Глава 18. В четверть девятого такси высадило Бонда у «Антуана» в Блумсбери, и он моментально одобрил выбор Филли

В четверть девятого такси высадило Бонда у «Антуана» в Блумсбери, и он моментально одобрил выбор Филли. Многолюдных, шумных ресторанов и баров он терпеть не мог, и ему уже не раз доводилось покидать раскрученные заведения, где уровень децибелов превышал терпимый. «В модных пабах сейчас скорее грустно, чем вкусно», – пошутил он однажды.

Но в «Антуане» царили тишина и интимный полумрак. У дальней стены красовалась впечатляющая коллекция вин, а остальные стены были увешаны неяркими портретами девятнадцатого века. Бонд попросил отдельный закуток поближе к стене с винами и, опустившись на мягкий кожаный диван, лицом к залу, как обычно, обвел заведение взглядом. Судя по всему, в основном деловые люди и завсегдатаи.

– Что будете пить? – поинтересовался официант, приятный мужчина лет под сорок, с бритой головой и проколотыми ушами.

Бонд остановил свой выбор на коктейле.

– «Краун роял», пожалуйста, со льдом, двойной. Добавьте половину мерки «Трипл‑сек», пару капель горькой настойки и завиток апельсиновой цедры.

– Хорошо, сэр. Интересный коктейль.

– На основе «Старомодного», но вообще‑то мое собственное изобретение.

– А название у него есть?

– Нет пока. Подыскиваю.

Коктейль принесли через несколько минут – идеально составленный, о чем Бонд не преминул сообщить официанту, отпив глоток. Когда он поставил стакан на стол, в дверь вошла Филли, сияющая радостной улыбкой. Заметив Бонда, она ускорила шаг.

На ней были обтягивающие черные джинсы и коричневый кожаный пиджак, а под пиджаком облегающий темно‑зеленый свитер цвета его «ягуара».

Бонд привстал при появлении девушки, и она села за стол – рядом с ним, не напротив. В руках у нее был портфель.

– Ты как, нормально?

Бонд ожидал чего‑то более интимного, чем такое формальное приветствие. «А собственно, почему?» – строго спросил он себя.

Едва сняв пиджак, она перехватила взгляд официанта, встретившего ее радостной улыбкой:

– Офелия!

– Здравствуй, Аарон. Мне бокал мозельского рислинга.

– Уже несу.

Вино прибыло, и Бонд сказал Аарону, что они пока повременят с заказом. Бокалы качнулись навстречу друг другу, не соприкасаясь.

– Прежде, – придвигаясь чуть ближе, начал Бонд, – про Хайдта. Рассказывай.

– Отработала особый отдел в Ярде, «Шестерку», Интерпол, Национальный информационно‑криминологический центр, ЦРУ и еще Нидерландскую службу разведки и безопасности. В «Пятерке» тоже кое‑что попыталась разузнать втихаря. – От Филли явно не укрылись трения между Бондом и Осборн‑Смитом. – Криминала за ним не числится. В списках лиц под особым наблюдением не состоит. Скорее тори, чем лейборист, а вообще от политики довольно далек. Ни к какой церкви не принадлежит. С подчиненными обращается нормально – трудовых конфликтов не наблюдалось. От налоговой и охраны труда никаких нареканий. Обычный состоятельный бизнесмен. Очень состоятельный. Занимался и занимается исключительно сбором и переработкой мусора.

«Мусорщик…» – подумал Бонд.

– Пятьдесят шесть лет, женат не был. Родители – голландцы – уже умерли. Отец не бедствовал, много путешествовал по работе. Хайдт родился в Амстердаме, в двенадцать лет его перевезла сюда мать. У нее был упадок сил, поэтому сын оказался на попечении домработницы, приехавшей с ними из Голландии. Потом отец Хайдта разорился и навсегда исчез из жизни сына. Домработница, оставшись без жалованья, позвонила в Службу опеки и тоже исчезла, а ведь она восемь лет неустанно заботилась о мальчике. – Филли сочувственно покачала головой. – Ему было тогда четырнадцать. В пятнадцать он начал работать дворником. А потом исчез с горизонта – до двадцати лет. В двадцать с небольшим открыл «Грин уэй» – тогда как раз начался бум с переработкой отходов, и пошла борьба с загрязнением среды.

– Как ему удалось подняться? Наследство привалило?

– История загадочная. Начинал он, насколько я понимаю, без пенса в кармане. Умудрился как‑то оплатить учебу в университете в юношеские годы. Изучал древнюю историю и археологию. Сейчас его состояние оценивается в несколько сотен миллионов. Просто он более скрытный, чем остальные.

– А «Грин уэй»?

– Занимается вывозом мусорных контейнеров и строительного мусора, металлоломом, сносом зданий, переработкой, уничтожением бумажных документов, вывозом и захоронением опасных отходов. Согласно деловой прессе, компания намерена открыть центры сбора и переработки отходов в десятке других стран. – Филли продемонстрировала распечатку рекламной брошюры.

Бонд, нахмурившись, посмотрел на логотип. Что‑то вроде зеленого кинжала, лежащего на боку.

– Это не кинжал, – рассмеялась Филли, – хотя я тоже так подумала. Это листик. Сейчас самые лакомые темы у зеленых – глобальное потепление, загрязнение, источники альтернативной энергии. Но сбор и переработка отходов не вредящими планете способами тоже стремительно выдвигаются на первый план. И «Грин уэй» – в авангарде.

– Компания не связана с сербами?

– Хайдт владеет через филиал частью небольшого предприятия в Белграде. Но и там ни за кем ничего криминального за ним не числится.

– Не понимаю я его игру. В политику не лезет, с террористами ничего общего. Такое впечатление, что организовать теракт, или что там планируют в пятницу, его наняли за деньги. Однако в деньгах он не нуждается. – Бонд отпил свой коктейль. – Что ж, тогда, инспектор Мейденстоун, расскажите, как дела с уликой – тем комком пепла из Марча. «Шестерка» разобрала «план „Геенна“» и «пятница, 20 мая»; удалось криминалистам из Ярда вытащить еще что‑нибудь?

Филли понизила голос, вынуждая Бонда подсесть ближе. До него донесся приятный, неизвестный ему аромат. Тыльная сторона кисти коснулась кашемирового свитера.

– Удалось. Они считают, что дальше там: «Курс определен. Радиус взрыва должен быть не меньше сотни футов. Оптимальное время – десять тридцать».

Бонд вздохнул:

– Значит, взрывное устройство. Пятница, десять тридцать – вечера, судя по изначально перехваченной информации. И курс – вероятно, морской или воздушный путь.

– Теперь, – продолжала Филли, – касательно металлических опилок. Это титаново‑стальная слойка. Уникальный материал. В лаборатории такое в первый раз видят. Металлические опилки, соструганные вчера‑позавчера.

Получается, люди Хайдта в подвале санчасти изготавливали оружие из этого металла?

Филли отпила вина, а Бонд скользнул взглядом по ее изящному профилю – от лба до груди.

– Что касается сербов, я пригрозила им Евросоюзом, и они раскололись. Сообщника Ирландца звали Альдо Карик, он был диспетчером по грузоперевозкам.

– Значит, точно знал, в каком поезде перевозят опасный груз.

– Да. – Филли нахмурилась. – Но вообще‑то, Джеймс, странно. Вещество было крайне токсичное. Метилизоцианат, МИЦ, именно из‑за него погибла куча народа в Бхопале.

– Боже…

– Но ты взгляни, вот описание всех грузов на этом поезде. – Она показала Бонду список, переведенный на английский. – Контейнеры с веществом практически пуленепробиваемые. Даже если их с самолета сбросить, они скорее всего выдержат.

Бонд был озадачен:

– То есть крушение поезда к разливу не привело бы?

– По всей видимости. И еще: там было всего‑то триста килограммов МИЦ. Он, конечно, крайне токсичен, но в Бхопале вытекло сорок две тонны. Даже если несколько бочек и протекли бы, последствия оказались бы не особенно серьезными.

Тогда зачем Ирландцу это все понадобилось?

Бонд пробежал глазами список. Остальной груз вполне безобиден: бойлеры, автозапчасти, моторное масло, металлолом, балки, пиломатериалы.

Может быть, хитроумный план состоял в том, чтобы убить машиниста? Или кого‑то проживающего у подножия холма под рестораном? Ирландцу понадобилось инсценировать чью‑то смерть в результате несчастного случая?

Пока не станут ясны намерения Ноя, никаких действий предпринимать нельзя. Оставалось надеяться только на слежку, разрешение на которую Бонд скрепя сердце запросил несколько часов назад.

– А что там с Геенной? – спросил он.

– Ад, – ответила Филли.

– Что, прости?

Она улыбнулась:

– Геенна – это предтеча ада в христианско‑иудаистской традиции. Слово происходит от еврейского «Гехинном», то есть «долина Еннома» – так называлась долина под Иерусалимом. Считают, что в незапамятные времена там сжигали мусор, потому что благодаря источникам натурального газа в скалах горел вечный огонь. В Библии же Геенна стала означать место будущей кары для грешников и неверующих. Одно из последних упоминаний, сделанное полтора века назад, содержится в стихотворении Редьярда Киплинга. – Филли процитировала по памяти: – «В бездну Геенны иль в царский чертог тот быстрей доберется, чей путь одинок».

Бонд мысленно повторил строку – она ему понравилась.

– У меня было еще одно задание – «Стальной патрон», – продолжила Филли.

«Спокойно», – велел себе Бонд и небрежно вскинул бровь.

– Никакой связи между планом «Геенна» и «Стальным патроном» я не улавливаю, – доложила она.

– Понятно, я и не пытался их связать. Это из другой области, еще до ГМП.

Взгляд ореховых глаз скользнул по лицу Бонда, задержавшись на его шраме.

– Ты служил в Военной разведке, да? А еще раньше – в Афганистане, в резерве ВМФ?

– Точно.

– Афганистан… Сначала там орудовали русские, потом в заварушку влезли мы. Этот «патрон» имеет какое‑то отношение к твоим афганским заданиям?

– Не знаю, все может быть.

Филли поняла, что задает, возможно, неудобные для Бонда вопросы.

– Я получила оригинальный файл, перехваченный нашей резидентурой «Р», и прошлась по метаданным. Меня переадресовали на другие источники, где выяснилось, что «Стальной патрон» – это точечная зачистка, санкционированная на высоком уровне. Вот откуда «некоторые жертвы». Не смогла найти, кто проводил операцию, КГБ или СВР, поэтому даты пока неизвестны. В 1991 году печально известная советская спецслужба КГБ разделилась на ФСБ, отвечающую за внутреннюю безопасность, и СВР – службу внешней разведки. Все интересующиеся событиями в мире спецслужб сошлись на том, что перемены не капитальные, а косметические.

– Точечная зачистка… – задумчиво протянул Бонд.

– Именно. Причем каким‑то боком с этой операцией был связан один из наших тайных агентов, из «Шестерки», но кто и каким образом, я пока не знаю. Может, он выслеживал русского киллера. Может, хотел завербовать его и использовать как двойного агента. А может, наоборот, как раз на нашего и охотились. Скоро выясню детали – прорабатываю по своим каналам.

Бонд поймал себя на том, что, нахмурившись, сверлит невидящим взглядом скатерть.

– Отлично, Филли, спасибо! – поспешно улыбнулся он собеседнице.

Вкратце изложив услышанное от Филли насчет Хайдта, «Инцидента‑20» и «Грин уэй» (не касаясь данных по «Стальному патрону»), он отослал эсэмэс‑сообщение Эм и Биллу Таннеру.

– Все. Теперь, после праведных трудов, нам положен отдых. Как насчет вина? Тебе какое – красное, белое?

– Я девушка, которая играет не по правилам. – Филли выдержала дразнящую, как показалось Бонду, паузу и пояснила: – Вполне могу взять какое‑нибудь красное – «Марго» или «Сент‑Жульен» – к непритязательной рыбе вроде камбалы. А могу заказать пино‑гри или «Аль‑бариньо» к хорошему сочному стейку. Я имею в виду: заказывай что хочешь, меня все устроит.

Намазав маслом кусок булочки, она съела его с явным аппетитом, а потом стала изучать меню с видом маленькой девочки, выбирающей, какой рождественский подарок открыть первым. Бонд умилился.

Рядом со столиком возник официант Аарон.

– Давай сначала ты, – попросила Филли. – Мне надо еще семь секунд.

– Тогда для начала паштет. Багет, пожалуйста, подрумяньте. Затем палтуса на гриле.

Филли заказала салат из рукколы с грушей и пармезаном, а на горячее – припущенного в масле омара с зеленой фасолью и молодым картофелем.

Бонд выбрал бутылку не выдержанного в дубовой бочке шардонне из новозеландского виноградника Мальборо.

– Хорошо, – одобрила Филли. – Лучший шардонне за пределами Бургундии выращивают американцы, но им давно пора набраться храбрости и выкинуть свои дурацкие бочки.

Бонд придерживался ровным счетом того же мнения.

Принесли вино, потом еду, которая оказалась отличной. Бонд похвалил Филли за выбор ресторана.

Завязалась непринужденная беседа. Филли расспрашивала о его жизни в Лондоне, о недавних поездках, о детстве. Он инстинктивно отделывался общими сведениями, которые и так не скрывал: смерть родителей; детство с тетей Чармиан в кентской деревушке Петт‑Боттом; недолгая учеба в Итоне и последующий перевод в старинную школу Феттес, которую заканчивал и его отец.

– Да, ходят слухи, что в Итоне ты попал в какую‑то заварушку. Что‑то с горничной? – Филли выдержала игривую паузу, потом улыбнулась: – Я слышала официальную версию – слегка скандальную. Но есть и другая – что ты вступился за честь девушки.

– Боюсь, на устах моих печать, – с полуулыбкой ответил Бонд. – Официальная подписка о неразглашении. Или неофициальная.

– А тебе не рановато было играть в защитника обездоленных?

– Наверное, я тогда начитался толкиеновского «Сэра Гавейна», – отшутился Бонд, отметив невольно, как глубоко она копнула его биографию.

Он, в свою очередь, поинтересовался ее детскими годами. Филли сказала, что выросла в Девоне, училась в школе‑пансионе в Кембриджшире и там, еще подростком, зарекомендовала себя как волонтер в борьбе за права человека. Потом изучала юриспруденцию в Лондонской школе экономики. Заядлая путешественница, она с упоением рассказывала о своих поездках, но по‑настоящему загорелась, когда речь зашла о мотоцикле и второй ее страсти – лыжах.

«Интересно, – подумал Бонд. – Еще одна точка соприкосновения».

Их взгляды встретились на непринужденные пять секунд.

Бонд ощутил знакомую искру. Его колено коснулось ее колена, случайно – но лишь отчасти. Она провела рукой по распущенным рыжим волосам.

Коды, знаки, шифры…

Филли потерла глаза.

– Надо признать, отличная была мысль, – сказала она, понизив голос. – Насчет ужина. Мне определенно не хватало… – Она прищурилась, обрывая фразу, словно не желая или не видя смысла договаривать. – Расходиться еще, по‑моему, рано, только половина одиннадцатого.

Бонд подался вперед. Они соприкоснулись плечами – и на этот раз не отстранились.

– Я бы выпила какой‑нибудь диджестив, только не знаю, что у них тут есть.

Читай: «У меня дома через дорогу есть портвейн или бренди, а еще диван и музыка».

Шифры…

Предполагаемая ответная реплика за ним: «Да, я бы тоже не против. Но тогда не здесь».

Все решила одна едва заметная мелочь.

Двумя пальцами правой руки Филли рассеянно потирала левый безымянный, на котором Бонд разглядел тонкую полоску, бледнеющую на фоне свежего послеотпускного загара. Ее оставило ныне отсутствующее рубиновое кольцо, подаренное Тимом на помолвку.

Сияющие глаза по‑прежнему смотрели на Бонда, и улыбка тоже не меркла. Он понимал, что они вполне могут расплатиться по счету и выйти и она пойдет с ним под руку к себе домой. И они продолжат перешучиваться. И ночь будет упоительной – об этом говорил блеск ее глаз, и переливы голоса, и то, с каким аппетитом она набросилась на еду, и ее одежда, и то, как она ее носит. И ее смех.

Но еще он понимал, что так будет неправильно. Не сейчас. Вместе с кольцом она вернула дарителю и часть своего сердца. Бонд не сомневался, что утешится она быстро – женщина, которая носится на мотоцикле по пыльным дорогам Скалистого края, долго горевать не будет.

Однако лучше выждать.

Если Офелия Мейденстоун – девушка, которую он способен впустить в свою жизнь, то месяц‑другой ничего не изменят.

– По‑моему, я видел в списке диджестивов любопытный арманьяк. Думаю, надо попробовать, – произнес он.

И, увидев, как смягчаются ее черты, как облегчение и благодарность перевешивают (хоть и на самую малость) разочарование, он понял, что поступает правильно. Филли пожала его локоть и откинулась на спинку дивана.

– Заказывай сам, Джеймс. Я уверена, ты не промахнешься.