Сахарское море

Сердечно поприветствовав аудиторию[42]собравшуюся по его приглашению, поблагодарив офицеров, а также французских и тунисских чиновников, почтивших лекцию своим присутствием, господин де Шалле начал так:

«Я думаю, вы со мной согласитесь, господа, что в наши дни благодаря прогрессу науки все отчетливее становится грань между историей и легендой. Скажу больше: первая – камня на камне не оставляет от второй. Легенда принадлежит поэтам, история – ученым, и у каждой есть свои сторонники. Поэтому, всецело признавая достоинства легенды, я сегодня все же отношу ее в область воображаемого и обращаюсь к реальным фактам, подтвержденным научными данными».

В большом зале нового габесского казино трудно было собрать более благодарную публику. Все с неподдельным интересом следили за выкладками лектора, заранее принимая и поддерживая проект, о котором он только намеревался говорить. При первых же словах лектора по залу пронесся одобрительный шепоток. Лишь несколько местных жителей в глубине зала хранили настороженное молчание: проект, исторический обзор которого был темой лекции господина де Шалле, вот уже полвека вызывал недовольство аборигенов[43]окрестностей Джерида – как кочевников, так и оседлых племен.

«Мы охотно признаем, – продолжал господин де Шалле, – что наши предки не были обделены воображением и ученые древности создавали свои исторические труды, опираясь на предания и черпая вдохновение в чистой воды мифах[44].

Вспомните, господа, что писали Геродот[45], Помпоний Мела[46]и Птолемей[47]. Первый говорит в своей «Истории народов» о стране, раскинувшейся на берегах реки Тритон, что впадает в залив, носящий то же имя. Геродот приводит эпизод из путешествия аргонавтов: буря отнесла корабль Ясона к побережью Ливии, в залив Тритон, западного берега которого не было видно. Из этого рассказа можно заключить, что в те времена залив сообщался с морем. Кстати, о том же пишет и Скилакс[48]в своем «Плавании по Средиземному морю». Он упоминает, в частности, о большом озере, на берегах которого обитали различные ливийские племена. Это озеро, по всей видимости, занимало в те времена нынешнюю область шоттов и соединялось с Малым Сиртом лишь узким протоком.

После Геродота, в самом начале христианской эры, Помпоний Мела мельком отмечает существование озера Тритон, или озера Паллас, которое уже не сообщалось с Малым Сиртом, ныне заливом Габес, вследствие понижения уровня воды, обусловленного испарением.

По свидетельству Птолемея, уровень неуклонно понижался, и в конце концов лишь четыре впадины остались затоплены водой: озера Тритон, Паллас, Ливийское и Черепашье – ныне это алжирские шотты Мельгир и Эль‑Гарса[49]– и тунисские Джерид и Фед‑жадж, часто объединяемые под названием себха Фараун.

Однако, господа, ко всем этим античным легендам надо подходить с величайшей осторожностью, ибо они не имеют ничего общего с достоверными данными современной науки. Нет, господа, корабль Ясона никогда не заплывал в это внутреннее море, которое никогда не сообщалось с Малым Сиртом, не заплывал и не мог заплыть, если только не имел крыльев, которыми был наделен Икар[50], неосторожный сын Дедала! Замеры, сделанные еще в начале девятнадцатого века, с очевидностью доказывают, что внутреннее море в Сахаре никогда не могло существовать, ибо в некоторых пунктах области шоттов высота на десять – двадцать метров превышает уровень залива Габес – особенно вблизи побережья – и никогда это море, во всяком случае в те далекие времена, не могло занимать пространство в сто лье, как утверждают наши наделенные чересчур богатым воображением предки.

Однако, господа, в разумных пределах, диктуемых рельефом самой местности, проект создания в Сахаре внутреннего моря, питающегося водами залива Габес, вполне осуществим.

Такой проект был разработан несколькими смелыми, но вполне здравомыслящими учеными. Жаль, что после множества перипетий его так и не удалось осуществить. Я хотел бы сейчас бросить взгляд в прошлое и напомнить вам о нескольких тщетных попытках и многолетних неудачах, преследовавших моих отважных коллег».

По залу снова пронесся одобрительный шепоток. Лектор повернулся к висевшей над кафедрой крупномасштабной карте, и все взгляды устремились в направлении его руки.

На карте была изображена южная часть Туниса и Алжира на уровне тридцать четвертой параллели, между третьим и восьмым градусом южной долготы. Были отчетливо видны обширные впадины к юго‑востоку от Бискры. Далее следовали алжирские шотты, расположенные ниже уровня Средиземного моря, известные под названиями Шотт‑Мельгир, Большой шотт, Шотт‑Аслудж и другие, протянувшиеся до тунисской границы. От северной оконечности Мельгира начинался канал, соединяющий шотты с Малым Сиртом.

На севере простирались равнины, по которым кочуют многочисленные племена, на юге – нескончаемая цепь дюн. Были обозначены также основные населенные пункты: Габес – на побережье залива; Эль‑Хамма – на юге; Лимань, Софтам, Бу‑Абдалла и Бешия – на узкой полоске земли между Феджаджем и Джеридом; Седдада, Кариз, Таузар, Нефта – между Джеридом и Эль‑Гарсой, Шебика – к северу от Эль‑Гарсы и Бир‑Клебия – к западу; наконец Зрибет‑Аин‑Нага, Тахир‑Рассу и Фагусса – близ железной дороги, пересекающей Сахару западнее алжирских шоттов.

Итак, слушатели отчетливо видели на карте все низменности этого края, в том числе Эль‑Гарсу и Мельгир, которые полностью подлежали затоплению и должны были образовать в Африке новое море.

«Но, – произнес господин де Шалле, – хотя природа весьма удачно расположила эти впадины, словно нарочно для принятия вод Малого Сирта, создание внутреннего моря могло быть осуществлено лишь после долгих и серьезных работ по нивелированию[51]. Однако еще в тысяча восемьсот семьдесят втором году во время экспедиции через Сахару господин Помель, сенатор из Орана, и горный инженер Рокар с уверенностью заявили, что, учитывая природу шоттов, эти работы не могут быть произведены. Но вот в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году исследования были возобновлены в новых условиях. К ним приступил штабной капитан Рудер, которому и принадлежит идея этого смелого проекта».

При упоминании этого имени публика разразилась шквалом аплодисментов – и, надо сказать, вполне заслуженных. Впрочем, это имя было неотделимо в умах присутствующих от имен господина де Фрейсине, бывшего в то время председателем совета министров, и господина Фердинанда де Лессепса – оба они были самыми горячими сторонниками осуществления проекта.

«Господа, – продолжал лектор, – с этого‑то, теперь уже далекого года и началось научное исследование края шоттов, ограниченного с севера цепью Оресских гор, в тридцати километрах к югу от Бискры. Именно в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году капитан Рудер приступил к разработке проекта внутреннего моря, которому посвятил столько сил. Но мог ли он предвидеть, как много препятствий встанет на его пути? И что всей его неистощимой энергии, быть может, не хватит, чтобы их преодолеть? Как бы то ни было, наш долг – отдать дань памяти этому смелому и мудрому человеку.

После первых работ, предпринятых капитаном Рудером на свой страх и риск, министр народного образования возложил на него ряд научных миссий по исследованию местности. Были выполнены геодезические работы и определен рельеф этой части Сахары.

Вот тут‑то легенде и пришлось отступить перед историей: этот край, который якобы был в древности морем, соединявшимся проливом с Малым Сиртом, никогда не был и не мог быть ни морем, ни озером. Кроме того, эта впадина, которая, как утверждалось, лежит ниже уровня моря от «Габесского порога» до южных шоттов Алжира, на деле в большей своей части расположена выше уровня Малого Сирта. Но, хотя Сахарское море на деле окажется далеко не таким обширным, каким представлялось в народных преданиях, это вовсе не значит, что проект неосуществим.

На первый взгляд, господа, могло показаться, что новое море займет территорию в пятнадцать тысяч квадратных километров. Однако из этой цифры следует вычесть пять тысяч квадратных километров, занимаемых тунисскими себхами, лежащими выше уровня Средиземного моря. В действительности, по расчетам капитана Рудера, затопляемая площадь шоттов Эль‑Гарса и Мельгир составит всего восемь тысяч квадратных километров – эти две обширные впадины расположены двадцатью семью метрами ниже поверхности залива Габес».

Водя указкой по извилистым линиям на карте, господин де Шалле вместе со слушателями совершал путешествие по древней Ливии.

Он обвел район тунисских себх, показал холмы, возвышающиеся над заливом Габес, – самый низкий высотой 15,52 м, самый высокий, близ «Габесского порога», – 31,45 м. Первая обширная впадина к западу от порога – шотт Эль‑Гарса, протянувшийся на сорок километров, отстоит от моря на двести двадцать семь километров. На протяжении следующих тридцати километров до порога Аслудж почва снова повышается, а затем, еще через пятьдесят километров, понижается, образуя шотт Мельгир, протянувшийся на пятьдесят пять километров и лежащий большей частью ниже уровня моря. Меридиан три градуса сорок минут восточной долготы пересекается в этой точке с тридцать четвертой параллелью; от залива Габес она отстоит на четыреста два километра.

«Итак, господа, – вновь заговорил господин де Шалле, – вот какие геодезические работы проводились в этой местности. Но если восемь тысяч квадратных километров, вне всякого сомнения, благодаря рельефу местности могут быть затоплены водами залива, то в человеческих ли силах прорыть канал длиной в двести двадцать семь километров? Капитан Рудер не сомневался и в этом. Как писал в те времена в своей знаменитой статье господин Максим Элен, здесь речь шла не о рытье канала в песках, как в Суэце[52], или в меловых горах, как в Панаме[53]и Коринфе[54]. В этой части Сахары земля не отличается такой твердостью. Предстоит всего лишь пробить путь воде в соляной корке; необходимы также дренажные работы[55]для осушения почвы. Даже в пороге, отделяющем Габес от первой впадины, известковый слой составляет не больше тридцати метров; все остальные – мягкая земля».

Закончив исторический обзор, лектор перешел к перечислению выгод, которые, по утверждению капитана Рудера и его последователей, сулили осуществление проекта.

В первую очередь, значительно улучшатся климатические условия в Тунисе и Алжире. Под влиянием южных ветров испарения нового моря будут скапливаться в облака и проливаться дождями, благотворными для сельского хозяйства в этих областях. Кроме того, ныне заболоченные впадины – шотты Джерид и Эль‑Феджадж в Тунисе, Эль‑Гарса и Мельгир в Алжире – скроются под водой. А какие прибыли сулит это творение рук человеческих! К югу от Оресских и Атласских гор пролягут новые пути, где караваны будут в большей безопасности, чем прежде; а в ранее непроходимых низменностях караваны заменит торговый флот; войска, высаживаясь на берег южнее Бискры, обеспечат спокойствие и усиление французского влияния в Северной Африке – все это учел в своих выкладках капитан Рудер.

«Однако, – продолжал господин де Шалле, – хотя проект внутреннего моря скрупулезно изучался в различных инстанциях и самое пристальное внимание было уделено геодезическим работам, нашлись и противники, отрицающие многочисленные выгоды от этого проекта».

И лектор принялся перечислять один за другим аргументы, появившиеся в печати, когда идеям капитана Рудера была объявлена беспощадная война.

Во‑первых, некоторые ученые утверждали, что соотношение длины канала, которому предстоит соединить залив Габес с шоттами Эль‑Гарса и Мельгир и предполагаемого объема будущего моря – около двадцати восьми миллиардов кубометров воды, – таково, что впадины никогда не будут заполнены.

Предполагали также, что соленая вода мало‑помалу будет просачиваться сквозь землю прилегающих оазисов, в силу эффекта капиллярности выйдет на поверхность и нанесет непоправимый ущерб плантациям финиковых пальм – подлинному богатству края.

Серьезно изучив проект, критики пришли к выводу, что воды залива не дойдут до шоттов, испаряясь из канала. Правда, в Египте, где знойное солнце не уступает Сахарскому, одно из озер было создано все же таким образом, но там глубина канала не превышала ста метров.

Говорили и о практической неосуществимости проекта ввиду трудностей, которые представит рытье канала. Однако в ходе работ выяснилось, что земля от «Габесского порога» до первых впадин такая мягкая, что в некоторых местах щуп уходил в нее по самую рукоятку только под действием собственного веса.

Наконец, противники проекта считали – и это был самый зловещий прогноз, – что низкие берега шоттов неминуемо будут заболочены и превратятся в очаги всевозможной инфекции. К тому же ветры в этой местности преобладают не южные, как утверждали сторонники капитана Рудера, а северные и обильные дожди, вызванные испарениями нового моря, будут проливаться не на сельскохозяйственные угодья Алжира и Туниса, а в бескрайние пески Сахары.

Эта кампания критики послужила как бы отправной точкой к целой цепи несчастий, наводящих на мысль о неумолимом роке, – фатализм вообще свойствен обитателям этого края. Происшедшие события надолго запечатлелись в памяти всех, кто жил в те времена в Тунисе.

Проект капитана Рудера всколыхнул умы и разбудил страсти. Им увлекся сам господин де Лессепс – до тех пор, пока не переключил свое внимание на Панамский перешеек.

Донеслись отголоски этих дискуссий и до аборигенов южных районов Алжира и Туниса – кочевых и оседлых племен. Как ни мало они знали, однако поняли – их край окажется во власти неверных. Сколь ни изменчива к ним капризная фортуна, но всего дороже – их независимость, а ей‑то и придет конец. Вторжение моря в пустыню было для них, несомненно, событием из ряда вон выходящим. В племенах нарастало глухое недовольство – туземцы страшились лишиться своих подлинных или мнимых прав.

Между тем капитан Рудер скончался – по официальной версии от болезни, в действительности же не вынеся горького разочарования. И дело его жизни долгое время оставалось в забвении. Но после того как в 1904 году американцы откупили зону Панамского канала, иностранные инженеры и предприниматели обратились вновь к его проекту. Они создали так называемую Франко‑зарубежную компанию, которая задалась целью возобновить работы на благо и процветание Туниса и Алжира.

Чем больше идея проникновения в Сахару завладевала умами, особенно на западе Алжира, в провинции Оран, тем больше было шансов отнять у забвения проект капитана Рудера. Железная дорога уже была протянута за Бени‑Униф, в оазис Фигиг, где теперь начиналась транссахарская магистраль.

«Я не стану, – продолжал господин де Шалле, – оценивать задним числом деятельность компании, тем более что в ее действиях было больше безрассудства, чем здравого смысла. Работая, как вы знаете, на очень обширной территории, компания ни на йоту не сомневалась в успехе. Она занималась буквально всем; в частности, привлекла к своей деятельности лесное ведомство, поручив ему укрепление дюн – таким способом во французских ландах[56]защищают песчаные берега от размывания и оползней. Инженеры сочли необходимым до затопления защитить города и оазисы от капризов нового моря, которое, разумеется, не обещало быть безмятежно спокойным – это была элементарная мера предосторожности.

Кроме того, были предприняты работы по снабжению прилегающих районов питьевой водой: расчистка уэдов, создание резервуаров. Нельзя было затронуть привычки и кровные интересы аборигенов – это поставило бы под угрозу успех всего дела. Следовало также немедленно приступить к строительству портов; быстро организованные каботажные плавания сулили большие прибыли сразу по осуществлению проекта.

Для всех этих работ, начатых почти одновременно, в еще недавно уединенные города хлынул самый разношерстный люд. Кочевые племена выражали глухое недовольство, встревоженные количеством прибывших рабочих. Инженеры трудились, не жалея сил, щедро передавая свои знания своим подчиненным, которые относились к ним с безграничным доверием. Юг Туниса превратился в настоящий улей, где, однако, гудело и немало трутней. Спекулянты, торгаши, дельцы всех мастей сколачивали себе состояние на трудностях пионеров пустыни:[57]страна была не в состоянии прокормить и одеть всех. Рабочим, как и инженерам, пришлось отдаться на милость этих сомнительных поставщиков, довольствуясь их неведомо откуда прибывшими товарами.

Кроме материальных затруднений, тружеников пустыни преследовало ощущение неведомой, но неизбежной опасности – нечто вроде смутной тревоги, охватывающей все живое накануне стихийного бедствия. Какая‑то тайна сгущалась в этих бескрайних просторах, где не было ни души – ни человека, ни зверя – на много миль[58]вокруг. Словно все и вся скрывалось от глаз и ушей тех, кто трудился над созданием внутреннего моря. Зловещее одиночество окружало и преследовало их.

И катастрофа разразилась, господа: в результате недостаточной прозорливости и неверных расчетов, компания была вынуждена объявить о своей несостоятельности. Работы были свернуты; вот об их возможном возобновлении я и хотел с вами поговорить. Компания размахнулась слишком широко, предприняла сразу самые различные работы, пустилась в спекуляции, и многие из вас еще помнят тот роковой день, когда ей пришлось прекратить платежи. Все работы, начатые Франко‑зарубежной компанией, обозначены на карте, которую я вам только что показал.

Да, они далеки от завершения, но кое‑что сделано; африканский климат не оказал разрушительного действия, серьезных повреждений нет. Что может быть естественнее для Нового общества Сахарского моря, чем использовать начатое для успешного завершения работ и покрытия всех убытков? Необходимо только, ознакомившись со сделанным de visu[59], выяснить, какую пользу мы можем извлечь из уже сделанного, пусть частично. Поэтому я намерен отправиться в край шоттов – сначала один, затем, позднее – с другими учеными и инженерами. И, разумеется, с охраной достаточной, чтобы обеспечить безопасность рабочим, недавно возобновившим строительство. Как и нашей экспедиции, на протяжении всего пути, который мы постараемся по мере возможности сократить.

Нет, не могу сказать, чтобы у меня были серьезные опасения, несмотря на недавнее скопление туарегов на юге Туниса и Алжира[60]. В этом, быть может, есть и хорошая сторона – ведь были же кочевники‑бедуины[61]самыми надежными помощниками при рытье Суэцкого канала. Туареги на сегодняшний день, похоже, настроены миролюбиво, но остаются начеку, и не стоит слишком доверяться их кажущемуся спокойствию. Однако с таким отважным и опытным воином, как капитан Ардиган, и его верными солдатами, прекрасно знающими нравы и обычаи жителей пустыни, уверяю вас, нам нечего бояться. По возвращении мы дадим подробный отчет и составим точную смету завершения работ. Таким образом, вы, господа, сможете разделить все выгоды и, осмелюсь сказать, славу от столь грандиозного предприятия на благо нашего отечества. И пусть оно вначале потерпело крах, но благодаря вам мы сможем осуществить его, а наша страна поможет нам и сумеет, как это уже сделано на юге провинции Оран, превратить пока враждебные племена в самых надежных защитников нашей грандиозной победы над природой.

Господа, вы знаете, кто я такой и сколько сил и средств я вложил в это предприятие. Союз разума и денег – залог успеха. Наше Новое общество создаст Сахарское море, обещаю вам! Мы одержим победу там, где наши предшественники, хуже оснащенные, чем мы, потерпели поражение. Вот что я хотел вам сказать, прежде чем отправлюсь на юг. Главное – энергия и вера в успех; остальное приложится, и, уверяю вас, через сто лет после того, как французский флаг был водружен над главной крепостью столицы Алжира, мы увидим французский флот, бороздящий Сахарское море и снабжающий наши гарнизоны на бескрайних просторах пустыни».