Соответствие чему ?

Если мы удовольствуемся даже ограниченным соответствием между утверждением и данными наблюдений, то это не означает, что «истина», которую я извлеку из этого утверждения, будет той же самой, что и та, которую извлечете вы. Есть древняя индийская притча о повесе, аскете и бездомном псе: каждый из них видит одно и то же - женщину. Однако каждый видит ее по-своему: как объект наслаждения, комок плоти и пищу. Если соответствие является истиной, то чьей истине соответствует предположение: «Вот женщина?» Сторонники строго научного языка могут заявить, что слово «женщина» следует определить «наглядно«. Делается это так: демонстрируется научно достоверный образец женщины, голос ученого произносит: «Это женщина». Считается, что наглядная демонстрация раз и навсегда недвусмысленно закрепляет слово за объектом. В своей книге «Философия науки» Ром Харре пишет:

Немного поразмыслив над этой теорией, мы поймем, насколько она несовершенна. Конечно, демонстрация примеров играет определенную роль в процессе обучения словам, но насколько важную? Она не может заменить собой все, потому что там, куда указывает палец, имеются самые разные качества, отношения, индивиды и материалы, и каждый из них может быть предметом нашего внимания.

Повеса, аскет и бездомный пес, глядя на наглядный образец женщины, обратят внимание на разные свойства, отношения и аспекты определяемого объекта. Каждый, как и прежде, будет понимать слово «женщина» и его значение по-своему.

Теория соответствия не может объяснить такое утверждение, например: «У меня болит рука». Хотя всем ясно, что оно означает, слову «боль» не соответствует ни один объект, который можно было бы эмпирически определить или продемонстрировать. Боль субъективна. Она не поддается научному наблюдению. Даже если к больной руке присоединить прибор, отмечающий нервную реакцию в момент боли, мы не сможем признать показания прибора соответствующими слову «боль». Поэтому некоторые эмпирики предлагали изгнать слово «боль» из научного обихода.

Тогда, вероятно, следует упразднить и слово «электрон». Ведь мы не можем наблюдать объект, которому оно соответствует. Объясняя нам результаты опыта, доказывающего существование электронов, ученый может сказать: «Вот здесь мы видим электрон». Однако в действительности мы видим только полоску конденсата в камере. Слово «электрон» так же мало соответствует полоске конденсата, как слово «боль» показаниям приборов. Однако для некоторых эмпириков «боль» ненаучное слово, а «электрон» научное.

Неудивительно, что научное определение слов стало рассматриваться как одна из многих «языковых игр» – термин предложенный Людвигом Витгенштейном (1889-1951). Языковые игры не дают представления об окончательной истине. Они отражают только то, что происходит в различных сферах человеческого общества. Бизнесмены играют в свои языковые игры, музыканты – в свои, то же можно сказать о поэтах, священниках, ученых и т.д. Истина в языке зависит от договоренности между игроками, а не от соответствия утверждений реальным вещам, находящимся вне языка. Витгенштейн утверждает, что попытка ученых придать своим играм особую важность является ни на чем не основанной претензией, ибо ученые, как и все остальные, способны только наблюдать за миром. А наблюдение не позволяет подойти вплотную к реальным жизненным проблемам, поэтому ни один наблюдатель, будь он ученым или кем-нибудь еще, не может предъявлять каких-то особых претензий на истину. Как указывал Витгенштейн в своих «Записных книжках», настоящая проблема жизни состоит не в том, как выглядит мир, а в том, почему он существует.

Я осмелюсь утверждать, что даже, когда наука ответит на все мыслимые вопросы, проблемы жизни по-прежнему останутся не тронутыми.

Разработанная Витгенштейном философия языка широко признана, хотя в ней есть собственные противоречия, как мы покажем в третьей главе. Но, к чести Витгенштейна, следует сказать, что распространение его идей значительно подорвало веру в эмпирическую науку как в надежное средство постижения истины.