как, Уилли?

Уилли пришел в невероятное смущение.

– Ох, даже сам не знаю, Марк. То есть мне хотелось бы вас поддержать. Но Уолтер прав, с наличностью у нас совсем плохо. И тянуть с продажей компании очень, очень рискованно. Так что просто не знаю…

Я взглянул на него и понимающе усмехнулся. Трудно было ожидать, что Уилли остановит свой выбор на крайне рискованном решении. К тому же он лично мне ничем обязан не был. И я вписал его имя в колонку «Продавать».

Он заметил это, смутился еще больше, однако возражать и останавливать меня не стал.

Рейчел произвела в уме некоторые подсчеты и вздохнула с видимым облегчением.

– Все в порядке! Сорок семь процентов за продажу и пятьдесят три против.

Эх, мне бы ее уверенность!

– Все будет зависеть от него, – указал я на строчку, где значилось имя отца.

– Но уж он‑то вас точно поддержит! – воскликнула Рейчел. – Он всегда был против продажи компании.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением протянул я. – Отношения у нас непростые. К тому же он склонен прислушиваться к мнению Соренсона. Придется с ним поговорить.

– Обязательно поговорите. Если он займет нашу сторону, мы победили, – с надеждой сказала Рейчел.

Они вышли из кабинета. Стремление Уилли сохранить свой нейтралитет меня нисколько не задело. Для финансового директора оно вполне логично. А в поддержке Рейчел я не сомневался ни на йоту.

Вот насчет позиции отца такой же уверенности у меня не было. Если он не выступит на моей стороне, половины голосов мне не набрать.

Я не откладывая позвонил отцу. Он действительно накануне вечером разговаривал с Соренсоном и согласился с тем, что компанию необходимо продать. Выразил сожаление по поводу моего предстоящего отстранения от должности, судя по всему, искреннее. Я предложил встретиться. Он ответил, что я могу сколько угодно пытаться его переубедить, однако толку от этого никакого не будет. Тем не менее мы договорились о встрече на следующий день в двенадцать часов в «Кингс‑Армс» в Оксфорде.

Днем мне позвонил Соренсон. Заявил, что против меня лично ничего не имеет, но как председатель совета директоров обязан действовать в интересах акционеров. И если я передумаю относительно продажи компании, он будет только рад рекомендовать собранию оставить меня на моем посту. Я отвечал спокойно и вежливо, однако твердо сказал, что придерживаюсь своей прежней точки зрения.

В коридоре я столкнулся с Дэвидом Бейкером. Лоб в лоб, что называется, и его попытка увильнуть не удалась.

– Ну что, Дэвид, теперь можете быть довольны, – сказал я не в силах сдержать язвительного тона. – Получили шанс стать наконец управляющим директором.

Дэвид протестующе всплеснул руками.

– А я тут при чем? Я же не напрашивался! Уолтер сам предложил. Но, откровенно говоря, это единственный разумный выход.

Напустив на себя озабоченный вид, он обошел меня и поспешил прочь. Вот гад!

Вечером я позвонил Карен. Честно говоря, я продолжал испытывать некоторые угрызения совести из‑за того дня, что целиком провел с Рейчел. В моей памяти была еще свежа наша с Карен беседа в то злополучное воскресенье, закончившаяся чуть ли не ссорой. Мне хотелось как‑то сгладить оставшееся неприятное впечатление и помириться с Карен. Судя по ее тону, она тоже была не против.

Я рассказал ей о том, что Соренсон созывает общее собрание, чтобы сместить меня с должности управляющего директора.

– Ох, Марк, это же ужасно! – с сочувствием воскликнула она. – Но ты ведь крупнейший акционер. Можешь просто проголосовать против его предложения.

– Э нет, все не так просто. Я тут произвел кое‑какие подсчеты. Необходимо, чтобы отец отдал мне свой голос. Однако во время нашего с ним сегодняшнего разговора он такого желания не изъявил, дал понять, что поддерживает Соренсона.

Тут я задал ей вопрос, который исподволь мучил меня с того момента, как мы с Рейчел и Уилли прикинули расклад голосов «за» и «против».

– А ты будешь голосовать за меня или как?

– За тебя, конечно, о чем ты говоришь!

Я почувствовал огромное облегчение.

– Спасибо. Вообще‑то я так и думал, просто хотел удостовериться.

– Не беспокойся. Во мне можешь не сомневаться.

– Слушай, приезжай ко мне в Керхейвен на эти выходные, – предложил я.

– Ох, я бы с удовольствием, Марк, честное слово. Но в воскресенье утром я играю в теннис с Хизер.

– Карен, ты должна приехать. В последнее время мы стали редко видеться, и это нам обоим отнюдь не на пользу. Прошу тебя, приезжай.

Короткая пауза.

– Ладно. Думаю, Хизер меня простит.

– Отлично! Вылетай десятичасовым рейсом. Буду встречать.

О том, что мне досталось по голове, я говорить ей не стал. Не хотел, чтобы она в преддверии общего собрания тревожилась еще и за мою безопасность.

* * *

В конце Брод‑стрит позади «Кингс‑Армс» есть уютный бар, облюбованный преподавателями и служащими университета. Обычно они предпочитают выпивать в одиночку, изредка перекидываясь парой слов, чтобы поддержать атмосферу товарищества, но не мешать при этом друг другу наслаждаться кружкой пива и сигаретой. Я знал, что много лет назад отец иногда захаживал в это заведение.

Я взял пинту горького для себя, полпинты для него, и мы уселись лицом к лицу за маленьким столиком. Было видно, что он нервничает, но настроен не враждебно. С тех пор как мы встречались в последний раз, болезненная бледность на его лице проступила, кажется, еще заметнее. В общем, выглядел он даже хуже, чем на похоронах Ричарда. Глаза потухли, стали совсем безжизненными.

– Спасибо, что согласился встретиться, – сказал я.

– О чем ты говоришь, – протестующим жестом ладони остановил он меня. – Это тебе спасибо, что приехал.

Не поднимая глаз от кружки с пивом, он помолчал, потом тяжело вздохнул.

– Прости, что во вторник буду голосовать против тебя. Только не сочти это, пожалуйста, за нежелание тебя поддержать. Просто я знаю, когда нужно отступить. Мы с Уолтером обсудили все возможные варианты. У нас нет другого выхода, мы проиграли.

И вид у него был соответствующий. Посеревшее лицо, поникшие плечи. Он, казалось, даже стал дюймов на шесть ниже ростом. И на двадцать лет старше.

– Ты же сам говорил, что «Фэрсистемс» – это все, что осталось после Ричарда. И что в память о нем мы обязаны сохранить компанию, – безжалостно напомнил я.

– Правильно, говорил, – кивнул он. – Только все это оказалось благими, но неосуществимыми намерениями. – Слова отца падали медленно, голос звучал глухо и без всяких интонаций. – Ричард мертв. И нам его не вернуть. «Фэрсистемс» придется продать, ничего с этим не поделаешь. Ни ты, ни я помочь тут ничем не можем.

– А вот можем! – возразил я с такой страстью, что он вздрогнул. – Ричард когда‑нибудь рассказывал тебе, как он мечтал, чтобы виртуальная реальность вошла в каждый дом?

– Он только об этом и говорил, – слабо улыбнулся своим воспоминаниям отец.

– А ты знаешь, насколько близко он подошел к этой цели?

– Он постоянно твердил, что очень близко.

– В четырех месяцах работы, вот как! – И я вкратце изложил ему суть проекта «Платформа».

Безусловно, содержание его по‑прежнему оставалось строго секретным, однако сейчас я должен был использовать любые возможности, чтобы уломать отца. Он, конечно, профессор, то есть человек не от мира сего, но чертовски умен и проницателен. С ходу схватил смысл сказанного и просчитал последствия и перспективы. Мне показалось, что в глазах у него на миг вспыхнул огонек интереса и надежды, но тут же погас.

– Жаль, что Ричард не дожил до этого дня, – бесцветным голосом проговорил он.

– Но я‑то жив, папа, жив! – Я стиснул его ладонь. – Не хочешь сделать это в память о Ричарде, так сделай ради меня. Сейчас для меня в жизни нет ничего важнее этого. Помоги же мне, пожалуйста, прошу тебя!

Он поднял на меня тусклые глаза. В них я увидел и нерешительность, и сомнение, и недоверие к сыну, который не хотел знать его целых десять лет. И еще взгляд его был испытующим и оценивающим. К какому же выводу он пришел?

– Насчет твоей мамы… – начал он.

– Только не сейчас, папа, – взмолился я.

– Именно сейчас, – возразил он неожиданно окрепшим, резким и твердым голосом. – Ты просишь меня кое‑что для тебя сделать. И я хочу, чтобы ты тоже кое‑что сделал для меня. Выслушай меня. Хочу наконец поговорить о ней. Ты никогда не давал мне ни единого шанса объяснить, что с нами случилось.

Да, в этом он прав. Я откинулся на спинку кресла и, скрестив руки на груди, нехотя приготовился слушать.

– Я любил твою маму. Она была исполнена жизни и страсти, огня и задора. Но сосуществовать с ней было нелегко. Наверное, ты еще не забыл наши с ней ссоры?

Я кивнул. Нет, не забыл. И должен признать, что большинство из них начинала мама. Но она быстро отходила, вновь лучилась теплотой и любовью. Отец же способен был помнить обиду годами.

– Я изо всех сил старался сохранить семью, но у нас ничего не получалось, – продолжал отец. – Потом я встретил Франсис, и мы полюбили друг друга.

Меня это не тронуло. Он бросил мою маму.

– А мама умерла.

– Да, мама умерла. Да, я осознаю свою вину. Да, я понимаю, что причинил зло. Понимал тогда, понимаю сейчас. Но неужели ты не можешь меня простить?

– А почему я должен тебя прощать? – Я сидел, надменно скрестив руки.

Конечно, не раз размышлял над тем, что мне пора его простить, и даже собирался это сделать. Но неизменно отвергал такой соблазн. Простить его значило предать маму, а на подобное я не способен.

Отец в нерешительности прокашлялся, уставившись в свою кружку.

– Мне, думается, следует сказать тебе еще кое‑что, Марк, – поколебавшись, выдавил он наконец из себя. – Тебе будет тяжело это слышать, но ты должен знать.

Я молча ждал.

– Твоя мать сама не всегда хранила мне верность…

– Отец! Не смей так говорить! – не сумев сдержать вспыхнувший гнев, оборвал его я.

– Это правда, – грустно качнул он головой.

– Я тебе не верю!

– Мне известны три случая. Однажды она изменила мне с человеком, которого ты знаешь.

– Вот как? И кто же это?

– Уолтер.

– Уолтер Соренсон? Да не смеши меня, папа.

– Мне не до смеха… Это произошло, когда мы жили в Стэнфорде. Тебе было всего два годика.

– Значит, ты думаешь, что у мамы был роман с Соренсоном?

– Я не думаю, я знаю.

– Но вы же с Соренсоном лучшие друзья!

– Да. Сейчас по крайней мере.

– После того, что он с тобой сделал? – Я смотрел на отца в полном смятении.

– Да, мне потребовалось время, много времени, но в конце концов я его простил, – не сразу ответил отец.

В голове у меня царило полное смятение. Как могла моя нежная, моя ласковая, моя самая красивая в мире мама быть неверной женой? Уродом в нашей семье всегда считался отец. И все же я чувствовал, что он говорит правду. Передо мной сидел сникший, сломленный жизнью старик, и я ощутил прилив жалости.

Потом меня охватило чувство вины. Он простил человека, который украл у него жену, а я не могу простить его, моего собственного отца. Но тут начавшая было исчезать обида на него вернулась с новой силой. Он бросил маму умирать, а теперь пытается играть на моих чувствах. Ну нет, ничего не выйдет! Надо уходить. Сию же минуту.

Я отодвинул кружку.

– Это… Мне пора, – промямлил я, избегая встречаться с ним взглядом. – Пока, папа.

Кивнув, я на подкашивающихся ногах направился к выходу из паба.

* * *

В воскресенье в одиннадцать пятнадцать утра я встретил Карен в аэропорту Эдинбурга. Я не мог дождаться наступления выходных. Она всего лишь раз приезжала ко мне, и то на похороны Ричарда. Я допустил глупейшую ошибку, не познакомив ее поближе с тем, как мне здесь живется, и сейчас хотел показать ей Керкхейвен и завод в Гленротсе. Старался не вспоминать, что на прошлой неделе подвергся нападению, убеждая себя, что нам с Карен не грозит никакая опасность. Рассказывать ей о ночном происшествии на мосту я, естественно, не собирался, подобный инцидент вряд ли укрепит ее в убеждении, что мне следует оставаться в «Фэрсистемс».

Из Оксфорда в четверг вечером я вернулся совершенно подавленным. Возможно, и стоило бы проделать такой путь ради получасовой беседы с отцом, если бы в итоге он согласился проголосовать за меня. Теперь мне это представлялось маловероятным. Вопрос о предстоящем собрании потонул в разговоре о маме, который меня привел в полное смятение. Я сильно подозревал, что отец также остался весьма разочарованным нашей встречей.

Все эти мысли моментально вылетели у меня из головы, как только я увидел спешащую ко мне Карен. Она обняла меня, расцеловала и зябко поежилась под резким шотландским ветерком.

– Пойдем скорее! – попросила она.

Карен уютно устроилась на пассажирском сиденье «БМВ».

– До чего же мне нравится эта машина, – промурлыкала она. – Так жаль, что ты перегнал ее сюда. Я по ней скучаю.

Из аэропорта мы направились на север через Форт‑роуд‑бридж, мимо обезображенных шахтами окрестностей Кауденбета и Керколди и выехали к побережью восточного Файфа. А через час мы, миновав узкие улочки Керкхейвена, уже прибыли к Инч‑Лодж.

– Вот мы и дома, – объявил я, захлопывая дверцу автомобиля.

– Можно, я тут немного погуляю? А то во время похорон так ничего и не разглядела.

– Конечно.

Карен обошла вокруг дома, осмотрела участок.

– Ты прав, славное местечко, – одобрила она. – Тихое, спокойное. И атмосфера очень располагающая.

– Я тоже к нему уже привязался, – довольно улыбнулся я.

– Слушай, я есть хочу, – призналась Карен, и мы поспешили на кухню.

Я разогрел суп, и мы поели за старым дубовым столом, в унынии поглядывая на окна, в которые колотил налетающий с моря дождь. Днем я планировал прогуляться по окрестностям, но в такую погоду решил вместо этого показать Карен завод. Она приняла мое предложение с энтузиазмом, заявив, что никогда в жизни не бывала ни на одном предприятии и ей не терпится посмотреть, что это такое.

Мы проехали окраинами Гленротса, крутя по изогнутым улочкам, от которых отходили бесчисленные, ведущие в никуда проулки. Карен была явно разочарована.

– Вот тебе и Гленротс! – огорченно воскликнула она. – Такое романтическое название, а тут… Я ожидала большего.

– Например чего? Думала, здесь одни вересковые пустоши, озера и поросшие лесами ущелья?

– Ну, в общем, да. А я еще ни одного мужика в юбке не видела!

– И не увидишь, – рассмеялся я. – Большинство местных жителей переселилось сюда из окрестностей Глазго. Они перебрались в Гленротс в поисках работы, а работать они умеют! А в принципе, хочешь верь, хочешь нет, в этой местности зелени куда больше, чем в Глазго.

Под проливным дождем, безостановочно хлещущим по асфальту шоссе и крышам по‑современному мрачных и серых промышленных зданий, поверить в такое утверждение было, конечно, трудно.

Мы подъехали к заводу «Фэрсистемс». Несмотря на субботу, на стоянке находилось немало машин. Я провел Карен по заводу, объясняя ей, как получаемая на каждой стадии производства продукция собирается в единое целое. И сам удивился, насколько глубоко успел вникнуть в дела компании.

У двери с табличкой «Проект „Платформа“» мы задержались. Не вдаваясь в детали, я вкратце рассказал ей о его сути и о том, как «Фэрсистемс» и «Дженсон компьютер» изменят весь мир. К моему разочарованию, Карен осталась к моим словам равнодушна.

– Ты что, не поняла? – закипятился я. – Для «Фэрсистемс» это уникальная возможность установить в ближайшие годы господство на рынке виртуальной реальности.

– Красивая сказка, – вздохнула Карен. – Ты совсем как Ричард. Один раз мы на это уже клюнули, давай не повторять наши ошибки.

– Но посмотри сама, чего сумела достичь «Майкрософт»!

– Эх, Марк! – покачала головой Карен. – «Майкрософт» производит программное обеспечение для компьютеров. Компьютеры есть у всех, компьютеры всем нужны, а «Фэрсистемс» делает игрушки. Ты что, не видишь разницы? У тебя игрушечная компания во всех отношениях. Продай ее более крупной фирме по выпуску игрушек и вернись в мир взрослых людей.

– Какие, к черту, игрушки… – начал было возражать я.

– Марк, ты, подобно своему брату, одержим навязчивой идеей. Все ваши байки хороши для рекламы, но и только. Чем раньше ты вернешься на землю, тем тебе же будет лучше.

– Но, Карен, мне показалось, ты согласилась со мной, что продавать компанию нельзя.

– Я обещала поддержать тебя. – В голосе Карен стали проскальзывать нотки раздражения. – Но никогда не говорила, что согласна с твоим мнением. Ты начинаешь утрачивать чувство перспективы. Может, мне его сохранять легче, поскольку я не так тесно связана с компанией.

Я понял, что дальнейшие препирательства не имеют смысла, и повел ее к выходу из здания. Когда мы проходили мимо кабинета Рейчел, она, сидя за своим столом, заваленным бумагами, подняла глаза и некоторое время не сводила с нас пристального взгляда.

На какое‑то мгновение я заколебался. Не покажется ли странным, если я их познакомлю? Или будет еще более странно, если я попытаюсь этого избежать? Карен моментально решила проблему, не оставив мне выбора.

– А это еще кто там на нас уставился? – поинтересовалась она.

– Рейчел Уокер, наш технический директор. Я тебе о ней рассказывал. Пойдем, познакомлю.

Мы вошли в кабинет Рейчел. Она явно провела в нем всю ночь – на столе стояла пустая бутылка из‑под вина, две пепельницы, как всегда, были доверху набиты окурками. Да и теперь в губах у нее была зажата дымящаяся сигарета. Выглядела она еще неряшливее, чем обычно, спутанные волосы свисали на глаза, безразмерный черный свитер спадал на продранные джинсы.

Карен нехотя протиснулась в крошечный кабинет. Табачный дым она терпеть не могла, и это свое отвращение переносила на всех, кто способствовал его появлению в атмосфере.

– Рейчел Уокер, Карен Чилкот, – представил я дам друг другу.

– Очень приятно, – поднимаясь из‑за стола, довольно холодно произнесла Рейчел. – Как вам у нас понравилось?

– Я ожидала несколько иного, – сморщив нос, ответила Карен. – Думала, здесь больше машин, конвейеров, ну и всего такого прочего…

– О, вы совершенно правы! – подхватила Рейчел. – Нам позарез нужно больше конвейеров, вы согласны, Марк?

Карен бросила на меня быстрый подозрительный взгляд. Я решил перевести разговор на другую тему.

– Не покажете ли Карен, над чем вы сейчас работаете, – предложил я Рейчел и тут же пожалел о вырвавшейся у меня необдуманной просьбе.

– О чем речь! – обворожительно улыбнулась Рейчел и указала на подключенные к ее компьютеру очки. – Наденьте.

Я собрался было остановить Карен, но не успел. Пальцы Рейчел стремительно пробежали по клавиатуре, и на экране монитора появилось какое‑то лоснящееся серым, зеленым, бурым и красным месиво. Карен сдавленно вскрикнула.

– Вы находитесь внутри печени пациента. Вот здесь у него опухоль. – Рейчел подвела курсор к огромному серовато‑белому шару, опутанному множеством омерзительных щупальцев. – Ее необходимо удалить. Наша программа позволяет хирургу перед операцией произвести визуальное исследование печени, так сказать, изнутри. Это настоящий прорыв в медицинской диагностике. Вы только посмотрите!

Изображение на мониторе начало взбухать и вращаться. Я ощутил приступ тошноты, глядя всего лишь на плоский экран, так что нетрудно вообразить, что чувствовала сейчас Карен. Она выдержала секунд пять, потом сорвала с себя очки.

– Уф‑ф‑ф! – выдохнула она, поднимаясь с кресла с позеленевшим лицом. – Спасибо, по‑моему, я получила полное представление.

– Ох, извините, я сразу не подумала, – вкрадчиво проговорила Рейчел. – Картина настолько реалистична, что к этому надо привыкнуть. У нас есть еще одна программа для диагностики рака толстой кишки. Вам включить?

– Нет уж, спасибо! – Карен устремилась к выходу из кабинета, испепеляя Рейчел через плечо негодующим взглядом.

– До встречи! – ответила ей Рейчел с той же обворожительной улыбкой. – Спасибо, что заглянули.

– Вот мерзавка! – возмущенно воскликнула Карен в коридоре. – До чего мне тебя жалко, бедняжка. Как можно работать с такой дрянью! Уведи меня отсюда сейчас же!

По пути в Керкхейвен мы не проронили ни слова. Я был вне себя от ярости. Злился на Карен за то, что она не захотела понять, какого успеха может достичь «Фэрсистемс». Злился на Рейчел за то, что она выкинула подобный фокус. Что это на нее наехало?

К тому времени, когда я приготовил ужин, дождь перестал. Поели мы, несмотря ни на что, с аппетитом и решили перед сном посидеть в «Инч‑Таверн».

В пабе, как всегда, было тепло и уютно. Джим Робертсон встретил нас приветливой улыбкой. Карен стала приходить в себя. Щеки порозовели, золотистые волосы и белые зубы в приглушенном свете посверкивали неяркими бликами.

– В четверг виделся с отцом, – сообщил я ей.

– Правда? И как все прошло?

– Не очень, – нехотя признался я.

– Он отказался поддержать тебя на общем собрании?

– Я так и не понял. Он ничего определенного по этому поводу не сказал. Тем не менее сомневаюсь, чтобы после нашего разговора захотел меня поддерживать.

– Почему? Что там у вас случилось?

– Отец рассказал мне, что у мамы в молодости был роман с другим мужчиной.

– Не может быть! И ты ему веришь?

– Склоняюсь к этому, скажем так.

– И для чего он, по‑твоему, это тебе рассказал? – сдвинув брови, спросила Карен.

– Думаю, из‑за того, кто был тот человек.

– Кто же?

– Уолтер Соренсон.

– Да брось! Ты шутишь?

– Нет, я серьезно. Видишь ли, он говорит, что простил Уолтера, следовательно, и я должен простить отца за то, что он сотворил с мамой. Ни за что! Он манипулирует моими чувствами, а я этого не переношу. – Я ощутил, как в душе вновь поднимается волна злости, и отхлебнул пива, чтобы немного успокоиться. – А ты можешь простить своего отца?

Я взглянул на Карен и поразился тому, как изменилось ее лицо. В глазах полыхал гнев.

– А ты моего отца трогать не смей! И вообще хватит болтать о мужиках, бегающих за всякими там девками!

– Да что с тобой, Карен, успокойся! Ну, прости меня. – Я протянул к ней руку.

– Не прикасайся ко мне! – взвизгнула Карен. – Отстань от меня! Надоел до смерти! Оставь меня в покое!

Она оттолкнула кресло и, едва сдерживая слезы, метнулась мимо изумленно глазеющих на нее завсегдатаев к двери. Чувствуя, как неудержимо краснею под их беззастенчиво‑любопытными взглядами, я последовал за ней.

На улице лил дождь. Карен, тяжело и часто дыша, стояла на тротуаре, набухающие дождевой водой волосы быстро темнели.

– Пошли домой, Карен. Там поговорим, – обняв ее за плечо, попросил я.

– А я не собираюсь с тобой разговаривать! – Она сбросила с плеча мою руку с такой неожиданной силой, что у меня заныло запястье.

Карен медленно поплелась прочь от меня вверх по склону холма. А я стоял и смотрел, как ее поникшая фигура исчезает за поворотом. Потом вернулся в Инч‑Лодж.

Я ждал ее, мрачно раздумывая над ее словами и поступками. Мне и прежде доводилось видеть Карен рассерженной и обиженной, но никогда еще ее гнев не был направлен против меня. В моей душе боролись негодование, недоумение и тревога.

Около полуночи я услышал стук в дверь. Карен промокла до нитки, капли дождя ручьями стекали по носу, подбородку, волосам и одежде.

– Карен, я…

– Даже не вздумай лезть ко мне в постель! – выпалила она и, с силой оттолкнув меня, начала подниматься по лестнице.

Через пару минут послышался шум льющейся в ванну воды. Я просидел в гостиной до тех пор, пока наверху не грохнула с треском дверь в спальню. Затем медленно поднялся по ступенькам и улегся на кровать в комнате для гостей.

* * *

На следующее утро Карен спустилась на кухню довольно поздно. Под глазами у нее залегли черные полукружия, она беспрестанно шмыгала носом, вчера, значит, все‑таки здорово простудилась. Я и сам спал довольно скверно и сейчас сидел с натянутыми как струна нервами за чашкой кофе, пытаясь читать газету.

– Прости, Марк. – Она подошла ко мне, и мы порывисто обнялись. – Сама не знаю, что на меня нашло. Извини, пожалуйста.

– Все в порядке, – успокоил я ее, убирая упавшие ей на глаза волосы. – Не переживай.

Как оказалось, все было далеко не в порядке. Весь день мы изо всех сил старались быть бесконечно предупредительными и ласковыми друг с другом, делая вид, что ничего не случилось. Но ведь случилось же!

Да и день выдался до ужаса скверным. Поднялся ветер, ливень неистово набросился на окна дома Ричарда с новой мстительной яростью. Так что мы все время просидели в гостиной перед телевизором, шурша газетами и почти не разговаривая. Настало время везти ее в аэропорт, и когда я увидел, как Карен уходит в зал вылета, я неожиданно почувствовал облегчение. Она, подозреваю, тоже.

В Керкхейвен я возвращался под непрекращающимся проливным дождем и в мрачном настроении. Все мои надежды, связанные с выходными, рухнули. Керкхейвен Карен пришелся не по душе, а ее отрицательное отношение к «Фэрсистемс», судя по всему, только окрепло. Но по‑настоящему я был выбит из колеи ее внезапной вспышкой.

Отчасти я ее понимал. Знал, как она по‑прежнему болезненно переживает воспоминания о том дне, когда отец их бросил. Знал, как они на нее действуют. Однако прежде эти ее обида и злость всегда были направлены на кого угодно, но только не на меня. Я всегда умел разделить ее горести, помочь ей их пережить. Именно на этой основе и завязались наши с ней отношения.

Теперь же ее гнев со всей несдерживаемой мощью обрушился на меня, к подобному я еще не привык.

Так что я такого сделал? Что изменилось?