Глава 4. Мариша спешила домой к несчастной Клаве изо всех сил

Мариша спешила домой к несчастной Клаве изо всех сил. Время было уже довольно позднее, и Мариша опасалась, что мать Вани просто не захочет открыть ей дверь. Но пообщаться с матерью молодого преступника было необходимо просто позарез.

Ради этого, а также ради адреса Клавдии, Мариша даже доставила Пузана до его дивана. Верней, доволокла волоком до ковра на полу и оставила там, прикрыв теплым одеялом. Перед этим Мариша просмотрела телефонную книжку в трубке Пузана. Клавы там не было. Но зато была Воронцова К. И Мариша справедливо рассудила, что скорей всего это и есть Клавдия Воронцова – мать наркомана Вани.

Едва только взглянув на комбинацию цифр, Мариша быстро поняла, что номер это самый обычный питерский, стационарный. То есть в трубке у безмятежно посапывающего на полу Пузана был «забит» домашний телефон матери Вани. Прекрасно!

Поглядев на спящего мужчину в последний раз, Мариша невольно восхитилась им. Напился, наелся, а теперь спит, и все у него прекрасно! Завтра проснется с больной головой. И таким образом убийство близкого друга отойдет на задний план. Вот он – пример инстинкта самосохранения в чистом виде!

Оставив Петра спать, сама Мариша набрала номер Клавдии. И пользуясь тем, что женщине явно никто еще не сообщал о смерти Николая, сказала:

– Меня послал к вам Николай Воронцов. Дело в том, что ваш сын Иван украл у меня одну чрезвычайно дорогую вещь. Я не верю, что мальчик из хорошей семьи способен стать вором. Наверняка его толкнули к тому особые обстоятельства. Не хочу доводить дело до суда. Предпочитаю разобраться с вами лично и на месте.

И в ответ услышала:

– Денег у меня нет! Живу на пенсию.

– Но я…

– Приезжайте и сами увидите, в какой нищете мы живем!

– Но…

– Чем там Ванька промышляет, не мое дело. Хотите сажайте пацана, хотите не сажайте! Дело ваше!

– Но ваш сын попал в очень нехорошую историю! – наконец удалось и Марише вставить в диалог свою реплику.

– А у Ваньки других сроду не было! – тут же парировала Клавдия. – Прямо чума, а не парень! Думала, вырастет сыночек, начнет матери помогать. Содержать меня станет. Другие‑то сыновья своих матерей разве что на руках не носят. Все для них делают. Каждую копейку в дом волочат. А мой? Тьфу, а не сын! Что он там еще натворил?

– Ваш Ваня обвиняется в убийстве.

– Что? Этого еще не хватало! Ну нет, в это‑то я, дорогая девушка, никогда не поверю! Ванька, может, и заблудший, но он и мухи не обидит. Разве что докололся до чертиков, вот и натворил дел.

– Скажите, могу я приехать к вам?

– Зачем это?

– Значит, предпочитаете, чтобы я вызвала вас к себе повесткой?

– Нет уж, к вам я совсем не хочу тащиться, – тут же отказалась Клавдия. – Лучше сами ко мне приезжайте.

– Вот и я тоже думаю, что так будет лучше. Куда ехать?

Клавдия продиктовала адрес. И Мариша не без удивления поняла, что этот дом находится опять же на Лиговке. Вот ведь странно, убитый коллекционер жил на Лиговском проспекте. Встреча с Ваней у Мариши произошла тоже на перекрестке Лиговского и Невского проспектов. Да еще и сам Ваня со своей матерью жил тоже на Лиговке. Просто какое‑то невероятное скопление Воронцовых в одной определенной части города.

Впрочем, сразу же выяснилось, что Клавдия себя к клану Воронцовых не причисляет.

– Смирнова моя фамилия! А что? Вы что‑то против имеете? А я вот своей фамилией горжусь и менять ее ни на какую не собираюсь! И батька мой Смирновым был. Всю жизнь у станка на заводе простоял. Герой труда! Образования семь классов было, а жизнь прожил всем другим на зависть! Уважением на заводе большим пользовался. А что некоторые высокородные по этому поводу думают, меня совершенно не колышет!

Мариша поняла, что камень был брошен в адрес Ваниного деда и дяди. Видимо, родственники мужа допекли Клавдию своими разговорами. А Воронцовы любили поговорить на тему своих славных предков. Гордились своим происхождением и еще больше полученным образованием, чем чрезвычайно злили и нервировали самолюбивую Клаву.

– Пошли они на!.. – подтвердила Клавдия догадку Мариши. – Говори, что там еще мой Ванька натворил. Говоришь, пришил кого‑то?

– Да. Его подозревают в убийстве и ограблении дедушки.

– Кого? Какого еще дедушки? Думай, что говоришь! Мой отец помер давно! Да и воровать у него дома было нечего. Мебель как у всех. Холодильник. Телек цветной. Ну и все! Как говорится, от трудов праведных не наживешь палат каменных!

– Я говорю про другого Ваниного деда. Про Ивана Алексеевича Воронцова.

– Что? – разинула рот Клавдия. – Ванька его убил?

– Камеры зафиксировали его присутствие в квартире деда незадолго до того, как того нашли мертвым.

– И что? Ванька частенько к деду заходил. Да я его сама к этому поощряла. У старика денег навалом было. Мне‑то он ничего не давал. Боялся, что на помаду да туфли спущу. А Ваньке частенько подарки подкидывал. Да не в коня корм! Мне бы дал, целее бы были его денежки. А так Ванька через эти деньги к наркотикам и пристрастился.

– Неужели?

– А то! Дед Ваньке денег давал, а мне не говорил. Боялся, что я у сына их отниму. Дурак! Ну а Ванька этим и пользовался. Шел и тратил денежки на свою наркоту, мерзавец! А потом по улицам шатался, пока не отпустит. Боялся домой обдолбанный приходить. Я бы его живо вычислила! А эти его покрывали!

– Кто эти?

– Дед и Колька! Дядя Ванин! Это они виноваты, что мальчишка на героин подсел. Только их вина и ничья другая!

Ох, что‑то не думалось Марише, что все было так просто. Никогда не следует винить других в том, чему виновник ты сам. Вот и Клавдия поторопилась обвинить родню мужа в том, что это они превратили ее сына в наркомана. Но ведь роль матери в воспитании тоже очень важна. Значит, и сама Клавдия где‑то просмотрела, где‑то закрыла глаза, а где‑то просто отмахнулась.

Невозможно не заметить, когда с вашим близким человеком происходит что‑то неладное. Но многие предпочитают делать вид, что все в порядке. Или вовсе занимают оборонительную позицию.

Вот и Клавдии было удобнее винить других. И так как Мариша явилась сюда не для нравоучений, ей была нужна от Клавдии конкретная информация, она промолчала.

– Но это еще не все, – сказала Мариша. – Убит также и еще один ваш родственник.

– Кто? – вскинулась Клавдия.

– Николай Воронцов.

Мариша ожидала какой угодно реакции вплоть до слез, но Клавдия только пренебрежительно отмахнулась:

– Ах, этот! Ну, туда ему и дорога.

– Да, дядя вашего сына. Он убит.

И думая, что до женщины просто туго доходит, добавила:

– Родной брат вашего покойного мужа.

Но Клавдия все поняла верно.

– А пошли они все! – вновь махнула она рукой, думая при этом о чем‑то своем. – Достали, уроды!

– Что?

– А ниче! Нечего было меня моим образованием и происхождением всю жизнь тюкать. Дворянство они при царе получили. Подумаешь, дворяне! Ну и что, если у меня ни военных, ни врачей, ни даже учителей в роду никогда не было? Зато мои предки испокон веков землю пахали, хлеб сеяли, да всю страну этим хлебом кормили. Тех же врачишек и кормили! И вообще, раз Сашка в свое время на мне женился, значит, годилась я для него. И какое их собачье дело, что мать у меня из деревни, а отец токарь? Не в образовании счастье! А они только и делали, что Сашке в оба уха дудели, что я ему не подхожу, что я ему не пара, что я и дура, и тупая, и в ПТУ училась.

– А вы учились?

– Ну, училась! И чего?

– Ничего, я так просто спросила.

– Да, училась на парикмахера‑универсала. И мужскую стрижку могу сварганить, и женскую. «Химию» кручу, детей стригу. И даже собак!

– Даже собак? А это не сложно?

– Что ты! – усмехнулась Клавдия, на какой‑то миг забыв о своих неприятностях. – С собачками еще и проще получается. Никаких капризов, как подстригу, они и рады‑радехоньки. Не вопят, если я им там лишний клок волос отхвачу. Как закончу, они прямо до небес прыгают. Сердце радуется на них глядеть.

Впервые с начала разговора в голосе Клавдии послышались теплые ноты. Пожалуй, она действительно любит своих четвероногих клиентов. Что же, одно это расположило Маришу в пользу Клавдии.

Но женщина перестала говорить о собаках и вновь стала неприятной.

– Вот такая я есть – простая парикмахерша. Никем другим не прикидываюсь. За учеными степенями никогда не гналась. Лень учиться было. А эти козлы Сашу против меня настраивали. Даже ребенка пришлось родить, чтобы рты им заткнуть. А то ведь реально могли Сашку от меня отвести! Послушался бы он отца с братом, да и свинтил к какой благородненькой и образованной. А так фигушки! Родила я пацана и мигом себе вечную любовь мужа обеспечила. Еще бы, неизвестно, как там дальше жизнь повернется. А тут всегда старший сын – наследник! Честно говоря, я думала, когда Сашка помер, что его дед на себя заботы о воспитании внука возьмет. Да этот выжига и не подумал этого сделать. Пока Сашка маленький был, дед вообще им не интересовался. Это уж когда Сашка постарше стал, тогда…

– А как погиб ваш муж?

– Да по‑дурацки все получилось! Сначала его дядя помер. Похороны шикарные были. Как сейчас помню! А через несколько дней мы с Сашей к морю на отдых поехали. Там все и случилось.

– Что случилось?

– Утонул мой Саша в море. Сгинул.

– Сгинул? Утонул? А тело нашли?

– Унесло Сашку в море, засосало. Может, где у других берегов косточки его и выкинуло, а может, так на дне и лежит, рыбками обглоданный.

– Но его искали?

– Еще бы! Времена другие были, водолазы приехали. Да и ребята с аквалангами ныряли. Не нашли ничего. Только брюки с рубашкой и остались на берегу лежать. Их воры не взяли, побрезговали, видать.

– Воры?

– Ага. Все ценные вещи свистнули. Бумажник, часы дорогие – подарок отца, еще что‑то.

– А как же воры украли эти вещи? Вы тоже с мужем в море купались? Вещи без присмотра на берегу лежали?

Клавдия вздохнула, подперла щекой руку и, устремив взгляд в далекое прошлое, где она еще была любимой женой и счастливой молодой матерью, принялась рассказывать.

Решение поехать к морю было спонтанным и каким‑то лихорадочным. Отпуск в том году муж Клавдии уже отгулял. Сама она занималась подготовкой их сына к школе. Мальчик должен был пойти той осенью в первый класс. И вдруг поездка к морю! Дикарем! В конце августа!

– Сначала я мужу так и сказала, что это он полную ерунду выдумал. Какое еще море, если и у него, и у меня отпуск уже закончился. Отгуляно уже все за этот год. Да и пацана надо в школу собирать. И потом, если мы, родители, на море укатим, то кто с пацаном первого сентября в школу пойдет?

Но обычно мягкий и покладистый муж Клавдии на этот раз проявил железный характер.

– Ваньку в школу отведут твоя мать и отец. Они отлично справятся. Отпуск возьмем за свой счет. Я хочу к морю. Мне все равно, едешь ты или нет. Если нет, покачу один!

Клавдия испугалась. Ей совсем не улыбалось, чтобы муж на море подцепил себе какую‑нибудь кралю. Клавдия была ревнива и знала за собой это качество. Поэтому она сказала:

– Дело твое. Глупость задумал, но я твоя жена, поедем вместе.

Муж убежал очень довольный. И всего через два дня супруги уже летели к морю. Муж расщедрился на авиаперелет, что очень удивило и даже несколько обеспокоило Клавдию. Муж, как и все в роду Воронцовых, был прижимист. И до того семья всегда путешествовала ‑либо железной дорогой, либо на своей собственной машине.

Симпатичный зелененький «Москвич» было подарен семье отцом Саши. И на нем семья совершала множество летних путешествий. В советские времена бензин был дешев, дороги спокойны, а путешествие на собственной машине представлялось ни с чем не сравнимым удовольствием. Если в машине ехало трое или даже больше человек, то получалось вообще почти даром.

Но в тот злополучный раз муж Клавдии решил шикануть.

– Получил на работе премию, – шепотом поделился он с ней. – Отец о ней не знает, поэтому и не станет упрекать меня в расточительстве. А я хочу спустить деньги в твоем обществе.

Это желание напугало Клавдию. Она чувствовала за этим желанием какую‑то неясную опасность, подстерегающую ее хорошо налаженный быт. Но муж ничего не желал слушать.

– У нас все хорошо! – лихорадочно твердил он ей. – Просто замечательно. А потом будет еще лучше! Поверь мне! Разве я когда‑нибудь тебя обманывал?

И Клавдия поверила, потому что ей очень хотелось поверить. В Адлере, куда прилетели молодые супруги, было жарко. Август в том году выдался очень щедрый. Супруги каждое утро на завтрак объедались виноградом, свежими лепешками и домашним сыром. На обед они ходили в ресторан, где официанты в туго застегнутых белых костюмах старались предугадать каждое их желание. А по вечерам гуляли по набережной, кушали жаренное на углях мясо и пили легкое освежающее вино.

Жизнь казалась Клавдии прекрасной как никогда. Раньше она ездила отдыхать со своими собственными родителями, когда была еще маленькой. Потом, в школьные годы, Клавдия ездила на уборку томатов вместе со своими одноклассниками. И было это под Одессой. Из всей поездки Клавдии больше всего запомнились длинные ряды томатных кустов, густо увешанные темно‑розовыми, желтыми или светло‑зелеными плодами.

Собирать полагалось по нескольку ящиков в день. Девчонки собирали, мальчишки таскали готовые ящики к стоящему неподалеку грузовику. Жара, духота, в нос лезла удушливая пыль. От томатных листьев, разогретых на солнце, крепко пахло помидорами. Вокруг жужжали насекомые. А пот со школьников лил в три ручья. Да, в Одессе было очень жарко. И такой отдых Клавдии совсем не понравился.

Потом они всегда ездили отдыхать уже с ребенком или с компанией друзей, но всегда с детьми. Шум, гам, суета. Кто‑то хочет писать, кто‑то пить, а кто‑то и то и другое одновременно.

Одним словом, Клавдия впервые за свою супружескую жизнь выбралась с мужем на отдых только вдвоем, и она была совершенно счастлива. У них начался второй медовый месяц, который, увы, закончился так внезапно и трагически.

– В тот день мы пошли на наше излюбленное местечко. Была у нас неподалеку от домика, который мы снимали, облюбована одна маленькая бухточка. Тихо там было, ни души вокруг. Нам там нравилось. И мелко, и вода очень теплая.

Но уже подходя к бухточке, муж внезапно передумал.

– Ну ее! – отмахнулся он. – Скучно! Каждый день сюда ходим. Давай чего‑нибудь новенькое себе подыщем?

С тех пор прошло много лет. Но Клавдия не переставала думать о том, как бы повернулась ее жизнь, если бы она тогда переспорила мужа.

– И ведь не хотелось мне никуда идти, – призналась она. – Видать, сердцем чуяла что‑то неладное.

Но муж настаивал. И Клавдия покорно потопала за ним к обрывистому берегу.

– Очень живописно! – восхищался муж, но Клавдии так не казалось.

Бухта с мелким галечным пляжем привлекала ее гораздо больше. Сидеть на острых камнях было неудобно. Лечь и позагорать просто невозможно. Да еще и муж надумал повеселить Клавдию и нырять с большого камня.

– А вот я ласточкой! А вот солдатиком! А вот я так! А вот этак!

– Саша, – просила и почти умоляла мужа Клавдия, – угомонись. Не мальчик ведь уже. Что ты, право слово, дурачишься?

Но мужа ее упреки раззадорили еще больше.

– Ах, вон ты как! – воскликнул он, лукаво улыбаясь. – Не веришь, что твой муж – настоящий Тарзан?! Тогда смертельный номер! Прыжок с семиметровой высоты!

И муж начал карабкаться на высокий камень.

– Смотри! Я прыгаю!

Но Клавдия демонстративно отвернулась, не желая смотреть на дурака. Повернулась она лишь после того, как услышала шлепок о воду. Тогда она стала ждать, когда муж вынырнет. Время шло, а он не показывался. Сначала Клавдия решила, что муж таким образом мстит ей за невнимание к его прыжку. Он частенько пугал Клавдию, оставаясь под водой дольше обычного времени. А потом выныривал и от души хохотал над вытянувшимся лицом Клавдии, уже готовой заплакать.

Обычно Клавдия принималась считать. И на тридцати муж выглядывал. Увы, в этот раз муж не вынырнул ни на тридцати, ни на шестидесяти, ни даже на ста. Поняв, что случилось нечто ужасное, Клавдия заметалась по берегу, зовя на помощь. Прыгать в воду сама она не рискнула. Клавдия плавала очень плохо. И, вместо того чтобы спасти мужа, могла утонуть сама.

Но пока призывы Клавдии услышали, пока прибежали на помощь, пока деревенские ребята стали нырять, стараясь найти Сашу, все было уже кончено. Муж утонул окончательно. И никто не скрывал от Клавдии этой горькой правды.

– Одним словом, как я вернулась домой, не помню. Наверное, на самолете, но перелета не помню. Свекр встретил меня в аэропорту. Он был в ярости. Что он мне наговорил, даже сейчас не хочу этого вспоминать. Как будто это я заставляла его сына прыгать со скалы!

– Ему было больно. Он ведь потерял сына.

– Ему – да! Ему было больно. А мне? Мне было еще хуже! Сашка содержал нас с ребенком. Не стало его, мне пришлось вдвое больше работать самой. Ванька в результате частенько оставался без присмотра. И вот и стал наркоманом. И кто в этом виноват? Конечно они – Воронцовы! Это их дурная кровь! В нашей семье таких ужасов отродясь не случалось!

– Что вы имеете в виду? – удивилась Мариша.

– А то! Проклятие у них в роду есть. Подробностей я не знаю, но всегда в роду разом две смерти по мужской линии случаются. Если отец умирает, то следом обязательно на тот свет уходит его старший сын.

– Обязательно старший?

– Да. А младший остается на земле. Он и продолжает род.

– А‑а‑а! Вот почему вы сказали, что не удивлены тем, что ваш свекр и Николай погибли почти одновременно. И вы вините в их смертях это проклятие?

– Да! Оно виновато! А мой Ванька никого не убивал. Деда он любил. А Кольку обожал. Если бы он кого и решил укокошить, то уж точно не их!

– Но ваш сын употребляет наркотики.

– Ну и что? Он все равно хороший мальчик. Во всяком случае, он не убийца. Нету в нем этой жестокости. Никого он убить не мог. Да и зачем? Это все проклятие рода Воронцовых работает. Это его работа.

Интересно у нее получается! Но ведь само проклятие убить никого не может. Ему должны помочь конкретные руки. Если бы смерть Воронцовых наступила от несчастного случая или от болезни, тут еще можно говорить о проклятии. Особенно если болезнь наследственная и передается из поколения в поколение от отца к сыну.

Но ведь Николая и старика Воронцова убили! Обоим размозжили головы. И тут уж одним проклятием было убийств не объяснить. Оружие держали вполне конкретные руки. И Маришина задача заключалась в том, чтобы эти руки найти.

Поняв, что от Клавдии она ничего больше не узнает, Мариша выяснила точный адрес убитого старика и отправилась к нему.

Возможно, соседи погибшего коллекционера смогут рассказать Марише больше, нежели узнали от них оперативники.

Бредя к нужному ей дому и просматривая таблички с номерами, Мариша не переставала думать о Клавдии. Странная женщина, она явно недолюбливает членов семьи своего мужа. Видимо, в свое время они попортили ей много крови. Но ведь ее сын общался и с дедом, и с дядей. Они были одной семьей, долгое время их связывали родственные узы. Дед и дядька заботились о сыне Клавдии, помогали ей самой.

Однако, узнав об их гибели, Клавдия не выразила никакого сожаления.

– Ей их совсем не жаль. И к тому же теперь ее сын и она становятся наследниками Николая и Ивана Алексеевича. Уж не в этом ли причина их убийства? Правда, в убийстве подозревают сына Клавдии. А убийцы не могут наследовать за своими жертвами. Но знает ли об этом сама Клавдия?

Мариша затруднялась с ответом на этот вопрос. Подозревать Клавдию в организации двойного убийства она не спешила. Но все же что‑то странное в манере поведения Клавдии и в том, как она восприняла новость об убийстве своих родственников, определенно было.

Найдя нужный ей дом, Мариша была приятно поражена его видом. Дома на Лиговском проспекте в своем большинстве представляли жалкое зрелище. Что поделаешь, район этот никогда не считался элитным. Тут селились рабочие и мелкие служащие предприятий. Богачи и знать предпочитали местечки почище и поприятнее – Невский, набережную Невы, а в крайнем случае застраивали речки поменьше – Фонтанку, Мойку и другие.

Например, Клавдия жила в настоящей развалюхе, с узкими стертыми лесенками и убого низкими потолками. Дом стоял внутри двора, всеми своими, надо сказать, весьма немногочисленными окнами глядя во двор‑колодец.

Но дом, в котором проживал Иван Алексеевич, был шестиэтажным, с красивыми карнизами и балкончиками. Отличный дом. Старик жил на четвертом этаже И как вскоре узнала Мариша, до революции этот этаж целиком принадлежал семье Воронцовых.

– Говорят, это был подарок самого императора Воронцовым. А уж за что он так отличил их фамилию, этого я вам сказать не могу, не знаю. Вот покойный Иван Алексеевич знал, да только сам не любил говорить на эту тему. А я его и не расспрашивала. Кто я ему такая, чтобы в душу лезть?

Говорила это маленькая проворная старушка, жившая на первом этаже в том же доме, что и Иван Алексеевич, и бывшая его другом, слушательницей, поварихой и домработницей. Сама старушка объясняла эти отношения просто:

– Дружили мы с Иваном Алексеевичем. Я – одна. Он – один. Не работаем. Оба на пенсии. Времени свободного у каждого из нас много. Я к нему почти каждый день приходила, еду готовила, убиралась, белье в стиралку закидывала. Работы немного, Иван Алексеевич очень аккуратно и ел, и пил, и жил. Иной раз посмотришь, а кушал ли он вообще? В мойке одна‑единственная тарелка стоит, нож, вилка. Их сполоснуть, минуты не надо. Ну, еще одежду в порядок приводила. И его, и Коленькину. Он ведь холостой. Некому о мальчике позаботиться. Вот я ему вместо матери и была. А потом мы с Иваном Алексеевичем садились и вкусно так за жизнь беседовали. Оба люди с образованием, начитанные. Нам было о чем поговорить. Он много чего знал, бедный Иван Алексеевич. Всю жизнь историю искусства изучал. Такой человек… Такой! Таких больше уж нету!

И старушка, не скрывая своих слез, горько заплакала. Похоже, соседка любила погибшего коллекционера искренне и от всей души. И сейчас тяжело переживала его смерть.

– Как Николашенька все это переживет, даже и не знаю! – вздохнула она наконец, а Мариша открыла от изумления рот.

Она ничего не знает об убийстве Николая! Впрочем, чему тут удивляться? Конечно не знает. Кто ей сказал? Даже в отделении, где работал Николай Воронцов, еще вряд ли осознали, что их товарища больше нет в живых.

– А у Николая с отцом были хорошие взаимоотношения?

– Конечно. Они обожали друг друга.

– Николай часто бывал у него?

– Каждую неделю! А то и чаще. А созванивались они ежедневно.

– Значит, они были близки? У отца не было от сына секретов?

– Полагаю, что нет. А к чему вы это спрашиваете?

Эх, если бы Мариша сама это знала! Но пока она знала только, что убиты два человека – отец и сын. И проклятие рода Воронцовых к этим убийствам имеет лишь самое отдаленное отношение. Но про проклятие они поговорят потом, Мариша это точно решила. А сейчас надо прояснить более насущные вопросы.

– Скажите, в день убийства к Ивану Алексеевичу кто‑нибудь приходил?

– Так Ваня и приходил!

– А кроме внука?

– Был еще один посетитель, только он попозже приходил.

– После Вани?

– Да. И Иван Алексеевич после его ухода был жив и здоров.

– Вы его видели? Этого последнего посетителя?

– Можно сказать, что и да.

– Как это?

– Я слышала его голос. И видела его торс. Я крикнула Ивану Алексеевичу, что поднимусь к нему, не против ли он? Но он мне не ответил. Сразу же захлопнул дверь, из чего я заключила, что он занят и соваться к нему не надо.

– Не очень‑то вежливо, – заметила Мариша.

– Я сама виновата! – поспешила оправдать покойника старушка. – Сунулась к нему не вовремя. Тот человек Ивана Алексеевича чем‑то сильно рассердил. И он еще не ушел, а тут я под горячую руку. Хорошо еще, что Иван Алексеевич просто дверь захлопнул и ничем меня не шугнул.

– Вы к нему очень снисходительны, – заметила Мариша. – Выходит, Иван Алексеевич был горячего нрава человек?

– На моей памяти он из себя ни разу не вышел. Разве что, когда его старший сын погиб. Тогда он кричал. Не на меня, разумеется, на свою невестку. Это она мужа не уберегла, а потом еще денег приходила клянчить. Дескать, пенсия по утере кормильца очень маленькая. На растущего мальчика не хватает. Такая наглость!

– Наглость?

– Сама мужа не уберегла, а у деда взяла моду деньги клянчить! Вот Иван Алексеевич и осерчал на нее.

– Но вы же сказали, что в день своей смерти Иван Алексеевич снова был в гневе, – поспешно перевела разговор Мариша в другое русло.

– Да. Это во второй раз с ним случилось. В первый раз, когда сын у него погиб. И вот недавно во второй. Кричал, спорить не буду, громко кричал.

– А что кричал‑то?

– Чтобы посетитель его вон убирался. Я даже испугалась, что случилось‑то. Собственно говоря, потому и высунулась, что очень любопытно мне было, чем же таким Иван Алексеевич разгневался? Кто у него там?

– И кто был? – полюбопытствовала Мариша. – Какой‑то знакомый?

– Не могу сказать. Лично я видела этого человека в первый раз.

– А описать его можете?

– Могу! – неожиданно быстро откликнулась старушка. – Лицо у этого мужчины такое неприятное было, что прямо удивительно! Столько времени уже прошло, а он все перед глазами у меня стоит.

– А что не так было с его лицом?

– Ой, все не так! – замахала руками старушка. – Во‑первых, сам из себя очень бледный. Во‑вторых, нос крючком, а губы ярко‑красные. Под глазами черные круги. И одет был не по‑людски! В какой‑то плащ с капюшоном! Черный! А подкладка белая! Кто такое сейчас носит? Да никто! Такая мода лет двести назад прошла. Да еще у нас на лестнице не очень светло. Я когда его увидела, прямо так и обмерла. Господи, думаю, что за страшилище по ступенькам топает? Не иначе как сам князь Влад Дракула к нам в гости пожаловал!

– Значит, вы этого гостя хорошо рассмотрели?

– Рассмотрела, но вот кто он такой, сказать не берусь. Отродясь к нам в дом такие гости не заглядывали.

– Но ваш сосед все же этого человека знал?

– Знал, – кивнула старушка. – Ведь Дракула этот из квартиры Ивана Алексеевича выходил. Значит, Иван Алексеевич его к себе впустил? А я вам так скажу, Иван Алексеевич очень осторожно жил. И никого посторонних никогда к себе не впускал.

С одной стороны, Маришу заинтересовал этот бледный Дракула. Судя по рассказу старушки, весьма колоритный тип. А с другой стороны, граф ушел, когда старик был еще жив. И следовательно, тюкнуть его по затылку никак не мог. Разве что потом передумал, вернулся да и убил старика.

– Скажите, а больше никто в тот день не приходил?

– Нет. Ваня должен был прийти. Иван Алексеевич еще накануне вечером мне сказал, что утром ждет внука к себе. Но я Ваню, если честно, не видела.

– А потом что‑нибудь из квартиры Ивана Алексеевича слышали?

– Нет. Ни звука. А потом у меня свои дела были. Я в поликлинику пошла. Там несколько часов провела. Домой пришла без сил. К Ивану Алексеевичу и не заглядывала больше.

Мариша поняла, что старушка была все же немного обижена на своего приятеля за невнимание и решила таким образом показать ему, что он был не прав. Но обиды обидами, а кто убил Ивана Алексеевича, было до сих пор не понятно.

Оставалось два варианта. Либо найти пропавшего внука коллекционера, либо того графа Дракулу в темном плаще, о котором рассказывала соседка Ивана Алексеевича. Но где искать обоих?

И Мариша попыталась еще кое‑что разузнать у старушки.

– А граф Дракула выходил от Ивана Алексеевича с пустыми руками?

– Ну, возможно, что‑то он под плащом и спрятал, но вся украденная коллекция, конечно, там бы не поместилась. У Ивана Алексеевича, знаете ли, в коллекции были весьма крупные вещи, картины.

– А вы в курсе того, что именно вынесли воры?

Сама Мариша по телевизионному репортажу имела представление лишь о нескольких украденных вещах. Оказалось, что воры забрали куда больше. И к тому же брали не все подряд, а выбрали наиболее ценные экспонаты коллекции.

– Я почему знаю, потому что эти вещи мне Иван Алексеевич неоднократно показывал и рассказывал о них.

– А можете поименно их перечислить?

– Ну, во‑первых, бронзовая статуэтка богини. Она была не совсем в духе коллекции Ивана Алексеевича, он больше увлекался серебряными изделиями, да к тому же и более позднего времени. Девятнадцатый век считался им эпохой расцвета предметов повседневного обихода, сделанных из серебра. А бронзовая статуэтка относилась к куда более ранним, еще языческим временам. Тем не менее ее художественная и историческая ценность была крайне велика.

– И как же эта статуэтка попала в коллекцию к Ивану Алексеевичу?

– Ах, не спрашивайте меня об этом. Иван Алексеевич своих источников не раскрывал.

Марише это сильно не понравилось. Всем известно, что таким вещам место в государственных музеях. Но Иван Алексеевич предпочитал владеть ценностями самолично. Что же, это его дело. Но все же следует предположить, что далеко не все экспонаты попадали к нему законным путем. Часть их явно имела криминальное происхождение.

– А что еще пропало?

– Пара картин кисти известных живописцев. Но я в живописи совсем не разбираюсь. Знаю только, что это были пейзажи. Висели в кабинете у Ивана Алексеевича. Я их видела неоднократно. Но лично мне больше нравились изделия из фарфора.

– Они тоже пропали?

– Нет. Все на месте. Пропал серебряный набор для умывания, принадлежавший фамилии Романовых. Какая именно княжна им пользовалась, не скажу. Возможно даже, что и сама императрица.

– И много в наборе было предметов?

– Он занимал у Ивана Алексеевича всю поверхность стола. Перечислить их вам?

Заметив, как оживилась старушка, Мариша кивнула:

– Сделайте, пожалуйста, такое одолжение.

Старушка оживилась еще больше и начала:

– Во‑первых, большое зеркало в массивной серебряной оправе. Оно стояло на красивых литых подставках в виде лап грифона. Перед зеркалом на поверхности стола в строгом порядке стояли разнообразные кувшинчики, тазики, плошечки. Между ними аккуратно лежали какие‑то щетки, маленькие ручные зеркальца, пудреницы и прочие мелкие предметы. Все сделано из литого серебра с эмалью. Очень тонкая ручная работа.

– И воры весь этот набор унесли?

– Да.

Хм, Мариша мысленно уже подсчитывала стоимость пропажи. Ну, картины можно свернуть в трубочку. Статуэтка языческой богини была не очень велика. Но тяжелое серебряное зеркало незаметно под одеждой никак не спрячешь! Не говоря уж про кувшины для воды и прочие объемные принадлежности царского туалета. Даже если ты одет в широкий плащ, все равно кувшины и ковшики с ручками будут выступать из‑под него.

И потом, живой и бодрый Иван Алексеевич вряд ли стал бы молча наблюдать за тем, как его гость обвешивается экспонатами его коллекции, а затем безропотно отпустил грабителя с миром. Нет, он бы поднял шум, сделал все возможное, чтобы помешать грабителю. Значит, граф Дракула не вор!

Но все же Мариша не видела другого выхода, кроме как попытаться разыскать этого типа. Вот только как это сделать? Где в современном мегаполисе искать гнездо вампиров?