Глава 16. Чем дальше мы отходили от гор, тем гуще становился лес, пока не стал таким же, как рядом с Уральском

Чем дальше мы отходили от гор, тем гуще становился лес, пока не стал таким же, как рядом с Уральском. Мы шли уже третий день. После битвы демонов на вершине горы мы продвинулись не меньше чем на триста километров – увиденное подстегнуло всех, и меня с Дмитрием тоже. Хотелось оказаться подальше от того места.

С этой стороны от горного кряжа начиналась широкая долина, поросшая лесом. Ни жилья, ни дорог здесь практически не было еще до Первой Кары, и ориентироваться тут мог только такой опытный в этих делах человек, как Иваныч. Мы останавливались только по его знаку. Иваныч вытаскивал карту, крутил компас и что-то подсчитывал, шевеля губами. Потом он давал отмашку рукой, и мы шли дальше, иногда чуть меняя направление.

После всего, что случилось, Иваныч притих, и мы редко слышали его шуточки. Говорить обо всем этом мы стеснялись, словно ничего не произошло.

Ели теперь два раза в день: ужинали, перед тем как лечь спать, и плотно завтракали, с рассветом уже шагая по тихому, мертвому лесу. Мы жили в деревне до того как случилась Первая Кара, и я часто бывал в лесу. Правда, тогда он был совсем другой – сосновый, просвечиваемый насквозь светлый лес на каменистых берегах реки. И он всегда был живым. Мошкара ли, птицы или белки – в лесу постоянно видишь жизнь.

Сейчас и леса стали другими, а уж о живности и речи нет. Занятые борьбой за собственное существование, люди и не заметили, как исчезли животные. Домашние, те, которых не прибило камнями или льдом, почти сразу пошли на еду или сами померли. На то, что творится в лесу, долгое время вообще внимания не обращали, да и леса как такового не было. Горелые головешки да черные остовы деревьев, грозящие небу. А потом, когда как-то разом поперли вверх с невиданной скоростью ели, в лесу уже никого не осталось. Только зайцы, жрущие салатную траву, как капусту, да стаи одичавших собак. Ну, и адские гончие, конечно.

Судя по поведению Рыжей, в этих местах давным-давно и этого не было. Первое время она еще «сторожила», то убегая вперед, то кружась по сторонам, принюхиваясь и напрягаясь от каждого подозрительного шороха. Но чем дальше мы шли, тем понятнее становилось по поведению собаки, что, кроме зайцев, другой живности тут нет.

Когда долго выполняешь одну и ту же монотонную работу, время растягивается и кажется, что этому не будет конца. Я обрадовался, когда Иваныч вдруг остановился и повернулся к нам с радостной улыбкой:

– Ну, слава богу! А то я уж думал, что мы заплутали.

– Хорошо, что ты нам это только сейчас говоришь, – ухмыльнулся Дмитрий.

– Зря смеешься. Тут все очень изменилось с тех пор, как составляли карту.

– Странно, правда? – поддел его я.

– Ладно, хорош ржать. Самое главное, что мы дорогу нашли. Теперь проще все будет. Километров двадцать еще, и должны на воинскую часть выйти. А там уж рядом.

– Рядом – это сколько? – спросил Дима.

– А я знаю? – рассердился Иваныч и начал складывать карту. – После Первой Кары еще более-менее данные по эпицентрам были, а потом все вовсе на глазок… Если бы не та воинская часть, так и не знали бы про то место, куда идем.

– Ничего, нас Рыжая приведет, – потрепал я собаку за уши.

– Да вот это меня и удивляет, – усмехнулся Иваныч. – Мы-то ладно, дурни. А животинки обычно это дело лучше нас чуют…

Как оказалось, Иваныч зря наговаривал на собаку…

– Ладно, давайте прямо по дороге и пойдем. Теперь хоть не собьемся.

Я рассмеялся:

– Иваныч, где ты дорогу видишь?

Вокруг нас, на мой взгляд, был такой же ельник, что и последние несколько сотен километров.

Иваныч только махнул рукой и пошел вперед, не дожидаясь нас. На самом деле дорога чуть-чуть угадывалась – ели здесь росли чуть реже.

Начало темнеть, а до части мы не дошли, и Иваныч предложил остановиться на ночлег, чтобы не рисковать и не проскочить случайно мимо. Мы так и поступили. Оказалось, до военных мы не дошли всего-то пару километров.

Часть словно выпрыгнула на нас из чащи. Только что везде был лес, как вдруг мы вышли на небольшую асфальтированную площадку.

Мы с мамой ездили «на присягу» к моему двоюродному брату Вовке за год до Первой Кары. Та часть была в Екатеринбурге, окруженная большими каменными домами, но начиналась она точь-в-точь как эта.

Когда-то полосатый красно-белый шлагбаум совсем облез и торчал вверх, как указующий перст. Слева будочка КПП с проломленной крышей и без единого стекла в окнах. Территория части даже обнесена была тем же забором, что в Екатеринбурге, – бетонные квадратные плиты со звездами посередине.

Единственное отличие – ворота перегораживал «Урал», опрокинутый набок. Впрочем, он был отодвинут в сторону, так что, не будь на дороге камней, машина бы проехала. Крыша была смята в лепешку, как будто машину отбросили одним могучим ударом. Хотя вполне может быть, что автомобиль пострадал от камнепада, а уж потом его использовали в качестве ворот.

С первого взгляда было ясно, что часть брошена. На территории росли ели, за которыми белело здание казармы или штаба, с нашего места было не разобрать.

Рыжая, в отличие от нас, очень заинтересовалась тем, что находится за воротами. Она нетерпеливо пробегала несколько метров вперед, оглядывалась на нас и возвращалась, увидев, что мы не торопимся следовать за ней. Она даже начала поскуливать тихонько от нетерпения.

– Ну, пойдем, что ли? – спросил я. – Посмотрим, что ее туда так тянет?

На всякий случай я снял дробовик с плеча. Моему примеру последовали и Иваныч с Дмитрием, взяв «калашниковы» наизготовку.

Мы медленно двинулись вперед, водя стволами во все стороны. Иваныч впереди, я и Дима следом. Рыжая нетерпеливо забегала вперед, не понимая, чего мы копаемся.

От КПП шла асфальтовая дорожка, которая терялась среди деревьев. В двадцати метрах от ворот к центральной дороге примыкала боковая, вдоль которой было выстроено здание, которое мы и видели из леса. Это был двухэтажный штаб, некогда побеленный, а сейчас грязно-серый, но на фоне темных елей он по-прежнему казался светлым. Здание было проломлено посередине – каменный «заряд» пробил кровлю и перекрытие, заодно выдавив все стекла.

Перед штабом зиял пустотой небольшой плац, теперь больше напоминающий японский сад камней.

Иваныч посмотрел на Рыжую, по-прежнему нетерпеливо рвущуюся вперед на территорию части, и махнул нам рукой идти дальше. Мы прошли штаб и остановились под прикрытием угла здания. За ним шла широкая полоса с примитивными тренажерами типа турников, брусьев и лестниц, сваренных из металлических труб. Дальше белели четыре одноэтажных здания, стоящие к нам и зданию штаба торцами.

– Это казармы, – сказал Иваныч, – только не вижу отсюда, в каком они состоянии.

– Мне кажется, или вон там дым? – показал пальцем Дмитрий.

– Где? А верно, что-то похожее… – Иваныч перехватил автомат и посмотрел на Рыжую: – Ну, судя по собаченции, там люди и они готовят еду.

Мы двинулись дальше, теперь не по дороге, а по спортивной площадке, срезая дорогу ко второй справа казарме. Над ней и правда курился легкий дымок, который ни я, ни Иваныч сначала не заметили – скорее всего, топили сухими дровами.

Глядя на нас, старающихся не выходить на открытые места и прячущихся за стволами деревьев и самыми большими камнями, Рыжая тоже чуть приотстала – наверное, помимо запаха еды почувствовала и присутствие чужих людей.

Мы не успели дойти до казармы десяток метров, как дверь распахнулась и на пороге застыл… дедушка. Такой, как на картинках в книгах про гномов. Седые длинные волнистые волосы обрамляли круглое сморщенное лицо с окладистой бородой. Он был маленького роста, худой и сухонький, что подчеркивала одежда на несколько размеров больше, чем нужно, – на нем был бушлат поверх солдатской камуфлированной формы и берцы. Дедушка удивленно смотрел на нас, моргая темными подслеповатыми глазками. Больше всего его изумила Рыжая – мельком оглядев нас, он щурился только на нее.

Собака, всего несколько дней как приставшая к людям и не особо доверявшая чужакам, на этот раз изменила себе: склонив голову набок, она несколько секунд рассматривала старичка, а потом коротко и весело гавкнула и… замахала хвостом.

Дедушка всплеснул руками:

– Батюшки-светы! Да никак собачка с вами?

На роль человека, от которого исходит угроза, он никак не подходил, и мы, уже не таясь и опустив оружие, подошли к нему.

– Здравствуй, отец, – сказал Иваныч и первым протянул ему руку.

Старичок несколько недоуменно посмотрел на нее, потом спохватился и ответил рукопожатием.

– А я уж думал, как ты меня признал? – немного непонятно спросил он и по очереди пожал нам всем руки. – А вы кто же будете?

Отвечать взялся Иваныч:

– Меня Антоном Ивановичем зовут, можно просто Антоном или вон как ребята – Иванычем. Это Серега, это Дмитрий. А тебя, отец, как звать?

– Отец Александр я, – радостно улыбнулся старичок и растерянно хлопнул себя по бушлату: – да без облачения и не признать.

Мы смущенно переглянулись – как вести себя в обществе священника, никто из нас не знал. Но он уже суетливо посторонился, давая нам пройти, и запричитал по-стариковски:

– Да чего же мы в дверях-то? Проходите в дом.

Дверь вела в маленький тамбур, за которым и был, собственно, «дом». Старичок отгородил часть казармы, в которой стояла обычная дровяная печка с чугунной плитой наверху. Каморка была маленькая, только чтобы поставить кровать, тумбочку да стол со стулом. Стенами комнатки с двух сторон были собственно стены казармы, а с оставшихся двух – фанерные щиты наглядной агитации. На одном из них я прочитал: «Боевой листок», еще на одном было написано: «Распорядок дня».

На стене, в углу напротив входа, висела икона с зажженной перед ней лампадкой. Судя по запаху и копоти, в светильнике был обыкновенный заячий жир.

Вслед за Иванычем мы неумело перекрестились на икону.

На плите стояла кастрюля с кипящим варевом, от которого исходил дразнящий запах вареного мяса.

– Удачно вы, хлопцы, – сказал старичок, подталкивая нас в сторону кровати. – Садитесь, садитесь! А я как раз суп варю. Вот заодно и пообедаем. Подвиньте-ка стол к кровати, и все уместимся. А я щас еще стульчик принесу.

– Да как-то неудобно вас объедать, деду… отец Александр, – сказал Иваныч. – У нас есть еда…

– Ну вот еще, – всплеснул руками священник. – Не по-христиански это! Да и что там объедать-то? Зайцы чуть не сами в кастрюлю прыгают, картоха теперь круглый год, почитай, растет… Так что не обижайте.

C вещами, оружием и собакой в комнатке было не развернуться. Мы отнесли все вещи в тамбур, а Рыжую оставили перед открытой дверью дедовой каморки – от печки веяло жаром, так что проветривание было в самый раз.

Дед вышел и через несколько минут вернулся с железными мисками и ложками в руках.

– Во, солдатские! – похвастался он. – Стекло-то все побило, считай, а железу ничего не будет.

Он принялся разливать по тарелкам овощной суп, что-то среднее между борщом и щами.

– Хлеба нет, – с сожалением покачал дед головой. – А хорошо бы сейчас черного хлебушка съесть… Да видно, не доведется уже.

– Отец, – неуверенно крякнул Иваныч, – так, может, того… По сто грамм за знакомство? У меня как раз последняя бутылочка осталась, что с дому захватил. Думал, с ребятами, как обратно пойдем, выпьем на радостях, да тебя встретили. А?

– Коли последняя, да еще и отложенная, так нечего и починать, – рассудительно сказал отец Александр. – Да к тому же вы у меня в гостях, не забыли? Я сейчас, кушайте пока…

Он вышел, не забыв предусмотрительно налить в миску суп для Рыжей, щедро навалив туда куски мяса. Вернулся он с винной бутылкой в руках и четырьмя стаканами.

– Во! Только красного вина у меня нет, зато есть белое. Вам как, разбавлять? Али чистый пить будете?

– А это что? – подозрительно спросил Иваныч.

– Спирт.

– Ого! Тогда лучше развести, конечно.

Под суп разведенный спирт пошел очень хорошо. И вообще, поесть горячего и жидкого после нескольких дней в тайге было очень кстати. Да и сама обстановка непритязательного стариковского жилища после похода по лесу казалась удивительно уютной. Скорее, это заслуга самого хозяина: есть такие люди, с которыми перекинешься парой слов – и уже как будто много лет знакомы.

– Ночевать вам только где? – после того как поели, задумался дедушка.

– Отец Александр, да мы небалованные, – усмехнулся Иваныч. – В лесу на голой земле спали, так что не пропадем.

– Ну, коли так, я вас в казарме положу, – кивнул священник. – Матрасы с подушками есть, двумя али тремя одеялами укроетесь, и хорошо. Крыша над головой есть, а это самое главное.

– Не пострадала казарма-то? – спросил Иваныч.

– Нет, Господь миловал… И в первый раз, и во второй. Несколько стекол повылетало, да мы с других окон сняли да застеклили.

– А остальные казармы?

– Остальные? Нет, две всего нормальных. Эта и демонова. Остальные побило сильно. Снаружи не видно, стены стоят, а крыши-то проломлены.

– Подожди, – подумав, что ослышался, спохватился я. – Демонова?!

– Ну да, – простодушно поморгал на меня отец Александр. – В этой мы с солдатиками жили, а в той, во второй, демон.

Мы переглянулись. Или старик тронулся умом, или…

– А где остальные? – осторожно спросил Дмитрий. – Солдатики?

– Так демон их и пожрал, – просто сказал отец Александр. Он помолчал несколько минут, потом, словно через силу, произнес: – Я и отвел.

Честно говоря, я не поверил. Сама мысль, что можно жить рядом с демоном, казалась чудовищной, невероятной. Не может человек постоянно находиться рядом со слугой сатаны, даже такие, как я или Дима, – пару часов, не более.

Дмитрия занимали более практичные вещи.

– Так он и сейчас тут живет, что ли?!

– Нет, что ты! – замахал на него руками старик. – Уж годков пять как улетел, и слава богу!.. Вижу, не верите вы мне…

– Да нет, почему? – смущенно сказал Иваныч и переглянулся с нами. – Да только…

– Ладно, слушайте, расскажу. – Дед поудобней умостился на стуле. – Тем более на мне грехов столько, что вас в любопытство вводить мне не след. К тому же исповеди мне не получить уже, так хоть вам скажу, может, Господь зачтет мне как покаяние…

Отец Александр перекрестился на икону и забормотал что-то неразборчивое, должно быть, молитву.

Потом он еще раз перекрестился и хитро посмотрел на Иваныча, который сам не заметил, как вытащил свою жестяную коробочку с табаком и теперь вертел ее в руках.

– Да кури уж! Вон печь открой да смоли, коли хочется. В общем так, с самого начала расскажу, а то непонятно будет. Попал я сюда в аккурат перед самой Первой Карой, как ее по радио потом назвали. Я настоящий священник, вы не подумайте чего… – Он виновато покосился на свою армейскую одежду. – Ряса-то у меня всего одна была, да сносилась быстро. А попал я сюда из Екатеринбурга, в Свято-Троицкой церкви служил. Это такая пастырская поездка была, по отдаленным гарнизонам. Митрополит благословил… Я до этой части уже в двух побывал, службы послужил, с солдатиками поговорил. Сюда приехал с утра, а в обед Первая Кара… Много солдатиков погибло, а офицеры так почти все. Ну, кто остался, от пожара спасались. Кругом тайга, как начало полыхать! Раньше-то тут на территории ни одного деревца не было, это и спасло. Да еще забор бетонный. Тут возле этих антенн колодец есть. Так мы из него водичкой забор поливали да головешки, что на нашу сторону кидало, тушили. Едва не задохнулись… Да противогазов тут полно, так что повезло еще…

– Тогда везде так было, – глухо сказал Иваныч. – Не только у вас, мы же сообщали в части.

– Да, да, – покивал старый священник, сложив сухонькие ручки со следами возрастных бляшек на колени. – И нам сообщали, ребята сказывали, и мы на «большую землю». Пока хоть что-то еще работало. Потом у нас склад ГСМ взорвался, и генераторы заправлять нечем стало. Тут, в части, генераторы какие-то были, аварийные…

– Ну, какое-то время ваша часть на связь еще выходила, – заметил Иваныч. – На аккумуляторах.

– Наверное, – легко согласился отец Александр. – Я в службу армейскую не лез, как вы понимаете.

Он помолчал, шевеля тонкими губами, потом спохватился:

– Да вы наливайте еще, ребятушки, не стесняйтесь. Али за закуской сходить? У меня консервы есть всякие. А вот я вам…

Он вскочил и, несмотря на наши попытки его остановить, выбежал из комнаты. Рыжая увязалась за ним. Я даже начал ревновать немного, так она к нему ластилась.

Через несколько минут отец Александр вернулся и с торжественной улыбкой водрузил на стол две пыльные литровые банки с чем-то красным внутри.

– Угощайтесь! Это вишня в собственном соку. Ребята-солдатики плевались: кисло, мол, а кто постарше – не оторвать. Угощайтесь. На чем я? Ах, да. Стали мы тут жить. Я-то сразу понял, что не выбраться отсюда, хотя попробовать можно было. А ребятам так и вовсе деваться некуда. Им же команда была, – кивнул он Иванычу, – оставаться в районе прохождения службы до дальнейших распоряжений…

– Был такой приказ, – подтвердил Иваныч.

– Ну, несколько человек сбежало, куда без этого. Но почти все остались. Стали мы потихоньку осваиваться. Довольствие-то в гарнизон раз в месяц завозили, да еще свое подсобное хозяйство – прожили бы за милую душу. Тем более что солдатиков-то осталось всего ничего – человек двести и то не было. Но… Сначала появились эти… прости Господи, чертовы собаки. Мы от них машиной загородились, но иногда они и через забор перепрыгивали… Да. Рвали ребяток… Меня вот ни разу не тронули.

Мы с Дмитрием понимающе переглянулись.

– Один раз на меня выскочил, чуть не сшиб. А ничего, обошел и за Ванечкой Друговым погнался… Сожрал его у меня на глазах. А я что могу? Только молился за ребят, да, видно, вера моя некрепка… А потом Вторая Кара случилась. Казармы-то наши опять не пострадали почти. Тут мало падало, стороной, по тайге прошло. Да только когда мы чуть от того грохота не померли, когда вдарило…

– Что вдарило? – быстро спросил Иваныч.

– Ну, не знаю, как это назвать, – виновато почесал рыхлый, в красных прожилках нос отец Александр. – Гром большой был, такой, что земля задрожала. Дня два прошло, успокоилось вроде все, и лейтенант Синицын пошел смотреть, что там. Вчетвером они пошли. Он да еще три сверхсрочника с ним. Потом вернулись, рассказали…

– Как вернулись?! – только и ахнули мы.

– Да вот так, свезло им, – ответил отец Александр. – А то что ж, иногда молитва и доходит, да. Правда, один солдатик там остался.

– А что рассказали? – спросил Иваныч сиплым от волнения голосом.

– А вы, видно, из начальства ихнего будете? – спросил отец Александр. – Лейтенант тоже решил, что нужно доложить. Собрался и ушел – рация-то уже не передавала ничего, только радио мы и слушали еще некоторое время. Что рассказывал? Да толком ничего, сказал только, что там земля разверзлась и открылся вход в ад. Один из солдатиков его слишком близко подошел, все пытался рассмотреть, что там, – и упал.

Он сказал это спокойным, размеренным голосом, каким и вел весь рассказ, отчего его слова произвели особенно сильное впечатление. У меня так мурашки по спине побежали.

– И как он выглядит? Ну, вход в ад? – сунулся к священнику Дмитрий.

– Я не знаю толком, – виновато пожал плечами отец Александр. – Как-то не интересовался… Для меня, если честно, это не так важно. Слышал, как они ребятам рассказывали, что там дыра в земле да геенна огненная.

– А далеко это отсюда? – спросил Иваныч.

– Да кому как, – добродушно рассмеялся отец Александр, и его лицо от улыбки еще больше пошло морщинками, он совсем стал похож на веселого гномика из детской сказки, – мне так и вовек не добраться, а вам – раз-два да там будете.

Он встал и сам разлил по кружкам спиртное:

– Вы пейте, ребятушки, пейте. Тут, окромя вас, больше некому… Километров двадцать до того места, ребята. Наши солдатики за день туда и обратно смотались.

– Дошли, интересно, или нет, ваш лейтенант с теми сверхсрочниками? – протянул Дмитрий.

– Да какое там! – махнул рукой отец Александр. – Их собаки загнали километрах в трех от части, не успели отойти… Один из них вернулся, да помер через день – больно много крови потерял… Пытались отстреляться от них, да стая уж шибко большая была, окружили в конце концов и набросились разом. Тот солдатик чудом убежал: когда их жрать начали, лейтенант бросился напролом, пытался стаю за собой увести. Один из солдатиков ушел, а второй и лейтенант…

Мы помолчали, да и что тут скажешь? Я смотрел на старого священника и видел, что чем дальше идет его рассказ, тем тяжелее ему дается каждое слово. Видно, что-то давило ему на сердце…

Словно подтверждая мои мысли, отец Александр тяжело вздохнул и продолжил рассказ. Теперь он не смотрел на нас, словно для него не было ничего интереснее собственных ботинок.

– А потом появился он… Демон. Уж не знаю, но иногда мне даже приходит в голову, уж не лейтенант ли с ребятами его потревожил?

– Нет, – сказал я, – они повсюду. По всей земле.

Отец Александр покивал.

– Ну и хорошо… Да что ж я говорю, старый дурак! – спохватился он. – То есть не хорошо! Ох, прости Господи! Не знаю что и сказать…

Он помолчал, потом вздохнул еще раз и продолжил:

– Он прилетел в тот же день, как мы солдатика того, что от собак отбился, схоронили. Могилка его возле штаба, да пока не подойдешь, не увидишь… Я собрался вечером еще раз туда сходить, помолиться за упокой его души да товарищей, что с ним были. Вышел из казармы, а тут он. На дорожке возле ворот стоит, крылья распушил, что твоя ворона, и башкой во все стороны вертит – оглядывается, значит. Я и обмер. Коли видели их, то и сами, небось, знаете, каково это.

– Знаем, – кивнул Дмитрий.

– Ага… Постоял он, увидел меня, да как заорет! Я думал, тут же преставлюсь. А кроме меня, еще три солдатика на территории в это время были. Так он их всех по очереди на моих глазах порешил. Подходил, голову отрывал и высасывал мозг. А ребята стоят, ровно неживые – ни убежать, ни пошевелиться… Да оно и понятно: от дьявола, когда он на человека навалится, уже не скрыться. Ох, грехи наши тяжкие…

Отец Александр вытащил из кармана куртки мятый носовой платок и шумно высморкался.

– Ну вот… А я стою и чувствую, что идет-то он ко мне. Оторвет голову, присосется к ней пастью своей мерзкой, а сам на меня глаза свои горящие пялит… Знаю, что ко мне идет, и убежать могу, есть силы-то еще, но стою на месте. Слышу, за дверью солдатики ровно с ума посходили – стонут, кричат что-то… Да оно и понятно: страшно так, что не знаешь, куда деваться, да еще и от боли тебя выворачивает наизнанку… И решил я стоять тут до последнего. Думаю, пусть уж сначала меня – глядишь, нажрется, и кого-нить в живых оставит. Ну, подошел он и минут пять на меня смотрел. А может, и час, кто его разберет… А за спиной, чую, уж и не слышно ничего… Смотрю на рожу его противную, а сам думаю: неужто померли там ребятушки мои? А он, демон-то, и заговорил со мной через какое-то время. Так, мол, и так. Будешь приводить мне одного человека в неделю. Или сейчас всех порешу.

Отец Александр заплакал. Беззвучно, по-стариковски и, судя по всему, привычно. Просто из глаз побежали слезы, теряясь в морщинках на лице.

– Согласился я, ребята. И до сих пор не могу понять: правильно ли я сделал? Все думал, как-нибудь обойдется все, образуется само собой. Как обычно, извернемся и дальше будем жить… Да все не так вышло. Демон-то тут же поселился. Через одну казарму, в первой, значит. Там заднюю часть кровли обвалило, а вход и большая часть помещения не пострадали. Он влез туда и целый день там все гремел чем-то. Потом улетел на ночь, и это последние несколько часов были у нас, когда мы нормально, как люди еще, поговорить смогли. Надо было бежать оттуда, все не так бы было… Да чертовых псов боялись, да еще начали сами себя уговаривать, что он совсем улетел. Вернулся утром. Двух чертовых псов с собой приволок, там же у себя посадил. Я еще более-менее, а все остальные с того дня больше в себя не приходили, да.

– Как так? – только и ахнули мы.

– Да так. Они же давят на голову-то.

– Как же вы?.. – не выдержал я.

– Да как Господь дал сил, так и управлялся. Кормил с ложечки, убирал. Когда помою, когда постель поменяю. Так и жили. Только каждую неделю работы у меня все меньше и меньше становилось…

Отец Александр еще раз высморкался и с горечью сказал:

– Демон там себе и гнездо обустроил, все псов да собак себе туда таскал, прорва ненасытная. Для чего они ему там нужны были, я так и не смог понять. Много тут чего, ребятки, еще всякого страшного было. А я все водил и водил солдатиков к нему… Все водил и водил. Под конец уже недели не хотел ждать, вот до чего дошел! Думал, вот последнего сведу, и он меня сожрет наконец-то! Да не тут-то было. И тут Господь не дал мне упокоения. Как он последнего солдатика сожрал, так крылья развернул и улетел. И больше не возвращался. Иногда пролетит с той стороны, где дыра эта в земле, демон надо мной, да только не наш это, я бы почуял… Через месяц и чертовы псы, слуги его, сдохли в первой казарме. Я даже полюбопытствовал, сходил посмотрел… Это же ужас какой-то, ребята! То, что он людишек не жалеет, на то он и дьявол… Так он и своих слуг так же мучил…

Священник пожевал бледными губами и совсем тихо сказал:

– Вот и весь сказ. Тут теперь пустыня совсем. Как демон улетел, так и чертовы псы куда-то делись, и собак я уж год тут не видел. Знамо дело – они все к людям тянутся…

Отец Александр обвел нас полными слез глазами, и теперь уже мы потупились не в силах смотреть ему в лицо.

Он оттер слезы по-детски, тыльной стороной ладоней, и захлюпал носом. Высморкался все в тот же платок и уже другим голосом сказал:

– Ну вот, выговорился хоть… Легче стало. А я ведь вас так и не спросил. Вы-то куда путь держите?

– Да туда… – ответил за всех Иваныч. – К этой… К дыре в земле.

– Н-да… отговаривать я вас не буду, коли издалека шли, то, верно, меня не послушаете. Я вам только одно скажу – не вздумайте близко подходить. Ребята рассказывали, что того парня, что вниз упал, ровно засосало туда. Смекаете?

– Понятно… Спасибо тебе, отец.

– А лучше бы вам и вовсе туда не ходить, вот что.

– Мы только посмотрим, – попытался я его успокоить, – и обратно…