Глава семнадцатая. Короткий коридор привел ее в кухню, и это оказалось огромное помещение, безупречно чистое и симпатичное

Короткий коридор привел ее в кухню, и это оказалось огромное помещение, безупречно чистое и симпатичное. На низких потолочных балках висели десятки пучков разных трав, и некоторые из них Кики узнала, что весьма ее порадовало. Вдоль стен кухни выстроились очаги, большие и маленькие. Изабель и еще три женщины, которых Кики до сих пор не видела, хлопотали, готовя поздний завтрак или обед. Ни одна из них не заметила девушку, остановившуюся в темном дверном проеме, и у Кики было время внимательно рассмотреть всех. Нетрудно было определить принцип, по которому женщин принимали на монастырскую службу. Каждая из них была старой и так или иначе искалеченной. У женщины, месившей в огромной бадье тесто для хлеба, правая сторона лица исказилась и обвисла, придавая женщине такой вид, будто та собиралась вот‑вот растаять. Женщина, резавшая картофель и лук, делала это одной рукой, а вторая, кривая и бесполезная, была прижата к телу. Третья женщина ощипывала перья с жирной курицы; на спине этой работницы возвышался огромный горб.

Кики почувствовала, как в ней вскипает гнев. Настоятель мог совершенно спокойно повесить на грудь каждой из женщин плакатик с надписью: «Мне позволено находиться здесь только потому, что ни один мужчина никогда не сочтет меня привлекательной». Нечего было и удивляться тому, что Изабель невзлюбила гостью с первого взгляда.

Над одним из очагов, в котором горел несильный огонь, висел огромный котел. В него Изабель, стоявшая спиной к девушке понемногу добавляла мелко нарезанный чеснок и листья базилика.

– Пахнет просто замечательно, – сказала Кики. Женщины разом вздрогнули от ее голоса. Кики тепло улыбнулась старой Изабель, – Я и не знала, что это ты готовила то рагу. Если бы знала, давно бы сказала тебе, как оно мне понравилось. Ты просто замечательная повариха!

На щеках Изабель вспыхнул легкий румянец от неожиданного комплимента. Кики повернулась и одарила улыбкой остальных женщин.

– С добрым утром! Как приятно видеть наконец женские лица. А тоя чувствовала себя просто ужасно одинокой среди мужчин. – Она кивком указала на дверь за спиной. Женщины промолчали, они лишь таращились на девушку, и Кики постаралась улыбнуться как можно шире: – Меня зовут Ундиной.

Похоже, это наконец подтолкнуло их к действию, и три женщины неловко присели в реверансе, бормоча приветствия. Изабель, прихрамывая, подошла к девушке.

– Принцесса, ты заблудилась?

– Нет, я искала именно кухню.

– Я не думала, что ты проснешься так рано, иначе пришла бы и помогла тебе одеться.

– Нет, мне не для этого кухня понадобилась. Мне нужно что‑нибудь для уборки, чтобы взять в церковь. Я подумала, что в кухне можно будет найти какое‑нибудь ведро и несколько тряпок, и мыло с водой тоже. Я угадала?

– Да, принцесса, но тебе нужно было только сказать об этом. Тебе незачем самой вникать во все детали, – Потрясение от внезапного прихода Кики прошло, и к Изабель вернулся едва прикрытый сарказм.

– О, но я совсем не хотела, чтобы вы этим занимались… я сама все сделаю. – Кики с удовольствием увидела, как расширились от изумления глаза Изабель, – Мне надо только, чтобы вы мне показали, где все это можно взять, – Кики окинула взглядом всех женщин по очереди и продолжила: – Вы знаете, что в церкви есть великолепная статуя Божьей Матери? – Женщины хранили молчание, но девушка кивнула так, как будто услышала ответ. – Похоже, никто о ней не знает. Это просто несчастье. Совершенно очевидно, что за ней никто не ухаживал уже много лет. Я ее обнаружила вчера, во время мессы, и дала Святой Деве обещание привести ее в порядок, – Она с улыбкой повернулась к Изабель, смотревшей на нее как на сумасшедшую.

– Ты будешь сама ее мыть? – спросила Изабель, не уверенная, что правильно поняла принцессу.

– Да. Я не боюсь намочить руки, – ответила Кики, развеселившись от собственной тайной шутки. – Так что если вы мне покажете, где взять ведро и немного мыла, я займусь работой.

Изабель молча показала туда, где ощипывала курицу горбунья.

– Спасибо! – воскликнула Кики. И, решительно пройдя через кухню, взяла пустое ведро.

– Вода вон в том бочонке, а мыло и тряпки вот здесь, принцесса, – Горбунья показала на буфет, стоявший рядом с одним из маленьких очагов; он был устроен на манер духового шкафа.

Кики благодарно улыбнулась ей. Сбоку на бочонке со свежей водой висел большой ковш, и Кики быстро наполнила ведро, а потом взяла несколько чистых тряпок и брусок простого мыла с едким запахом.

– Как отсюда дойти до церкви? – спросила она Изабель.

– Вот через этот коридор выйдешь в сад. Найдешь дорогу сама, принцесса?

Девушка кивнула. Ведро оказалось тяжелым, и она порадовалась, что в теле Ундины была высокой и сильной. Но прежде чем выйти из кухни, Кики обернулась и сказала, обращаясь ко всем четырем женщинам:

– Спасибо вам за помощь. И прошу вас, не называйте меня принцессой, это совершенно лишнее. Меня зовут Ундиной… и я просто еще одна женщина в этом доме, битком набитом мужчинами.

Довольная своим последним замечанием, Кики, улыбаясь, зашагала через ухоженный сад, время от времени расплескивая воду на свой балахон и демонстративно не обращая внимания на изумленные взгляды монахов, занятых утренними трудами.

– Они как будто ни разу в жизни не видели женщин, – пробормотала она себе под нос.

Подходя к церкви, девушка изо всех сил старалась не смотреть на чудовищные картины ада, вырезанные вокруг входа, но глаза сами собой устремлялись к ним. Почему‑то теперь, когда Кики видела их во второй раз, они встревожили ее еще сильнее, хотя она была уже готова увидеть все эти кошмары. Кики приостановилась, разглядывая барельефы, и попыталась найти в них хоть какой‑то проблеск надежды или спасения, но в каждой сцене отражались лишь отчаяние и безнадежность; это были вечные проклятие и боль.

– Это что‑то вроде кошмарной автомобильной катастрофы, от которой просто невозможно отвести глаза, – прошептала она, качая головой.

Слегка вздрогнув, она наконец отвернулась от страшных изображений и вошла в полутемное, пропахшее ладаном здание. Даже слабый сероватый свет раннего утра казался ярким по сравнению с тьмой, царившей внутри церкви, и Кики немного постояла на месте, пока глаза привыкали к этой мгле.

В церкви было пусто, если не считать двух монахов, которые стояли на коленях при свете свечей в правом приделе. Когда они обернулись и посмотрели на девушку, Кики приветственно улыбнулась. Они коротко кивнули в ответ и снова принялись что‑то монотонно начитывать.

Кики, словно ее притягивало магнитом, пошла вдоль длинных рядов скамей в почти совершенно темную левую часть помещения. Две ярко горевшие свечи манили ее к забытой статуе. Кики остановилась перед ней, поставила на пол ведро и перевела дыхание. И еще раз внимательно посмотрела на Пречистую Деву. Нет, она не ошиблась. У чудесной статуи действительно было лицо Геи.

Прежде всего, решила девушка, ей нужно побольше света. Без малейших колебаний она направилась к столу, стоявшему в центральном нефе. На нем громоздились новые свечи и длинные сухие прутики, которые использовались для зажигания свечей. Набрав столько свечек, сколько вместил подол ее просторного балахона, девушка вернулась к статуе. Потом старательно расставила свечи вокруг Девы и зажгла их. Когда ее маленький уголок церкви засиял, она спиной ощутила взгляды монахов. Быстро оглянувшись через плечо, Кики увидела, что они действительно уставились на нее.

– Братья, прошу вас, помолитесь за обновление статуи Пресвятой Девы. Давно пора было это сделать.

И, не дожидаясь ответа, Кики повернулась к статуе, чтобы взяться за дело.

Все выглядело куда хуже, чем ей показалось днем раньше. Статую покрывали пыль и чешуйки отслоившейся краски, но это было не все. Судя по всему, вся эта часть церкви была давно заброшена. Здесь властвовали грязь и пауки. Когда же Кики окунула в воду первую тряпку, она отчетливо услышала, как кто‑то проскользнул в темноте.

Стиснув зубы, она натерла куском мыла влажную тряпку, повторяя снова и снова, что ползучие твари в углах боятся ее куда больше, чем она их… хотя, по правде говоря, она не представляла, как такое может быть.

Работая, девушка размышляла и молилась. Она просила Гею о руководстве и пыталась разобраться в путанице собственных чувств. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять: она влюбилась, но это не поможет решить все проблемы… скорее наоборот, проблем стало намного больше.

Скоро она вошла в ритм работы. Ей всегда очень нравилось наводить чистоту и расставлять все по местам; это, кстати, было одной из причин того, что служба в военно‑воздушных силах ей весьма подходила. Военная аккуратность – отличная штука, и это был совсем не тот бездушный порядок, что царил в монастырском саду; просто все всегда было на своем месте и сохранялось в наилучшем виде. Кики оторвала от одной из тряпок длинную полосу и подвязала волосы. Ей пришлось трижды возвращаться через сад в кухню, чтобы набрать чистой воды. Женщины по‑прежнему помалкивали, если Кики сама не обращалась к ним, но Изабель после второго возвращения девушки приготовила для нее большую кружку травяного чая я ломоть хлеба; а когда Кики явилась за водой в последний раз, старая женщина с дрожащими руками робко улыбнулась ей.

Кики заметила, что солнце уже высоко, а день просто замечательный, но она была слишком занята, чтобы обращать внимание на что‑либо еще, – пока наконец не выпрямилась, застонав и схватившись за поясницу. Она отступила от статуи и изучила взглядом свою работу.

– О! – выдохнула Кики, пораженная внезапно открывшейся красотой статуи.

Отмытая Пресвятая Дева, казалось, лучилась жизнью. Теплый свет множества свечей падал на ее голубое платье и глубокое золото волос, и казалось, что Пречистую Деву окружает прозрачная нежная радуга.

– Ты проделала отличную работу, дочь моя.

Голос Геи раздался сзади, и Кики, обернувшись, увидела богиню, присевшую на краешек ближайшей скамьи. Сегодня на ней было платье из шелка настолько белого и воздушного, что казалось, будто великая Гея поймала клочок облака и закуталась в него.

Кики окинула церковь быстрым взглядом. Она понятия не имела, когда ушли те два монаха, нос облегчением отметила, что внутри нет ни души.

– Я рада, что тебе нравится. – Кики вытерла мокрые руки о перепачканный балахон и подошла к Гее. Со вздохом она опустилась на пол у ног богини. Прислонившись к скамье, она улыбнулась Гее. – До чего же утомительное дело – обдирать всю эту паутину!

Гея посмотрела на статую.

– О ней не вспоминали многие годы. Я хочу, чтобы ты знала: ты не просто смыла с нее какое‑то количество грязи. Ты смыла ненависть и пренебрежение.

– Как это? Я не понимаю.

– Ты поймешь, дочка. Ты поймешь. – Богиня протянула руку и отвела прядь волос с лица Кики. От этого прикосновения усталость девушки исчезла. – А теперь я чувствую, что ты подходишь к какому‑то решению. Готова ли ты рассказать о нем?

Девушка кивнула. Глядя прямо в глаза богини, она сказала:

– Я люблю Дилана, и я хочу быть с ним всю жизнь.

Бесконечная печаль проскользнула по лицу Геи, но так мимолетно, что девушка решила: ей это просто почудилось.

– Что ж, Дилан – это мудрый выбор, – сказала Гея, нежно, по‑матерински касаясь щеки девушки.

– Ты хочешь сказать – если не считать того, что я не могу жить в море, где Сарпедон может убить его и изнасиловать меня? – Кики уперлась локтями в колени и опустила голову на ладони.

– Я должна просто обратиться к Лиру с просьбой.

Кики покосилась на богиню, ничуть не обманутая той легкостью, что звучала в голосе Геи.

– Если бы это было так просто, ты бы давно это сделала, – сказала она.

– Но ты до сих пор не была уверена, что любишь Дилана, – возразила богиня.

– Ты думаешь, Лир к тебе прислушается? – осторожно спросила Кики, боясь надеяться.

Улыбка Геи была воплощенным соблазном.

– Прислушивался прежде. И ты – доказательство тому.

Кики чуть было не ляпнула, что Гее совершенно не обязательно вдаваться в подробности, но вовремя прикусила язык. Потом посмотрела на богиню и увидела, что та наблюдает за ней весело горящими глазами… обе расхохотались.

– Да, есть вещи, которых не хотят знать все дочери, – сказала Гея, отирая выступившие слезы.

– Да, в этом ты права, – согласилась Кики, потом добавила: – Вообще‑то ты всегда права. А потому мне хочется знать, как ты думаешь: я действительно приняла правильное решение, выбрав Дилана?

– Прежде чем я тебе отвечу, я хочу, чтобы ты ответила на один мой вопрос, дочка. И не нужно ничего обдумывать; мне нужно знать, какой будет первая мысль, пришедшая тебе в голову. – И она быстро сказала: – Что тебе больше всего нравится в тритоне?

И Кики без малейших колебаний ответила:

– Его доброта.

– Ах, – вздохнула богиня. – Да, понимаю. Что ж, тогда я действительно уверена, что твой выбор правилен. Потому что когда волнение, вызываемое его телом, угаснет, а ты захочешь по‑прежнему соблюдать клятвы, данные одному‑единственному, доброта станет тем бальзамом, который исцелит раны, наносимые жизнью.

– Спасибо, мама, – тихо сказала Кики, и ее глаза наполнились слезами.

Неожиданно для себя Гея вдруг поняла, что и сама тоже старается сдержать слезы; и она осторожно откашлялась, прежде чем заговорить снова.

– Я пошлю зов Лиру сегодня ночью. Возможно, к завтрашнему вечеру у меня уже будут какие‑то новости для тебя.

Сердце Кики подпрыгнуло.

– Тогда, может быть, мне уже вообще не придется возвращаться в человеческое тело!

Гея улыбнулась девушке, стараясь не показать печаль, охватившую ее.

– Может быть, – повторила она. – Но помни, дитя, у бессмертных свой счет времени, и боги не любят, когда их торопят. Возможно, Лира придется убеждать… – Гея повела бровями, как бы намекая на что‑то.

У Кики слегка вытянулось лицо, и обе женщины надолго замолчали, и каждая задумалась о будущем. Богиня осторожно поглаживала волосы девушки.

Спустя несколько минут Кики сказала:

– Знаешь, здесь ведь не только статуя так запущена и забыта, – Коротким жестом девушка обвела левую часть церкви. – Здесь все в беспорядке, везде грязно. Как будто кто‑то нарочно добивался, чтобы люди сюда не заглядывали. Ты не представляешь, сколько грязи я вытащила, а я ведь занималась только статуей и площадкой вокруг нее. – Кики показала на углы, скрытые в густой тени. – Я еще и не начинала убирать там, но пахнет оттуда так, будто какой‑то зверь нагадил. Это просто отвратительно!

Богиня грустно покачала головой.

– Все это допустил Уильям и даже поощрял. Ему недостаточно, чтобы о статуе Божьей Матери забыли. Он хотел, чтобы она была запачкана и осквернена.

– Но почему? – воскликнула Кики. – Что с ним происходит?

– Уильям – запутавшаяся душа, отличный пример того, что происходит с человеком, который соединяет в себе наихудшие свойства власти. Он правит с помощью страха, манипулирует людьми, выискивает чужие слабости и использует их, чтобы никто не смог обнаружить его собственную слабость. Это особенно опасный путь для священнослужителя. Вместо воспитания и взращивания любви он пробуждает в своих последователях постоянный страх и лишает надежды на спасение. На самом‑то деле он очень страстный человек и некогда был способен даровать большую любовь, – Гея вздохнула. – А теперь он печален и извращен. Мне его жаль, но я рада, что тебе не придется оставаться рядом с ним слишком долго, – Богиня покачала головой и отбросила волосы, как будто отмахиваясь от чего‑то неприятного, – Ладно, хватит на сегодня унылого! Я должна подготовиться к разговору с Лиром, но сначала, я думаю, мне следует помочь моей трудолюбивой дочери в работе.

Богиня встала и подошла к статуе. Удивленная Кики последовала за Геей. Гея остановилась перед дочиста отмытой Пресвятой Девой.

– Да, я хорошо помню того молодого скульптора… он очень хотел добавить кое‑что к волосам Марии, но настоятель, заказавший работу, не мог себе этого ПОЗВОЛИТЬ…

Гея умолкла, как будто втайне улыбаясь сама себе.

– Ты знала человека, который ее сделал? – заинтересованно спросила Кики.

– Разумеется! А иначе разве бы он смог изобразить меня, как ты думаешь? – Гея задорно улыбнулась девушке, – Я тогда приняла облик пастушки и «случайно» встретилась ему на пути, когда он молился о вдохновении перед началом работы над статуей Пречистой Девы. Мне приятно было ответить на молитвы столь талантливого художника. – Кокетливая улыбка богини стала шире, – И я всегда была уверена, что искусство не должно подчиняться деньгам. Ты согласна, дочка?

Усмехнувшись, девушка кивнула.

– Отлично. Значит, я завершу работу скульптора.

Кики внимательно наблюдала, как богиня протянула вперед левую руку ладонью вверх. А потом правой рукой стала делать кругообразные движения над левой ладонью, как бы сворачивая воздух в спираль… и вот уже Кики отчетливо увидела маленький водоворот искр, похожих на плывущую в воздухе золотую пыль. Обращаясь к этим кружащимся пылинкам, богиня напевно произнесла:

– Закончите то, что начал скульптор; так я сказала, так и будет.

Она легонько дунула на маленький смерч – и тот превратился в золотой водопад, омывший статую; искры осели на волосах Девы Марии волшебным облаком. Еще мгновение‑другое они чудесно вспыхивали и подмигивали, но тут Гея слегка прищелкнула языком.

– Не так ярко, прекрасные малыши, – сказала она, и огоньки превратились в обычную позолоту.

– Как чудесно получилось! – воскликнула Кики, но тут же посерьезнела. – Но разве тебе не кажется, что это даст аббату Уильяму повод задать мне множество неприятных вопросов? Например: «Как это ты сумела бросить чары на статую, принцесса?» – Кики состроила гримасу, подражая фальшивому тону настоятеля.

Гея беспечно рассмеялась.

– Нет, дитя, ведь тогда ему придется признать, что он помнит, как выглядела статуя изначально, а это докажет, что он намеренно допустил, чтобы о ней забыли и дурно с ней обращались, – Богиня покачала головой – И тогда возникнет множество неприятных вопросов к нему самому. В Калди до сих пор остается много хороших людей, кого весьма огорчит намеренное оскорбление статуи Пречистой Девы. А Уильям совсем не желает делать что‑то такое, что заставит их стряхнуть давнюю апатию, – Гея взяла девушку за руку. – Но помни: хотя он и не скажет ни слова об этой позолоте, он сразу поймет, что кто‑то наложил ее на статую, и не усомнится в том, что ты причастна к этому. Остерегайся его, особенно сегодня вечером и завтра, когда я, возможно, буду очень занята и не смогу быстро откликнуться, если понадоблюсь тебе.

– Я буду… – начала было Кики, но их прервал звук шагов: кто‑то вошел в церковь.

Кики оглянулась на дверь и увидела в проеме четкий силуэт Изабель, освещенный солнцем сзади. В то же мгновение богиня исчезла. Кики вздохнула, но с улыбкой повернулась к старой служанке, что шла по проходу между скамьями, прихрамывая, как обычно.

Изабель оглядела церковь.

– Мне показалось, ты с кем‑то разговаривала, принцесса.

– Я просто обращалась к Пресвятой Деве, говорила ей, как она прекрасно выглядит.

Старая женщина недоуменно посмотрела на статую – и ее глаза широко распахнулись и наполнились слезами. Дрожа всем телом, она приблизилась к Пречистой Деве и опустилась перед ней на колени с изяществом, немало удивившим Кики.

– Ты только посмотри на нее! Я никогда не видела ничего прекраснее. Богоматерь как будто светится жизнью… – Изабель склонила голову и сложила ладони перед собой.

Прочитав молитву, женщина поклонилась, а потом с трудом поднялась на ноги. И только после этого повернулась к девушке.

– Ты это сделала. Ты вернула ее к жизни. Спасибо, – просто сказала Изабель.

– Незачем меня благодарить, Изабель. Но в любом случае, в таком месте, где слишком много мужчин, женщинам лучше держаться вместе и иметь свою защитницу. Тебе так не кажется?

– Да, принцесса.

Но на этот раз Изабель произнесла высокий титул с легкой улыбкой, отчего официальное обращение приобрело оттенок чего‑то личного, нежного. Кики поразилась, как искренняя улыбка изменила лицо старой женщины. Впервые Кики заметила куда более молодую Изабель, скрытую за горестной маской старухи.

– Ты, должно быть, умираешь от голода, Ундина. Работала весь день без передышки. Скоро уже и вечерняя молитва.

Кики удивилась, как много прошло времени.

– А я‑то думала, сейчас около полудня! – Она посмотрела на свой перепачканный балахон. – Ну, хотя мне и ужасно хочется задержаться здесь и посмотреть, как монахи отреагируют на нашу статую, все‑таки, наверное, я не одета должным образом для вечерней службы.

Лицо Изабель озарилось еще одной счастливой улыбкой, когда Кики сказала «наша», говоря о статуе Девы, и девушка искренне порадовалась, видя удовольствие старой женщины.

– Так давай поскорее сменим эту грязную рясу на чистую одежду, – сказала Изабель.

– Чистая одежда – это просто замечательно звучит! – сообщила Кики.

Они вышли из церкви, выплеснули из ведра грязную воду и не спеша пошли через сад, обсуждая, что именно понадобится Кики завтра, чтобы продолжить труды по обновлению церкви.

Потом они свернули на какую‑то узенькую тропинку и очутились в незнакомой девушке части сада. Здесь совсем не было цветов, зато по обе стороны тропинки рядами росли маленькие, тщательно ухоженные растения. Кики остановилась и внимательно присмотрелась к зеленым грядкам.

– О! – радостно воскликнула она. – Целебные травы! Нет, ты только посмотри! – Она осторожно пробралась между рядами, наклоняясь и касаясь ближайших растений, – И базилик, и петрушка, и кориандр… – Она рассмеялась. – Нет, вот это – кориандр, а это – петрушка: Их очень легко перепутать, – Она оглянулась на Изабель и увидела, что та смотрит на нее с неприкрытым удивлением.

– Ты обладаешь знанием целебных трав?

Девушка кивнула.

– Я знаю не так много, как хотелось бы, но я всегда выращивала разные травы. Мне нравится копаться в земле и знать, что именно благодаря моим собственным усилиям у меня такой вкусный чай. Вообще‑то… – Кики ненадолго замолчала, осторожно выбирая слова, чтобы не задеть старую женщину. – Ты никогда не думала о том, чтобы добавить немножко мяты в твоё потрясающее тушеное мясо? Мне кажется, она неплохо подойдет к баранине.

Старая женщина в ответ лишь широко раскрыла глаза.

– Я совсем не хотела тебя обидеть, – поспешно продолжила Кики, встревоженная молчанием Изабель. – Твое жаркое и так вкуснее всего, что я когда‑ либо пробовала.

– Ты меня вовсе не обидела. Ты меня удивила. Я вижу, что была не права, осуждая тебя, Ундина, а когда я ошибаюсь, я стараюсь поскорее исправить ошибку. Поэтому я должна просить у тебя прощения.

– Но тебе не за что его просить, – возразила Кики, улыбаясь, и в ответ увидела улыбку старой служанки. – Ты ведь меня совсем не знала, а я не знала тебя. Так что назовем это простым недопониманием.

– Недопонимание, – повторила старая женщина, – Мне это нравится. Мне также нравится мысль о том, чтобы добавлять мяту в тушеную баранину. Наберем ее прямо сейчас?

– Вместе, – с улыбкой кивнула девушка.

– Да, вместе, – Изабель улыбнулась в ответ, и женщины принялись обрывать верхние листья душистых растений.

Передник Изабель наполнился мятой, и они с Кики, дружески болтая о том, как можно использовать зелень кориандра, добрались наконец до кухни. Остальные женщины уставились на них, и на лицах отразилось неприкрытое удивление.

Изабель высыпала мяту на ближайший стол. Несколько прядок серебристо‑седых волос выбились из узла и беспорядочно падали налицо. Изабель заправила их за уши и хихикнула, внезапно напомнив девушке юную школьницу.

– Ундина подала мне прекрасную идею насчет вечернего рагу, – Изабель посмотрела на троих женщин по очереди, – Принцесса обладает мудростью понимания целебных трав.

– Ну, я не назвала бы это мудростью. Просто мне нравится заниматься растениями и нравится добавлять их в разные блюда, – сказала Кики, слегка смущенная неожиданной похвалой Изабель.

– Только мудрые женщины понимают, как использовать целебные травы, – негромко сказала горбунья.

Кики улыбнулась ей.

– Мне просто нравится работать руками. Мне становится хорошо, когда я заканчиваю что‑то и при этом вижу, что потрудилась на славу.

– Ох, вы все должны увидеть Пречистую Деву! – воскликнула Изабель. – Это же просто чудо!

– Это не чудо, – проворчала женщина с искалеченной рукой. – Нетрудно заметить, что принцесса просто собрала всю грязь с Пречистой Девы и размазала ее по себе, – И старуха хрипло рассмеялась над собственной шуткой.

Остальные женщины умолкли, не зная, как девушка отреагирует на подобную невежливость.

– Нет, мне это все‑таки кажется чем‑то вроде чуда, – серьезно ответила Кики, – Назовите мне причину, по которой принцесса могла бы вот так перепачкаться… ну, разве что она ужасно неуклюжа и вывалилась из седла, когда рыцарь пытался увезти ее в золотой замок.

Кики приложила перепачканную зеленью ладонь к грязному лбу и, как сумела, изобразила принцессу, в обмороке летящую из седла в придорожную грязь.

Изабель хихикнула.

– Принцесса, мне что‑то кажется, тебе следует поучиться падать в обморок. Пока что у тебя получается слишком… – Она замялась, подбирая слово.

– Неубедительно, – закончила за нее женщина с наполовину парализованным лицом, невнятно выговорив слово.

– Неубедительно! – Кики прижала руку к сердцу и сделала вид, что оскорблена до глубины души. – О, как ты меня ранила!

– Ох, превосходно! – усмехнулась женщина с искалеченной рукой. – Ты слишком крепка, чтобы тебя можно было так легко ранить.

Кики улыбнулась всем сразу.

– Ну, может быть, вы четверо не поленитесь показать мне, как изобразить правдоподобный обморок?

Четыре пары блестящих глаз уставились на нее, потом женщины переглянулись между собой. А потом, забыв об увечьях, под нарастающий смех женщины принялись изображать каждая свою версию правдоподобного обморока.

Кики давно так не хохотала. Она свалилась на стул, держась за бока, и умоляла женщин остановиться, когда в кухню стремительно вошел монах; Кики узнала его, это был брат Питер.

– Что здесь происходит? – заорал он. И тут же умолк, словно подавившись, потому что заметил Кики.

Женщины мгновенно помрачнели, и Кики явственно увидела, как в их взглядах вспыхнул страх.

Она стремительно встала и обратилась к монаху тоном, который, как она надеялась, звучал вполне повелительно:

– Ты брат Питер, не так ли?

Монах кивнул.

– Да, принцесса.

– Как ты можешь догадаться по моей грязной одежде, я весь день отмывала статую Непорочной Девы. Это была очень тяжелая, утомительная работа, и я нуждалась в небольшом отдыхе. Разумеется, мне и в голову не пришло беспокоить святых братьев, поэтому я нашла Изабель. И приказала ей и этим трем служанкам повеселить меня, – Она небрежно махнула рукой в сторону застывших женщин, – Но теперь с меня достаточно веселья – Она одарила смущенного монаха любезной улыбкой, – Спасибо, что зашел и проверил, как у меня дела. Пожалуйста, передай настоятелю мои сожаления – мне придется сегодня вечером пропустить мессу, но, как ты и сам видишь, я не одета для вечерней молитвы. – И она демонстративно повернулась к монаху спиной.

– Да, принцесса, – пробормотал он и поспешно вышел из комнаты.

Удостоверившись, что он ушел, Кики обратилась к женщинам:

– Монахи здесь не слишком‑то много веселятся, правда?

Женщины как будто постепенно оттаяли, тяжело дыша.

– Но это не значит, что мы не можем посмеяться, – продолжила Кики.

Женщины посмотрели на нее с большим сомнением.

– Аббат Уильям говорит, что веселье греховно‑ тихо сказала Изабель, но на этот раз в ее голосе не было того самодовольства, с каким она обычно повторяла для Кики наставления аббата; женщина говорила устало и печально.

– А как насчет того, что говорил Христос? – спросила Кики, и все устремленные на нее глаза сразу стали предельно внимательными – Он сказал: «Пусть дети приходят ко мне». Ну а дети, особенно маленькие, постоянно смеются, играют и веселятся. Как вы думаете, если бы веселье было таким уж большим грехом, разве Христос стал бы говорить такое? Он бы сказал что‑нибудь вроде: «Пусть малые дети заткнутся, или я их выпорю и не пущу в рай». Ведь так?

– Ты прекрасно рассуждаешь, Ундина, – сказала женщина с искалеченной рукой.

– Как тебя зовут? – спросила ее девушка.

– Линелле, – ответила та с улыбкой, продемонстрировав множество крупных желтых зубов.

– А твое имя? – обернулась Ундина к женщине с наполовину парализованным лицом.

– Бронвин, – невнятно произнесла та.

– А меня зовут Гвенит, – поспешила сказать горбунья, не дожидаясь вопроса.

– Леди, для меня большая честь познакомиться с вами. А я – принцесса Ундина, которая не помнит ничего, кроме собственного имени, – сообщила Кики, стараясь подражать английской королеве. Зрительницы одобрительно захихикали. Потом Кики раскланялась перед ними, как прима‑балерина, и едва не шлепнулась на пол, запутавшись в подоле необъятного балахона.

Изабель со смехом подхватила ее.

– Наверное, я должна помочь тебе снять это.

Кики улыбнулась старухе.

– Ну да, и надеть что‑нибудь более королевское.

– Конечно, – кивнула Изабель, передразнивая важную интонацию девушки, – После тебя, моя леди.

Обе, пятясь задом наперед, покинули кухню, важно помахав руками смеющимся «подданным».

– А можно мне как‑нибудь помыться? – спросила Кики, когда они с Изабель проходили через пустую столовую.

Изабель погладила ее по руке.

– Иди в свою комнату. Я принесу бадью. Ты встанешь в нее, и я оболью тебя водой.

– И я смогу раздеться догола?

Изабель несколько напряженно улыбнулась.

– Если настаиваешь.

– Я настаиваю, – твердо сказала Кики.

– Я вообще‑то сама снимаю нижнее белье, когда моюсь, – призналась старая женщина.

– Я знаю, – кивнула девушка.

Изабель удивленно наморщила и без того морщинистый лоб.

– Откуда ты можешь знать?

Кики потянула носом и сказала:

– У тебя нет плохого запаха.

Старая женщина уже исчезла за поворотом коридора, отправившись за бадьей, а до Кики все еще доносился ее сдержанный смех.