Глава третья. Башня Кэйр Субая была очень старой, и камни ее скрепили туманы и волшебные чары

Башня Кэйр Субая была очень старой, и камни ее скрепили туманы и волшебные чары. Принц, изнуренный долгими годами и ответственностью, был еще старше. Но пока он находился в башне на острове селки, в их Убежище, он не старел. И он не умрет.

Конн ап Ллир, принц морского народа, Повелитель моря, смотрел из окна на запад и слушал, как внизу, разбиваясь о камни, поют волны, а северный ветер, словно острый нож, прорезывает скалы. Он мог узнать демона даже на другом конце земли, и сейчас это чувство, расплываясь как темное губительное нефтяное пятно, охватывало остров, который люди называют Краем Света.

Конн не стал бы проклинать демонов, если бы они покорили людей и остров погрузился в морскую пучину. Тысячелетиями дети моря поддерживали с демонами непростой мир, на скорую руку залатанный компромиссами и нарушенными обещаниями, мир, подвергавшийся ударам гордыни и корысти. Он верил, что этот мир будет сохранен и в дальнейшем.

Верил, пока шесть недель назад демон не убил одного из подданных Конна на Краю Света.

Он взялся за край письменного стола – массивной плиты из резного орехового дерева и железа, которую удалось поднять с испанского галеона, потерпевшего крушение у берегов Корнуэлла. Все, что пребывало в море или на его дне, все, что поглотила морская пучина, принадлежало ему и находилось в его распоряжении. Его владения охватывали девять десятых поверхности земли. Не демон все же ускользнул от него.

Мысли его, разлетаясь, кружились в темноте в поисках источника тревоги, в поисках угрозы. Но с таким же успехом он мог бы попытаться отделить от стремительно несущегося потока одну каплю. Демон выскользнул из его рук и исчез в постоянно движущемся океане людей.

Конн опустил голову. Во рту был горький вкус поражения. Спавшая у его ног гончая вздрогнула во сне и жалобно заскулила. Под окнами башни билось море, неукротимое, широкое и глубокое. Он не мог дотянуться до него, и оно насмехалось над его слабостью.

Были времена – о них и сейчас поют киты, – когда власть Повелителя моря была полной и всеобъемлющей, когда морской народ жил в гармонии со всеми существами в воде и над водой, когда они могли повелевать ледниками и переноситься вместе со струями дождя. Даже отец Конна, Ллир, прежде чем отказался от человеческого обличья и всех своих обязанностей…

Но Конн не мог думать о самоустранившемся короле без злости, и злость была тем, чему он научился, чтобы отречься от себя. Он неторопливо развел руки в стороны и опустил их на карту на столе.

По мере того как сокращалась численность морского народа, уменьшалась и волшебная сила правителей. И теперь задача Конна заключалась в том, чтобы, используя все средства и инструменты, сохранить оставшееся.

На лестнице послышались шаги. Конн поднял глаза.

На пороге, почти касаясь головой арки из грубо отесанного камня, стоял Дилан.

Это был как раз один из таких инструментов. Скорее, орудие. Дилан, сын морской ведьмы Атаргатис и человека, был честолюбив и изобретателен, и после ее смерти Конн взял мальчика под личную опеку. Дилану еще предстояло продемонстрировать какие‑то способности сверх тех, что присущи всем селки, – сексуальной привлекательности и легкого колдовства по поводу погоды. Но он уже доказал свою отвагу и преданность, а в данной ситуации приходилось использовать то, что имелось под рукой.

– Вы посылали за мной? – спросил Дилан.

– Да. – Из‑за недовольства он ответил излишне резко, но тут же взял себя в руки. – Я должен тебе кое‑что показать.

Дилан окинул взглядом карту, закрывавшую весь стол.

– С каких это пор мы зависим от человеческих карт?

– Она годится для осуществления моей цели, – сказал Конн.

– Какой цели?

Вместо ответа Конн развел на столе руки и сконцентрировался, добавляя небольшие подробности к той информации, которая уже содержалась на карте. Постепенно изображение на ней ожило, мерцающие цветные точки стали напоминать звезды на ночном небе, из которых образовывались потоки и сгустки света.

Брови Дилана удивленно взлетели вверх.

– Впечатляет. Что это?

Конн сжал кулаки, игнорируя легкую головную боль, которая всегда сопровождала его занятия магией. Карта пульсировала, переливаясь разными красками.

– Серый цвет, вот эти широкие полосы, показывает места обитания людей. Голубым отмечен наш народ.

Мало, слишком мало, всего какая‑то тысяча точек света, затерянных в необъятных океанах.

– Дети земли находятся здесь. – Палец Конна, постукивая по священным местам сидхе,[5]двигался по зеленой линии вдоль горной цепи. – Демоны здесь.

Он показал места расположения детей огня, словно кровь проступавшие через разломы земной коры и на сложных формах рельефа.

Дилан подошел ближе и прищурился.

– Я не вижу на вашей карте детей воздуха.

– Потому что их здесь нет. Вмешательство ангелов встречается гораздо реже, чем считает большинство людей. И чем хотело бы, – сухо ответил Конн. – Кроме того, беспокоит меня все‑таки активность демонов.

– Это из‑за Гвинет?

Ярость Конна медленно закипала. Шесть недель назад демон в обличье человека выманил селки Гвинет из Гиорта на сушу, забрал ее шкуру, пытал, а затем убил.

– Из‑за того, что они убили одного из нас, – согласился Конн, – и из‑за того, что попытались во всем обвинить людей. Я не позволю провести себя и втянуть в войну демонов с Небесами и человечеством.

Дилан хмурился, глядя на карту. Темнота, которую Конн почувствовал еще раньше, исходила от красного пятна на побережье острова в штате Мэн.

– У вас может не оказаться выбора. Если демоны нарушат равновесие…

– Маргред восстановила равновесие, когда утащила убийцу Гвинет в море.

Дилан приподнял бровь.

– Жизнь за жизнь?

– После Обращения.

Элементали[6]бессмертны. Селки возродится в море, а демон попал в вечное заключение. С точки зрения Кона, размен справедливый.

– Но действия Маргред могут вызвать определенные последствия…

– Вы думаете, она в опасности? – быстро спросил Дилан.

– Я думаю, что это вполне возможно.

– Месть?

Конн задумался. Демоны понимают, что такое справедливость, но они ею не руководствуются. Месть определенно будет иметь место, но при этом ими управляют гораздо более практичные соображения.

– Скажем так, демонстрация силы может подвергнуть Маргред риску.

– Зачем вы говорите мне все это?

– Она вышла замуж за твоего брата.

Губы Дилана раздвинулись, обнажив зубы.

– К несчастью. Теперь она человек. А это означает, что ее судьба меня больше не касается. Или вас… – Эти недосказанные слова как будто повисли в воздухе.

– Пока она не носит ребенка от твоего брата, – бесцветным голосом заметил Конн.

Бледное лицо Дилана стало совсем белым. А здесь замешаны чувства, подумал Конн. Похоже, он без колебаний пойдет к цели.

– Какое это может иметь значение? – спросил Дилан.

– У твоей матери была сильная кровь. Ее дар был очень могучим. Существуют песни…

«Интересно, пророчество это или выдумка?» – подумал Конн. Из песен китов ничего понять нельзя. Эти крупные млекопитающие еще в меньшей степени, чем селки, обладают чувством времени.

– Существуют предания, что дочь из рода Атаргатис может навсегда изменить баланс сил и судьбу своего народа.

– Дочь… – Глаза Дилана были непроницаемо черными. – Не сын?

Конну понравилось его разочарование. Для них обоих было бы лучше, если бы могущество Атаргатис перешло к ее сыну. К Дилану.

– В песнях говорится о дочери.

– Тогда… – Дилан нахмурился, по‑прежнему глядя на карту, где остров Мэн был окрашен красным. – Тогда моя сестра.

Конн покачал головой.

– Твои брат и сестра люди. До сих пор демоны считали, что на них не стоит обращать внимание. Но если у твоего брата будет ребенок…

– Или если он будет у меня.

– Да. Я надеялся… – Конн осекся. Он больше не позволял себе надеяться, осталась только злость. – Сочетание крови твоей матери и дара Маргред может принести пользу нашему народу. Или угрозу со стороны демонов.

– Так чего же вы хотите от меня? Чтобы я попросил брата не спать с женой?

Конн тоже думал об этом.

– А он тебя послушается?

– Нет.

Конн пожал плечами.

– Тем лучше. Нас становится все меньше. Нам необходимы дети. Нам необходим этот ребенок.

Дилан ухмыльнулся.

– При условии, что Маргред сможет забеременеть от него.

– При условии, что их ребенок будет селки. И девочкой. Тогда – да.

– Слишком много условий.

Губы Конна скривились в редкой для него улыбке.

– Верно. – Очень немногие могли позволить себе говорить ему правду. – И все же что‑то притягивает демонов на Край Света. Я хочу, чтобы ты выяснил, что именно.

Дилан пристально смотрел на своего повелителя. Стук сердца гулко отдавался в ушах. На мгновение ему даже показалось, что он неправильно расслышал Конна.

– Но это работа хранителя.

Взгляд принца был чистым и светлым, как морозный воздух, глубоким и бескрайним, как море.

– Ты отказываешь мне?

– Я… Нет, мой повелитель. – Он был напуган, но не глуп. – Но почему бы вам не послать туда одного из них?

Хранители были приближенными Конна, его элитой. Избранные за преданность и силу своего дара, они обеспечивали принцу мир, защищая его царство от уничтожения людьми и демонами.

С четырнадцати лет Дилан горел желанием стать одним из них и носить на шее знак хранителя.

Но, как бы горько это не было, ему пришлось признать, что он слишком близок к людям, чтобы обладать такой силой и пользоваться доверием принца.

– У них нет твоего знания острова, – сказал Конн. – И твоей связи с ним.

Перед глазами Дилана вдруг возник образ колючей женщины с татуировкой на запястье и телом, переполненным энергией.

Мы никак не связаны, подумал он. Это был всего лишь секс. А такое у него было со многими женщинами.

И он отогнал воспоминание о том, как она сказала: «Ты у меня первый… ох, за очень долгое время».

Конн, должно быть, принял его молчание за недовольство.

– Ты ведь там вырос.

Мысли Дилана снова вернулись в башню, к теме разговора.

– Это было много лет назад.

– Там живет твоя семья.

Это был болезненный момент.

– Они больше не моя семья. Теперь я селки.

Конн смотрел на него холодными светлыми глазами.

– У тебя там есть человеческое жилье не более чем в трех милях к востоку от их дома.

Дилан покраснел. Как много он знает? И сколько информации у Конна против него?

– Это был остров моей матери.

– Дом построил твой отец.

Он этого не знал. Он уговаривал себя, что это не имеет значения.

– Это просто место, где можно остановиться, только и всего, – сказал Дилан.

– Оно как раз и пригодится, – согласился Конн. – Тебе может понадобиться пожить среди них некоторое время.

Внутри у Дилана все оборвалось.

– После более чем двадцатилетнего отсутствия мое внезапное повторное появление, скорее всего, вызовет вопросы у местных жителей.

– Не такое уж оно и внезапное, – заметил Конн. – Ты ведь был на свадьбе брата.

Как раз об этом Дилан сейчас жалел.

– Это совсем другое дело. Тогда мне не нужно было разговаривать с ними. И с отцом. И с сестрой.

На верхней губе у него выступил пот.

– Они захотят узнать, зачем я здесь.

– У людей есть для этого подходящая история. О блудном сыне.

– Не думаю, чтобы мой брат… – Мой старший брат и хороший сын, который остался с отцом! – …принял такое объяснение моего возвращения.

– Тогда придется предложить ему другое, – холодно ответил Конн. – Ты наверняка сможешь придумать оправдание, которое его удовлетворит.

Неожиданно в его голове снова всплыл образ той женщины в лунном свете: подбородок задран, рука сжимает скомканные трусики…

– Да, – медленно ответил Дилан, – смогу.

Реджина считала двадцатки у стойки кассового аппарата. Сорок, шестьдесят, восемьдесят…

Приток посетителей закончился, туристы отправились на паром, отходивший на материк в два тридцать. Косые лучи послеполуденного солнца пробивались сквозь выцветший красный навес ресторана, нагревая виниловую обивку кабинок и поцарапанный деревянный пол. За зеркальным стеклом окна виднелась яркая синева гавани и лодки на спокойной воде.

Движения Маргред, которая переставляла бокалы с пустого стола в мойку, были медлительны и грациозны, как у кошки. Они с Калебом вчера вернулись после двух ночей, проведенных в Портленде.

– Ладно. – Реджина надела резинку на пачку купюр. – Как ваш медовый месяц?

Маргред медленно и удовлетворенно улыбнулась, блеснув зубами.

– Слишком короткий.

Реджина рассмеялась, хотя на душе было тоскливо.

– Это все, на что ты могла рассчитывать, выходя за единственного полицейского на острове в разгар сезона. Если бы ты подождала до сентября, он смог бы повезти тебя в настоящее свадебное путешествие. Может быть, на Гавайи. Или в Париж.

– Я не хочу в Париж. – Улыбка Маргред стала еще шире. – А Калеб не хотел ждать.

Реджина поборола приступ зависти. А была ли она когда‑нибудь так счастлива? Так желанна? Так… уверена?

– Я удивилась, когда увидела на свадьбе его брата, – сказала Реджина.

– Дилана? – Маргред насторожилась и, продолжая вытирать стол, подняла голову. – Он тебе понравился?

– Я перекинулась с ним едва ли парой слов.

Это правда: у нее всего лишь был с ним секс на берегу. Действительно замечательный секс. А вот разговора не получилось. Лицо ее горело.

Впрочем, я ничего подобного и не искала, напомнила себе Реджина. И он, очевидно, тоже. По крайней мере с ней.

– Что ты сказала?

Звякнул колокольчик над дверью. В ресторан вошла Джейн Айви, хозяйка магазина сувениров на острове. На ней был мешковатый кардиган, и выглядела она решительно – как женщина, исполняющая свой долг.

– Что вам будет угодно? – спросила Реджина.

– А вот и невеста! – воскликнула Джейн, словно эти слова относились не к ней. – Вы, милочка, в субботу выглядели просто потрясающе.

– Спасибо, – сказала Маргред.

– Да и вся свадьба… Все было очень мило, – сказала Джейн.

Маргред улыбнулась.

– Это заслуга Реджины.

Джейн кивнула, отчего колечки ее туго завитых каштановых волос дрогнули.

– Ну, я это знаю. Поэтому и зашла. В сентябре на день рождения Фрэнка приедут мои девочки, – сказала она, обращаясь уже к Реджине.

– Это… прекрасно, – ответила та.

Хотя что, собственно, прекрасно? Насколько она помнила, Джейн прекрасно обходилась без своих детей. Сыновья ее остались на острове, унаследовав бизнес отца по промыслу лобстеров, и даже купили собственные лодки. А дочери уехали на материк в поисках образования, мужей и своего шанса в жизни.

Иногда они возвращались сюда.

– После того случая с Фрэнком, зимой, мы и не надеялись, что он дотянет до шестидесяти пяти, – сказала Джейн, щелкнув замком сумочки. – А он смог это сделать, старый плут! Так или иначе, но они все приезжают. У нас будет большой званый обед. И я хочу, чтобы вы все там организовали.

Эти слова доставили Реджине огромное удовольствие – сродни тому, как кусаешь свежеиспеченную сдобу, теплую и мягкую. Хотя она и так знала, что готовит вкусно. Но у нее было не так много возможностей продемонстрировать это.

– На самом деле я не…

– Мы не занимаемся обслуживанием вечеринок, – заявила Антония из кухни. – Мы готовим еду на вынос. Вы можете выбрать в меню все, что захотите.

– Ох… – Джейн погрустнела. – Ну, тогда…

– Сколько будет гостей? – спросила Реджина.

– Не знаю, человек тридцать, – наугад сказала Джейн.

Реджина подумала, что с таким количеством гостей она запросто справится, и ее охватило радостное возбуждение. Она сможет накормить тридцать человек даже в полусонном состоянии! И если Маргред согласна помочь с сервировкой…

– Поговорите в гостинице, – сказала Антония. – Возможно, тамошний шеф‑повар может…

– Я уже была в гостинице. Он хочет по сорок восемь долларов с человека и по двадцать четыре с детей, которые все равно не будут есть ничего, кроме шоколадного молока и хотдогов. – Мягкий подбородок Джейн решительно приподнялся. – Я хочу, чтобы этим занялись вы!

– Тогда выберите из меню, – сказала Антония.

– Фрэнку очень понравились маленькие пирожки с крабами, – сказала Джейн, обращаясь к Реджине.

Ему понравилась ее еда. Она может сделать это.

– Я хотела бы предложить вам несколько вариантов, – сказала Реджина, мысленно перебирая возможный набор закусок.

Маленькие сосисочки, поджаренные на гриле, – это просто, и дети смогли бы перекусить ими. Канапе. Может быть, горгонцола с кедровыми орешками. Поджаренная спаржа, обернутая в сыровяленую ветчину…

– Я могла бы зайти к вам в магазин, и мы все обсудим. Скажем, в четверг. – По четвергам она работала с обеда до закрытия. – В четверг утром.

Лицо Джейн расцвело, на нем было написано облегчение и триумф.

– В четверг утром, конечно.

– Он, похоже, тебя откуда‑то знает, – добавила она.

Маргред замерла с тряпкой в руках.

– Он ведь брат Калеба.

– Нет, по прошлой жизни. – Реджина вытерла ладони о передник. – Он сказал, что знал тебя раньше.

– Он так сказал? – Маргред неторопливо и размеренно двигала тряпкой по столу. – Что он еще сказал?

Перед глазами Реджины стояло мрачное лицо Дилана. «Я приехал сюда не ради брата».

Она откашлялась.

– По правде говоря, больше ничего. Просто это показалось мне интересным. Потому что ты, как известно, потеряла память.

– А‑а‑а.

Оставь это. Это не твоя проблема. И не твое дело.

– Так как вы с ним познакомились?

Маргред, по‑прежнему держа тряпку в руке, выпрямилась.

– Тебе любопытно?

Реджина нахмурилась.

– Я беспокоюсь. Ты ведь моя подруга, черт побери!

И работаешь у меня. И жена Кэла.

– Действительно. И как подруга я прошу тебя оставить эту тему.

Реджина с коротким щелчком задвинула ящик кассового аппарата.

– Ладно.

Выражение лица Маргред смягчилось.

– Клянусь, в наших отношениях нет ничего такого, что могло бы не понравиться Калебу.

– Так он об этом знает? – вырвалось у Реджины.

– Ну да. У меня нет секретов от Калеба.

– Ручаюсь, что потеря памяти очень этому способствует, – пробормотала Реджина себе под нос.

– Вы зашли к нам только за этим? – спросила Антония.

– Да. – Взгляд Джейн скользнул по Маргред, задержавшись на ее животе. – И чтобы повидать невесту, разумеется.

– Что ж, вы ее увидели. И теперь мы можем заняться работой. Настоящей работой, – добавила Антония, когда Джейн уже выплывала на улицу. – А не пустой тратой времени на вечеринку по поводу дня рождения Фрэнка Айви.

– Это не пустая трата времени, – возразила Реджина. – Мы можем это сделать. И мы должны это сделать!

– У нас нет для этого персонала, – ответила Антония.

Это был старый спор, от которого у Реджины сразу же начинала болеть голова. Сейчас они работали по очереди, утром и вечером, а Маргред подключалась по мере надобности.

– Значит, мы наймем…

– Кого наймем? – спросила Антония. – Если кому‑то захочется дополнительно подзаработать, он сможет сделать это на палубе шхуны, промышляющей лобстера, а не драя кастрюли и разнося мудреные закуски.

– Я только хочу сказать, что если мы будем развивать бизнес по обслуживанию праздников, просто как сопутствующее направление…

– Мы прекрасно обходимся и без этого!

– Но дела у нас могли бы быть еще лучше.

Ресторанное обслуживание позволило бы расширить меню и обеспечило более свободный график работы. Но там, где Реджина видела новые возможности, мать обязательно находила повод для того, чтобы отказать ей.

– Значит, теперь у нас проблема с тем, как я веду дела в ресторане?

В висках у Реджины тяжело пульсировала кровь.

– Нет, мама. Но это бизнес…

– Это чушь собачья! Джейн пришла сюда только для того, чтобы хорошенько рассмотреть Маргред.

Реджина прижала пальцы к вискам.

– О чем ты, черт возьми, говоришь?

– Я говорю о том, о чем уже говорят все.

– И о чем же они говорят? – спросила Маргред.

– О том, что ты вышла замуж в ужасной спешке. Возможно… – Прежде чем закончить, Антония сделала не характерную для себя паузу. – В общем, кое‑кто поговаривает, что ты, должно быть, беременна.

– Мама! – протестующе воскликнула Реджина.

Инстинктивно она оглянулась, нет ли поблизости Ника, но он был наверху, в квартире, где они жили с тех пор, как больше семи лет назад она принесла его домой: четыре небольшие комнатки с мышами за стенами, с запахом чеснока и красного соуса, поднимающегося из расположенной внизу кухни.

– А что? – Антония воинственно скрестила руки на груди. – Некоторые женщины находят то, что ищут, и выходят замуж за отца своего ребенка.

О боже… У Реджины тоскливо засосало под ложечкой. Как будто сегодняшний день еще недостаточно достал ее! Ее мать уже не могло удовлетворить то, что она управляет рестораном, ей нужно было руководить еще и жизнью Реджины.

– Не всегда все получается, мама.

Антония пристально взглянула на нее.

– И что это должно означать?

Маргред, бросив вытирать стол, внимательно их слушала.

– Вот ты вышла за папу… – сказала Реджина. – И сколько лет он был с тобой? Два года? Три?

– По крайней мере ты получила имя своего отца.

– И это все, что мне от него досталось. Все остальное делала ты. Платила за все. А он ни разу даже не прислал алименты.

– Ну да, у тебя все получилось намного лучше.

От обиды у Реджины перехватило горло. Она никогда не могла договориться с матерью. Они, словно масло и уксус, были слишком разными, чтобы понять друг друга.

Или, может быть, слишком похожими.

– Я не была… – Она нервно теребила распятие на шее. – Я хотела сказать, что ценю…

– Он любил нас. Твой отец. Но, сама знаешь, не всем подходит жизнь на острове.

– Я знаю.

Господи! Неужели они должны эксгумировать все скелеты из семейного шкафа только потому, что Джейн Айви пирожки Реджины нравятся больше, чем лазанья ее матери?

– Я бы и сама уехала, если бы могла.

Ее слова повисли в воздухе – плотные, словно запах горячего жира со сковородки. На лице Антонии была боль, как после пощечины.

Реджина прикусила язык. Вот черт…

– Я не беременна, – сказала Маргред.

Антония повернулась к ней.

– Что?

– Вы же это хотели узнать? Я бы хотела иметь ребенка. Но я еще не беременна.

– Ты хотела бы иметь ребенка? – переспросила Реджина, вспомнив, как была беременна Ником, как ее все время тошнило, как она постоянно чувствовала себя уставшей и одинокой. – Вы же только что поженились!

Антония фыркнула.

– Поженились, черт возьми! Да они познакомились‑то всего шесть недель назад.

Брови Маргред удивленно поднялись.

– А я и не знала, что существуют какие‑то требования по времени. И сколько же нужно знать человека, чтобы забеременеть от него?

В голове Реджины всплыло воспоминание: Дилан, входящий в нее, заполняющий ее, распирающий ее изнутри. И ее собственный голос: «Я ведь могу забеременеть!»

Внутри все оборвалось. О господи! Нет, она не может быть беременной. Человеку не может настолько не повезти дважды.

Снова звякнул колокольчик, и в дверях появилась фигура, напоминающая огородное путало: худое лицо, жидкая бородка, грязная рабочая куртка поверх нескольких фуфаек.

На отдыхающего не похож, подумала Реджина, даже несмотря на рюкзак. Одежда сильно поношенная, грязные руки, пыльные ботинки… Неделю жил под открытым небом, не меньше. Наверное, бездомный.

– Чем я могу вам помочь? – спросила Антония тоном, который ясно говорил: «Убирайся! Проваливай отсюда!»

Ее враждебность была понятна Реджине. На Краю Света средств социального обеспечения едва хватало, чтобы поддерживать собственное население. Паромная переправа и местный бизнес были рассчитаны на постоянных жителей и туристов, но уж никак не на бездомных.

Мужчина снял рюкзак с широкого костлявого плеча и с глухим стуком опустил его на пол.

– Я ищу работу.

– Как вас зовут? – спросила Реджина.

– Иерихон.

– А фамилия?

– Джонс.

У него, по крайней мере, есть фамилия. Это было больше, чем могла сообщить Маргред, когда пришла наниматься к ним на работу.

– У вас есть опыт работы в ресторане, мистер Джонс?

Взгляды их встретились, и у Реджины перехватило дыхание.

Алэн говорил, что глаза – это окна души. Реджина догадывалась, что это была лишь уловка, чтобы затащить ее в постель, но все‑таки понимала, что он имел в виду. Когда дома никого нет, это сразу видно. Но этот парень… Его глаза были обитаемы, переполнены смутными тенями, словно в голове собралось слишком много призраков, которые отчаянно сражались между собой за место у окон.

Шизофреник? Может, злоупотребляет алкоголем или наркотиками?

Если и так, Реджину это не особенно тревожило. Половина персонала на ее прежнем месте работы чем‑то злоупотребляло – выпивкой, наркотиками или адреналином от прекрасно выполненного обслуживания за обедом. Но она не собиралась брать сумасшедшего в ресторан своей матери, в дом, где живет ее сын.

– Зовите меня Иерихоном, – сказал он.

Она откашлялась.

– Хорошо. Так есть у вас…

– Я работал посудомойкой в армии.

Маргред поставила поднос для грязной посуды на стойку.

– Вы служили в армии?

Он кивнул.

– В Ираке? Мой муж был в Ираке.

– Да, мэм.

Реджина едва сдержалась, чтобы не застонать. Ясное дело, он скажет именно это. Он может сказать что угодно, лишь бы только получить работу. Или подаяние.

– Мы никого не нанимаем, – сказала Антония.

Маргред удивленно подняла брови.

– Но ведь…

Иерихон поднял с пола свой рюкзак.

– О'кей.

Вот так. Никаких возмущений. Никаких ожиданий. Его безропотное согласие каким‑то странным образом словно проникло Реджине под кожу, и она почувствовала в нем родственную душу.

Она нахмурилась. У каждого должна быть надежда!

– Если подождете минутку, я сделаю вам бутерброд, – предложила она.

Он повернул голову, и ей понадобились силы, чтобы без содрогания выдержать этот неспокойный тяжелый взгляд.

– Спасибо, – сказал он. – Не возражаете, если я сначала вымою руки?

– Будьте нашим гостем.

– Если он напачкает в туалете, сама будешь убирать, – сказала Антония, когда дверь за ним закрылась.

– Убрать могу я, – вмешалась Маргред, прежде чем Реджина успела огрызнуться в ответ.

Антония недовольно засопела.

– Мы не можем кормить всех, кто шатается по улицам.

Реджина была достаточно раздражена, чтобы отодвинуть собственные сомнения на задний план.

– Тогда мы, вероятно, занимаемся не своим делом, – сказала она и направилась в кухню, чтобы приготовить сэндвич.

По пути она взглянула на лестницу, которая вела в их квартиру. Ник уже успел побывать в кухне, чтобы съесть свой ленч и проколоть дырочки в заготовках для пиццы. Но она могла бы позвать его вниз еще раз перекусить, а потом отправила бы погулять. Летом им обоим было тяжело. Школа была закрыта, а ресторан работал дольше обычного. У Ника оказалось больше свободного времени, а у Реджины, соответственно, меньше.

Но этим летом почему‑то было хуже, чем всегда. Может быть, потому что Ник стал достаточно большим, чтобы роптать по поводу запретов матери. Она должна относиться к этому с пониманием. Реджина потерла лоб, в голове уже начала закипать боль.

– Ник, – позвала она.

Он не отвечал. Дуется на нее? Сегодня утром она была с ним слишком резкой.

Расстроился, виновато подумала Реджина, стараясь не вспоминать субботнюю ночь, руки Дилана на своих бедрах и то, как он двигался внутри нее.

Но никакой секс на пляже не мог быть для нее важнее сына.

– Ники!

С верхней площадки лестницы жалобно мяукнул их ресторанный кот Геркулес.

И больше ни звука.

В Реджине нарастало беспокойство. На Краю Света все были в курсе дел друг друга. Каждый сосед приглядывал за каждым ребенком. Здесь дети ходили на берег одни и играли на пляже без присмотра.

Но она просила Ника не уходить из ресторана, не предупредив ее. На острове хватало неожиданностей: приливы, туман, карьеры для добычи гравия, подростки за рулем, незнакомцы с безумными глазами…

Реджина тряхнула головой. Она не позволит себе испугаться только потому, что какой‑то бездомный парень заглянул к ним в ресторан в поисках работы и бутерброда.

Хотя она и понимала, что пока ничего не случилось, что она слишком остро реагирует на ситуацию, ладони ее стали потными, а сердце застучало в груди, точно молот. Матери‑одиночке не с кем разделить тревогу или вину, поэтому тревога удваивается, а любая опасность приобретает ужасающие масштабы. Что угодно может грозить маленькому человеку, доверенному тебе, твоему ребенку, твоему сыну, самому лучшему и самому необычному, что приключилось с тобой в жизни. И в случае чего вина будет полностью на тебе, потому что это ты не уберегла, это ты не захотела, чтобы он был у тебя на первом месте.

Усилием воли Реджина взяла себя в руки и поняла, что стоит, вцепившись в перила лестницы. О'кей, она определенно реагирует слишком остро.

Она толкнула дверь в квартиру, и Геркулес тут же проскочил между ее ног в пустую гостиную.

– Ник?

Она вытянула шею, прислушиваясь к звуку включенного телевизора, к журчанию воды в ванной.

Сына нигде не было.