Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
Annotation. Правда ли, что в Грузии получить водительские права и зарегистрировать компанию можно меньше чем за полчаса?
Правда ли, что в Грузии получить водительские права и зарегистрировать компанию можно меньше чем за полчаса? Почему ликвидация контролирующих органов и отмена многих разрешений в строительстве не привела к массовым разрушениям домов или пищевым отравлениям? Куда исчезли все воры в законе, которыми Грузия была известна еще с советских времен? Каким образом удалось избавиться от очередей, бюрократии и коррупции в учреждениях? К сожалению, жители России в массе плохо представляют себе, что происходит в этой некогда братской республике. Виной тому не только сложившиеся отношения между нашими странами, но и отсутствие достоверных сведений о нынешней Грузии. Российский экономист Лариса Буракова, которая не раз была в этой стране и встречалась с авторами реформ и их опонентами, описывает произошедшие здесь за последнее время перемены и восполняет этот информационный пробел. Лариса БураковаПортрет страныПредисловиеОт автораЧВУГлава 1Глава 2Глава 3Сокращение госаппаратаРеформа МВДГлава 4Первая продажа«Стратегические» объектыЭнергетикаГазСельскохозяйственные землиПубличный реестр имуществаНовые рельсыВиноЗдравоохранениеГлава 5Реформа антимонопольной службыНалоговая реформаРеформа трудового кодексаРеформа лицензионно-разрешительной системыФинансовая реформаГлава 6Роль личности в историиВыводыАлфавитный указатель имен
notes123456789101112131415161718192021222324252627282930313233343536373839404142434445464748495051525354555657585960616263646566676869707172737475767778798081828384858687888990919293949596979899100101102103104105106107108109110111112113114115116117118119120121122123124125126127128129130131132133134135136137138139140141142143144145146147148149150151152153154155156157158159160161162163164165166167168169170171172173174175176177178179180181182183184185186187188189190191192193194195196197198199200201202203204205206207208209210211212213214215216217218219220221222223224225226227228229230231232233234235236237238239240241242243244245246247248249250251252253254255256257
Лариса Буракова
Почему у Грузии получилось
Портрет страны
ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ: президентская республика СТОЛИЦА: Тбилиси ПЛОЩАДЬ: 69 700 квадратных километров ЧИСЛЕННОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ: 4,4 миллиона (на 1 января 2010 года) СРЕДНЯЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЖИЗНИ: 69 лет (мужчины), 77 лет (женщины) ОСНОВНАЯ РЕЛИГИЯ: христианство ВВП НА ДУШУ НАСЕЛЕНИЯ ПО ПАРИТЕТАМ ПОКУПАТЕЛЬНОЙ СПОСОБНОСТИ: 2009 год – 4332 доллара в ценах 2005 года ВАЛЮТА: грузинский лари (GEL) Предисловие
Полтора года назад, когда я впервые узнал о том, что Лариса Буракова готовит книгу «Почему у Грузии получилось», в обществе преобладало ощущение застоя, и я обрадовался этой книге как лекарству против поразившего общество уныния. Книга сообщает благую весть – «быстрые перемены к лучшему возможны» – и делает это доказательно, обсуждая опыт во многом похожей на нас страны. Сегодня в Грузии не более чем за полчаса можно оформить продажу квартиры, получить номера для автомобиля, зарегистрировать фирму или НКО и для этого не потребуется даже печати и уставного капитала. Полицейские работают так, что не все закрывают на ночь свои машины, а гаишники не берут взяток хотя бы потому, что ГАИ распущена. Благодаря эффективной правоохранительной системе страна позволяет себе то, что прежде было невозможно. В городах появилось множество спортивных площадок, которые при прежней полиции были бы разрушены так же быстро, как это бывает у нас. Между городами стали появляться дороги европейского уровня, чему прежде препятствовали распространенные и у нас «договорные конкурсы». Сегодня, когда повсеместно чувствуется оживление общественной мысли и действия, когда вновь началась забытая с конца 1980-х борьба программ, я читаю книгу с чувством озабоченности: сможем ли мы распорядиться шансом для перемен, когда он наконец появится? В России, как в Индии, описанной Монтеком Ахлувалией, формируется «сильный консенсус в пользу слабых реформ». Это не так плохо, когда нужны именно «слабые реформы». Однако интуиция подсказывает, что, если сравнивать грузинский вариант реформы полиции, где заменили 90 процентов личного состава и многократно повысили зарплаты, с умеренным, сопровождающимся «оптимизацией» численности сотрудников на 15 процентов и повышением зарплат на те же 15 процентов, утопичным и неспособным привести к успеху выглядит именно последний. Впрочем, должен признать, что книга меня убедила не столько в преимуществах радикальных реформ перед умеренными, сколько заставила по-новому посмотреть на то, что на самом деле стоит считать умеренной реформой. Если в некой инспекции из всех сотрудников на работу ходят только руководитель и главный бухгалтер, то ее упразднение просто закрепит уже сложившийся порядок вещей. Если качество и безопасность лекарства уже проверены в США или ЕС, то дополнительная их проверка в Грузии означает только дополнительные издержки, от которых можно безболезненно отказаться. Во многих грузинских реформах я вижу не столько радикализм, сколько честность: признание того, что многие государственные институты не служат и в обозримой перспективе не смогут служить своим целям. Привнесение подобной честности в идущие сейчас российские дискуссии о стратегии развития страны позволит напомнить нам о том, что такое эта «стратегия». Мы слишком привыкли смотреть на стратегию как на некий план действий, список всего того, что стоит сделать и о чем желательно не забыть. Однако в ее основе всегда лежит отказ от наступления по всем азимутам в пользу сосредоточения усилий на нескольких направлениях. Готовность грузинских политиков ограничить деятельность государства является примером хорошего чувства стратегии. По всей видимости, именно этим чувством и можно объяснить, почему у Грузии получилось.
Евгений Ясин, научный руководитель Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» От автора
В конце августа 2007 года в рамках русскоязычного проекта американского исследовательского института Катона была впервые организована летняя школа для студентов, интересующихся идеями свободы. Среди участников школы была и я, среди преподавателей – Каха Бендукидзе. Интересный рассказчик с богатейшим опытом и каким-то очень естественным, интуитивным чувством свободы, Каха Автандилович постоянно собирал вокруг себя стайки жадных до информации учеников. Те разговоры, продолжавшиеся глубоко за полночь, до сих пор вспоминаются с большой теплотой. В последний день занятий мы – студенты, ставшие уже не только единомышленниками, но и друзьями, – шутя определяли свои дальнейшие карьерные перспективы. Кто-то видел себя главой президентской администрации, кто-то – мэром города… Я, впервые, наверное, задумавшись так предметно, поймала себя на мысли, что мне была бы интересна должность, которую на тот момент занимал Бендукидзе, – государственный министр по координации реформ. С тех пор и реформы, и Грузия стали предметом моего сначала лишь любопытства, а потом уже исследовательского интереса. И в октябре 2008 года, когда я впервые оказалась в Грузии, возникли мысли о написании этой книги, переросшие, к моему удивлению, в реальный проект. За это время я бывала в Грузии чуть ли не чаще, чем в Москве. Знакомилась с представителями оппозиции, авторами и исполнителями множества реформ, беседовала с таксистами и жителями разных регионов Грузии, повстречала много новых друзей. И, конечно, в книге не передать всего того, что мне посчастливилось узнать и увидеть. Но я постараюсь хотя бы обозначить те факты, рассказы и впечатления, которые сформировали мое представление о происходивших в стране реформах. Поэтому в книге много прямой речи: чтобы предоставить читателю возможность «услышать голоса» тех, кто задумывал и проводил эти реформы, испытать ту радость общения с профессионалами, которая неизменно возникала у меня при каждом разговоре. А для усиления «эффекта присутствия» в тексте приведены биографии главных реформаторов. Конечно, на выбор собеседников повлияло мое личное восприятие того, «что такое хорошо и что такое плохо». Для меня бендуномика (так оппозиционеры называют радикальные либеральные инициативы нового грузинского руководства) – это экономика, которая стала приоритетным направлением развития в новой Грузии. И эта книга – своего рода уроки этой науки – выросла из многочасовых разговоров с Кахой Автандиловичем, с его последователями и соратниками, чьи взгляды мне близки и понятны. Наконец, считаю необходимым объяснить, почему я этим занимаюсь. Реформы, проведенные и проводимые в Грузии, интересны, полезны, увлекательны и, кажется, уникальны. Многое из того, что сделано в этой стране, Россия может и должна перенимать. Более того, в некоторых законодательных инициативах в России отчетливо прослеживаются грузинские корни. Но вот уверенности, что они приведут к аналогичным результатам, сейчас нет. Пока о грузинских реформах у нас известно не так много. Обсуждение их только начинается. Хотя складывается впечатление, что кроме эмбарго грузинских вин и минеральной воды установлена еще и специальная блокада на информацию из Грузии и о Грузии. Эта блокада стала причиной насмешек сатирика и писателя Михаила Жванецкого, попавших, к удивлению многих, в эфир государственного телеканала: «У меня просто слезная просьба: откройте нам Грузию. Это я говорю уже “туда”. Это я говорю просто вот в очко телекамеры. Дрожащее очко телекамеры… Трепещущее очко… Откройте нам Грузию! Все говорят, что у них внутренняя политика умнее внешней. Все говорят, что они уничтожили коррупцию. Все говорят, я не знаю, прочесть об этом негде. Все говорят, что они там ГАИ как-то ликвидировали. Что у них в министерстве молодые люди министрами служат, им по двадцать семь лет. И по нескольку человек – состав министерств. Что нам мешает позаимствовать, подсмотреть в скважину, что там происходит? Сообщите нам, что там происходит. Оттого, что об этом не говорят, ощущение, что там рай»[1]. Информации о том, что произошло в Грузии за последние семь лет, действительно мало. Зато сложилось много мифов об этих реформах – из-за неверной интерпретации, из-за умышленных умолчаний, из-за передергиваний и подмены понятий, чаще всего – из-за быстроты происходящих изменений. Так что книгу свою я решила начать именно с разбора этих мифов, чтобы в дальнейшем читателя ничего не отвлекало от повествования о самих реформах. * * *
Эта книга была бы невозможна без всех тех, кто давал интервью, предоставлял материалы, помогал преодолеть незнание грузинского языка, оказывал поддержку, даря ценные замечания и указания. Я говорю большое спасибо Михаилу Авалиани, Ревазу Адамии, Евгении Антоновой, Георгию Ахалая, Вахтангу Барамидзе, Лили Бегиашвили, Кахе Бендукидзе, Ираклию Берекашвили, Риме Бериашвили, Левану Варшаломидзе, Геле Васадзе, Эке Габададзе, Демуру Гиорхелидзе, Паате Гоголидзе, Хатуне Гогоришвили, Галактиону Гонадзе, Нино Горгадзе, Левану Готуа, Ладо Гургенидзе, Гии Джандиери, Мариам Джапаридзе, Эмзару Джгереная, Давиду Джинчарадзе, Татулии Долидзе, Михаилу Иашвили, Андрею Илларионову, Георгию Касрадзе, Александру (Сандро) Качараве, Александру (Алеко) Качараве, Анне Кванчилашвили, Кетеван Кинкладзе, Эроси Кицмаришвили, Нане Клдиашвили, Тамуне Ковзиридзе, Кетеван Кокрашвили, Эке Колбая, Шалве Кочладзе, Юрию Кузнецову, Софии Лебанидзе, Вато Лежаве, Лаше Мгеладзе, Вахтангу Мегрелишвили, Галине Морозовой, Георгию Мосидзе, Вадиму Новикову, Теоне Одзелашвили, Лане Ониани, Тамте Отиашвили, Олегу Панфилову, Владимиру Папаве, Ираклию Петриашвили, Арчилу Почхуа, Николозу Пруидзе, Александру Рондели, Михаилу Саакашвили, Нане Сакварелидзе, Натии Самушии, Ираклию Сирадзе, Гиге Угулаве, Тато Урджумелашвили, Шоте Утиашвили, Натии Хантадзе, Тамаре Хвтисиашвили, Георгию Цхакая, Давиду Чантладзе, Георгию Чантурии, Звиаду Чеишвили, Алекси Чикваидзе, Георгию Чиковани, Георгию Чхиквадзе, Екатерине Шарашидзе, Эдуарду Шеварднадзе, Павлу Шеремету, Паате Шешелидзе, Джабе Эбаноидзе, всем, пожелавшим остаться неназванными, а также моей маме, сестре и ее мужу, без которых мне бы не удалось сделать книгу в ее окончательном виде. ЧВУ
(часто высказываемые утверждения)[2]
В любой аудитории, которой я рассказывала о грузинских реформах, аргументы моих оппонентов сводились, как правило, к определенному набору устойчивых утверждений. Далеко не все эти утверждения соответствуют действительности. Я хочу прокомментировать некоторые из них[3].
1. «Грузинское чудо» состоялось исключительно благодаря крупномасштабной материальной поддержке западных стран, в первую очередь США. Действительно, в Грузию поступает существенная помощь из-за рубежа. Однако внешнюю поддержку получают более 180 стран мира, и далеко не все они демонстрируют сопоставимые с грузинскими темпы экономического роста. Всего за 1992–2007 годы в Грузию поступило в качестве официальной помощи развитию[4] (ОПР) 4,3 миллиарда долларов США (в ценах 2005 года), причем 3 миллиарда – за 1992–2003 годы, а 1,3 миллиарда – за первые 4 года реформ (2004–2007 годы). При этом в течение 9 лет – с 1994 по 2003 год (период экономического роста до начала радикальных реформ) – размеры ОПР составляли в среднем 7,7 процента ВВП в год, а среднегодовые темпы экономического роста – 5,9 процента. В последующие 4 года (2004–2007) размеры ОПР снизились до 4,7 процента ВВП, однако среднегодовые темпы прироста ВВП Грузии увеличились до 9,3 процента. В 2004–2007 годах Грузии была предоставлена ОПР в размере 298 долларов на душу населения (в ценах 2005 года). За тот же самый период помощь в бо́льших размерах в пересчете на душу населения получили 44 страны мира. Однако темпы прироста ВВП на душу населения выше, чем в Грузии, оказались только в одной из них – в Армении. США за эти четыре года предоставили Грузии 349 миллионов долларов (в ценах 2005 года), то есть чуть более четверти от всей полученной Грузией помощи, или 79 долларов на душу населения. В то же время 14 стран мира получили от США бо́льшую помощь на душу населения, в том числе, например, Армения – 87 долларов на человека. Следует заметить, что за четыре года, предшествовавшие реформам (2000–2003), Грузия получила от США помощи больше, чем в период реформ (2004–2007), – 413 миллионов долларов и 349 миллионов долларов соответственно. Однако к аналогичным экономическим успехам вливания в дореформенный период не привели: с 2000 по 2003 год душевой ВВП вырос на 28,7 процента, а в 2004–2007 годах – на 40,6 процента.
2. Грузинская экономика зависит от переводов эмигрантов. Да, для небольших небогатых стран такой источник средств играет важную роль в поддержании уровня потребления граждан. Однако гарантирован ли быстрый экономический рост на деньги «богатых родственников»? В 2004–2007 годах в виде переводов частных лиц из-за рубежа Грузия получила 1,38 миллиарда долларов (в ценах 2005 года), или 315 долларов на душу населения. За те же годы 55 стран мира получили в расчете на душу населения больше денежных средств, чем Грузия. Но только в двух из них – Латвии (переводы из-за рубежа в размере 804 доллара на душу населения) и Армении (694 доллара) – темпы экономического роста оказались выше, чем в Грузии. В получении безвозмездных средств из двух источников денег – грантов и денежных переводов из-за рубежа – в 2004–2007 годах Армения опережала Грузию (1010 долларов на душу населения против 613 долларов). Таким соотношением можно попытаться объяснить более высокие среднегодовые темпы прироста ВВП в Армении (12,8 процента), чем в Грузии (9,3 процента). Но десятки стран, получивших бо́льшие вливания ОПР, тем не менее росли существенно медленнее.
3. За время правления Саакашвили страна погрузилась в долговую яму. Ситуация с внешним государственным долгом Грузии выглядит следующим образом. На конец 2003 года он составлял 1,849 миллиарда долларов, или 46,3 процента ВВП. К концу 2007 года его абсолютный размер почти не изменился – 1,838 миллиарда. Однако в силу быстрого роста экономики и повышения реального курса лари величина долга относительно ВВП снизилась до 18,1 процента. Затем – в военном 2008 году и в кризисном 2009 году – Грузии было предоставлено большое количество кредитов для восстановления экономики. В результате внешний долг страны возрос и на конец 2010 года составил 4,199 миллиарда долларов, или 35,6 процента ВВП. Иными словами, относительно размеров грузинской экономики внешний долг сегодня все-таки ниже, чем он был во времена Эдуарда Шеварднадзе. Когда в России был примерно такой же уровень внешней задолженности – 35,3 процента ВВП в 2002 году, – это воспринималось в нашей стране как серьезная проблема. Российская ситуация усугублялась еще тем, что обслуживание всего государственного долга обходилось в 2,2 процента ВВП. Существовали опасения, что платежи по кредитам вскоре станут непосильным бременем. Как известно, долговой катастрофы в последующие годы в России не произошло – выручила стратегия, способствовавшая поддержанию высоких темпов экономического роста (налоговая реформа, снижение непроцентных государственных расходов, обеспечение профицита государственного бюджета, создание стабилизационного фонда). Сегодня в Грузии расходы по обслуживанию долга не превышают 1 процента ВВП, а средневзвешенная ставка по внешним кредитам составляет всего 2,1 процента. Кроме того, если в конце 2003 года международные валютные резервы Грузии составляли 196 миллионов долларов, то к концу 2010 года они выросли более чем в 11 раз – до 2,264 миллиарда долларов. Важным показателем устойчивости долговой ситуации традиционно считается отношение процентных платежей к экспорту[5]. За последние 7 лет в Грузии оно также существенно уменьшилось: в 2003 году ежегодные выплаты по кредитам составляли 17 процентов, в 2007 году они снизились до 4,8 процента, а в 2010 году были на уровне 7,4 процента от экспорта.
4. Саакашвили распродал родину, все скупили иностранцы. Это правда, что с приходом к власти новой команды в 2004 году началась интенсивная приватизация. В последние 5 лет правления Шеварднадзе (с 1999 по 2003 год) от продажи государственного имущества было получено менее 62 миллионов долларов, а в последовавшие 5 лет (с 2004 по 2008 год) – 1,44 миллиарда. Насколько значительным стало участие зарубежных собственников в грузинской экономике? Доля иностранных компаний в выпуске продукции с 2006 по 2009 год выросла с 28,4 до 35,2 процента. Кажется, ненамного. Но вот в чем иностранцы действительно лидируют, так это в уровне вложений в основной капитал. За 4 года (2006–2009) они инвестировали 2 миллиарда долларов (в ценах 2006 года), в то время как частные резиденты – 1,5 миллиарда, а государство – 1,6 миллиарда.
5. Грузинская экономика зависит от России. В условиях российского эмбарго она долго не продержится. Российские власти, похоже, использовали все инструменты, чтобы грузинская экономика перестала быть зависимой от России: резкое повышение цен на газ, эмбарго на грузинское вино и минеральную воду, торговую, транспортную и почтовую блокаду, отмену выдачи виз гражданам Грузии, высылку грузинских граждан из России, антигрузинскую пропагандистскую кампанию, военное и дипломатическое давление, войну и оккупацию пятой части страны. Неудивительно, что результатом этих мер стало резкое снижение интенсивности торговых связей. В 2005 году в Россию направлялось 17,8 процента грузинского экспорта, в 2009 году этот показатель упал до 1,6 процента. Удельный вес России в грузинском импорте снизился с 15,4 в 2005 году до 6,6 процента в 2009 году. Пострадала ли Грузия от сокращения торговых связей с Россией? Не без этого. Но грузинский ВВП с 2003 по 2010 год вырос на 49,3 процента, а российский – несмотря на исключительно высокие мировые цены на товары традиционного российского экспорта – лишь на 34,8.
Удельный вес России в структуре внешней торговли Грузии (%) 
Источник: расчет по данным Статистической службы Грузии, External Trade (www.geostat.ge/index.php?action=page&p_id=137&lang=eng)
6. В Грузии нет собственного производства, на продажу вывозится только металлолом. До начала реформ металлолом действительно лидировал в списке экспортных товаров – в 2004 году на его долю в экспорте приходилось 14,8 процента, а третье место занимали ферросплавы (6,6 процента). Однако затем ситуация изменилась. В 2010 году 16,7 процента грузинского экспорта составили ферросплавы (лидирующая статья экспорта), а лом черных металлов – 6,9 процента. Постоянно в десятке главных экспортных товаров присутствуют азотные удобрения (4,6 процента в 2010 году) и медный концентрат (4,5 процента в 2010 году). Благодаря низким внешнеторговым барьерам с 2005 года быстрыми темпами стал нарастать реэкспорт автомобилей (14,4 процента в экспорте 2010 года). С 2006 года Грузия стала нетто-экспортером электроэнергии, а в 2010 году доходы от продажи электроэнергии за рубеж (36,5 миллиона долларов) уже практически вышли на уровень экспортных доходов от торговли вином (39,3 миллиона долларов).
7. Это не либеральные реформы, если растут государственные расходы и увеличивается дефицит бюджета. Рост государственных расходов и увеличение дефицита бюджета, конечно, плохо сочетаются с ответственной финансовой политикой. Но для выполнения базовых функций государству все же требуется некоторое количество ресурсов. Как определить их оптимум? Это можно сделать, например, путем сопоставления фактических значений для Грузии с величинами бюджетной нагрузки в других странах. При этом следует учитывать и уровень экономического развития страны, при разных значениях которого одинаковые масштабы государственных изъятий из экономики могут иметь разные последствия. Похоже, что объем государственных расходов в Грузии в 2004–2007 годах был близок к оптимальным значениям для страны такого уровня экономического развития[6]. Возможно, в том числе и поэтому грузинская экономика именно в этот период росла темпами, существенно превышавшими среднемировые показатели. Государственные расходы росли вместе с доходами бюджета, которые увеличились благодаря росту собираемости налогов, вызванному существенным снижением налоговых ставок. Причем увеличение государственных расходов было в целом относительно сбалансированным: в 2005–2007 годах дефицит консолидированного бюджета составлял всего 0,2–0,3 процента ВВП. Однако теперь, после кризисного периода 2008–2009 годов, когда показатели государственных изъятий из экономики действительно серьезно отклонились от оптимальных значений, необходимо их возвращение к уровням 2004–2007 годов, обеспечившим стране тогда рекордные темпы роста. «Подобно другим странам, рецессия затронула и Грузию, однако правительство реагирует на это не повышением, а снижением налогов и продолжением реформ, – отмечает бывший премьер-министр Эстонии и бывший специальный советник президента Грузии Март Лаар. – Похоже, экономическая свобода является лучшей политикой, и попытки перевести страны в направлении силовой политики, как это происходит в некоторых постсоветских странах, – это большая ошибка»[7].
8. А вот Армения растет быстрее Грузии без всяких либеральных реформ. Такое представление об Армении неверно, либеральные реформы в ней были, только в основном они были проведены раньше – в середине 1990-х годов. И именно с тех пор армянская экономика показывает высокие темпы роста. Государственная нагрузка на экономику в Армении в течение длительного времени была близка к оптимальной – бюджетные расходы в 2000–2008 годах держались в пределах 20–25 процентов ВВП. Благодаря реформам Грузия смогла приблизиться к уровню качества экономической политики[8], уже достигнутому Арменией, только к 2007 году.
9. В Грузии никто не работает. Безработица колоссальна, она доходит до 70 процентов. Уровень безработицы высокий, это правда. По данным статистической службы Грузии, он составляет около 17 процентов. Откуда же берется фантастическая цифра 70 процентов? Дело в том, что некоторые грузинские эксперты предлагают считать безработными всех, кто по статистике входит в разряд самозанятых[9], а занятыми – только наемных служащих[10]. Самозанятость стала основной формой трудовой деятельности в Грузии с середины 1990-х годов. Чтобы выжить, людям приходилось заниматься натуральным хозяйством, и к 2003 году самозанятыми стало 58,3 процента экономически активного населения. Проведение реформ способствовало снижению этого показателя, и в 2009 году он опустился до 53,2 процента. Кстати, «безработными» нередко себя считают бывшие госслужащие, ставшие, например, таксистами и зарабатывающие больше, чем была их официальная заработная плата на прежнем месте.
10. Жизнь и здоровье населения под угрозой, потому что во многих сферах отменен государственный контроль. В некоторых сферах государственный контроль действительно отменен: например, не существует пожарной инспекции, санитарно-эпидемиологической службы, обязательного технического осмотра транспорта, обязательной сертификации и стандартизации продукции. Но осуществлялся ли реальный контроль ранее? Стало ли хуже потребителям от отмены бюрократических процедур? Привела ли отмена формального контроля к росту угроз для здоровья и жизни граждан? Несмотря на упразднение автоинспекции и обязательного техосмотра число погибших в ДТП в расчете на 1000 автомобилей снизилось с 1,79 в 2003 году до 1,05 в 2010 году[11]. Пожарная инспекция ликвидирована, а число погибших при возгораниях уменьшилось с 434 человек за 1997–2003 годы до 371 человека в 2004–2010 годах. При отмене неработающих механизмов надзора, бывших мощным источником коррупции, сама эта коррупция идет на спад, а дополнительных угроз здоровью и жизни людей при этом не возникает.
11. В Грузии нет бытовой коррупции, зато так называемая элитарная коррупция несопоставимо больше той, что была при Шеварднадзе. Прежде всего, даже критики признают, что уровень бытовой коррупции снизился. И это уже само по себе важно. Что же касается так называемой элитарной коррупции, то нужны конкретные примеры. За несколько лет, в течение которых время от времени в адрес властей звучат такие обвинения, никто пока не смог привести ни способа оценки феномена «элитарной коррупции», ни ее подтверждения. Во время ежегодного отчета в парламенте в феврале 2011 года один из депутатов обвинил власти в элитарной коррупции. В ответ на это Михаил Саакашвили предложил указать конкретные случаи такой коррупции и назвать фамилии тех, кто в нее вовлечены. Ответа на эту просьбу не последовало ни во время заседания парламента, ни после него. По данным Глобального коррупционного барометра, среди 86 стран Грузия занимает второе место по доле респондентов, считающих, что усилия правительства в борьбе с коррупцией эффективны (77 процентов), и на первом месте по доле респондентов, считающих, что за последние 3 года масштабы коррупции снизились (78 процентов).
12. Грузия – полицейское государство. В стране установлена тотальная власть МВД. Что означает термин «полицейское государство»? Это такое государство, в котором граждане боятся полиции? Или это государство, в котором граждане доверяют полиции? В Грузии уровень доверия полиции невероятно высок – выше 70 процентов[12]. По многим опросам, проводившимся в 2005–2010 годах, полиция стабильно находится среди институтов, пользующихся наибольшим доверием граждан, следуя в этом рейтинге сразу после церкви и армии[13]. О таком признании правоохранительным органам в некоторых других странах, включая Россию, можно только мечтать. Высокий уровень доверия полиции обусловлен многими факторами, прежде всего честностью и порядочностью личного состава, изменением порядка регистрации преступлений (любая информация о факте совершения преступления является основанием для начала предварительного следствия) и резким снижением уровня преступности. Например, в последние 5 лет произошло немыслимое ранее – трехкратное (!) – сокращение числа тяжких преступлений против личности (убийств, умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, изнасилований, грабежей). Хотя в этом заявлении и присутствует элемент субъективной оценки, тем не менее можно понять эмоции одного из авторов «грузинского полицейского чуда» – министра внутренних дел Вано Мерабишвили: «Если называть это полицейским государством, тогда я горжусь тем, что Грузия – полицейское государство!»[14].
Число тяжких преступлений против личности на 100 тыс. населения 
Источник: расчет по данным Статистической службы Грузии (www.geostat.ge/index.php?action=page&p_id=602&lang=eng)
13. Саакашвили в Грузии все ненавидят. В демократическом обществе отношение граждан к власти проверяется инструментом под названием выборы[15]. Высокая поддержка Михаила Саакашвили сразу же после Революции роз отчасти объяснима – она могла свидетельствовать об эйфории, охватившей граждан в связи с крушением режима Шеварднадзе. Однако уровень одобрения Саакашвили на вторых президентских выборах в январе 2008 года, после четырех лет реформ, – это уже оценка и качества, и методов, и результатов изменений, проводившихся им и его командой. Более того, в 2008 году правящая партия получила больше голосов избирателей, чем президент, что кроме всего прочего указывает на то, что граждане даже в большей степени поддерживают вектор развития страны в целом, нежели отдельную личность. То, что избиратели не только не разочаровались в выбранном пути, подтвердили результаты выборов в органы местного самоуправления в мае 2010 года, когда Единое национальное движение[16] вновь увеличило свою общественную поддержку, получив 65,8 процента голосов.
Результаты голосования на выборах президента и парламента в Грузии, 2004–2008 гг. (%) 
Источник: Центральная избирательная комиссия Грузии
Можно сравнить с этой поистине народной поддержкой падение популярности Бориса Ельцина и его реформаторской команды в первой половине 1990-х – по данным выборов и референдумов. Процент голосов, отданных за Ельцина на первых президентских выборах в июне 1991 года, свидетельствовал о его достойной победе в трудной конкурентной борьбе. Несмотря на тяжелые последствия реформ через 15 месяцев после их начала, в апреле 1993 года, уровень доверия президенту сохранился. Но уже через восемь месяцев, в декабре 1993 года, во многом из-за продолжения тяжелого экономического кризиса, а также шока из-за силового разгона парламента доверие избирателей к основной политической организации реформаторов – «Выбор России» – резко снизилось. А еще через два года поддержка авторов российских реформ была потеряна окончательно[17].
Результаты голосования на выборах президента и парламента в России, 1991–1995 гг. (%) 
Источник: Центральная избирательная комиссия России * * *
Значит ли все вышесказанное, что в Грузии решены все проблемы? Конечно нет. В стране сохраняется высокий уровень безработицы, не снижается инфляция[18]. Велика доля государства в экономике. Размеры госрасходов в ВВП выше оптимального уровня. Бюджет несбалансирован. В 2009–2010 годах резко снизились масштабы приватизации. Медленно идут изменения в сельском хозяйстве, физический объем производства в нем снижается. Настораживает, что темп многих реформ замедлился, в некоторых наметился откат. Существующие проблемы надо замечать, обсуждать и находить подходы к их решению. Но имеющиеся проблемы не должны заслонять то, что уже было достигнуто, причем за столь короткий срок. Глава 1
«Мы пришли, чтобы поменять все правила игры»
Теплый вечер сентября. Старый район Авлабари как декорация для съемок фильма о Тбилиси глазами туристов. Извилистые узенькие улочки, обветшалые дома, свисающие с балконов ковры, неспешные разговоры соседей на улице. Такси неторопливо поднимается вверх по дороге, поворот – и фильм о старой Грузии обрывается. Современное лаконичное здание – рабочая резиденция президента Грузии Михаила Саакашвили. Местные жители, судя по всему, привычно располагаются на скамейках возле дома напротив, с которых удобно следить за тем, что происходит на проходной, – чем не вечерний сериал. В самой резиденции атмосфера напоминает обстановку в рабочем офисе не очень большой компании: светло, аккуратно, довольно скромно, много фотографий, причем далеко не только протокольных. За их рассматриванием и за разговорами с руководителем пресс-службы Натией Бандзеладзе незаметно пролетает час, а встреча, похоже, еще откладывается. «Давайте сходим – я покажу вам город, а то мне неудобно, что вам придется еще ждать», – переживает Натия. Вскоре звонят из приемной Саакашвили: президент сожалеет, что встречу пришлось отодвинуть, и предлагает куда-нибудь сходить с Натией, чтобы скрасить мое ожидание. Саакашвили Михаил
Родился 21 декабря 1967 года в Тбилиси. В 1992 году с отличием окончил факультет международного права Института международных отношений Киевского университета им. Т. Шевченко. В 1994 году получил степень магистра права Колумбийского университета в Нью-Йорке. Учился в Страсбургском институте прав человека, а также в Академии европейского права во Флоренции и в Гаагской академии международного права. В 1995 году вернулся в Грузию, где был избран депутатом парламента от партии «Союз граждан Грузии». В 1996-м стал председателем парламентского комитета по конституционным и юридическим вопросам. В октябре 2000 года занял должность министра юстиции, но уже в 2001-м подал в отставку и создал оппозиционную партию «Национальное движение». В 2002 году стал председателем Законодательного собрания Тбилиси. 4 января 2004 года избран президентом Грузии, подтвердив этот статус на досрочных выборах 5 января 2008 года. Владеет английским, французским, испанским, русским и украинским языками. У меня уже имелся опыт общения с президентом, правда, с бывшим. Эдуард Шеварднадзе любезно согласился принять меня в своей дачной резиденции в Крцаниси. Приехав на встречу заблаговременно, я протянула паспорт охраннику. Дверь закрылась. Был конец ноября, холодно, но не это меня беспокоило: стоя перед глухим забором, я опасалась, что с такой службой безопасности опоздаю на встречу. Прошло полчаса, паспорта все не было, и я позвонила помощнице Шеварднадзе. «Да, мне известно, что вы все еще на улице. Господин президент сейчас разговаривает по телефону. Так что придется немного подождать». Предложение перенести встречу на другой день я решила не принимать, мало ли, что будет потом, – оставалось ждать. В ответ на вопросы к охранникам, нельзя ли куда-то зайти, чтобы не стоять на холодном ветру, я получала только отрицательное качание головой. Внимательность и обеспокоенность нынешнего президента резко контрастировали с моим полуторачасовым стоянием у закрытых ворот дачи Шеварднадзе. Да и разговор с двумя персонами сложился тоже совсем по-разному. Уже за полночь дверь кабинета распахнулась, и Саакашвили с извинениями предложил приступить к разговору. Я позволила себе начать издалека.
– Расскажите, как формировалось ваше мировоззрение. – Я рос в семье, как тогда было принято называть, интеллигентов. Меня коллективно воспитывали прадедушка, прабабушка, дедушка, бабушка, мама. Прадедушка провел пятнадцать лет в Сибири, у прабабушки расстреляли почти всю семью. Поэтому у них взгляды были четко сформировавшиеся. У меня были хорошие учителя. К примеру, учительница французского Мари Чавчавадзе воспитывалась при дворе Николая II. Долго жила после революции во Франции. Она происходила из среднеазиатской знатной семьи, вышла замуж за грузинского генерала Чавчавадзе, поэтому носила эту фамилию. Она была жутким ненавистником советского общественного государственного строя. И очень четко во мне формировала инстинкт свободы. Так же как мой учитель английского Гела Чарквиани, который был в свое время образцом сторонника либерализма.
– И в правительство Шеварднадзе вы пришли уже в качестве реформатора со своими принципами? – Шеварднадзе, несмотря на свою реформаторскую репутацию, все равно всегда вызывал у меня настороженное отношение. И кстати, когда у нас была последняя с ним встреча вместе с Зурабом Жванией и Нино Бурджанадзе, Шеварднадзе сказал: «Нино, ты вообще воспитывалась у меня на коленях, поэтому от тебя я этого не ожидал. Зураб, я многое для тебя сделал, поэтому ты не должен так резко со мной поступать. А с Мишей у меня всегда были очень отдаленные отношения». То есть и он признавал, что дистанция существовала. На самом деле Шеварднадзе все время балансировал, чтобы сохранить власть, но, к сожалению, у него никаких четких взглядов ни на одну проблему не было. Он балансировал между реформаторами и нереформаторами, между коррумпированными и некоррумпированными. А это в какой-то момент вырождается в фарс. В принципе, конечно, Шеварднадзе – трагическая фигура. Он абсолютно не сохранил хоть какую-то политическую группу вокруг себя, ни даже, насколько я понимаю, группу друзей. Потому что он всю жизнь был занят балансированием между личностями, между идеями, между платформами, между разными группами. А какую идею он представлял, кроме своей собственной власти, неизвестно. Когда Шеварднадзе ушел в отставку, у меня поначалу были к нему довольно теплые чувства. В том смысле, что это был мирный переход, что он сам ничего не предпринял. (Реально он просто не смог ничего предпринять.) Но в первую же неделю я был очень зол на него, потому что оказалось, что все абсолютно разворовано, растащено, ситуация очень сложная. Вот несколько примеров. Я вошел в свой уже кабинет, а там стоит ведро с водой. Почему? Потому что подача воды прекращалась в десять часов вечера. Оказывается, так было всегда. А я работаю до поздней ночи, и мне такая ситуация очень не понравилась. Поэтому я сказал руководителю аппарата, чтобы тот позвонил начальнику водоснабжения и ему пригрозил: если не будет круглосуточной подачи воды, то его могут посадить. Прямо таким текстом. С того вечера у нас было 24-часовое водоснабжение. Причем этот человек делал очень много денег. И был страшно рад, что делает деньги и еще не дает президенту воду. Или принесли мне первую зарплату – 40 долларов. Я поинтересовался, как на нее жил Шеварднадзе? Мне сказали, что так и жил все это время. Это иллюстрации того, в каком состоянии было вообще все.
В нашем разговоре с Эдуардом Шеварднадзе речь тоже зашла о личностях: «К руководству пришли мои воспитанники, молодые люди, в том числе был Жвания. Я больше всего надеялся на этого человека. Умный, образованный, грамотный, с дипломатическим умом, в нужный момент проявлял принципиальность, достаточно гибкий. Я уверен, если бы его не убили, Грузия пошла бы по другому пути. Более оправданным путем». Но вот от персональной оценки представителей нынешней власти Шеварднадзе наотрез отказался. В отличие от Саакашвили, который, не прячась за эвфемизмы, описывал свое отношение к людям, а также прошедшим и нынешним событиям.
– Как формировалась ваша команда единомышленников в правительстве Шеварднадзе? – Это был момент притяжения. Все приходили в парламентский комитет, потому что понимали: там происходит что-то интересное. В основном это были люди из неправительственных организаций середины 1990-х, люди, которые сами себя создали. Большинство из провинции, из очень простых семей. Сначала маленькую команду набрал Жвания, затем, когда меня выбрали председателем юридического комитета, я набрал по конкурсу десять–пятнадцать молодых людей. Были там нынешние председатель Конституционного суда [Георгий Папуашвили], министр юстиции [Зураб Адеишвили], председатель Верховного суда [Константине Кублашвили], председатель Центральной избирательной комиссии [Зураб Харатишвили]. Был, к примеру, Коба Давиташвили, сейчас один из радикальных оппозиционеров. Правда, он тогда тоже в команду не вписывался до конца. Вано Мерабишвили – он представлял Ассоциацию землевладельцев. Это была Ассоциация, созданная в рамках американской программы помощи [19], и туда входили очень интересные свободомыслящие американцы, которые собрали хорошую команду. Были сделаны очень интересные проекты земельной реформы. Многие члены этой Ассоциации у нас сейчас в правительстве. В принципе случайных людей не было. Мы все как-то друг друга находили. Была команда энтузиастов, а не карьеристов.
– Но с течением времени ваша оценка этих людей, наверное, изменялась? – Почти нет. Под каждой фразой в книге [20], которую я написал, будучи министром юстиции, где четко сформулированы мои тогдашние взгляды, я могу подписаться и сейчас. Многие остались теми же. Некоторые пошли в оппозицию, и, прямо скажу, некоторые деградировали. Но в целом это была интересная команда. Я думаю, многие сохранили идеализм и целеустремленность. Потому что без целеустремленности невозможно сохранить идеализм. То есть идеализм нужен как инструмент, и поскольку наши цели еще должны быть достигнуты, то мы все сохраняемся в форме. И я думаю, что сохранился молодежный дух, несмотря на то что многие из нас уже остались без волос, а другие поседели.
– А ваше отношение к Нино Бурджанадзе неужели не изменилось? – Нет. Когда я был в юридическом комитете, Жвания ее привел, потому что считал, что должен быть кто-то по происхождению из старой номенклатуры, чтобы в глазах Шеварднадзе разбавлять радикальных реформаторов. И после Революции роз Нино Бурджанадзе выполняла функцию легитимизации новой власти, поэтому она была нам очень нужна. Но в парламенте Бурджанадзе практически не принимала решений по важным вопросам. Не смогла сформировать какую-либо группу сторонников своих взглядов, потому что и взглядов-то у нее определенных не было. И потом, когда стало ясно, что идей нет, политической платформы нет, но нужны свои люди, то предъявила длинный список, прямо скажем, родственников и друзей семьи, которых вообще никто не знал. И мы сказали, что так не получится. Она обиделась и хлопнула дверью. Вот и все.
– Хорошо, пусть Бурджанадзе никогда не была действительным членом команды, но Ираклий Окруашвили-то был? – Окруашвили действительно был с нами. Но потом признаки коррупции стали очевидными. Он вдруг начал бояться всех наших людей, своих же друзей из правоохранительных органов. Причем он стал бояться раньше, чем они его в чем-то заподозрили: когда уже начал, видимо, красть, сразу стал бояться, поэтому странно себя вел. Когда, не спрашивая меня, начали расследование, и уже выходили на него, Окруашвили попросился в отставку с поста министра обороны. Я все детали коррупционного дела не знал и предложил ему стать министром экономики. Но он оттуда тоже убежал через два дня. Вообще, почему его арест произошел? Один из членов нашего правительства, бывший глава комиссии по связи [21] украл несколько миллионов долларов. И как раз в тот момент, когда я сидел в самолете Тбилиси–Нью-Йорк, он начал переводить деньги на заграничные счета и в общем явно убегал из страны, потому что расследование привело к нему, и прокуратура, даже не ставя меня в известность, его задержала. А поскольку это был ближайший друг и партнер Окруашвили, тот моментально понял, что сейчас выйдут на него. Поэтому тут же пошел на телевидение и все клише, какие были в СМИ про нас, все сплетни рассказал как чистую правду, как будто он сам все это видел. И тогда надо уже было принимать решение, как мы на это отреагируем. Если его арестовать, тогда все посчитают, что правдолюба посадили. Или просто проявить слабость и сказать: извините, ошиблись… Мы выбрали первый вариант, несмотря на то что, конечно, понимали – на улицах будет очень критическая реакция по отношению к правительству. Но это как раз тот момент, когда нельзя было колебаться.
— А Зураб Ногаидели? Ведь при нем было сделано много успешных реформ? Почему ваши с ним пути разошлись? – Я вообще очень доверяю людям, и это самый лучший принцип в жизни. Но Ногаидели, особенно к концу его премьерства, сделал несколько очень подозрительных вещей. Например, во время приватизации лоббировал тех, кто явно не подходил под критерий победителя тендера. То есть очевидно было, что он продвигал чьи-то интересы. Но даже тогда мы не заподозрили в этом личных интересов или коррупции. Мы считали, что он просто по дружбе кого-то предлагает. Но это тоже, конечно, противоречит всем нашим принципам. Я его уволил без задних мыслей, посчитав, что его ресурс иссяк или он устал; в общем, его премьерство было бы дальше непродуктивным. Потом у него оказалось вдруг очень много денег. Конечно, с неба не падают такие деньги. В принципе мы его проморгали.
Как ни странно, не всегда в словах Саакашвили я обнаруживала только различия с мнением Шеварднадзе. Удивительно, но в описаниях того, с чем столкнулись два президента, став во главе страны в разное время, звучало не только схожее настроение, но и практически одинаковые слова. Вот как описывал свою стартовую позицию Шеварднадзе: «Проблем было много, потому что, когда я вернулся в 1992 году, Грузия была почти развалена. И экономика, и политическая система. Все пришлось начинать с чистого листа». А это уже слова Михаила Саакашвили:
– Грузии повезло в том смысле, что все советское очень быстро разрушилось. Но разрушилась и наша целостность, разрушилась система электроснабжения, образования, правоохранительных органов, не создалась новая система управления. То есть поскольку все было разрушено, то, в принципе, строительная площадка оказалась расчищенной. Когда нет света, когда опасно выходить на улицу, просто завтрашнего дня нет – трудно не почувствовать стремление не просто к реформам, а к радикальным реформам. В такой ситуации пойдут за теми, кто предложит радикальный положительный план реформ. И мы его предложили. Мы не только критиковали, мы вышли на второе место на выборах местного самоуправления в Тбилиси [22]. Первое место заняли лейбористы, радикальная популистская партия левого толка. Они чувствовали, что мы их конкуренты, дышим им в затылок, и считали, что лучший метод избавиться от нас – это дать нам возможность возглавить городской совет Тбилиси, думая, что таким образом мы сломаем себе шею. Они фундаментально не верили в то, что можно что-то изменить в лучшую сторону. И отчасти были правы, потому что полномочия у местного совета были очень ограниченны. То есть люди выбирали пустой орган, который контролировал реально 10 процентов и так скудного бюджета города. Но получилось так, что, даже имея вот эти маленькие рычаги власти, мы смогли какие-то вещи сдвинуть. Например, построили в Тбилиси асфальтовые футбольные и баскетбольные площадки. Сейчас их больше тысячи, они с искусственным покрытием, а тогда появилось сорок асфальтовых. И поскольку никто ничего не строил с середины 1980-х, это на людей произвело неизгладимое впечатление. Потом мы организовали серьезную кампанию, ездили в каждое село, пожимали очень много рук и слушали людей, разговаривали с ними. Свою программу сформировали после первой недели таких бесед. Мы проводили шесть-семь встреч в день продолжительностью час-полтора. Эта очень напряженная программа длилась три месяца. И такого до нас никто и никогда не делал. Грузия – маленькая страна, и мы оказались единственной партией, у которой на местах были люди, нас поддерживавшие. Это, как снежный ком, набирало силу, и поэтому для нас самих не было неожиданностью, что мы действительно победили на парламентских выборах [23]. Конечно, никто не хотел нам отдавать победу. Поэтому нам предложили сначала второе, потом третье место, потом предлагали опять перейти на второе место, согласиться, что первое место уже ушло. На самом деле, если бы нам дали наше первое место, власти получили бы себе еще полтора года маневра. А мы бы получили маленькую фракцию в парламенте. Но Шеварднадзе упорствовал. Он проявил полную негибкость. И у него не было сплоченной команды, которая могла бы предложить что-то более прагматичное, чем просто не отдавать нашу заслуженную победу. Это вызвало радикализацию движения и отставку Шеварднадзе. Я, зная Шеварднадзе, зная дезорганизованность его команды, с самого начала был совершенно уверен, что события будут развиваться именно по этому сценарию. Но, надо сказать, из других оппозиционеров никто в это не верил. Потому что была такая глупая идея: мол, Шеварднадзе – это навсегда, он знает что-то еще, чего мы не знаем. А я был убежден, что он уже ничего не знает.
Каждый раз, как я слышу (или даже когда сама перечисляю) то, чего удалось добиться Грузии за шесть лет, у меня неизменно возникает ощущение присутствия на съемках фильма, но уже не из-за «декораций», а из-за столь резкого поворота в развитии «сценария». Вот и по мнению бывшего президента Грузии Шеварднадзе, «честь сегодняшних руководителей в том, что они развернули широкомасштабную борьбу против коррупции и добились определенных результатов. Не важно, в каких сферах, – в общем. И сейчас берут взятки, но в самом обществе борьба против коррупции была довольно успешной». На словах рецепт успеха довольно прост.
– Сначала нужно было наполнить опустошенную казну. И первое, что мы сделали, – решили, что нам срочно нужны несколько десятков налоговиков, несколько десятков честных полицейских, честные министры. Но для этого необходима хотя бы минимальная зарплата. Поэтому мы пошли в UNDP [24] и попросили их в виде исключения (они этого никогда не делали) просто дать финансирование на зарплату этих должностных лиц. Там, в свою очередь, обратились к частным донорам, среди которых был Джордж Сорос; но он на самом деле очень маленькую роль сыграл в этом, может, 1 процент составляли деньги из его фонда. Отсюда-то и пошел миф, что грузинскому правительству зарплату платит Сорос. Были более крупные доноры, пятнадцать–двадцать. Часть денег дали они, но основное – это UNDP, которая платила месяцев шесть. И мы считали, что если в течение первого года на 40 процентов увеличим налоговые поступления, то это уже хорошо, а увеличили больше чем на 60 процентов. И это нам позволило уже и полицейских новых набрать, и министрам платить.
– Благодаря чему удалось так быстро собрать налоги? – Коррумпированных чиновников пересажали, остальные стали нормально работать. Появился ежедневный контроль. То есть просто начали наводить порядок. Проблема в чем была? Черная экономика, и все шло в чужой карман. А поскольку теперь в карман деньги положить нельзя, они попадают в казну.
Казалось бы, о чем после этого писать книгу, если все дело в конкретных людях.
– Грузии просто очень повезло, что в нужное время оказались нужные люди. Или это все же не совсем так? – Конечно, у нас были какие-то хорошие кадры. Но их было недостаточно. В парламент мы вошли в качестве коалиции из нескольких политических партий. Мы все время собирали людей. Были и такие, которые приходили ненадолго. Но в целом костяк тогдашний сохранился. Вот Шеварднадзе сознательно набирал совершенно разных людей, поскольку считал, что объединять должны не какие-то идеи, а жажда власти и участие в общей коррупции. И еще маленькая группа реформаторов для представления хорошего фасада. В нашем случае впервые пришла серьезная политическая сила. Хотя даже этого было недостаточно, чтобы сформировать весь парламент, не говоря уже о правительстве. Например, министром иностранных дел мы назначили [Саломе Зурабишвили,] французского посла в Тбилиси грузинского происхождения из семьи эмигрантов. И считали, что автоматически все получится. Оказалась, что она, мягко выражаясь, была не очень понятных нам взглядов. Какое-то время мы думали, может, мы не понимаем, она лучше знает. Постепенно недовольство накапливалось. И парламент был первым, кто предложил ей уйти в отставку.
– А что касается министра экономического развития? – Нам было известно, что есть такой либерал, олигарх в России – Каха Бендукидзе. Но что он собой представляет, мало кто знал. Мы с ним поговорили. Он был на встрече вместе с другими российскими олигархами, которых прислали все купить у нас. Потом оказалось, что из всего этого визита мы на самом деле «унаследовали» только Бендукидзе. И он всего пять минут говорил, но на меня хорошее впечатление произвел. Потом я Зурабу Жвании предложил, может, мы его министром сделаем? Вот так мы его и взяли.
– Но вот, например, Эроси Кицмаришвили, насколько я знаю, считает, что при выборе экономического сценария существовали альтернативы. – Кицмаришвили решил, что поскольку «Рустави-2» [25] помогал сначала Жвании, а потом на последнем этапе был вынужден помочь и всем нам, так как мы реально победили на выборах, то сейчас самое время стать чем-то вроде грузинского Березовского. И потребовал отдать ему на откуп весь бизнес, на что получил от ворот поворот. И на том наши пути разошлись. Он претендовал на то, чтобы контролировать грузинскую экономику в благодарность за сделанное. А такие благодарности мы никому не высказываем. Мы пришли не для того, чтобы поменять одну группу коррумпированных чиновников на другую. Мы пришли, чтобы поменять все правила игры. Недавно вот арестовали моего очень близкого друга в связи с пропажей каких-то книг из библиотеки, меня это очень огорчило. Я за три дня до этого с ним в ресторане ужинал, и он мне про свои большие планы рассказывал, которые мне очень нравились, но сидит он сейчас в тюрьме – что я могу сделать, меня про такие вещи не спрашивают, хотя прекрасно знают, что это мой друг. Так бывает. Так бывает даже с друзьями и родственниками президента. Такую систему мы создаем.
– А в чем же все-таки ключевые факторы успеха? – Нельзя откладывать реформы. Окно возможностей всегда очень быстро может закрыться. Не идти на компромиссы. Потому что компромиссы всегда потом ударяют. Поэтому мой совет – спешить, быть радикальными и знать, куда двигаться, и двигаться очень быстро. Ни в коем случае не надо прогибаться. Главное, чтобы была четкая идея и энергичное движение. А когда есть идея, люди сами приходят. Я думаю, что реформы всегда делает команда, не один человек. Очень важным двигателем был Бендукидзе – он очень хороший разрушитель, в плане генерации идей о том, как разрушить старую систему, а многие вещи нужно было именно разрушать. Чтобы построить новое – особенно нужна большая команда. Я не считаю, что это какие-то герои или особо интеллектуальные, одаренные люди. Просто люди, у которых хорошие намерения и одновременно компетенция, чтобы это претворить в жизнь. И возможность работать вместе. Вообще мой стиль – дать людям почувствовать, что они важны. Во-первых, мы здесь единолично почти никаких решений не принимаем, если уж не припирает. Во-вторых, люди вокруг меня могут сопротивляться, противоречить, и это не только не наказуемо, но и, наоборот, поощряется. И я могу оказаться в меньшинстве, и я подчинюсь решению. В-третьих, здесь абсолютно не поощряется лесть – все это четко знают, и не поощряются интриги. Ни один член команды не придет ко мне жаловаться на другого. Это невозможно. Есть какие-то правила игры, которые дают возможность людям чувствовать себя равными, чувствовать себя важными. Каждый в своей области. И когда создается такая атмосфера, то и работать очень легко. Когда ты просто давишь все время своим весом, в какой-то момент любой человек взбунтуется. Когда поощряешь людей, которые тебе льстят, то, во-первых, они того же требуют от других, а во-вторых, обычно такие люди, по моему опыту, при первой же возможности постараются всадить тебе нож по рукоятку в спину – конечно, в политическом смысле. Поэтому лучше всегда иметь вокруг свободомыслящих, равных, чувствующих себя равными людей. Это и создает прочность. Надежность идет отсюда, а не оттого, что кто-то тебе подчиняется и слепо за тобой следует, куда бы ты ни пошел.
– Воспринимаете ли вы уход людей из вашей команды как потерю или, может быть, как угрозу? – Нет, нет! Не дай бог, чтобы все остались, – тогда уже создается клан. Мы не держимся на персональной верности – мы держимся на верности принципам. Наоборот, то, что какие-то люди отпали, ушли, я думаю, это очень естественный, здоровый процесс. Без этого не происходит вливания новой крови, без этого мы выродились бы в какую-то группу, в которой все держится на персональной лояльности, а не на верности принципам, стране, законам этой страны. Вот, например, Ладо Гургенидзе [26]. Он удивительный человек в том смысле, что смог из бизнеса перейти в политику и абсолютно (сейчас можно видеть – прошли годы), абсолютно не было конфликта интересов. Потом снова переквалифицировался в хорошего бизнесмена и все равно продолжал работать на страну – совмещая свои и общие интересы. Такие люди действительно находка, они очень редки. Кстати, меня поразило, что он сказал про Нику Гилаури [27], что это будет лучший премьер-министр Грузии, рекомендовал его, хотя, я знаю, что, когда Гилаури был у него в правительстве, часто у них случались конфликты. Сказать про человека, который займет этот же пост, что он будет лучше, чем ты, – на это не многие способны. Особенно если ты с ним не всегда ладил.
Я изучала грузинский пример, чтобы узнать, что можно и нужно перенять, а что перенять не получится. Но каждый раз воспринимала любое достижение с поправкой на грузинскую специфику – в частности, на географические отличия между Россией и Грузией. Впрочем, по словам Саакашвили, большой размер страны – это преимущество, а не препятствие для реформ.
– Удалось ли вам приблизить страну к идеалу? – Я думаю, удалось поменять менталитет. Еще два года тому назад я не мог бы и заикнуться о том, чтобы запретить получать университетский диплом всем, кто не знает английского. Меня бы съели живьем. А сейчас об этом можно говорить. Люди поняли, что мы действуем не из личной выгоды или капризов. Что мы действительно видим долгосрочную перспективу. Мы хотим помочь обществу. Чтобы мы все выжили. В этом нам доверяют. У правительства большой кредит в этом смысле. Грузия превращается в несоветское общество. Все подвижки в этом направлении уже налицо. Менталитет – главное для закрепления результата реформ. Это не просто, как раньше считали, – откроем границы, поучимся у Запада, и все – станем лучше. Я в свое время проводил судебную реформу, мы отправили всех судей на Запад на стажировку. Кого на неделю, а кого и на полгода. Но поскольку система была старая и коррумпированная, они вернулись и прекрасно в нее вписались снова, только теперь со знанием немецкого или английского языка. Так что образование и прочие вещи сами по себе менталитет не меняют. Менталитет меняется, когда все движется в одном направлении.
– А что еще предстоит сделать? – В экономическом плане я считаю, что сейчас нам надо максимально снизить государственные расходы и дать возможность частному сектору заполнить эту брешь. Иначе мы не выйдем на двузначные цифры ежегодного экономического роста. И это печально, потому что, когда государство берется за какое-то дело, оно пока делает его быстрее и лучше, чем частники. Но это аномалия, это убивает инициативу. Хотя это и полезно в краткосрочной перспективе, и приятно нам, но все равно надо сбавить обороты и дать частникам проявить больше инициативы.
– Так почему, по-вашему, у Грузии получилось? – Мы очень хотели, мы все над этим работали. И мы еще не достигли цели. Но все равно движение уже пошло-пошло. Все двигается сейчас. Меняется менталитет. Люди принимают новые правила игры. Люди работают, и они поверили, что им тоже есть место. Революция – это не флагами размахивать и на улицы выходить, – это всего несколько дней. А все остальное потом – это самое главное. Ежедневная, кропотливая работа, в том числе тратить всю свою популярность на реформы. Популярность сама по себе не самоцель. Она всегда проходит, особенно когда ты уже не действующий политик. И ее нужно потратить на реформы. Настоящие реформы высвобождают внутреннюю энергию. А внутренняя энергия высвобождается только тогда, когда человек сам собой управляет, а не тогда, когда им управляют. Без этого не будет успеха. Глава 2
Рождение новой страны
Марта 1991 года 98,9 процента участников референдума, проведенного в Грузинской ССР, проголосовали за восстановление государственной независимости. И уже через девять дней Верховный совет Грузии принял соответствующий акт. Таким образом, Грузия стала второй республикой, покинувшей состав Советского Союза, после Литвы, провозгласившей независимость 11 марта того же года. Новейшая история суверенной Грузии началась 9 апреля 1991 года – спустя ровно два года после трагических событий в Тбилиси, когда силами войск МВД и Министерства обороны СССР был жестоко разогнан митинг, в результате чего погибли 19 человек, сотни людей получили травмы, тысячи – подверглись воздействию отравляющих веществ[28]. Тот бессрочный митинг в столице был организован вслед за массовыми выступлениями по всей Грузии, прошедшими в ответ на предложение об отделении Абхазии, высказанное на 30-тысячном сходе в абхазском селе Лыхны. Как известно, проблема целостности Грузии не была решена ни тогда, ни позже, но главным результатом не только самого митинга, но и его разгона стала окончательная потеря доверия, как к союзной, так и к местной власти. Лидер грузинского национального движения, известный правозащитник, один из учредителей Грузинской Хельсинкской группы и один из организаторов апрельского митинга 1989 года Звиад Гамсахурдия в ноябре 1990 года был избран председателем Верховного совета Грузии, а в мае 1991 года – первым президентом независимой Грузии, набрав 87 процентов голосов. За время своего краткосрочного президентства Гамсахурдия дал силу новому витку грузино-южноосетинского конфликта, фактически развязав гражданскую войну. Его правление завершилось в декабре 1991 года в результате мятежа частей Национальной гвардии (входившей в состав вооруженных сил Грузии) под командованием Тенгиза Китовани и военизированных националистических отрядов «Мхедриони» под предводительством Джабы Иоселиани. За две недели столкновений с использованием артиллерии и танков были захвачены стратегические объекты в Тбилиси, атаковано здание парламента, а сам Звиад Гамсахурдия бежал из страны. Власть перешла к Военному совету, вскоре преобразованному в Государственный совет Грузии, во главе которого 10 марта 1992 года встал бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузинской ССР Эдуард Шеварднадзе. Он же до 1995 года оставался руководителем страны в должности председателя парламента, а после, набрав на выборах 5 ноября 1995 года 72,9 процента голосов, – в качестве президента. Гамсахурдия, вернувшись на родину через год после бегства, возглавил правительство в изгнании. Его сторонники, так называемые звиадисты, продолжали партизанское движение, захватывая города Западной Грузии и Абхазии. Но к ноябрю 1993 года правительственным войскам удалось вернуть контроль над всеми территориями, захваченными звиадистами, а сам Звиад Гамсахурдия 31 декабря 1993 года покончил жизнь самоубийством (хотя факт самоубийства до сих пор ставится под сомнение). Тенгиз Китовани в 1995 году был арестован и пять лет провел в тюрьме за создание незаконных вооруженных формирований. Другая ключевая фигура сопротивления, глава уже запрещенных к тому моменту отрядов «Мхедриони» – Джаба Иоселиани – в 1998 году был приговорен к 11 годам лишения свободы за измену родине, организацию покушения на президента и несколько убийств, но в 2001 году (за два года до смерти) получил от Шеварднадзе помилование. Устранение политической напряженности не принесло Грузии спокойствия. Из политического кризиса вырос кризис социально-экономический, с которым Шеварднадзе за время своего правления так и не смог справиться. Сам он так подводит итоги своего президентства: «Когда в 2003 году я уходил в отставку, разрушенный Тбилиси был уже восстановлен, стремление Грузии принять участие в европейском интеграционном процессе стало свершившимся политическим фактом. <…> Строительство нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан шло полным ходом. <…> Грузия в 2003 году обладала независимым парламентом и независимой реформированной судебной системой, свободной прессой и довольно широкой сетью неправительственных организаций»[29]. И здесь, на мой взгляд, обращает на себя внимание не столько спорность некоторых оценок экс-президента, сколько их телеграфный характер: более десяти лет фактического руководства страной отражены лишь тремя абзацами. Выступая против фальсификации результатов парламентских выборов, прошедших 2 ноября 2003 года, оппозиционеры во главе с Михаилом Саакашвили с розами в руках захватили здание парламента. Это событие стало прологом Революции роз, которая привела к радикальным переменам в жизни страны. Показательное совпадение: Шеварднадзе оставил пост президента 23 ноя
| <== предыдущая | | | следующая ==> |
| Эту статью прочитал несколько месяцев назад. Кто автор, я не знаю. Все это время она не выходит у меня из головы. Пожалуйста, прочтите | | |
Date: 2015-09-05; view: 287; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА... |