Парадигмы

Я помню, как однажды мой профессор физической геологии рассуждал на тему совпадения очертаний восточного и западного побережий Атлантического океана. Он заметил, что еще в начале ХХ века некий ученый по фамилии Вегенер выдвинул гипотезу, согласно которой в далекие эпохи Европа и Африка располагались рядом с Северной и Южной Америками и никакого Атлантического океана между ними не было и в помине. Будто бы с тех пор огромный суперконтинент раскололся на меньшие континенты, а пространство между ними занял как раз Атлантический океан. Хотя идея казалась любопытной, мой профессор не преминул заметить, что с той поры никто не обращал на нее большого внимания. Откуда ему было знать, что пройдет всего лишь шесть лет и геологическое сообщество совершит кардинальный поворот от фактического отвержения к почти полному признанию идеи Вегенера.

Новая идея о перемещении континентов произвела настоящую революцию в науке и повлияла на множество геологических концепций, особенно тех, что касаются путей образования континентов, горных цепей и океанов. Ученым и деятелям просвещения пришлось переписывать учебники геологии. Этот значительный сдвиг в мышлении был одновременно волнующим и отрезвляющим. Волнующим, потому что он породил очень много новых идей и интерпретаций; да и Вегенер, в свое время подвергшийся столь суровой критике, особенно со стороны американских геологов², в конце концов оказался прав. К сожалению, он умер задолго до того, как его взгляды получили заслуженное признание. А отрезвляющим этот сдвиг стал потому, что невольно наводил многих из нас на вопрос: а какая из прочих высмеиваемых ныне концепций станет общепринятой догмой в следующий раз? Процесс перехода от прежних концепций к дрейфу континентов был не простым и порой сопровождался драматическими событиями. Споры по поводу новой гипотезы не обходились без насмешек и колкостей. Любой ученый рисковал остаться за рамками геологического сообщества, выскажись он в пользу концепции перемещения континентов. А когда она, наконец, получила всеобщее признание, все перевернулось — геологическим изгоем становился любой, кто отказывался верить в то, что континенты движутся по поверхности Земли. И здесь нельзя не заметить, что основную роль и в том, и в другом случае играл социологический фактор. Просто удивительно, как столь многочисленные группы ученых сначала безоговорочно верили в неподвижность континентов, а затем вдруг резко изменили свои убеждения на обратные. Можно сделать вывод, что ученые стремятся действовать как однородные группы, лояльные друг другу или какой-либо идее, а не как независимые исследователи. И тенденция эта характерна не только для ученых; мы наблюдаем подобное во многих сферах, таких, как межнациональные взаимоотношения, политика и религия. Данный вывод может оказать глубокое влияние на наше понимание науки. Что такое наука — устойчивое движение в направлении истины, как убеждены некоторые ученые, или же процесс, отданный на откуп стадному поведению ученых, мечущихся от одной идеи к другой?

Мне довелось побывать однажды на конференции Международной ассоциации седиментологов, где были представлены разного рода доклады и презентации, посвященные способам идентификации и истолкования геологических структур и различных изменений, протекающих в осадочных породах. Однако самую бурную реакцию участников конференции вызвали отнюдь не отчеты о поведении тех или иных осадков, а доклад, в котором рассматривалось поведение самих седиментологов (ученых, изучающих осадочные породы). Он назывался Модные тенденции и модели в седиментологии: частный взгляд ³ и был представлен президентом ассоциации, который показал своим коллегам, с какой готовностью они меняют одну модную интерпретацию на другую. Сделав обзор устаревших седиментологических концепций, он продемонстрировал, как на смену одной доминирующей в течение нескольких лет идее приходит другая, затем спустя еще несколько лет в центре всеобщего внимания оказывается третья и так далее. Кроме того, он раскрыл механизм, каким образом та или иная идея становится модной и завоевывает популярность. В числе самых важных факторов, способствующих всеобщему их признанию, он назвал подходящее время, простоту и соответствующую рекламу. Отрадно сознавать, что некоторые ведущие ученые признают наличие прочих факторов, помимо ничем не омраченного поиска истины, которые оказывают немалое влияние на научный процесс. Популярность той или ной идеи может быть связана с поведенческим фактором, а отнюдь не с убедительными данными в ее пользу.

В 1962 году Томас Кун опубликовал книгу, которая считается целым рядом исследователей наиболее влиятельным анализом поведения научного сообщества. Она называется Структура научных революций ⁴. Автор ставит под сомнение «представление о безупречности» науки как устойчивого продвижения в сторону истины. Напротив, Кун высказал предположение, что наука более руководствуется социальным поведением ученых, нежели научными фактами. Как и следовало ожидать, его книга была нещадно раскритикована, а некоторые ученые восприняли ее как личное оскорбление. Несколько философов, включая венгерского философа науки Имре Лакатоса, пришли на помощь науке и выдвинули менее радикальный сценарий, согласно которому научные идеи действительно сменяют друг друга, но скорее на основе целесообразных исправлений, а не социального поведения⁵.

Кун высказал мнение, что обычно ученые втискивают результаты своих исследований в рамки тех выводов, что восприняты ими под влиянием широких взглядов, которые он называет парадигмами. Парадигмы он определяет как концепции, которые «на какое-то время ставят шаблонные проблемы и предоставляют их решение»⁶. Они могут быть как верными, так и ложными, однако ученые воспринимают их как верные, по крайней мере, в течение какого-то срока. В качестве примера можно упомянуть эволюцию или идею перемещения континентов. Поскольку парадигмы приравниваются к истине, то выводы, которые в ту или иную парадигму не укладываются, будут считаться ложными, либо данные, ей противоречащие, будут интерпретированы как аномальные. А ученые, высказывающие идеи, не соответствующие общепринятой парадигме, вполне могут оказаться изгоями в научном сообществе. Такое отношение мешает научному прогрессу и способствует продлению жизни парадигмы.

«Нормальная», по выражению Куна, наука как раз и занимается тем, что подгоняет данные под принятую парадигму. Время от времени в парадигме происходит изменение, которое Кун называет научной революцией. Широкое признание концепции дрейфа континентов, пришедшей на смену концепции их полной неподвижности, можно считать научной революцией. Кун охарактеризовал научную революцию как «опыт обращения»⁷ и тем в немалой степени оттолкнул от себя научное сообщество, которое считает своими отличительными признаками объективность и разумность. Переход от одной парадигмы к другой протекает, как правило, довольно сложно, и не исключено, что при этом может произойти сдвиг в сторону от истины. Кун скорее всего занимает слишком крайнюю позицию и стремится свести к минимуму достижения науки. Но с другой стороны, из истории науки мы видим, что его концепция парадигм в значительной мере отражает наблюдаемое нами поведение ученых.

Иногда смена парадигм может привести к принятию отвергнутой ранее парадигмы. В качестве примера можно привести идею самопроизвольного зарождения жизни, о которой мы уже упоминали выше. Она долгое время пользовалась широким признанием, затем была отвергнута в результате исследований Луи Пастера, а ныне она снова в ходу как часть натуралистического эволюционного сценария⁸. То же самое можно сказать о роли крупных катастроф в земной истории (катастрофизм). Эту идею тоже сначала принимали, потом совершенно отбросили, а затем приняли снова⁹. Любой научный анализ должен принимать в расчет влияние доминирующих парадигм на выводы, к которым он приходит.