Главная
Случайная страница
Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
ЗОолото СвяМщенны Гор
А ХУМ
Тема контакта человека с экстрасенсорным и архетипическим уровнями
восприятия исследуется в фильме «Блуберри». Так же как и «Лабиринт Фавна»,
«Блуберри» начинается с эпизода смерти главного героя, и это сразу же переводит дальнейшее повествование фильма из привычной посюсторонней плоскости в область по ту сторону земного бытия, а это значит, то, что мы видим, – это не столько история, сколько воспоминание, не столько действительность, сколько очень напоминающий ее сон. С самых первых кадров режиссер словно бы хочет подчеркнуть, что действие фильма, несмотря на его кажущуюся похожесть на привычную нам линейную историю, на самом деле все же происходит далеко не в этом мире.
Он мертв, и теперь мой черед. оставляю этот мир Я оставляю мои воспоминания. Я вижу… я вижу мальчика. Этим мальчиком был. Я вижу...
С этих слов начинается фильм, и они четко позиционируют точку зрительского взгляда. Мы понимаем – все, что мы увидим далее, мы увидим глазами главного героя, но глазами не героя-человека, а героя-сущности, глазами Свидетеля, окончательно пробуждающегося в момент смерти земного тела и в этот миг созер ающего, словно сон, свою жизнь в мире пространства и времени во всей целостности ее завершения и начала.
Путь самопревосхождения – это череда жизни и смерти: жизни как бытия в горизонтальной плоскости какого-либо уровня восприятия и смерти как преодоления исключительной отождествленности со структурами этого уровня и вертикального перехода к новому, более целостному, более всеохватному чувству Я. Исключительная самотождественность Тифона умирает, когда самость трансцендирует телесно-эмоциональные структуры и ее энергия переходит в структуры понятийного ума Исключительная самотождественность Нарцисса/Нимфы у ирает, когда пробуждается эго Хоббита-маски, а Маска умирает в момент рождения Героя/Героини. В этой непрерывной череде умирания старого и рождения нового само понятие смерти как некой финальной точки, после которой уже ничего не происходит, теряет всякий разумный смысл. Смерть – не
конец, Ано лишь н:ачало новогАо цикла.
: А:
Смерть в этом смысле – необходимый элемент развития, развития жизни,
развития сюжета. И этот взгл в полной мере реализуется в фильме «Блуберри», где смерть, словно знаковая веха, отмечает завершение одной истории и начало другой. Фильм начинается со смертью и заканчивается новой жизнью.
Все, что отменяет смерть, – это взгляд на жизнь как на ограниченный отрезок, имеющий определенное начало и конец. Смерть отменяет линейность и конечность жизни и вместо этого раскрывает видение подлинной глубины и высоты бытия – это видение жизни как многомерной, многоуровневой, динамически развивающейся целостности взаимосвязанных процессов осознавания; это видение жизни как непрерывного движения энергии осознавания
через восхитительный лабиринт возможностей и вероятностей, которые начинают реализовываться, едва мы вступаем в какой-либо тоннель этого лабиринта – тоннель воспринимаемой реальности. Смерть же есть всего лишь переход из одного тоннеля реальнос ь другой. в этом смысле умирае всякий раз, когда делаем новый выбор, когда принимаем новое решение, когда следуем за новым поворотом судьбы, когда происходит завершение процесса одного уровня и начало нового.
Мы по-разному относимся к смерти в зависимости от того, на каком уровне целостности принимается решение, происходит выбор и завершается процесс. Так, например мы не склонны называть смертью завершение процессов на нижележащих уровнях (если только у нас не осталось сильной привязанности к их структурам, отождествленности с ними). Мы не рассматриваем как смерть для себя прекращение определенных эмоций или мы не чувствуем, что умрем, если не исполним какое-то свое желание. Но для ребенка-тифона или для человека, все еще очень привязанного к тифоническому уровню, невозможность проявить сильную эмоцию и исполнить сильное желание будет восприниматься именно как смерть самого себя. Это чувство возникает именно вследствие того, что его энергия очень сильно отождествлена с данными структурами, в которых эмоции и влечения являются базовыми процессами самоидентификации. Однако превосхождение этих структур и развертывание структур ума, где есть понятие времени и возможного во времени самоограничения, дает самости новую перспективу и выстраивает новую непрерывность самосознания – непрерывность более высокого уровня, с высоты которого прекращение каких-либо эмоций или влечений не воспринимается как смерть самого Я.
То же самое справедливо и по отношению к тем уровням целостности, которые мы еще не освоили, но которые нам еще предстоит пройти. С той лишь разницей, что человеку, отождествленному со структурами внешней дуги (тело- ум), сложно почувствовать непрерывность своего самоосознания на уровнях внутренней дуги развития душа-дух), и, не имея этой реализованной возможности, многие потакают своему ограниченному взгляду на самих себя – и этот взгляд убеждает их, что с завершением процессов внешней дуги прекратится и жизнь их индивидуального Я.
Собственно говоря, основная задача Сновидца – это и есть реализация непрерывности восприятия и осознания на экстрасенсорном уровне. Но сделать это можно, лишь преодолев свою исключительную отождествленность со структурами внешней дуги. Что опять же означает смерть – смерть исключительности кентаврического эго тела-ума через включение его в целостность более высокого порядка – в целостность Тела Изменений или, в терминах Кастанеды, целостность энергетического тела.
Переход в миры сновидений, преодоление границы между Явью и Навью – это, по сути, преодоление границы между возможным и невозможным, между Жизнью и Смертью. Вот почему искусство сновидения может быть названо также искусством умирания – Ars Moriendi. Неслучайно древние называли сон маленькой смертью. Спящий человек подобен мертвому – он не здесь, не с нами, он в других
мирах, с той лишь разницей, что спящего еще можно разбудить, а мертвого уже нет. И Сновидец – тот же Мертвец, но еще живой.
Параллель Сновидец-Мертвец очень отчетливо прослеживается в фил ме
«Блуберри». Она начинается со вступительных кадров слов и затем продолжается прямой реминисценцией из «Мертвеца» Джима Джармуша. Мы видим историю- воспоминание о том, как главный герой – молодой человек по имени Майк Блуберри – приезжает в забытый Богом городок Паломито на Диком Западе.
Основные сюжетные повороты в точности повторяют завязку «Мертвеца» – герой знакомится с девушкой легкого поведения, проводит ночь в ее будуаре, в самый неподходящий момент их уединение нарушает вооруженный мужчина, разыгрывается дуэльная сцена мы видим, что девушка погибает; следующая сцена
– раненый герой выпадает из окна, оказывается на коне и в беспамятстве покидает городок. Собственно, на этом сюжетное сходство «Мертвеца» и «Блуберри» заканчивается. История с гулящей девушкой и дуэлью в будуаре, которая для Джима Джармуша была лишь отвлеченным поводом для того, чтобы под звуки психоделической гитары Нейла Янга рассказать нам о кармических видениях невинно убиенной души Уильяма Блейка в его персональном Бардо, сотканном из воспоминаний последних дней жизни в интерпретации Яна Кунена становится основой для понимания всего последующего действа, которое вне этой истории никак понято быть не может. Смертельное ранение, для Уильяма Блейка ставшее билетом в один конец, в жизни Майка Блуберри оборачивается чертой, которая подводит итог одной истории – истории неопытного безусого юнца, которого отправили на воспитание к дяде на ранчо, – и начинает другую – историю юноши по имени Разбитый Нос, ученика индейского шаман.
Раненого Майка подбирают индейцы, и шаман Китсен выхаживает его с помощью трав и дыма священных растений. Вскоре Блуберри становится его учеником и постигает уже знакомые нам истины героического путешествия. «Если однажды ты решишь познать себя, − говорит ему Китсен, − тебе придется избрать путь воина Ты познаешь темную сторону твое духа. И тогда, если ты преодолеешь свои страхи, ты узнаеш, кто ты есть».
В собирательном образе индейского шамана Китсена явственно считываются аллюз и на Дона Хуана, архетипического шамана-мудреца, культовую фигуру для всех поклонников творчества Кастанеды. Настоящий ценитель творчества знаменитого американского антрополога найдет здесь и до боли родные высказывания о пути воина, и подчеркивание важной роли, которую играют священные растения на определенном этапе Великого Путешествия к Реальности (Китсен: «Дух растений может откры ь для тебя секреты жизни»).
и история обучения Майка у индейского шамана – еще не главная сюжетная линия фильма. Период ученичества заканчивается для Блуберри в день смерти старого шамана. Одурманенный дымом священных растений, которые раскуривала вокруг тела Китсена его жена, Майк видит то, что не должны видеть глаза обычного смертного, – проблески Великой Тайны. Напуганный и сбитый с толку, в помрачении сознания (уже знакомый нам знаковый момент перехода в другие измерения), Майк сбегает из мира индейцев и возвращается в мир белого человека. Так заканчивается история Разбитого Носа и начинается история
маршала Блуберри. Майк возвращается в Паломито и становится помощником шерифа – блюстителем порядка и носителем закона.
Фильм «Блуберри интересен, что в истории массового кинематографа это, возможно, первый фильм, вся сюжетная интрига которого выстроена вокруг темы психолитического транса – расширенного состояния сознания, вызванного приемом психоактивного растения или его субстрата. Сам факт того, что тема психоактивных растений (или растений Силы, как говорят шаманы) и вызываемых ими эффектов реабилитируется на массовом экране – это немаловажный знак тех тектонических сдвигов, что происходят в мировом общественном сознании в отношении вопросов, связанных с употреблением сакральных растений.
Один из основных сюжетообразующих мотивов фильма – поиски Золота Священных Гор. Многие бледнолицые слышали о том, что Священные Горы индейцев таят в своих недрах бесценные сокровища. Большинство, как например опустившийся немец Прозет, полагают, что эти сокровища – несметные россыпи золотых украшений. И лишь немногие посвященные в тайну знают, что Золото Священных Гор – это Свя енная Сила которую человек может обрести, если отважится, выпив священный напиток индейских шаманов, совершить путешествие-сновидение в мир духов
В эту тайну посвящен Майк, об этой тайне знает и его антагонист, его Тень
– человек по имени Себастиан Блаунт («Друзья зовут меня просто Валли»). Мы видим, как виток за витком разворачивается спираль Великого Путешествия и как все туже и туже сплетаются жизни Майка и Валли – Героя и Тени – в один клубок. Внутренняя подоплека внешни событий раскрывается через комментарии индейца Руни, друга и учителя Майка, его проводника в мир духов: «Я вижу, твои демоны все больше набирают силу, скоро они снова дадут себе знать». Вместе они отправляются в погоню за Валли, который направился к Священным Горам. И в финальной сцене фильма, чрезвычайно насыщенной внутренним символизмом и сногсшибательными спецэффектами, Герой и его Тень сходятся вместе. Но их встреча, к и следовало ожидать, происходит не во внешнем мире, а во
внутреннем – в мире духов. Здесь наконец все тайное становится явным − и все события обретают свой истинный смысл. Раскрываются все внутренние взаимосвязи, скрытые силы рока неумолимо приближавшие Героя и Тень этой последней встрече и окончательной развязке. «Я понимаю, почему я сейчас
здесь, − говорит Валли. − Я понимаю, зачем мы встретились в первый раз – чтобы
прийти А сюда, в э: тот мир вм А есте».
: А:
Финальная сцена фильма – это одновременно и путешествие в Нижний мир,
в Прошлое, и битва Героя с Тенью, и покаяние, и прощение, и сновидение-полет сквозь бесчисленные миры вселенной, и восхождение вверх – к Чистому Свету Реальности, к сияющей мандале Великой Целостности, где все вещи предстают взору такими, какие они и есть на самом деле, – бесконечными.
Это и есть последнее откровение Изначальной Реальности, откровение Здания Великой Целостности по ту сторону времени и пространства, на разных этажах которого в один миг начинаются и завершаются все сюжеты бытия, и все путешествия – путешествия Героя, Сновидца и Мудреца – совершаются в один миг
– миг смерти и нового рождения.
С этим откровением Майк Блуберри возвращается к жизни, возвращается в свое тело, возвращается в мир, где его встречает Руни. Индеец улыбается, потому что он знает, потому что он видел то же, что видел Майк «Я прошел всю Вселенную только лишь для того, чтобы найти тебя… Следи за своими мыслями и чувствами. Теперь ты открыл их для себя и видел их настоящие лица. Добро пожаловать в новый мир, Разбитый Нос».
Диалог с Реальностью: архетипический уровень
Однажды пробуждаясь от своего «антропологического сна», от иллюзий, навеянных ограниченным эго умом, мы вдруг осознаем, что все то время, пока нам снилась наша жизнь в трехмерном пространстве и линейном времени, мы на самом деле находились перед загадочной ширмой восприятия в Театре теней, загипнотизированные пульсирующими переливами движущихся волн света.
Пробуждение от «антропологического сна» несет собой осознание простой истины всего происходящего есть твое Я, есть ширма восприятия – граница между тем и этим миром, − по ту сторону ширмы ест невыразимая Реальность, которая ежесекундно посылает тебе знаки-вопросы, знаки-загадки знаки-подсказки. Кто Я? Что есть Мир? В чем суть жизни?
Экран восприятия – это зона двустороннего контакта между тобой и Реальностью. Это пространство, в котором разворачивается твой диалог с Реальност ю. Ты воспринимаешь Реальность, но также и Реальность воспринимает тебя. То, что ты воспринимаешь, – это знаки, которые Реальность тебе подает, через них она намекает тебе о том, что Она есть, где Она есть, почему Она есть, зачем и как Она есть. Но также и любая твоя активность – движение, слово, эмоция, мысль – это знаки для Реальности, через которые она узнает, что есть ты, где, почему, зачем и как ты есть. Каждым своим действием ты информируешь Реальность о состояниях, в которых находишься, и показываешь Ей уровень и качество твоего знания о Ней.
Каждое твое движение – всплеск эмоций, череда мыслей, поворот тела – каждый твой поступок, каждое настроение – все это сигналы, «реплики и фразы» в твоем диалоге с Реальностью – твои вопросы и ответы. И Реальность
немедленно откликается на твои сигналы, посылая тебе свой ответ, задавая тебе
свой во А прос.
: А: А:
Волны тени и света на ране нашего восприятия, непрерывное движение
резонансных полей – это сияние и голос Реальности, находящейся по ту сторону. Реальность непрерывно проецирует всю полноту своего содержания на экран нашего восприятия, выстраивая ее в осмысленные последовательности символов в том предельном объеме, в каком мы вообще способны ее усвоить как человеческие существа. Вот почему экран нашего восприятия (та самая ширма, по которой движутся тени первообразов и первосмыслов Реальности) может быть назван также первичным фильтром человеческой формы. Реальность на той стороне проецирует на экран-фильтр нашей человеческой формы всю полноту своего содержания, но
на эту сторону проступают только те смыслы и образы, которые мы, оставаясь человеческими существами, в пределе можем постигнуть. Поэтому движущиеся на экране восприятия волны первосмыслов первообразов это волны Реальности, уже отформатированные фильтром человеческой формы в ее самом абстрактном выражении (сам экран и есть этот фильтр). Именно эти резонансные волны первосмыслов и первообразов Реальности, омывающие остров по имени Человек, Карл Густав Юнг называл архетипами.
Динамика архетипов на экране нашего восприятия – вот тот первичный язык, которым Реальность непрерывно сообщается с нами, передавая в доступных нам образах беспредельное богатство и великолепие своих содержаний.
Многочисленные встречи с архетипическими существами засвидетельствованы в коллективной памяти человечества, прямым выражением которой и является мифология. И конечно же, где, как не в мифах, мы находим наиболее полный словарь, транслирующий нам различные оттенки и тонкости смыслов динамических архетипов Реальности. Здесь мы находим грандиозные образы и события, балансирующие на грани человеческого понимания: пантеон олимпийских богов мирные, гневные и радостные тибетские божества Святая Троица и иерархия серафимов, архангелов и ангелов, многочисленные боги традиционных культур, шаманские духи стихий, животных и растений, Кецалькоатль и Тескатлипока, Один и Локи, Гор и Сет, Великий Дух Маниту, Великая Богиня-Мать и Великий Бог-Отец, Вавилонская Блудница, Мария и Магдалина, Исида и Астарта, Орфей и Эвридика, Люцифер и Вельзевул, священны символы (руны, таро, и-цзин), Ось Мира, Древо Жизни, Святая Гора,
лабиринты, мандалы, спирали кресты, свастики, пентакли, хтонические чудовища, твари из бездны, орки, гоблины, гномы, эльфы, тролли, демоны, преты, асуры и боги, Великая Пустота, Тонкий Звук и Чистый Свет.
Вызов из Реальности пробуждает нас от сна повседневности. Мы следуем за своим кроликом, и постепенно Страна чудес начинает раскрываться перед нами – сквозь туман привычности мы начинаем вдруг различать расплыв атые потусторонних фигур, чье движение является основой знакомого нам мира. Мы начинаем улавливать странные взаимосвязи совпадения, то, что Юнг называл
«синхроничностью». Сквозь обыденные смыслы начинают проступать контуры реального движения архетипов на окне в беспредельность.
На уровне Сновидца потусторонняя Реальность воспринимается в большей степени как эстетический феномен. Вы улавливаете «отблеск от незримого очами» и этот отблеск будоражит ваше воображение – будто порыв свежего ветра вдруг распахивает форточку и врывается в затхлую и мрачную каморку вашего быта, он приносит с собой запах весны, буйства жизни, вкус соленых морей, вкус приключений, тайны и жажду странствий. Это маленькое безумие, которое вы вдруг себе позволяете, маленький кавардак в вашей рутине. Это похоже на американские горки или прыжок с «тарзанки». В момент, когда это происходит, – вы не в себе, вы одновременно и в экстазе, и в ужасе. Это секунда, когда у вас из- под ног внезапно выбивают почву привычных мыслей, и миг вы парите в смысловой невесомости, в безмолвии, в пустоте. И в этот миг, когда редактор
реальности в замешательстве, вы на долю мгновения прозреваете отблеск движения Великой Тайны на ширме вашего восприятия. В следующую секунду вы падаете состояния невесомости обратно на плоскую грешную землю, в обусловленность знакомых привычек ошеломленные, испуганные и восторженные. Вы не в силах сдержать нервный смех – не потому что вам смешно, а потому что вы впервые в жизни не можете понять, смешно ли вам до смерти или до смерти страшно.
И в принципе многим достаточно оставаться на уровне эстетического восприятия Реальности. Даже одно-единственное прозрение этого уровня может до краев наполнить жизнь какого-нибудь художника, философа или мистика. Он может утверждать даже, что видел ангелов или Бож й престол, и в общем будет недалек от истины. Если у такого человека есть организаторские, лидерские задатки, он вполне может стать основателем духовного кружка, начать вести тренинги, он может придумать оригинальное объяснение своему прозрению, создать свою систему или даже религию.
Разница между «быть недалеко от» и «зреть в корень», которой можно пренебречь на уровне эс тического восприятия Реальности, где важно само чувство, полет, вдохновение, становится весьма заметной и существенной, когда мы переходим с уровня Сновидца на уровень Мудреца – от мгновений чисто эстетического созерцания проблесков Реальности к планомерному и регулярному исследованию мира архетипов, взаимодействию с ними и видению их
первосАмыслов.
: А: А:
Постепенно осваиваясь на этом уровне тонкого восприятия Реальности, мы
рано или вовремя обнаруживаем несамодостаточность архетипов. Да, они грандиозны, да, они поражают воображение своим масштабом, но чем дальше мы взаимодействуем с ними, не теряя уравновешенности и настроя трезвого и любознательного исследователя, тем яснее понимаем, что сами архетипы – лишь трансляторы нечеловеческого послания Реальности в язык человеческих смы лов. Они – лишь ячейки в сит человеческой формы, помогающие отсеять те бесконечности, восприятию которых мы пока не готовы.
Роковая ошибка на этом этапе – возвести полюбившийся архетип в абсолют.
Мол, это и есть Реальность. Для кого-то это реальность триктера, для кого-то – Будды, для кого-то – Шивы, для кого-то – Христа, для кого-то зеленых человечков, для кого-то – летунов, для кого-то – древних магов, для кого-то – Орла, пожирающего своих детей.
Каким бы убедительным ни казался воспринимаемый нами архетип, здесь важно помнить, что все это – не сама Реальность, а акты восприятия Реальности. А восприятие, как известно, всегда относительно. Да, Реальность непосредственно присутствует в этих восприятиях, да, на экстрасенсорном и архетипическом уровнях степень этого присутствия может быть захватывающе, ошеломляюще велика. И все же, как бы ни были велики или причудливы архетипы, какой бы живостью ни веяло от них, важно помнить, что это лишь тени на ширме восприятия, закрывающей от нас Великую Тайну Целостности.
Диалог с Реальностью: танец над Бездной
Если мы хотим оставаться на архетипическом уровне восприятия Реальности, нам необходимо тотальное любопытство ко всему и одновременно тотальное сомнение во всем, поскольк даже сама Великая Тайна – это тоже условность.
Способ существования на этом уровне – это непрерывное скольжение восприятия по волнам первосмыслов, это тотальная непривязанность, здесь необходимо сомнение даже в самом факте сомнения, поскольку здесь нет никакой надежной опоры, никакой окончательной фиксации. Ничего определенного и однозначного. Это самое непосредственное, первичное проявление нашего сущностного диалога с Реальностью. Это самое предельное выражение духа Игры, этому диалогу присущего. Динамику непосредственного восприятия Реальности, сущностного диалога с ней нередко сравнивают с серфингом. Состояние, в котором возможен такой диалог, похоже на состояние серфера, скользящего по волнам на своей доске: состояние предельной концентрации, бдительности, присутствия, пробужденности и вместе тем легкости гибкости, предельной открытости, вслушивания в малейши импульсы стихии, молниеносного предугадывания изменений и безупречной готовности к смене тактик. Здесь невозможна никакая закрепощенность, никакая фиксация. Как только мы зафиксировались на какой-то одной волне, на каком-то одном архетипе, мы тут же попадаем во власть его мифа, и с этого момента начинается погружение в сон – мы все глубже погружаемся в сноподобное переживание содержаний избранного архетипа, а экран непосредственного восприятия Реальности отодвигается все дальше, превращаясь в мираж. Так мы начинаем тонуть, погружаясь в дета и сна все глубже и глубже, пока наконец и вовсе не забудем, как и зачем мы сюда пришли, где верх и где низ, что реально, а что нет.
Для того, кто хоть раз испытал этот ужас и восторг полета, этот смертельно живительный экстаз жизни-и-смерти за пределами понятий во время живого диалога с Реальностью, становится совершенно очевидным, что быть в нем одновременно вести размеренную повседневную жизнь в социуме – задача архитрудная, порой кажущаяся совсем невыполнимой.
Как существа смертные, мы находимся в весьма двусмысленной ситуации. С одной стороны, только соприкосновение, только непосредственный контакт с Реальностью дает нам опору, жизнь, наполняет нас энергией, привносит подлинные смыслы и ценности наше существование. С другой – только отделяя себя от Реаль ости, мы имеем возможность непрерывно переживать свое собственное автономное бытие и накапливать опыт Граница всегда несет в себе две эти потенциальные функции: она может и связывать, сообщать, и разделять, разобщать. И вопрос лишь в том, какую из этих функций мы усиливаем, а какую ослабляем.
С одной стороны, страх исчезновения, страх смерти загоняет нас все глубже в сон повседневности, в иллюзию времени, где мы можем почувствовать себя в относительной безопасности, и где от неминуемой встречи с тотальной Реальностью нас отгораживает убаюкивающее обещание «завтрашнего дня,
который непременно настанет». С другой – именно это наше отгораживание, попустительское «закрывание глаз», уход в фантазии «антропологического сна», где у нас есть некое фантомное обещание жизни завтра, отодвигает нас все дальше и дальше от непосредственного источника нашей жизни и нашей энергии, обесточивает на, о нимает у нас наше Вечное Настоящее, лишает нашу жизнь реальной полноты и подлинности и в конечном счете убивает нас, так и не дав возможности по-настоящему проснуться и по-настоящему ощутить вкус реальной жизни.
Однажды познав вкус диалога с Реальностью – ус тайны, блаженства, игры, открытия, приключения, подвига, – нам невероятно трудно вновь забыть его. И даже когда повседневная память стирает детали и обстоятельства случайного контакта с чудесным, превращая это в сон, в смутную грезу, что-то внутри нас настойчиво, неутомимо продолжает звать и тянуть нас вновь пережить этот захватывающий опыт. Это что-то внутри нас – этот «немолчный глас» нашей подлинной природы, эта исконная потребность в прикосновении к чуду –
заставляет нас искать необычных переживаний и, если мы не решаемся время от времени осознанно выходить из сна повседневности прямо в открытый космос непосредственного переживания Реальности, Вечного Настоящего, тогда мы ищем утешения внутри своих снов, мы ищем замену, что-то такое, что на время удовлетворило бы нашу тягу к необычным переживаниям, к подлинному откровению Реальности. И здесь мы находим всевозможные суррогаты пикового опыта – алкоголь, наркотики, телевидение, виртуальные и азартные игры, экстремальные развлечения, спортивный секс и пустой треп. Отличие суррогатов в том, что, несмотря на то что они вроде бы утоляют наше исконное стремление к трансценденции самих себя, они не в состоянии дать нам главного – подлинного преображения своего сознания, реального пробуждения. В этом смысле суррогаты
– безнадежно импотентны. Мы отдаем много сил и энергии, чтобы заполучать и употреблять их, но в итоге все заканчивается легким наркозом, пустотой и
неминуОемым отхоМдняком.
А ХУМ
Подменяя подлинное переживание диалога с Реальностью суррогатным
существованием мы совершаем по отношению к себе двойное предательство: мы лишаем свою жизнь истинной ценности и делаем вид, будто все хорошо, будто так и надо, и мы опустошаем себя, отнимаем у себя невосполнимые силы, так что даже если нам когда-нибудь и захочется пережить в жизни нечто настоящее, у нас к тому времени просто не хватит для этого энергии. Таким образом, возникает порочный круг суррогатного существования: мы тратим время и силы на развлечения, этих сил не хватает для того, чтобы осознанно пережить непосредственный контакт с Реальностью, и это приводит нас к убеждению, что нет никакой подлинной Реальности по ту сторону наших снов, а значит, суррогаты реальности – это все, чем мы можем заполнить дурную пустоту и бессмысленность наших дней.
Но каждый делает свой выбор – как ему жить и как умирать. Итак, если вы тот, для кого актуальны слова «лучше смерть, чем рабство», и если единственный достойный выход для вас – это начать свой смертельный трюк по имени Жизнь,
вступить в диалог с Реальностью, исполнить свой танец над Бездной, − то мы с вами продолжим постигать законы этого удивительного искусства.
Как и в любом другом танце, в танце над Бездной главная мудрость заключается в том, чтобы найти баланс, точку тотального равновесия, которая станет единственно опорой в танце началом координат. Это точка равновесия между привычным миром и миром запредельным, между нормой и безумием, между адекватностью и спонтанностью, между порядком и хаосом.
Реальность бросает нам тотальный вызов.
Если вы хотите тотально игнорировать его – да будет так, примите свою судьбу: вы проживете свою жизнь в неведении, когда сладком когда горьком, и примете смерть полные страха и отчаяния, потому что смерть придет, чтобы развенчать вашу слепоту.
Если вы горите желанием нетерпеливо броситься ему навстречу – да будет так, примите свою судьбу: она будет очень коротка, вы исчезнете из мира повседневности так быстро, что даже не успеете понять, чьей добычей вы стали.
Если же вы тот, кто не хочет ни игнорировать вызов Реальности, ни слепо кидаться навстречу ему, если вы тот, кто ищет тотального равновесия между двумя этими крайностями – что ж примите и вы свою судьбу: судьбу вечного странника, судьбу исследователя с холодным умом и горячим сердцем, судьбу Сократа и Будды; вам придется объявить тотальное сомнение всему, что вы видите, чувствуете, знаете, и столь же тотально верить в несомненность всего этого; в своей жизни, которая стороннему наблюдателю может казаться таким же обыкновенным существованием, как и у всех вокруг, вы мало с кем сможете поделиться тем, что откроется вам, а встречаясь изредка с таким же, как и вы, путешественником в неведомом и узнавая знакомый отблеск тайны во взгляде, вряд ли сможете поговорить с ним о своих откровениях – разве что лишь помолчать о них; вам придется жить в непрестанном поиске и в то же время ничего не искать; ничто в вашей жизни не сможет по-настоящему удивить вас, потому что вы уже нее будете всему удивлены ничто в вашей жизни не сможет по- настоящему разочаровать вас, потому что вы уже зара будете всем
разочарованы; и когда смерть придет к вам, может оказаться так что она не сможет по-настоящему убить вас, потому что вы уже заране будете мертвы.
Тотальное равновесие – вот то единственное, что по-настоящему необходимо, чтобы ваша жизнь стала подлинным и непрерывным диалогом с Реальностью – диалогом, в котором вы будете доказывать ваше право иметь свой голос и свою свободу в этой тотальной беспредельности, окружающей нас. Это будет диалог, в котором вы посмеете бросить Реальности свой вызов в ответ на ее тотальное требование. Это будет диалог, в котором вы посмеете требовать, чтобы Реальность услышала вас и подтвердила ваше право быть самостоятельными, целостными и тотально реальными. Это будет диалог, в котором вы заявите ваше безусловное право быть на равных с самим источником Великого Блаженства и Великого Ужаса, с самим источником Жизни и Смерти, с самой бесконечной Реальностью. И в конечном итоге это будет диалог, в котором вы, пытаясь стать равными самому Богу и – о святотатство! – желая даже превзойти Его, на самом
деле будете лишь вспоминать то, чем уже являетесь, и превосходить то, что уже превзошло само себя.
|
