Перевербовка

– Я не буду отвечать на ваши вопросы, – сказал Мачо, глядя в сторону. – Требую связаться с посольством Соединённых Штатов.

– Это можно, – кивнул Влад Малков. – Только тогда дело перейдёт в официальную плоскость. И, несмотря на протесты посла и юридическую помощь, вы получите лет восемь за шпионаж. Вы же не думаете, что удастся отделаться только незаконным пересечением границы? У нас есть записи ваших телефонных переговоров, есть показания вашей сообщницы Кудасовой, есть даже радиомаяк, который вы поручили ей внедрить в секретный поезд через её мужа!

Здесь капитан блефовал. От маяка ничего не осталось. И доказать факт его существования в суде вряд ли удастся.

– И маяк попал в поезд, только другой, но тоже секретный! А его взорвали! Эксперты не пришли к единому мнению – фугасом или ракетой, да для вас это и неважно. Это соучастие в терроризме! Представляете, какой резонанс это может вызвать в мире?

Мачо смотрел в пол. Дела его были плохи. Только слово «может» внушало надежду. Не «вызовет в мире», а «может вызвать в мире». Значит, может вызвать, а может и не вызвать. Если бы его собирались выводить на показательный процесс, такой альтернативы бы не существовало. Значит, речь пойдёт о сделке…

– Что с девушкой? – угрюмо спросил он. Капитан Малков усмехнулся.

– Она, естественно, арестована.

– Бедняжка… Она вообще ничего не знала.

Мачо перехватил удивлённый взгляд огромного блондина. Да, действительно, он повёл себя не так, как подобает холодному профессионалу. Он тяжело вздохнул.

– Оставьте личные переживания, Джефферсон. Вернёмся к делу. Я предлагаю вам договориться.

– Сделка? – оживился шпион. – Чего вы от меня хотите?

– Салима. Вы, по сравнению с ним, – нашкодивший школьник.

Мачо задумался.

– Это очень трудная задача. Гораздо более трудная, чем вам кажется.

Малков развёл руками.

– Но более лёгкая, чем когда он прячется в разных частях мира. Сейчас он здесь, в Южном округе. Вы знаете его в лицо, и он вам доверяет…

– Он никому не доверяет! И всегда обвешан взрывчаткой! А взрыватели у него и для рук, и для ног, и для зубов!

– Не надо набивать цену! Итак, наше условие – Салим!

Мачо задумался, но ненадолго. Если выбирать между русской тюрьмой и привычным риском, то ясно, что окажется предпочтительней…

– Хорошо. А вот мои условия…

Когда он закончил говорить, Малков посмотрел с ещё большим удивлением.

– Такую просьбу я встречаю впервые. Я должен доложить её руководству. Но думаю, вам пойдут навстречу.

Мачо кивнул:

– Тогда я согласен.

***

Салим позвонил через два дня. Звонок раздался в одиночной камере внутренней тюрьмы ФСБ. Ответили на него не донские рыбы, как обещал Мачо, а он сам.

– Надо встретиться, – прежним безжизненным голосом сказал Салим.

– Давай. Где?

Номер звонящего, как и следовало ожидать, не определялся. Параллельно подключённый телефон держал в руках капитан Малков. Они с напарником специально перебрались в Тиходонск и круглосуточно находились в состоянии боевой готовности.

– Потом скажу. Садись в поезд, езжай в Ахтырск, – Салим отключился.

Через несколько минут состоялось оперативное совещание по подготовке к операции. Это обыденное мероприятие, рутина любых оперативных служб. Такие сотнями проводятся и в ЦРУ и в ФСБ. Уникальность ему придавало то, что на этот раз в нём участвовали российские контрразведчики и сотрудник ЦРУ одновременно.

– Этот трюк известен, – Влад Малков потёр шею – перебитые нервы иногда напоминали о себе тупой тянущей болью. – Потом он позвонит и скажет, где выйти. Или даже выпрыгнуть на ходу. При таком способе невозможно поставить засаду или осуществить сопровождение.

– С таким дьяволом, как Салим, вы ещё не встречались, – сказал Мачо. – Он всегда переигрывает тех, кто его ловит. И расставляет им массу ловушек. Я знаю три случая, когда он отправлял на тот свет охотников за собой и потом преследовал их семьи! Мне кажется, что захватить его невозможно!

– Так что будем делать? – поинтересовался Ломов.

– Захватить его невозможно, – задумчиво повторил Мачо. – Но его можно убить!

Близнецы переглянулись.

– Видишь ли, не знаю, как у вас, а у нас так грубо и прямолинейно задачи не ставятся, – сказал Малков. – Мы не можем ориентировать тебя именно на такой конечный результат. Хотя если ситуация обусловит ликвидацию особо опасного террориста, то это всех устроит.

– Мне нужно оружие, – сказал Мачо. – Первый и второй пистолет.

Малков снова потёр шею.

– Почему именно первый и второй? Почему не два сразу?

– Первый – основной. Мне нужна машина крупного калибра, с большой останавливающей силой. «Кольт М‑1911» или «Дезерт Игл»… Второй – вроде как запасной. Маленький, но резкий. Девятимиллиметровый «Фроммер‑беби» подойдёт, или «Бэк ап», или какой‑нибудь из «Детониксов»…

– И отравленные пули? – серьёзно спросил Малков.

– Если есть, то это будет отлично! – Мачо даже улыбнулся. Влад снисходительно похлопал его по плечу.

– Ты не в своём отделе убийств!

– У нас нет такого отдела, – возмутился Мачо. – Но подбор оружия в подобных операциях на девяносто процентов определяет их успех!

– Мы вообще не имеем права давать тебе оружия, – в один голос сказали оперативники. А Малков пояснил:

– Ведь если ты попытаешься скрыться и кого‑нибудь убьёшь, то мы окажемся пособниками! Или если ты объединишься с Салимом!

– Как же я выполню задание? – обескураженно спросил Мачо. С такими поворотами темы ему ещё не приходилось сталкиваться.

– Применяя приёмы самбо, – подмигнул Влад. – Или что там у вас вместо него…

– Или отберёшь оружие у врага, – присоединился к товарищу Анатолий. – В Отечественную войну оружия не хватало, поэтому за каждым красноармейцем с винтовкой бежали в атаку трое с палками. Замполиты ставили им задачу: когда первого убьют, винтовку берет второй, потом третий… Ну а если не убьют, то надо палками глушить фашистов и отбирать у них автоматы…

– Не может такого быть! – не поверил Мачо.

– Ну почему же, у нас богатая история… – сказал Влад Малков. И уже вполне серьёзно добавил: – Когда поедем на вокзал, я забуду пистолет в машине. А ты его заберёшь. Разумеется, без моего ведома.

– Но ты же будешь об этом знать?

– Нет. Я ничего знать не буду.

Мачо развёл руками. Какой‑то русский сюрреализм, всем понятный абсурд, когда за неправильностями прячутся правильности, а за одними словами стоит совсем другой смысл. Что‑то похожее на «сбычу мечт». Он вспомнил Оксану и тяжело вздохнул.

– Не бойся, мы постараемся держаться неподалёку, – Малков неправильно истолковал его вздох. – И знаешь, что я придумал?

***

Группировка Исы Хархоева давно состояла на учёте в РУБОПе, как и десятки ей подобных, и это была одна из отличительных черт новейшей криминальной истории. В старые времена установленная банда немедленно уничтожалась отрядами ЧОНа[17], специальными группами НКВД или летучими бригадами ОББ[18], а оставшиеся в живых бандиты в течение суток приговаривались к высшей мере социальной защиты Коллегиями ВЧК, Особыми совещаниями, «тройками» либо другими органами внесудебной репрессии. Что интересно: когда наступил разгул демократии и поголовной заботы о правах граждан, все решения внесудебных органов признали незаконными, за исключением тех, которые выносились убийцам и бандитам. Законность последних сомнению и пересмотру не подвергалась, то есть быстрые и решительные действия по отношению к особо опасным преступникам как бы получили косвенное одобрение.

Но колесо истории со скрипом провернулось в очередной раз, и быстрота с решительностью оказались невостребованными: теперь на учётах состоят десятки и сотни оргпреступных групп, которым от этого состояния и не холодно, и не жарко. Потому что борьба с ними в основном свелась к контролю за преступной деятельностью и документированию преступных действий. На этом воздействие «органов» на группировщиков заканчивается под благовидными предлогами несовершенства законодательства, недостаточности доказательственной базы и отсутствия института защиты свидетелей. Если отбросить благовидные предлоги, которыми хорошо морочить голову журналистам и ничего не понимающим в этом деле гражданам, то причиной подобного благодушия является отсутствие государственной воли и соответствующего приказа.

В отношении Хархоевых такой приказ поступил, и участь группировки была предрешена.

Ранним утром бронированную дверь в квартиру Исы Хархоева вышибло направленным взрывом, в клубах дыма и пыли ворвались внутрь молчаливые люди в масках, пятнистых комбинезонах и с автоматами в руках. Через минуту и сам Иса, и два его телохранителя с отбитыми печенью и почками лежали на паркетном полу в наручниках, думали о вечном и мечтали уже не о «Лексусах» или «Мерседесах», а о медицинской помощи. И спешно одевающиеся красавицы их совершенно не интересовали. Невесть откуда взявшийся оператор фиксировал на плёнку автоматы «Скорпион», «Узи» и с десяток гранат «Ф‑1».

Вторая бригада СОБРа ворвалась в офис фирмы, вытащила из шикарной гостевой комнаты Магомеда Тепкоева с загипсованной ногой, а из‑под его подушки пистолет Стечкина. Абу Хамзатов выпрыгнул в окно и попытался отстреливаться, но СОБР в таких случаях действует очень последовательно и точно: короткая очередь прошила боевику грудную клетку.

Мусы Хархоева дома не оказалось, он ночевал у одной из своих многочисленных знакомых, поэтому в квартире оставили засаду и взяли его, когда он в разомлевшем состоянии заехал переодеться.

Всех задержанных арестовали, и даже самый гуманный в мире суд этому не противился. Молчали правозащитники, не проявляли активности журналисты. Уже через полтора месяца начались суды: сначала по очевидным эпизодам – незаконное хранение оружия, вымогательство, уклонение от уплаты налогов… Затем начался спрос за более тайные дела: организованную преступную деятельность, терроризм, убийства. Назначенные ранее сроки наказания увеличивались и постепенно добрались до восемнадцати – двадцати пяти лет. Группировка Хархоевых перестала существовать.

Карающий меч закона, прозрев, пытался добраться и до Сурена Бабияна. Но он, то ли почуяв недоброе, то ли по случайному стечению обстоятельств, выехал в Америку. Прослышав про интерес к своей персоне, Змей предпочёл не возвращаться, тем более что кое‑какие деньжата у него там имелись. Во многом благодаря малознакомому Василию Столярову.

То, что произошло с Хархоевыми и Бабияном, очень поучительно для других. Ибо мораль проста: в России можно делать практически всё, что угодно, – воровать, грабить, рэкетировать, и даже убивать. Но боже вас упаси связаться со шпионом и диверсантом! Тогда ничто не спасёт вас от справедливой кары. Правда, возможно, через несколько лет и это перестанет считаться смертным грехом.

***

Второй звонок последовал, когда Мачо ехал в переполненном и душном вагоне пассажирского поезда «Тиходонск‑Ахтырск».

– Ну, что? – послышался в трубке голос ожившего мертвеца. – Где ты находишься?

Мачо пришлось рассказать все подробно: название и номер поезда, вагон и даже номер места. Он ждал, что Салим скажет, что ему делать, но опять никаких инструкций не получил. С телефоном управляться было трудно: приходилось действовать одной левой рукой, потому что правая была в гипсе. Увечный человек вызывает сочувствие и не представляет опасности.

Положив трубку на столик, он набрал несколько цифр. Близнецы ехали в том же поезде – Владислав в следующем вагоне, а Анатолий – в предыдущем. Ещё несколько человек рассредоточились по всему составу.

– Отзвонился, расспросил о местонахождении, но ничего не сказал, – коротко доложил он.

– Хорошо, будем ждать, – ответил Влад.

Дело клонилось к вечеру, сквозь пыльные стёкла красное заходящее солнце последними яркими лучами просвечивало вагон насквозь. Поезд местного сообщения состоял только из плацкартных вагонов. В отличие от фешенебельного снобизма «спальных» или респектабельной чопорности купейных здесь текла истинно народная дорожная жизнь: похожие друг на друга голые по пояс мужчины, в растянутых трениках, играли в карты, потягивали пиво, кто‑то пил и более крепкие напитки, причём практически не закусывая. Женщины тоже были похожи: линялыми халатами и простецкими причёсками. Они азартно «чесали языки» и воспитывали детишек, которые норовили влезть куда не надо, тем более что поезд предоставлял много подобных возможностей. Люди расхаживали по вагону, быстро знакомились, просили закурить и угощали куревом, одалживали друг у друга то нож, то открывалку для консервов, заводили доверительные разговоры и открывали друг другу душу.

Соседи Мачо – супруги средних лет, накрыв столик газетой, принялись выкладывать картошку в мундире, варёные яйца, хлеб и сало, солёные огурцы, зелёный лук… Он сглотнул слюну: даже в самой лучшей тюрьме кухня не отличается разнообразием.

– Покушайте с нами, молодой человек, – грузная тётка с добродушным лицом сделала радушный жест рукой, а её супруг с висячими седыми усами заговорщически подмигнул и достал бутылку с мутноватой жидкостью. Мачо понял, что это самогон, про который он много слышал, но который никогда не пробовал.

Тётка улыбалась, показывая железные зубы.

– Я же вижу, что проголодался!

– Спасибо, я действительно хочу есть, – кивнул Мачо и левой рукой взял картофелину. Чистить одной рукой было неудобно, и он откусил вместе с кожурой.

Все происходящее вокруг напоминало ему Африку. Первобытная откровенность отношений была лишена условностей, которые и составляют оболочку цивилизованности. Здесь были разрушены перегородки между людьми, они все делали на виду друг у друга. Народ открывался с неизвестной стороны: причуды характеров, неожиданные жесты, странные, не слышанные ранее слова… Он чувствовал себя этнографом, погружающимся в экзотическую среду, как исследовательский батискаф опускается в царство вечной ночи.

И еда была какая‑то первобытная: искусство кулинаров, приправы и майонезы не играли в ней никакой роли. Но ему нравилось и сало, и яйца, и нечищеная картошка, и острые огурцы. Он любил изучать народы через их кухню, даже самую диковинную. Когда‑то в Мексике он даже попробовал вяленую гремучую змею.

– Ой, да зачем вы с кожурой едите, давайте я помогу!

Женщина очистила картофелину, освободила от скорлупы яйцо, причём сделала это быстро и споро.

– Давай, сынок, за всё хорошее, – мужчина с седыми усами придвинул ему стакан, на четверть наполненный мутноватой, резко пахнущей жидкостью.

Пить на серьёзной, связанной с риском для жизни операции – дело совершенно немыслимое и недопустимое, но Мачо выпил. Самогон показался немного похожим на текилу или граппу плохого приготовления. По телу стало разливаться блаженное тепло. Опытный шпион почувствовал полное расслабление, ему захотелось плюнуть на своё задание, заснуть и просто ехать, ехать, ехать – куда угодно, только чтобы без остановки. Среди беспорядочного шума, невнятных обрывков разговоров, непривычных запахов…

Но его умиротворённый настрой перебил очередной телефонный звонок.

– Едешь? – спросил Салим.

– Еду! – ответил Мачо, чувствуя, как исчезает расслабление и внутри все сжимается в тугую пружину.

– Через два часа я позвоню, и ты спрыгнешь. Там и встретимся, – сказал Салим и тут же отключился. Возможно, он боялся, что его запеленгуют.

С трудом устроив телефон на смятой простыне, Мачо набрал номер Малкова.

– Снова позвонил. Сказал – через два часа прыгать.

– Хорошо. Постараемся подтянуть людей в этот район.

– Куда прыгать, сынок? Ты парашютист, что ли? – спросил седоусый. К большому удивлению Мачо, выяснилось, что «папаше» всего сорок лет, а зовут его Василием. «Тёзки, значит», – обрадованно сказал он после знакомства.

– Ну его к бесу, этот парашют. Вон, руку сломал, допрыгался! Давай лучше ещё выпьем!

– Давай! – засмеялся Мачо. Он уже знал, что в России надо произносить тосты и чокаться.

– За сбычу мечт!

Стаканы сошлись с глухим звоном.

– Точно, это по‑нашему! Давай ещё!

– Нет, я больше не буду…

Мачо привалился к стенке вагона и закрыл глаза. Приятно кружилась голова, он был абсолютно спокоен и совершенно не нервничал перед встречей с опаснейшим террористом планеты. Два часа. Всего два часа. Нет, целых два часа у него есть. А там как бог даст…

– Спишь, американец?

Знакомый жуткий голос ворвался в сознание, и он понял, что действительно спит и видит сон.

– Просыпайся, пора отправляться в ад!

Голос был слишком реальный. Мачо открыл глаза и содрогнулся: напротив, на месте седоусого тёзки сидел Салим. Невероятно, но никакой ошибки не было. Хищное лицо, измождённое больше, чем обычно, просторная куртка, торчащий из‑под воротника проводок, который он то и дело, будто играя, ловил зубами.

– Здравствуй, Салим, – не выражая никаких чувств, сказал Мачо и сел поудобней, уложив на столик загипсованную руку. Но она не привлекла внимания араба.

– Как оказалось, что ты связался с ФСБ? – спросил тот.

– О чём разговор, Салим? Я тебя не понимаю!

– Я проверял тебя. Перезванивал через полминуты после каждого звонка. И у тебя было занято! Ты докладывал своим хозяевам!

– Ерунда!

– Возможно. Только я уже не хочу пользоваться твоей помощью. Я уйду сам, прямо на небо. А тебя отправлю в ад. Вместе с этим гнусным поездом и этими никчёмными людишками!

Салим всегда был немногословным. Сегодня он просто разболтался. Наверное, железные нервы расслабились перед смертью. Нагнув голову, он поймал проводок зубами.

Если бы Мачо не пил русской самогонки, он бы стал анализировать возможные варианты развития событий. Или просто закрыл глаза, примирившись с неизбежным. Или…

Но он просто шевельнул пальцем. Быстро, интуитивно, не задумываясь о последствиях.

Влад Малков не мог раздобыть ему ни «кольт», ни «Дезерт Игл». Но он догадался замаскировать обгипсованным бинтом обычный «макар», подобранный на месте нападения на БЖРК. Сейчас ствол пистолета смотрел прямо в лицо террористу.

Грохнул выстрел, огонёк пламени прожёг бинт, пуля вонзилась в переносицу Салима, наискосок прошла через мозг, вышла через затылок, на излёте ударила в верхнюю полку и обессиленно упала вниз. И окровавленное лицо террориста уткнулось в крышку столика, ещё пахнущего салом и солёными огурцами. Мачо быстро вскочил и осторожно высвободил проводок из крепко сжатых зубов.

– А‑а‑а, человека застрелили! – заголосила какая‑то женщина.

– Милиция! Убивают!

Пассажиры бросились в разные стороны. В вагоне начиналась паника. Мачо растерялся. Надо было успокоить людей, но он не знал, как это сделать. Влад Малков привычно бы выкрикнул: «Спокойно, ФСБ!» А что мог крикнуть он? «Спокойно, ЦРУ»? Пожалуй, это только усилило бы панику. А скорей всего, его бы приняли за сумасшедшего. Поэтому Мачо опустился на полку и стал освобождать правую руку от маскировочной повязки.

***

Огромное, кубической формы, здание аэропорта Шереметьево‑2 напоминало растревоженный пчелиный улей. Потоки разношёрстной публики текли в различных направлениях, сталкивались, закручивались водоворотами, сплетались и расплетались. Челноки с огромными клетчатыми сумками, представительные мужчины в дорогих костюмах с кожаными чемоданчиками от Дюпона, разодетые российские дамы, пахнущие дорогими духами, по‑дорожному просто одетые европейцы, непомерно отягощённые сумками и чемоданами, мамаши с детьми, празднично настроенные туристские группы, прибывшие очередным рейсом негры, с некоторой опаской присматривающиеся к русским, примерно так когда‑то белые колонизаторы, высаживаясь на африканский берег, взирали на их предков. Бизнесмены, командировочные, просочившиеся сквозь милицейские кордоны бомжи, затянутые в строгую форму лётчики, стюардессы, таможенники – все смешались в единую пёструю массу, наполняя гомоном высокие помещения.

Был здесь даже один разоблачённый шпион. Мачо стоял в очереди на пограничный контроль. В чёрных джинсах, чёрной кожаной куртке, со спортивной сумкой через плечо он был похож на спортсмена, перешедшего на тренерскую работу. В руке он держал «засвеченный» паспорт на имя Василия Столярова с вложенным билетом до Нью‑Йорка. Как и положено прожжённому профессионалу, он в глубине души сомневался, что русские выполнят условия сделки. В конце концов, верить нельзя никому. Где гарантия, что с ним не ведут какую‑то хитрую двойную игру, все правила которой известны только одной стороне? Конечно, ожидать подобного не было никаких оснований, но всё же он испытывал некоторое напряжение.

– Знаешь, мне кажется, что это сон, – сказала Оксана. Она стояла рядом в элегантном брючном костюме, одетом прямо на голое тело, и в дорожных туфлях без каблука. В руках девушка держала точно такой билет. – Не могу представить, что это я уезжаю отсюда, что буду жить в Америке, что тебя зовут Билл! Это твоё настоящее имя?

– Да, настоящее. Тебе придётся ко многому привыкнуть…

Интонации в голосе были сухие и жёсткие, как известь.

В толпе провожающих он увидел Близнецов и напрягся ещё больше. Но ничего не произошло. Молодой пограничник поставил штамп в паспорт, турникет открылся, и он вышел на нейтральную территорию. Из соседней кабинки вышла Оксана. Мачо оглянулся. Близнецы улыбались, Влад помахал ему рукой. Мачо расслабился и, обняв Оксану за плечи, привлёк к себе.

– Через двенадцать часов мы будем на месте, – сказал он совсем другим тоном.

И всё же полного успокоения не наступило, просто одна озабоченность сменила другую. Предстояли сложности со своим начальством. Внутреннее расследование, проверки на полиграфе… Скорей всего, его уволят. Что ж, можно открыть оружейный магазин и торговать не серийной продукцией, а раритетами. Это приносит хорошую прибыль.

Оксана тоже была озабочена.

– И всё это время мы не сможем заниматься любовью? Все двенадцать часов?

Билл Джефферсон рассмеялся и сильнее прижал к себе стройное девичье тело.

– Ну почему же, малышка. Не все так плохо. Что‑нибудь придумаем… Кстати, – подчиняясь какой‑то подсознательной ассоциации, вдруг спросил он, – а ты умеешь солить огурцы?

– Нет, – удивлённо ответила Оксана. – Но если надо – научусь.

Близнецы неторопливо шли к выходу из аэровокзала.

– Ты когда‑нибудь слышал, чтобы агент так влюбился в сообщницу, что вытащил её из тюрьмы и увёз с собой? – повернулся майор Малков к напарнику.

– Никогда.

– И я никогда. Значит, наши девушки и правда самые лучшие в мире!

– А я в этом никогда и не сомневался, – ответил майор Ломов.

Эпилог

Литерный поезд несётся по стране, соблюдая своё секретное расписание и никому не известный график. Мощный лоб локомотива спрессовывает воздух и гонит тугую волну перед собой. Если долго смотреть сквозь голубоватое бронированное стекло, то создаётся впечатление, что скорость становится запредельной и сейчас особый состав, словно острый нос новейшего истребителя, проткнёт упругую воздушную пробку и с оглушительным хлопком преодолеет звуковой барьер. Но такого, конечно, произойти не может, и машинист Андреев встряхивает головой, прогоняя наваждение.

Привычно зажигаются впереди зелёные огни светофоров, срочно освобождаются пути, падают шлагбаумы на переездах. Литерный идёт, идёт литерный! Тревожатся в своих кабинетах железнодорожные руководители – в наше безответственное время только БЖРК грозит реальным наказанием: на сотнях станций рассказывают истории, как одного начальника из‑за него сняли с работы, а другого и вовсе убили!

Насчёт последнего – чистое враньё: Ибрагима Османова убить не удалось. Он по‑прежнему работает начальником маленькой станции, но уже в тысяче километров от Елисеевской. Ибрагим пошил себе новый мундир и новую фуражку, в кармане он теперь всегда носит кустарный складной нож с крепким клинком и старательно избегает «земляков». В кабинете, в стенном шкафу, у него стоит на всякий случай замаскированный рулоном ватмана пятизарядный охотничий полуавтомат «МЦ 21‑12» – заряженный и с досланным в ствол патроном. Когда проходит литерный, Османов выходит на перрон и долго смотрит вслед короткому, стремительно промелькнувшему составу.

Вагоны комплекса выглядят как новые: первый и последний заменили, а в остальных пробоины заделали, вмятины зашпатлевали, в несколько слоёв выкрасили блестящей зелёной краской. Не той, которой обычно красят составы, а другой – для ракет. В поезде переделали систему вентиляции, и теперь внутри вполне хватает воздуха, а иногда – по утрам и вечерам – он даже сохраняет естественный аромат свежести лесов, полей и рек.

Привычно стучат колёса, раскачиваются на жёстких сцепках вагоны, слепые окна без интереса смотрят на проносящиеся мимо деревеньки, станции и полустанки. Внутри, за бронированной двухслойной обшивкой, идёт своя жизнь, подчинённая уставу вооружённых сил и правилам боевого дежурства. Бдительно несут вахту бойцы взвода охраны: ещё свежи события, которые стимулируют служебное рвение лучше многих приказов. Во втором вагоне тестирует свободный от службы личный состав военврач поезда старший лейтенант Тарасов. Экипаж сильно обновился, «старички» рассказывают «салагам», что раньше военврачом была раскрасавица майорша, столь же прекрасная, сколь и недоступная. Кто‑то в это верит, кто‑то нет, считая, что в мужской коллектив задраенного на несколько недель поезда никто бабу не допустит. Надо сказать, что соображение это вполне здравое.

Полковник Булатов не дождался генеральского звания. Всезнайки из штаба рассказывали, что за успешный учебно‑боевой пуск его было представили к генерал‑майору, но нападение боевиков, а особенно попытка несанкционированного пуска и самоубийство второго человека на БЖРК, испортили все дело. Пришлось уйти в отставку, и супруги Булатовы обосновались в Тиходонске: Наталья Игоревна работает в районной поликлинике, а супруг преподаёт в ракетном училище. На пенсию отправили и Кравинского, и Кандалина, их места заняли молодые и амбициозные офицеры, полагающие, что они никогда не допустят таких ляпов, как проштрафившиеся старики.

В штабном вагоне по‑прежнему восседает начальник поезда Ефимов, только он уже не подполковник, а полковник. Вместо отправленного на пенсию Сомова контрразведывательную работу ведёт недавний выпускник военного института старлей Быков.

Меньше всего изменений в отсеке запуска, здесь поменялся только начальник: место за боевым пультом занимает капитан Кудасов. Он пережил шок, когда узнал, что Оксана попала в сети ЦРУ, он так и не понял, что произошло с ней потом. Майор Маслов принёс ему свидетельство о разводе и короткое письмо от бывшей супруги: «У меня все хорошо, не поминай лихом…» Доходили глухие слухи, что её выпустили из тюрьмы и она вместе с использовавшим её шпионом выехала за границу, но Александр им не верил: глупости, так быть не может… Постепенно Кудасов оправился от шока и стал проявлять интерес к перспективе поехать на учёбу в Академию ракетных войск. Сидя за пультом, он постоянно тренировался в расчёте баллистических траекторий и каждый раз попадал в цель.

В боевом вагоне спит, до поры до времени, гиперзвуковая ракета «Молния». Её скрытая мощь выше мелкой суеты непрочных и недолговечных людишек, поэтому она не обращает на них никакого внимания. Только одного человека она выделяет из общей массы: капитана Кудасова, которого признает своим повелителем. Капитан частенько заходит к ней в вагон, проверяет аппаратуру, трогает красный топор на пожарном стенде, гладит сферическую крышку контейнера и почему‑то вздыхает.

В техническом вагоне не произошло никаких изменений: израсходованный запас шпал и рельсов обновили, доведя до штатной положенности, провели профилактические работы с краном и другими устройствами. Теперь БЖРК вновь готов к неожиданностям. В новом вагоне прикрытия и личный состав практически новый – произошло почти полное его обновление.

Атомный поезд несётся с крейсерской скоростью, пересекая страну вначале в одну, а потом в другую сторону. Теперь он уходит в рейс не из Кротова и возвращается не в Тиходонский край: для него создана новая база, местонахождение которой хранится в секрете. Несмотря на произошедшие пертурбации, главное одно: БЖРК находится на боевом дежурстве и способен выполнить поставленную перед ним задачу. Ведь капитан Кудасов готов осуществить старт и уверен, что всегда попадёт в цель. А всё остальное по сравнению с этим совсем не важно.

Ростов‑на‑Дону

Июнь‑сентябрь 2004 года

[1]МБР – межконтинентальная баллистическая ракета.

[2]ОЗК – общевойсковой защитный комплект – прорезиненный герметичный костюм.

[3]Полиграф – прибор, более известный под названием «детектор лжи»

[4]Терминатор – граница между освещённой и неосвещённой частями поверхности планеты.

[5]РВСН – ракетные войска стратегического назначения.

[6]ВКР – военная контрразведка. Когда‑то эти подразделения называли «Особыми отделами». На обыденном уровне это название сохранилось до сих пор.

[7]Такая операция действительно проводилась ЦРУ. См.: Широнин В. Под колпаком контрразведки. М., 1996. С. 390.

[8]Такая операция, только под названием «Абсорб», тоже проводилась ЦРУ против России. См.: Пит Эрли. Признания шпиона. М., 1998. С. 131 – 132.

[9]С ядерным боезапасом.

[10]См.: «Комсомольская правда». 2004. 6 августа. С. 5.

[11]«Утёс» – пулемёт калибра 12,7 мм

[12]СЯБ – стратегический ядерный боеприпас.

[13]«Холод» – враждебная и опасная обстановка страны, где шпион выполняет задание.

[14]Гаррота – прибор для удушения, орудие казни в Испании в XIX‑XX вв.

[15]Тандыр – подземная печь, где блюда готовятся на углях в условиях ограниченного доступа воздуха.

[16]ПКТ – пулемёт Калашникова танковый.

[17]ЧОН – части особого назначения, осуществлявшие борьбу с бандитизмом в 20‑е годы.

[18]ОББ – отделы борьбы с бандитизмом, созданные после Великой Отечественной войны и выполнившие свою задачу в начале пятидесятых годов.