Финишная прямая

Как оказалось, опубликована статья «Сталин и начало Второй мировой войны», автор которой, Эмиль Голин, уже в 1999 г. назвал переговоры СССР с Англией и Францией 1939 г. прикрытием:

«Летом 1939 весь мир, и в первую очередь советский народ, напряженно следил за ходом переговоров, проходивших в Москве между советским правительством, с одной стороны, и англо-французской дипломатической, а затем и военной миссиями, с другой. Ход этих переговоров широко освещался в советских СМИ и комментировался многочисленной армией[178] агитаторов, пропагандистов и лекторов о международном положении. Всем было известно, что Англия и Франция, вместо того чтобы прислать в Москву своих министров иностранных дел или их заместителей, направили туда второстепенных лиц, не имевших к тому же полномочий для подписания официальных документов. Польша, о защите которой шла речь в случае нападения на нее Германии, отказалась пропустить на свою территорию советские войска. Военные миссии и Англии и Франции отправились в Ленинград на пароходе, чтобы уже оттуда приехать в столицу на поезде. К тому же их возглавляли какие-то никому не известные адмирал и генерал. Одним словом, советские люди знали, что англичане и французы не очень спешат с заключением с Советским Союзом пакта о взаимопомощи. Но чего не знали граждане СССР, о чем не сообщали им ни пресса, ни радио, — это то, что одновременно под прикрытием переговоров с Западом и параллельно с ними шли секретные переговоры между сталинским СССР и гитлеровской Германией»{259}.

Остается выяснить: это «прикрытие» возникло само по себе, случайно или было запланировано с самого начала? Выше уже обращалось внимание на то, что серьезные переговоры так не готовятся и так не проводятся. Основная работа обычно выполняется заранее. А приезд делегаций на подписание итоговых документов обсуждается уже на окончательной их стадии, когда такие тексты готовы и согласованы всеми сторонами-участниками (или почти готовы). Вот так и получилось в отношениях с немцами.

В среду, 2 августа 1939-го, в Берлине состоялась встреча Риббентропа с советским поверенным в делах Г.А. Астаховым (посла не было с апреля). Риббентроп передал ему немецкие «далеко идущие предложения». В частности, он заявил, что «от Балтики до Черного моря нет проблемы, которая не могла бы быть нами взаимно решена». Тем самым был высказан намек на возможность для СССР сделать территориальные приобретения. Астахов выразил готовность начать более конкретные переговоры по актуальным вопросам и выслал в Москву отчет о встрече. В беседе упоминалось отношение к Польше, Прибалтике и Японии.[179]

В этот же день руководитель восточноевропейской референтуры отдела экономической политики немецкого МИДа Шнурре отправил немецкому послу в Москве Шуленбургу письмо, в котором объяснял ситуацию. Ее главная задача в то время для немцев заключалась в крайне срочном политическом решении «русской проблемы». Шнурре писал, что за последние 10 дней у него ежедневно было по крайней мере по одной беседе с министром (Риббентропом), который очень «озабочен получением скорейшего результата по русскому вопросу» как по линии срыва советских переговоров с Британией, так и по налаживанию взаимопонимания СССР с Германией. В связи с этим в Берлине с большим нетерпением ожидают отчетов о встречах посла с Молотовым. И спешно готовят ему инструкции.

3 августа статс-секретарь немецкого МИДа Вайцзеккер отправил в Москву Шуленбургу две телеграммы. В одной он переслал инструкции для встречи с Молотовым, назначенной на этот день. Во второй сообщил, что для «ускорения процесса» в Берлине в этот же день решили провести еще одну встречу Астахова и Шнурре.

3 августа вечером состоялась встреча Шуленбурга с Молотовым. На ней немецкий посол предложил план улучшения немецко-советских отношений в три этапа (экономика, пресса, культура). Молотов согласился.

3 августа в Москву немецкому послу отправил телеграмму и Риббентроп, который дополнительно сообщил, что не указал Астахову о желательности поторопиться, но намекнул, что немецкая сторона не любит «излишнего шума» и предпочла бы вести переговоры в секрете. Строго говоря, такие условия вполне устраивали и Сталина. Телеграмма дошла до Шуленбурга утром 4 августа. В следующие полторы недели у него состоялось еще несколько встреч с Молотовым. Основной темой была готовность Германии учесть пожелания СССР в отношении Прибалтийских стран, Польши и Японии. Но до чего-то конкретного они не договорились. Возникает предположение, что Сталин с ответом не торопился. Он дождался приезда военных делегаций Англии и Франции (11 августа) и начала переговоров с ними 12-го числа.

Вечером в субботу, 12 августа, состоялась очередная встреча Шуленбурга с Молотовым, который сообщил, что СССР готов обсудить с Германией новый характер отношений, и выразил заинтересованность Советского Союза в пакте о ненападении с Германией. Причем оказалось, что ранее получивший от Молотова инструкции Астахов пригласил Шнурре на беседу в этот же день. В состоявшейся беседе Астахов тоже коснулся темы о том, что советская сторона заинтересована в обсуждении поднятых ранее вопросов, в том числе проблемы с Польшей и возможности политических договоренностей. Но местом проведения переговоров советское правительство предлагает Москву. Вопрос, кто должен вести переговоры с немецкой стороны, остался открытым. Днем в понедельник, 14 августа, Шнурре отправил телеграмму Шуленбургу с информацией об этой встрече (дошла вечером).

В понедельник, 14 августа, из Лондона в Берлин пришла тревожная телеграмма немецкого посла Кордта о том, что военный договор в Москве с Англией и Францией вполне может быть подписан. Безыменский предполагает, что Кордту стали известны донесения английского посла в Москве Сидса, который подтверждал серьезность советских намерений (по итогам первого или двух первых дней переговоров).

14 августа Гитлер, беседуя с Гальдером и Браухичем, намекнул им, что будет решительно действовать как в Москве, так и в Лондоне. В 14 часов 15 минут из Берлина в Москву уходит срочная шифровка Шуленбургу с предложением немедленно попросить аудиенцию у В.М. Молотова на 15 августа. А в 22 часа 53 минуты в тот же день отправляется сверхсрочная шифровка с перечнем того, что Шуленбург должен передать Молотову. В частности:

1) Немецкая сторона может «закрыть глаза» на идеологические расхождения.

2) Немецкая сторона может предложить к обсуждению политические и экономические вопросы, имеющие взаимный интерес (в т. ч. по территориям соседних с СССР стран — в Польше, Прибалтике и т.д.).[180,181]

3-4) Пора от периода вражды перейти к сотрудничеству.

5) «Западные демократии» — это общий враг СССР и новой Германии.

6) В связи с углублением кризиса между Германией и Польшей («спровоцированного Англией») у Германии и СССР есть шанс решить некоторые свои интересы в Восточной Европе. Но если он будет упущен, то есть риск, что улучшение отношений между СССР и Германией не произойдет.

В заключение телеграммы Риббентроп соглашается приехать в Москву для «широких переговоров» со Сталиным.

Беседа Шуленбурга с Молотовым состоялась 15 августа в 20 часов вечера. Заслушав информацию немецкого посла о принципиальном согласии Германии уточнить отношения между странами и об идее приезда Риббентропа в Москву, советский нарком намекнул, что «подобная поездка требует соответствующих приготовлений для того, чтобы обмен мнениями дал какие-либо результаты», и пожелал получить ответ на вопрос, как отнеслась бы Германия к идее заключить пакт о ненападении «или что-нибудь в этом роде». И высказал пожелание, что «желательно поторопиться». После беседы с Молотовым Шуленбург отправляет в Берлин советское предложение срочной телеграммой. В Берлине ее получили утром 16 августа. А следом туда же пришел и подробный отчет с нарочным. А еще Шуленбург послал письмо с некоторыми своими наблюдениями, в том числе, что Моло-това в первую очередь вроде бы интересовал вопрос заключения с Германией пакта. Остальные вопросы (о влиянии на Японию, об отношении к Прибалтике) как бы пока не являлись главными.

И получается, что 15 августа советская сторона в первой половине дня выдвинула свои условия военным миссиям Англии и Франции по организации противодействия агрессору (в какой-то мере не совсем адекватные ни складывающейся политической ситуации в Европе, ни логике ведения боевых действий). А вечером, заслушав информацию немецкого посла, выдвинула свои условия ему же по дружбе с Германией.

На следующий день в среду, 16 августа, представители Англии и Франции не смогли ответить ничего конкретного, в связи с чем возникла угроза срыва переговоров. А Гитлер ответил: «СОГЛАСЕН!!!» (заключить пакт, оказать влияние на Японию в пользу улучшения русско-японских отношений и определиться с взаимными интересами к Польше). Согласие прислал Риббентроп телеграммой вечером 16 августа. В ней же он сообщил, что «начиная с пятницы, 18 августа, он готов в любое время прибыть самолетом в Москву», имея все полномочия вплоть до подписания итоговых документов. Эту инструкцию немецкий посол получил утром 17-го числа. А вечером в тот же день он передал все это Молотову.

Молотов, до начала беседы еще не зная ответа Гитлера, передал Шуленбургу подготовленный заранее «ответ советского правительства» (на предложения немецкой стороны от 15 августа), в котором перечислил направления последующих совместных действий:

1) Сначала — заключение торгового и кредитного соглашения.

2) Затем, через короткий промежуток времени, — подписание пакта о ненападении («с одновременным подписанием специального протокола, который определит интересы подписывающихся сторон в том или ином вопросе внешней политики и который явится неотъемлемой частью пакта»).

Касательно идеи приезда Риббентропа в Москву Молотов выразил удовлетворение. Но заметил, что требуется «тщательная подготовка» и что «советскому правительству не нравится гласность» в его освещении. И в заключение предложил обеим сторонам поскорее приступить к подготовке проектов как пакта, так и протокола. Шуленбург попросил уточнить пожелания советской стороны по тексту протокола. И утром 18 августа отправил отчет в Берлин.

В ночь на 19 августа из Берлина в Москву уходит срочная телеграмма с очередными инструкциями Шуленбургу, которому предлагалось организовать новую срочную встречу с Молотовым. На ней Риббентроп просил передать, что уже нет времени на продолжение переговоров обычными[182,183] дипломатическими каналами в связи с обострением германо-польских отношений, которые скоро вполне могут перерасти в войну. Поэтому было бы полезно до ее начала согласовать взаимные интересы в этом направлении. Риббентроп специально повторил это Шуленбургу, чтобы тот знал, что скоро начнется война с Польшей. В связи с чем послу рекомендовалось не соглашаться на советские возражения, которые рискуют затянуть переговоры, а предлагалось настаивать на скорейшем приезде Риббентропа в Москву. Ибо немецкая сторона уже готова подписать пакт. А что касается окончательного его текста, а также текста дополнительного протокола, то все это можно решить в устных беседах, на которые у немецкого министра есть все полномочия от Гитлера.

В субботу, 19 августа, состоялись две встречи Шуленбурга и Молотова. По их итогам Шуленбург вечером этого дня послал в Берлин телеграмму. В ней он сообщил, что советское правительство согласилось на приезд Риббентропа в Москву, но только через неделю после подписания экономического соглашения. То есть если таковое будет объявлено завтра, то визит Риббентропа в Москве ожидают 26-го или 27-го числа. Шуленбург просил у Молотова согласия на более раннюю дату приезда. Молотов отказал и вручил немецкому послу проект пакта. Отчеты о встречах (с проектом договора) Шуленбург отправил в Берлин (телеграфом).

В этот же день в Берлине было подписано торгово-кредитное соглашение между СССР и Германией.

Воскресным вечером 20 августа в Москву Шуленбургу Риббентроп отправляет срочную телеграмму с письмом Гитлера к Сталину с информацией, что кризис с Польшей может перерасти в войну со дня на день и поэтому Гитлер согласен с советским проектом пакта и просит Сталина принять Риббентропа во вторник, 22 августа, или в среду, 23-го (не позже). И что он наделяет его всеми полномочиями по согласованию текстов всех документов. Шуленбург получил эту телеграмму утром 21 августа.

В понедельник днем, 21 августа, Риббентроп повторил Шуленбургу требование добиться у советской стороны согласия принять его 22-го или 23-го числа. В этот же день состоялись две встречи Шуленбурга и Молотова. В первой посол передал письмо Гитлера Сталину и попросил советскую сторону немедленно принять Риббентропа. Во второй Молотов передал ответ Сталина с согласием на визит немецкой делегации 23 августа. Но, кроме того, 22-го числа должно быть опубликовано короткое коммюнике о предполагаемом заключении пакта о ненападении и прибытии Риббентропа. Шуленбург предлагает Берлину согласиться с советскими предложениями.

22 августа было опубликовано сообщение ТАСС о приезде «на днях» Риббентропа в Москву для заключения пакта о ненападении. Переговоры с Англией и Францией прерываются. 23 августа в Москву прилетает Риббентроп, где и подписывает несколько измененный текст пакта о ненападении сроком на Шлет.

Таким образом, не только инициатива заключения договора между СССР и Германией принадлежала Сталину, но от него же исходила и идея оформить территориальный раздел Восточной Европы между Германией и СССР специальным секретным протоколом. Но Гитлер был готов принять все это. И даже не нес ответственность за результаты переговоров (будучи их «соавтором»). Вот как он объяснил этот процесс в выступлении перед руководством вооруженных сил Германии 22 августа 1939 г.:

«У противника [т.е. у Англии] оставалась еще надежда, что после завоевания Польши [немцами] Россия выступит против [нас]. Однако враг недооценил и мою огромную способность к решительным действиям. Наши противники — ничтожные черви. Я убедился в этом в Мюнхене. Я был убежден, что Сталин никогда не примет предложения Англии. Россия не заинтересована в существовании Польши… Постепенно шаг за шагом я провел переориентацию России… Четыре дня тому назад я предпринял специальные меры, в результате которых Россия ответила вчера о своей готовности к соглашению. Установлен личный контакт со Сталиным. Фон Риббентроп подпишет соглашение послезавтра. Теперь Польша оказалась в том положении, как я того желал. [184,185]

Мне не следует бояться блокады. Восток поставляет нам зерно, скот, уголь, свинец, цинк…

Продолжается постановка политических целей. Положено начало разрушению гегемонии Англии. После того, как мною будут закончены политические приготовления, дорога солдатам будет открыта.

Сделанное сегодня заявление о подписании договора с Россией о ненападении произвело эффект разорвавшейся бомбы. Последствия непредсказуемы. Сталин также заявил о том, что этот курс полезен обоим государствам. Воздействие на Польшу огромно…»

Выделенные фразы полезны при поиске ответа на вопрос: началась бы Вторая мировая война, не договорись Сталин с Гитлером? Некоторые историки (например, Лев Безыменский) обращают внимание на то, что у Гитлера был план нападения на Польшу («Вайс») и в связи с этим, дескать, немцы все равно напали бы на нее вне зависимости, договорятся они с СССР или нет. А вот это еще как сказать. Во-первых, как отмечалось выше, германский Генштаб разрабатывал разные планы. И не все они доходили до реализации. Наиболее известный из невыполненных — «Морской лев». Во-вторых, для генштабовских планировщиков вообще-то есть разница в том, надо ли им рассматривать только одного противника или придется учитывать вероятность продолжения войны еще с кем-то. Это только в самой общей теории можно предполагать, что не будь договора августа 1939-го, то немцы так и поперли бы на восток минимум до Урала.

Пушки сами по себе не стреляют. Для стрельбы еще нужны снаряды (не считая людей и всего прочего). Без снарядов любая пушка превращается в груду металлолома. И если есть вероятность продолжения войны еще с кем-то, то Генштабу пришлось бы сокращать размах операций «на первом этапе» с тем, чтобы сохранить в резерве определенные ресурсы для возможного «продолжения». Иначе если потратить все боеприпасы в одной операции, то в другой отбиваться будет нечем. В конечном итоге Гитлер, возможно, и напал бы на Польшу. Но, не имея конкретных договоренностей с СССР, он был бы вынужден сократить масштаб боев, возможно, до захвата только определенных территорий (Данциг, «коридор») с последующим проведением переговоров с остающимся дееспособным правительством Польши. Но могла быть вероятность, что Гитлеру пришлось бы вообще отложить нападение на какое-то дальнее будущее. А там еще неизвестно, как оно все повернется…

И второй момент в связи с процитированным выше выступлением Гитлера 22 августа. Строго говоря, это еще как сказать, кто провел чью переориентацию. И кто проводил специальные меры, чтобы довести «другую сторону» до «кондиции» (до готовности что-то подписать). Разве не может быть такой игры, в которой каждая из сторон вела бы себя так, как хотела бы видеть другая сторона? Именно это и показал ход проведения советско-немецких переговоров в августе 1939-го. Сроки в них оказались очень сжатыми. Но шли они вполне последовательно (вопрос — ответ, вопрос — ответ) и вполне успешно для обеих сторон. Причем без участия прессы. Чего нельзя сказать о переговорах с Англией и Францией. Здесь пресса какую-то информацию получала. Но прогресса не наблюдалось.

Но может возникнуть вопрос: а для чего такая сложность? Разве нельзя было договориться с Англией и Францией хотя бы о чем-то? Вообще-то можно. Если есть желание. Если его нет, то главное — подыскать хороший повод для отказа или для срыва переговоров. А еще лучше — не один. И желательно с хорошей гарантией, что они сработают. А что Польша и Румыния не согласятся пропустить советские войска, имея с СССР территориальные проблемы, было известно заранее. И если бы действительно было желание решить эту проблему, то решать ее надо было раньше на прямых переговорах с Польшей и Румынией (времени хватало), а не требовать в последний момент от Англии и Франции, чтобы они как-то помогли.

Но можно ли было обойтись без всего этого маскарада?

Есть предположение, что не очень.

Ибо была одна «закавыка».

И ее совсем недавно (относительно августа 1939-го) где[186,187] только не печатали большими буквами (не считая маленьких). Например, вот фрагмент передовой статьи из газеты «ИЗВЕСТИЯ» периода октября 1938 г. (документ № 14 из цитировавшейся выше книги «СССР В БОРЬБЕ…», стр. 32):