Не‑гуманистическая психология ради человека

Мнение психологической общественности

– У Вас же оценочное сознание!

Сказал мне Психолог с явным неодобрением. Безоценочным?

Настоящие, правильные Психологи относятся к Клубу "Синтон" с большой настороженностью. Некоторые из них после посещения Клуба (по крайней мере, после некоторых занятий) выходят в совершенно взъерошенных чувствах и с негодованием рассказывают, что ведущие "Синтона" – авторитарные диктаторы, не стесняющиеся в резких оценках и не берегущие нежных человеческих чувств. Вообще они циники и искусные манипуляторы, с помощью чего и навязывают всем ученикам свою философию жизни. И, самое возмутительное, им это даже нередко удается – и тогда ученики становятся свободными. Психологов это возмущает. Ведь они точно знают, что психологическая работа должна вестись только мягкими, щадящими, гуманистическими, а также демократическими методами, а самое главное – она должна помочь человеку найти путь свой, а не усвоить чей‑то, пусть даже самый продвинутый и хороший.

По‑моему, тут несколько потеряно чувство реальности.

Радость доброй силы

Каждый из нас управляет миром, хотя, может быть, делает это плохо.

Камень на дороге управляет повозкой.

Ребенок еще и говорить не умеет, а уже управляет родителями. Собака управляет хозяином, а кошка – собакой.

Все управляют всеми.

Не стыдно управлять миром, стыдно делать это плохо.

В.К.Тарасов. Технология жизни: книга для Героев

Во‑первых, о насилии. Уважаемые коллеги, определитесь, пожалуйста, вас возмущает насилие над человеком любое или? Я понимаю, ладонью проехаться по затылку нельзя – негуманно. А добротой проехаться и задавить – можно?

Я так понимаю, что ненасильственная педагогика, за редкими исключениями, – или обман, или пустышка. "Он побеждает всех своей добротой!.." Верно, мы приглядывались – побеждает. Утюжит, давит добротой так, что сметает со своего пути всякие другие мысли и настроения. Вихрем своей энергетики включает всех в светлый и веселый путь свой – так, что все восхищаются!

А то, что это такое же рядовое насилие, – об этом думать уже как‑то неинтересно.

Насилие возмущает только наивных гуманистов. Умных гуманистов огорчает не насилие, а насилие не то или не туда. Сила может быть тупой и злой. Сила также может быть мудрой, доброй и веселой. Насилие – это просто столкновение сил, и если в этом столкновении победит ваша добрая сила, то выиграет добро. Спешите делать добро!

Спешите делать добро, и да здравствует ‑ насилие!

...Если самые правильные размышления изредка не перемежать разрядкой, может произойти интеллектуальное изнасилование. Поэтому давайте я расскажу вам анекдот, тем более что он как никогда кстати?

Мой любимый анекдот про психолога из "Детского мира"

Пришла как‑то в "Детский мир" мама с ребенком. У ребенка характер тот еще, а тут игрушек красивых с каждой стены на него десяток смотрит, он и начинает нудеть: "Мама, купи мне самую большую игрушку!" И еще требовательнее и громче: "Мама, купи мне самую большую игрушку!!" Мама и так, и эдак, просит его: "Ну сыночек, ну не шуми, перед людьми стыдно!" – а сыночек только расходится: буянит, ножками стучит, орет на весь магазин: "Мама, хочу самую большую игрушку! Мама, купи мне самую большую игрушку!"

Бедная мама! Что делать, не знает, готова сквозь землю провалиться, но тут подходит к ней аккуратный молодой человек, здоровается, участливо на все смотрит и говорит: "Вы знаете, я работаю здесь психологом, помогаю детям и взрослым решать их личные проблемы. Если вы хотите, я могу попробовать поговорить с вашим мальчиком, может быть, нам удастся его успокоить и настроить его на лучшее взаимопонимание с вами... Мой кабинет вот здесь, рядом!" Мама смотрит, человек вроде правда приличный, да и делать нечего, говорит: "Да, пожалуйста!" Психолог берет мальчика, заходит с ним в кабинет, через минуту оба возвращаются. Мальчик подходит к маме, прижимается к ней и тихо говорит: "Мама, купи мне, пожалуйста, если можно, самую маленькую игрушку!.." Мама в восторге, психолога благодарит, сыну что‑то там купила, потом идут они уже домой, и она у сыночка спрашивает:

– О чем же вы разговаривали с тем хорошим дядей?

– Да... Только мы зашли в его кабинет, он показал мне вот такой кулак и говорит: "Если будешь еще орать, в лоб получишь. Понял?"

Вот так работают настоящие профессионалы, широк диапазон их приемов психологического воздействия...

Реальность воспитания

Вы кончили воспитывать, верно. Но этим же самым вы на нас возложили работу перевоспитывать!

Очень неглупая дама из МВД на конференции в Российской академии образования

Вспомните: когда детишки были маленькими, мамы жизни их учили. Учили что хорошо, что плохо, а за что – по заднице. Даже язык не поворачивается сказать: "навязывали свои ценности". Какое навязывали, просто вставляли в душу все, что вставляется.

И никто тут не возмущается некоторой недемократичностью процесса.

Точнее, повозмущаются, если результаты воспитания плачевные. "Мамаша, ну что же вы делаете?! На вашу жесткость ребенок отвечает протестом!" Заметьте, говорят о взаимоотношениях, но на самом деле всех волнует только – результат: то, что у них получилось.

На самом деле всех волнует только результат, потому что, если мама воспитает ребенка добрым и порядочным человеком, никто не поинтересуется, как она это сделала. Скажут просто: "Спасибо за сына!" Хотя абсолютно неочевидно, что мама никогда не говорила с сыном жестким голосом и не применяла к нему силу.

Хотя бы просто взять его за ручку и увести. Хоть бы он и топал ножками.

Каждые родители своих детей воспитывают – то есть по возможности вставляют то, что им хотелось бы в них видеть.

Например, Самостоятельность и Уважение к людям. Или, в другой семье, Послушание и Страх Чужих – всё это воспитывают, вставляют.

Теперь же, когда "Синтон" делает то же самое, только с детьми повзрослевшими – детей этих переучивает, освобождая от маминых глупостей и укрепляя в умном и добром, психологи беспокойно напоминают: "Ах, человек должен всегда сам делать свой выбор!"

Если бы они только понимали, какую страшную вещь они говорят...

* * *

Историю хочу вам рассказать. Историю про человека очень душевно гармоничного: человека, полюбившего себя дальше некуда, освободившегося от всех стеснявших его ранее комплексов и научившегося совершенно свободно, свободно от чьих бы то ни было трудностей, делать свой выбор. И называется эта История –

Паразит Великолепный

Этого моего знакомого зовут Андрей. Он прекрасен. Он, не имея квартиры, друзей и денег, довольно жил в Москве три года. Как? Имея продвинутые интересы, он приходил на разные психологические и духовные тренинги, где люди душевные и добрые. Ближе к ночи он говорил: "Братья! Мне негде ночевать!" – и его кто‑то на несколько дней брал к себе.

Ну и хорошо, вот он уже и живет. И при случае кормится.

При этом он ничего не делает для того, чтобы найти себе другое жилье, он живет там до тех пор, пока хозяева, переступая через себя (ведь неудобно!), не скажут ему: "Имей же совесть!" Нет проблем, тогда он снова объявлял себя бездомным в какой‑то другой доброй компании и садился на шею новым людям. С деньгами было все также несложно: работать он не любил, но спекулировать книгами, напрямую обманывая людей, было ему ближе. А чаще всего деньги он просто занимал у добрых людей – и не отдавал. Спокойно и сознательно. Вот так элегантно он решал свои проблемы – за счет других.

Мучений совести у него не было: потому что он прочитал книгу Козлова и совесть себе отменил. А еще он принял философию дзен, потому что там добро и зло – вещи весьма относительные.

Это я все узнал от него, когда он пару дней жил у меня и работал (работать – это условие поставил я). Договорились о деньгах и что я его кормлю. Так вот, незабываемое зрелище: обед, у него приличная порция, он ее съедает, поднимает ясные глаза и спокойно объявляет: "Мало. Мне мало!"

Он требовал себе еды больше. Не просил. Требовал. Чтобы наесться сейчас и вечером на ужин не тратиться.

Я смотрел, как широко и кругло открывается его рот, выговаривая это “Мало!”, – и пропитывался богатым составом чувств. Не буду скрывать, я не только ахнул от восторга перед таким великолепным экземпляром Паразита. Я понял, что его наглость меня возмущает. Каюсь, душа всколыхнулась. Компоту я ему налил, но расстались мы без дружеских чувств.

Почему я это рассказал? Повторю еще раз: свои личностные особенности наш славный Андрей оттачивал на разнообразных психологических тренингах. Душа его светла и свободна, но восхищения от этого – у меня нет.

О собственном выборе

Самая серьезная претензия к синтоновцам в том и состоит, что они свободны. Слишком свободны. Свободой своей они пользуются без головы, без ограничений.

Жизнь их чисто поле, где вешек – нет. Путь им – не обозначен.

Верно: свободные в своей свободе, по‑настоящему свободные люди – опасны. И это то, что меня в синтоновцах беспокоит вместе с вами.

Разговоры о достоинствах "собственного выбора" ведутся только до тех пор, пока кто‑то по собственному выбору не наступил вам на ногу. А если кто‑то по собственному выбору начнет делать это регулярно и с применением средств механизации, я посмотрю, какой танец вы станцуете.

Не каждый путь "свой" – добрый путь.

Конечно, нам всем не нравится человек зашоренный, имеющий только один взгляд и одну программу.

Стоит и долдонит: "Это – правильно, это – дурно. Это – должно, а это – возмутительно". – "А почему?" – "Потому".

С другой стороны, между очень свободно мыслящим бандитом и совершенно зашоренным сектантом я всегда выберу зашоренного.

И вы выберете, если вам не просто побеседовать интересно, а жить рядом.

Свободный и самоактуализирующийся человек всегда имеет выбор – славно! – но никто не знает, что выберет он.

Славно?

Конкретно: он может действовать Добро – а может только Красиво. Он может делать то, что Интересно. Или Любопытно.

Помните, как это: "Любопытно!"? Поймал козявочку – и отрываешь ей лапки, наблюдая шевеление ее усиков. Любопытно...

Он может разрешить себе быть слабым. И трусливым. И злым.

Это тоже его, его сущностное и кровное. Это человеческое, а ничто человеческое мне не чуждо...

Этим свободные люди, в частности синтоновцы, – и опасны.

Разрешите – документ?

Чрезвычайно любопытно, как сами синтоновцы оценивают итоги своей учебы в Клубе. Клуб можно критиковать за многое, но одно его достоинство несомненно – синтоновцы врать не приучены и говорят обо всем смело. Итог: отзывы их о себе и Клубе откровенны и непосредственны.

Конкретно это письмо отредактировано, потому что писано сильно безграмотно. Но написано сильно, поэтому я его и привожу.

Итак,

...При помощи "Синтона" я изменила отношение ко мне других людей. Те, кто меня ненавидели, любить меня не стали, но я заставила их уважать меня. Вообще после полутора лет в "Синтоне" для меня не проблема заставить кого‑то любить меня или уважать: я умею чувствовать отношение людей ко мне, и, если этот человек мне нужен, я всегда смогу измениться и под него подстроиться.

Здесь, в Клубе, я научилась разбираться в людях, я теперь точно знаю, какой человек нужен мне. Теперь я не бросаюсь на всех подряд, как это было раньше, а точно знаю, что я хочу, и смело иду к своей цели.

"Синтон" научил меня отказывать людям, обламывать их, когда им нужно от меня то, что не нужно мне. Раньше я не умела обманывать и говорить "нет", а теперь мной практически невозможно манипулировать.

"Синтон" и синтоновцы научили меня играть. Сейчас я практически в совершенстве владею различными играми с мужчинами, хотя именно поэтому они стали мне не интересны. Какой смысл в игре, если результат каждого твоего или его действия известен? Но если игра мне нужна, я сыграю ее хорошо и добьюсь от мужчины всего, что мне надо.

Надя.

...М‑да... Ваши чувства? Свои – скажу: чем больше Надя перечисляет, что ей дал "Синтон", тем больше мне за "Синтон" неловко. Надя стала вооруженной, Надя стала защищенной, но доброй и человечной – нет.

По письму, по крайней мере. В жизни, в Клубе, она кажется мягче и теплее. Или только кажется?

Я могу оправдываться, что "Синтон" давал ей не это, по крайней мере – не только это, но есть факт – Надя взяла все это из "Синтона". Надя в Клубе была свободным человеком и развивала то, что она хотела. Щенок был свободным и учился давить других щенков.

А я был – его учителем.

Надя довольна мной, как психологом, но я недоволен собой, как человеком. Это я не дал Наде того, что свободного человека превращает в человека нравственного. Я не дал ей (достаточно) культуры, я не разбудил в ней сердечности и заботы о людях, я не изменил ее жизненные ориентиры: добро не стало ее ценностью.

...В Клубе много людей, живущих ценностями Приятно, Выгодно, Удобно (или Красиво, Изящно, Увлекательно). Хорошие ценности, но, если над ними не возвышается ценность "жить по‑доброму", они сбивают человека с пути – с пути Добра.

Как мне кажется, у действительно нравственного человека никакого выбора нет. У него есть, могут и должны быть только размышления, только прикидки – каким путем точнее реализовать тот выбор, который он сделал уже давно. Он отодвинет от себя не только Злое, он отодвинет и Трусливое. И не разрешит себе Слабое. И запретит себе просто Любопытное. Вздохнув, попрощается с самым‑самым Интересно. И даже чудесно Красивое останется вне его пути, если вдруг это Красивое не совпадет с путем его – с путем Добра.

Что бы я ни делал, количество добра в мире должно увеличиваться

И это то, что я, как Учитель, хотел бы видеть в "Синтоне". Конечно, я страшный человек – я действительно хочу, чтобы у моих синтоновцев в жизни выбора не было. Чтобы выбор и путь у них был только один – путь Добра.

А психологи пусть живут по‑другому, свободно. И развлекаются.

Признание психолога

– Я психолог, и поэтому я никогда никого не воспитываю.

– А дома? Борис, дома ты своих детей – воспитываешь? Свои ценности, свой взгляд на мир им несешь? Хочешь передать?

– Психолог я – на работе. А дома я – отец!

Как сказал мне – так отрезал, завершая наш трудный разговор на эту тему, один известный психолог. Он пишет толковые книги, он замечательно работает как практик, но он делит: "моя работа с людьми" и "моя жизнь с близкими".

Работая с клиентами, он свои взгляды на жизнь прячет в карман. Он заключает с клиентом контракт и работает строго в рамках того, что клиент от него ожидает. Он помогает клиенту разобраться в его ценностях, обстоятельствах и сделать свой собственный выбор – и только. Их жизнь – их выбор. Он – на работе.

Дома он – другой. Живя со своими детьми, воспитывая своих детей, он хочет, чтобы его дети росли в соответствии с его ожиданиями. Конечно, он двумя руками за, чтобы его дети сделали свой свободный выбор – но только в тех рамках, которые он поставил выбором своим. Потому что – своих детей он любит. И поэтому, если необходимо, он берет груз ответственности и за их жизнь тоже.

А когда он говорит: "Я, как психолог, не имею права нести людям свои ценности", простите, я перевожу: "Эти люди мне – душевно чужие".

Борис, ты не прав.

Если это, то есть отказ от воспитательной и проповеднической работы, – кодекс чести психолога, значит, я не хочу быть психологом. Естественно, я не буду навязывать свои взгляды и ценности людям, которые будут их и меня отталкивать. Но если люди ко мне пришли, тем более если они знают, что я свои взгляды не скрываю и, более того, активно проповедую, людям активно несу – то я буду с этими людьми беседовать, буду им свое рассказывать, буду проповедовать, буду спорить, буду драться и ссориться, если надо!

Потому что они – близкие мне люди. Потому что этого хочу я и этого хотят они. Потому что это наши свободные выборы.

Если психология исключает воспитание, то я исключаю психологию

В чем проявляется моя любовь

– Вы же не уважаете тех, кого воспитываете!

– Совершенно верно. Воспитывают вообще только тех, кого не уважают.

Почему??

Если рядом со мной умный и взрослый человек, я всегда могу с ним поговорить. Его душа – его государство, он воспитывает себя сам, а мои слова – только новые и важные данные, с которыми он сам сделает все, что надо.

А мне воспитывать его так же странно, как лезть в работающий мотор автомобиля, чтобы руками подталкивать поршни его цилиндров. Куда ты лезешь, мотор работает и без тебя!

Что его воспитывать, он воспитывает себя сам!

Другое дело, рядом со мной ленивый, спящий недочеловек. Сам с собой он ничего не делает, оставить его как есть – нельзя, трудно ему и с ним трудно, и поэтому надо его обрабатывать и как‑то приспосабливать, чтобы жить с ним можно было. Да, я этим, то есть воспитанием его, займусь – но о каком уважении тогда будет речь?

Дрова я рублю, а не уважаю.

Имею ли я на это право? Имею, как любой родитель, у которого есть дети. Синтоновцы – это мои дети, потому что это люди мне не посторонние, люди душевно близкие, и потому, что они пришли ко мне для того, чтобы я с ними работал.

Значит, кого‑то – и обтесывал.

Они знают, что я буду помогать им расти: буду давать им трудную работу, на которой они будут делать себя сильнее и искать пути человеческой жизни. Я даю им пищу для размышлений – много пищи, они получают в Клубе также и тепло, и праздник. Но если что – синтоновцы знают, что от ведущего они и в лоб получить могут.

И запросто. Более того – самые толковые этого ждут и этого просят: "Н.И., если можно, давайте на меня почаще обратную связь!" Что они имеют в виду – понятно?

Это – подарок, и те, кого я люблю больше, получают его от меня чаще. А то, что мой подарок немного в нетрадиционной, не мягкой упаковке – чем же это плохо, если это работает?

Уважаемые коллеги! Ваши верования, что "психолог – это обязательно гуманист!", ничуть не основательнее, чем любые другие детско‑юношеские заморочки. Если же вы по‑прежнему находитесь в протесте, я предлагаю вам расслабиться и послушать психотерапевтическую сказку, привлекательную хотя бы тем, что она другого автора.

Лирическое наступление, или О разнообразии методов психотерапевтического воздействия

У всякого урода своя метода.

Черт в исполнении Дмитрия Соколова

Не читали "Сказки и сказкотерапию" Дмитрия Соколова? Почитайте. Книжка небольшая, а достойная. Талантливая, как и ее автор. А чтобы побыстрее почитать захотелось, перескажу оттуда одну из сказочек. Слушайте:

Сказка об ангеле и черте

В те далекие времена, когда ангелы и черти служили в общем братстве, произошла такая история. Увидел Господь бедного горюющего юношу, который целыми днями лишь плакал и молился. Посмотрел он на него раз – плачет, взглянул второй – плачет, в третий раз – рыдает, сердечный. Нахмурился Господь и приказал двум небесным служителям спуститься и помочь бедняге. Отправились двое, один был ангелом, другой – чертом.

Спустились они на землю, да неудачно: до дома бедного юноши им оставалось не меньше мили. Пошли по дороге: ангел ступает важно, чтобы не запачкать белых одежд, а черт балуется. С чьего‑то огорода стащил луковицу, где‑то наломал тростника. Подошли они к дому, ангел и говорит: "Ты, черт, подожди меня здесь, не то еще напугаешь невинного".

Ну и ладно, черт согласился, сел на качели, качается, а ангел помедитировал и вошел в горницу. Встретил его юноша горючими слезами. "Что ты плачешь?" – спросил добрый ангел. "Как же мне не плакать, – ответил юноша, – когда на обед у меня ни мяса, ни супа, одна черствая горбушка". – "Это легко исправить", – сказал ангел. Хлопнул в ладоши, и на столе появились самые изысканные блюда.

Юноша стал плакать горше прежнего. "Ах, бедный я, бедный, – причитал он, – нет у меня ни брата, ни свата, чтобы со мной обед разделить!"

"И эта беда – не беда", – сказал ангел. Хлопнул он два раза в ладоши, появились на пороге люди. Они стали подходить к юноше, обнимать, целовать и за стол садиться. "Вот добрая твоя семья", – сказал ангел. Смотрит – а юноша рыдает, аж заходится: "Ах, когда бы я сам был достоин сих яств и людей! Поломанная моя жизнь!"

Ангел нахмурился. "Жизнь твоя – зреющий цветок, – сказал он. – И никто не ломал его, смотри!" – он трижды хлопнул, и юноша увидел, как его жизнь распускается цветком в саду Господнем.

"Может, и так, – молвил плачущий юноша, – но не дано тебе познать глубину моей печали. Иди, добрый человек, спасибо, что пытался помочь мне. Прощай и забери свои подарки". Сказав это, юноша сел у стола и зарыдал пуще прежнего.

Ангел, опечаленный, вышел на улицу, а черт там уже кур гоняет. "Пойдем, ничего не выйдет, – сказал ангел черту, – видно, есть границы и у добродетели". – "Э‑э‑э, нет, – крикнул ему черт, – чур теперь я попробую". Ангел попытался его остановить, да куда там! – черт уже забежал за дом и вскарабкался на подоконник.

Юноша по‑прежнему плакал, склонившись над столом. "Слабо плачешь, – сказал, понаблюдав, черт. – Это не плач, а колыбельная, меня от нее в сон клонит. Сейчас тебе, пацан, подкрепление придет!" Вытащил из кармана луковицу, разрезал и сунул половинку парню под нос. Потом пошарил по полкам (заодно, кстати, краюху хлеба стянул), нашел уксус и прыснул его юноше в лицо.

"Добрый человек! – закричал юноша, отчаянно стирая брызнувшие слезы с лица. – Что вы делаете? Мне не нужны все эти ваши... подкрепления! Мне не нужна ваша помощь! Оставьте меня в покое!"

"В полном покое?" – уточнил черт.

"Да, в полном, в полном покое, чтобы мог я остаться один со своим горем!"

"С радостью, – сказал черт, – а ты говорил, помощь не нужна". С этими словами он хлопнул два раза в ладоши и оказался вдруг с юношей в чистом небе. Ни ярко там было, ни темно; не слышно там было ничего и не видно. "Вот теперь полный покой, – удовлетворенно сказал черт. – Сиди теперь, отдыхай. Плакать‑то здесь привольней!"

Но юноша уже не плакал, он гневно смотрел на черта. "Кем бы ни был ты, таинственный пришелец, – воскликнул он, – знай, твоя помощь неуместна!"

"Да ты расслабься, – сказал черт, – и поплачь. Ты так это сладко делаешь. Даже, – тут он зевнул, – спать хочется. Вперед, малыш, пробуй силы на чистом воздухе". И показал, как он приготовился слушать.

"Злые люди, – сказал юноша, – что ж вы со мной делаете?" Его губы затряслись, а в глазах показались слезы: "Такие, как ты, и сломали цветок моей жизни!"

"А‑а, цветок, – протянул черт. – А что, это идея". Откуда‑то вдруг он выхватил цветок и стал рассматривать его. "Нет, знаешь, – сказал черт, – пока он не сломан. Но это можно поправить..." И стал шмякать этим цветком налево и направо, да так, что у юноши искры из глаз посыпались.

"Вот теперь это похоже, – приговаривал черт, – на истинные страдания. Значит, сломанный, говоришь, цветок? Скоро будет, погоди, парень..."

"Эй, – завопил бедняк, – что ты делаешь?! Перестань немедленно! Отдай! Отдай мне мой цветок!"

"У‑тю‑тю, вот уж нет! – засмеялся черт. – Лучше пойду, скормлю его корове!" И помчался по воздуху куда‑то вдаль, а за ним бросился с горящими глазами юноша, и разорванная одежда развевалась на его тощей груди.

Знаете, сколько они бежали? Бедный юноша не видел ничего, кроме цветка в чертовых руках, а черт выбирал путь похитрее, и бежали они то по пустыне, одетые как купец и паломник, то по невиданному базару, и были тогда точь‑в‑точь вор и полицейский. Ух! И до деревни наконец добежали. Там юноша изловчился, прыгнул на похитителя и вырвал у него цветок. "Не подходи, – закричал черту, – изыди, нечистая сила!" Вбежал он в свой дом, поставил цветок на подоконник – и ах, каким чудесным светом озарилась комната! Тогда подошел юноша к окну, распахнул его и откинул глупые пыльные занавески. Взял ведро, наполнил его водой – и окатил пол своей лачуги. А потом посрывал со стен тряпки, собрал свои платки – и в помойку!

Тут и черт, немного хромая, подошел к ангелу, одиноко стоящему возле дома. Они помолчали, прислушиваясь к тому, что происходило в доме. Из окна мимо них то пролетала какая‑то утварь, то клубами вырывалась пыль. "Пойдем, дружище, – сказал черт. – Мы ему больше не нужны".

***

Ну вот, мы с помощью замечательного Димы Соколова благополучно доехали до тех, кого я люблю мало. И уж тем более – не уважаю.