Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 4. Будни и праздники





 

Школа выглядела именно так, как она была должна выглядеть: типовое трехэтажное здание из красного кирпича в форме буквы "Т". Потом Саша узнал, что ремонт делали своими силами: вставили рамы, покрасили полы и двери, собрали по двум городам более-менее годный инвентарь, поменяли отопление — как и в половине городских зданий, оно теперь было автономным. В школьном дворе разбили огород, и теперь работа на нем стала важной формой трудотерапии — и для учеников, и для учителей.

До первого сентября было еще далековато, но учебный год было решено начать с 1-го июля, чтобы успеть подтянуть отстающих. Данилов мог представить себе связанные с этим специфические проблемы, судя хотя бы по себе.

Внутри все выглядело почти как в любой довоенной школе, разве что чуть потрепанным. Это же можно было сказать о руководителе педагогического коллектива. Алевтина Михайловна недавно разменяла четвертый десяток: молодящаяся, мелированная, с медоточивой улыбкой на вальяжном лице. Если бы не морщинка через весь лоб, можно было и вправду подумать, что все у нее хорошо. Она встретила Сашу очень любезно. Глядя на пустое место на стене директорского кабинета, где раньше наверняка висел портрет "национального лидера", Данилов представил, как эта дама строила по струнке своих подчиненных. С такой же прической, такими же серьгами в ушах и улыбкой. Как такой фрукт мог пересидеть в этом их убежище и не потерять свой лоск, Александр ума не мог приложить.

Как бы то ни было, получив необходимые указания, Данилов окунулся с головой в работу. Вначале ему рекомендовалось набросать учебный план. У него было два часа, но он управился за полчаса — сознание достало откуда-то из тайников памяти и английскую грамматику, и педагогику, хотя о том, что где-то это оставалось, недавно он и не подозревал.

День начался вроде бы нормально, но уже скоро Александр понял, что махать лопатой было приятнее. Было не сложно, но как-то муторно. Триумфальное возвращение к людям не могло сделать из одного человека противоположного. Следующей смены в школе он будет ждать уже не с таким чувством.

Во всем этом был один светлый момент. Она. Настя. Ее голос, который, как ему часто казалось, он где-то уже слышал. А кроме голоса были еще и глаза. Блин, да кто в наше время смотрел женщинам в глаза? Не на попку, не на грудь или ножки, а в глаза?

Ее взгляд — Саша просто не мог подобрать слова, чтобы выразить то, что в нем было. Одно мог сказать точно — подобного ему не встречалось.

Хотя и все остальное тоже было на месте. Когда он увидел ее в первый раз, поднимающейся по лестнице, он не мог ей не залюбоваться. На ней был черный свитер с высоким воротом и простые черные джинсы без всяких страз и аппликаций, которые ей очень шли. Темно-русые волосы были собраны двумя палочками в прическу, заставившую его вспомнить японские гравюры. Саша подумал, что если их распустить, они будут лежать свободной волной ниже плеч. На ее запястьях были широкие металлические браслеты. Почему-то ему очень захотелось взять ее за руку и коснуться ладони. Продолжая смысловой ряд, он сказал бы, что она похожа на героиню аниме. Все художники и аниматоры из страны Восходящего солнца, изображают своих героинь подчеркнуто женственными, наверно потому что сами японки внешностью не вышли.

 

Ее оценил не он один. Два старшеклассника у подоконника проводили девушку двусмысленными взглядами, но Александр глянул на них так, что пацаны сразу сделали вид, что смотрят в окно. И правильно.

Хотя шла большая перемена, коридоры были полупустыми и не такими шумными, как он думал. Может, потому, что учеников на город было от сил триста, а здание было рассчитано на тысячу. Он вошел в класс N7, представился и с чувством и расстановкой начал свой первый урок.

Дети — сборная солянка от пятого до седьмого класса — слушались его нормально. Может, чувствовали, что лучше его не злить, а может, еще уважали авторитет взрослых. Он знал, что с оболтусами постарше было бы труднее. Особенно с теми, кто остался сиротой и рос волчонком. Этих вообще хоть в колонию-малолетку. Но его дети были в основном молчаливые и сосредоточенные, как маленькие старички. И это было страшновато.

Мало кто перенес катастрофу легко, но эти были сломлены больше взрослых. Тут был нужен психолог; хотя не факт, что хоть кому-то на свете он помог.

Особого интереса на лицах школьников к предмету он не заметил. Да Саша и сам видел, что читает урок механически, не пытаясь никого заинтересовать. Наверно, он был таким же хреновым педагогом, как и психологом. Он часто смотрел на часы и с трудом дождался, когда закончатся два академических часа, разделенные короткой переменой. И уже под занавес, задав домашнее задание, он не утерпел и отпустил их на пять минут раньше.

Настя занималась в соседней. Она вела литературу — отечественную и зарубежную. В этот день вроде бы отечественную. Ступая неслышно, Данилов подошел к двери. Слышно было плохо, и он смог уловить отдельные слова и общую мелодику фраз, когда внезапно голос смолк.

Из соседней классной комнаты, дверь которой была чуть приоткрыта, доносился голос эколога. Не считая Сашу, это был единственный мужчина в коллективе — старичок-пофигист, человек простой и прямой, даром что раньше был академиком — государственной РАН, а не какой-нибудь РАЕН. Теперь он был вхож к самому майору и раз в неделю ходил на заседания городского совета. Но это не мешало ему быть своим с детьми, чего Саша так и не сумел. На уроках тот мог и кулаком по столу стукнуть, а мог и анекдот рассказать.

— Если вы нашли труп, ни в коем случае не прикасайтесь, — перекрывал все старческий голос. — Нет, Сережа, он не укусит. И не уйдет. Но это потенциальный источник инфекции. Не такой опасный, как живой человек, но существенный. Специфика нашей жизни такова, что мертвецов вокруг много. Даже здесь в Подгорном не всех еще обнаружили. Поэтому надо запомнить место, где он лежит, а лучше пометить. Можно условным знаком на стене дома или двери квартиры. Только не свастикой. В поле — палкой с флажком, в лесу веревкой опять же с красными флажками…

Настиного голоса все еще было не слышно, только смешки и обрывки разговоров подростков. Наверно, она уже закончила рассказывать основную тему и дала им какой-то вопрос для самостоятельного изучения.

Услышав, что в классе началось какое-то брожение, Данилов едва успел отойти от двери. Он вспомнил, что звонка сегодня не будет — вроде бы плановые работы на электростанции. Что-то слишком часто у них были эти работы.

Шум было ни с чем не перепутать — "детки" собирали вещи и сейчас гурьбой выбегут на свободу.

Но она покинула кабинет первой, и вышла так, что они чуть не столкнулись. Вид у Анастасии был такой, будто она только что вышла из клетки с тиграми. Саше показалось, что она изо всех сил старается сдержать в себе много неприятных слов, а еще что она устала, как дрессировщик после представления.

— Саша, ты не торопишься? — она вежливо улыбнулась ему. — Ты мне очень нужен.

— Правда?

Александр не мог поверить своей удаче. Полдня он думал, с чего начать разговор и на какие темы его повести, а тут все устраивалось само. Теперь надо было как-то заинтересовать ее, попытаться найти точки соприкосновения. Вроде так.

— Бандиты. Все через одного, — сказала она, когда последний старшеклассник расхлябанной походкой прошел по коридору. В старшем классе было три четверти мальчиков, почти все были одеты как Гавроши, хотя еще неделю назад им выдали новую синюю форму. Они оживленно галдели, то и дело вворачивая в речь крепкие слова. Саша был настолько увлечен, что даже не сделал замечания.

— Этот Даниэлян особенно, — продолжала девушка. — Что с ними делать, не знаю.

Надо же, почти его тезка, подумал Саша.

— Обратиться к гуманистической педагогике Макаренко, — предположил он. — Или пороть на конюшне.

— Тоже иногда думаю, что без телесных наказаний не обойдешься, — кивнула Настя. — Утром, когда поднималась, на лестнице пахло жжеными тряпками. Коноплю курили. Но чисто по-человечески их жалко. Тех, кто помладше, почти всех разобрали, взяли опекунство. Люди, лишившиеся своих детей. А этих кто возьмет? Вот и болтаются, как раньше детдомовцы. Хорошо хоть учат, а не записали гуртом в трудовой отряд. Жалко…

Она нравилась Александру все больше и больше. Ему давно никого жалко не было. Хотя он в последние месяцы не лингвистическими штудиями занимался. Узнал, и как хрипит человек, если ему перерезать глотку горлышком от бутылки, и что происходит, если выстрелить в него в упор из двустволки. Поэтому и завидовал этой чистоте.

"А ты идеалистка, девочка, — подумал Саша. — Подольше бы тебе такой оставаться".

Данилов знал о ней немного — она работала первый день. До этого трудилась воспитателем в садике, который располагался в двух шагах. Образование вроде бы имела неоконченное педагогическое. И хотя они уже мельком виделись, нормального разговора так и не получилось: только обменялись приветствиями: "здравствуйте-здравствуйте", а потом получили обоюдное согласие быть с этого момента на "ты". Это было бы забавно: человек, который не боялся идти через ад, робеет перед девушкой.

— Ты случайно не составил учебный план на четверть? — огорошила его вопросом она. — Вот уж не думала, что ей взбредет в голову его требовать. Я в школе не работала.

Сашино сердце камнем ухнуло вниз. Ну конечно. Учебный план. Но он подумал, что даже если бы еще не составил этой бумажки, сделал бы это персонально для нее.

— Вот, возьми, — он протянул ей тетрадку, где на десяти страницах был расписан план его, как он думал, будущей работы. — Вроде бы наша железная леди была довольна.

Настенька прыснула, прикрыв рот ладонью. Данилов бы многое отдал, чтобы почаще слышать, как она смеется.

— Там мой английский, но если хочешь, я для тебя адаптирую под литературу. Программу я примерно помню.

— Да нет, спасибо, — она чуть нахмурилась. — Я не дурочка.

Александр понял, что чуть не сел в лужу.

— Извини, — поторопился сказать он.

— Да ничего. Спасибо тебе за помощь.

— Ты сейчас уходишь? Или тебе еще один вести?

— Нет, всего два на сегодня. А мне показалось, что десять. До этого вела у малышей, было легче. А эти… гоблины какие-то. Какая им литература? Некоторые такое повидали, что пером не описать. Говорят, это нормальная реакция психики, но все равно тяжело.

— Если хочешь, я могу завтра посидеть с тобой на задней парте, — предложил Саша, не слишком надеясь.

— Да нет, справлюсь как-нибудь. Но за предложение спасибо. Представляешь, она хочет навесить мне еще и историю России. А я ее терпеть не могу.

"По-моему, с нами самими произошла любопытная история", — мысленно перефразировал Саша слова Воланда, но вслух ничего не сказал.

Интуиция подсказала, что она не ждет ничего от него, и незачем рассказывать ей о себе лишнего, а тем более про свои девять кругов ада. А ведь именно разговор о прошлом он берег как козырную карту. Хотел не жалости: просто думал, что тогда от ее сердца к его сердцу протянется ниточка, и, опираясь на нее, можно будет построить настоящий мост.

"Бедный, — ответила бы Настя. — Тяжело тебе было, наверное".

А он, тронутый ее вниманием, небрежно ответил бы:

"Да нет, Настенька, ерунда. Уже гораздо легче Я об это и вспоминаю, разве что снится иногда…"

"Ты счастливый… — несомненно сказала бы тогда она. — А я вот не могу…"

И здесь она вольно или невольно рассказала бы что-то про себя, что окончательно разрушило бы ее защиту и сделало бы невозможным отступление.

Так он думал, но реальность оказалось немного сложнее. В реальности Настя взглянула на часы.

— Ой, прости, мне надо бежать. Меня ждут.

На этом откровенность Анастасии иссякла. Она поднялась со стула. Это был знак, что разговор окончен, но Саша-то знал, что им по пути. Поэтому хотел выкроить еще хотя бы несколько минут. Но пока они шли по коридору до лестницы и спускались на первый этаж, она ничего не рассказала и ничего не спросила, как на то надеялся парень. В общем-то это был провал.

А у ворот школы ее уже ждали. Знакомый камуфляж, знакомое лицо. Батюшки святы! У жизни, оказывается, есть чувство юмора.

Саша моментально все понял, и ему захотелось, чтобы старый знакомец — гигантский провал в земле — материализовался у него под ногами.

— Ты не устала, дорогая? — в голосе Антона, когда он обращался к ней, было искреннее тепло.

— Это Саша, — запоздало представила девушка его. — Он у нас работает.

— Да встречались мы, — разведчик пожал Александру руку. — Обживаешься, значит, Санек? Здесь работаешь?

— Еще в стройотряде немного.

— Похвально, похвально, — он повернулся к Насте. — Ну что, детка, поедем?

Они сели в машину — защитного цвета джип, она махнула Саше рукой, и машина рванула практически с места. Выехав за ворота школы, та свернула в сторону Рассветной, где стояли только коттеджи на одну семью, которые, как парень знал, давали в основном молодоженам. Вот такая немая сцена.

А она молодец, подумал Данилов. Хорошо, что не предложила из вежливости зайти на чай. Нет ничего противнее формальной любезности. Ведь ясно же, что он ей не нужен даже как приятель. Да и какая дружба между мужчиной и женщиной?

Пока они шли, Саша провожал их взглядом. Они держались за руки; но даже не это его окончательно добило, а ее глаза. Мечтательные, точь-в-точь как у какой-нибудь Наташи Ростовой.

Добравшись до своего общежития на улице Главной, Данилов постарался навести о ней справки. Конечно, надо было сделать это раньше. Добрые люди рассказали ему, что прежде чем попасть в убежище, Настя несколько недель выживала одна. И этого ему было достаточно, чтоб понять многое, если не все.

"Некоторые такое повидали…" — вспомнил он ее слова. А она сама разве не повидала? Да, наверно, не меньше него. Но почему-то даже не попыталась поделиться, Сразу выставила барьер. И правильно. Нечего давать ему ненужные иллюзии.

 

А на следующее утро по приходу в школу его ждал разбор полетов.

— Сашенька, а почему вы отпустили детей раньше времени?

В сиропном голосе директрисы зазвенели стальные нотки.

"И ведь сдала какая-то сволочь…" — подумал Саша.

— Мы все успели пройти, — сказал он вслух.

— Есть такая штука как дисциплина.

Выслушивая отповедь, Данилов с трудом сдерживал усмешку. Его откровенно забавлял этот цирк. Что-то оставалось неизменным, например то, что женский коллектив из двадцати человек не мог быть дружной семьей. Скорее, он был хорошим террариумом, и попавший в него мужчина тоже должен почувствовать это на себе.

— Хорошо, Алевтина Михайловна, — произнес он, когда поток ее красноречия иссяк. — Этого не повторится.

Раньше он бы принял упрек как должное, но теперь что-то в нем изменилось. Он по-прежнему не любил говорить людям в глаза, что они сволочи, но давалось это ему не в пример легче, чем раньше. И он знал, что терпения хватит не больше, чем на пару таких случаев.

 

* * *

 

Потянулись дни, похожие один на другой. Изнуряющая работа в стройотряде — и интеллектуальный труд в роли преподавателя. Первая нравилась Саше больше, потому что отупляла.

И как-то незаметно август сменился сентябрем, и в одни прекрасный день в воскресенье, проснувшись и выглянув в окно, он увидел над павильоном раздачи продуктов плакат.

"ДЕНЬ УРОЖАЯ. В 18:00 в клубе Праздник. Танцы, выпивка, угощение, живая музыка!", — было написано красной акриловой краской на белом полотнище.

Данилов не сразу понял смысл этого мероприятия: урожай был более чем скромным. Их бригаду несколько раз бросали помогать "колхозникам", и он видел все своими глазами. Весной, как слышал парень от старожилов, только начал сходить снег, глубоко промерзшую землю стали размягчать, разводя костры, рыхлить и вносить тонны минеральных удобрений. Но, несмотря на мелиорацию, более-менее хорошие всходы были только в теплицах. За пределами парников росла только картошка, и та получалась карликовая, "тундровая". Поэтому на то, что рацион станет гораздо разнообразнее, он и не надеялся. По своему пайку Данилов заметил, что старую водянистую картошку сменила крепкая молодая, но количество ее осталось прежним. Наверно, дело было в желании администрации дать людям праздник посреди серой рутины, ведь до Нового года оставалось далеко, а весь российский официоз смотрелся бы просто смешно.

Данилов не любил публичные мероприятия, но все же подготовился. Надел свой приличный костюм, тщательно побрился, побрызгался одеколоном.

 

Начало обещали в шесть часов вечера, но уже в половине шестого к зданию клуба начал подтягиваться празднично одетый народ.

Без четверти шесть двери открыли, и люди, Данилов насчитал человек восемьсот, к тому времени уже уставшие ждать. На подходе к цели они ускорились, чуть не затоптав четверых дежурных. Возникла заминка, но откуда-то выскочило два десятка дружинников, злых явно от того, что их в этот день пустят за стол последними. Только тогда людей удалось оттеснить и успокоить.

Не без труда их сопроводили в большой зал, где пару раз они смотрели кинофильмы.

Когда народ расселся, на сцену вышел Демьянов. Пока градоначальник произносил короткую речь, Данилов ловил каждое слово. Все это были хорошие и правильные слова человека, который вдобавок явно владел

Данилов всего раз видел Демьянова вблизи, когда тот инспектировал коммунальное хозяйство, и майор тогда показался ему не залихватским маршалом Буденным, а измотанным до предела человеком. Не старым, скорее надломленным. Когда это есть в тебе, можно почувствовать это и в других.

— Развлекайтесь и не в чем себе не отказывайте, — прозвучали последние слова. — Вы заслужили.

После этого он ушел, сославшись на занятость. Чем он мог быть так занят, когда аврал худо-бедно прошел? Скорее, просто плохо себя чувствовал. Сердце? Печень? Желудок?

Вслед за ним на сцену взошел Богданов. Люди сникли, наверно, ожидая двухчасовую лекцию. Но он их удивил.

— Думаете, я буду рассказывать, как Сибирь станет колыбелью новой цивилизации? — голос его, усиленный микрофоном, был слышен в каждом уголке зала. — А не дождетесь. Мы здесь собрались, чтобы хорошо провести время, и на один вечер забыть, кто мы, где мы и когда мы. Мне вот тут передали записочку мол, по какому поводу. А нет никакого особого повода. Просто стало скучно, выдался ясный денек, вот и решили устроить праздник. Все в банкетный зал!

На самом деле одного банкетного не хватило, и Саше досталось место в большом зале, откуда предварительно убрали кресла. Пробираясь по проходу между столами, Данилов заметил Чернышеву — та была в достаточно коротком платье, но на того, кто смотрел на нее слишком пристально, Богданов в свою очередь бросал такие злые взгляды, что дольше пары секунд не выдерживал никто. Да и сама девушка быстро семенила вслед за мужем, не осмеливаясь бросить и взгляда в сторону из-под опущенных ресниц.

Видать, он держит ее в ежовых рукавицах, и наверно, на это были свои причины. А раз так, будь на месте Саши другой человек, он мог бы на что-то рассчитывать во время их краткого знакомства. "Ага, на дырку в голове, — подумал Александр. — Этот тип шутить не любит. В любом случае, она не в моем вкусе. Совсем не в моем".

Данилов отметил про себя, что среди пришедших очень много бессемейных. Наверно, кого-то наверху идея осенила, и под нее подобрали подходящий повод. Цель мероприятия была прозрачной — улучшить демографическую ситуацию. После создания общественных яслей и детского сада это было логичным. Похоже, умные головы в Совете мыслили глобально и не жалели сил на инициативы, которые дадут отдачу только через десять-двадцать лет. Такими были мелиорационные работы, посадки леса. Таким же было и воспроизводство населения.

Может, наверху и считали, что те, кто сами не нашли себе пару — генетический шлак. Но даже отходами нельзя было пренебрегать. Поэтому власти и не пожалели для этого мероприятия помещение бывшего ДК, не поскупились на угощение, не стали экономить даже на электричестве. На следующее утро все присутствующие получили выходной, что было как бы индульгенцией на право засидеться за полночь.

 

Выглядело все как сельская дискотека в середине девяностых. Зал был украшен шариками, простыми и надутыми гелием, и коряво нарисованными плакатами — постарались местные художники. На всех гостях вечера была одежда, которая, сразу видно, была им непривычна. Звучала музыка, исполнители которой были уже три года как мертвы. На столах была еда, которую они не видели уже много месяцев, а их дети, внуки и правнуки, подумал Данилов, не увидят никогда. Аппаратура тоже была лучшим из того, что они смогли найти.

Диджей ставил вперемешку поп-музыку всех времен и народов, шансон и то, что ему казалось романтической музыкой. Были конкурсы, и самодеятельный ансамбль давал жару на старых инструментах. Играли естественно, не рок, а что полегче.

Ему было забавно наблюдать за этим, а еще немного больно. Давно забытые развлечения прежней эпохи. Было что-то жалкое в том, как работяга, который месяц копал мерзлую землю или катил тачку, выводит простуженным голосом в караоке про "красивую жизнь".

Естественно, никакого шведского стола не было. С полуголодными людьми это могло привести к драке. Но ту порцию, которую он получил у раздаточного окна вместе с отметкой в карточке, Александр смаковал как райскую амброзию.

Откровенно говоря, он пришел туда только поесть: последние в Евразии апельсины, попить последний фруктовый сок — разве это не стоило того? А мясо — не только тушенка, но и консервированное мясо птицы — причем, не вороны — и ветчина. Консервированные ананасы и персики. Бутерброды. Всего было понемножку, но главное ведь вкус, а набить желудок можно и отварной картошкой с маргарином, чуть посыпанной для красоты укропом.

За большими столами сидело по шестнадцать человек. Справа от Данилова расположился Виктор Аракин, худощавый и немного сутулый бывший менеджер по продажам, которого он немного знал. В обычной жизни тот носил растянутые свитера, но сегодня на нем было что-то похожее на клубный пиджак. Похоже, Виктору казалось, что со своими плоскими шутками и развязанностью он будет на фоне Александра смотреться выгодно. Может, в чем-то он был и прав.

Слева сидели две незнакомые девчонки, которые, когда не жевали, постоянно перемывали кости всем вокруг. На Сашу они обращали мало внимания, а сам он был слишком занят своими мыслями.

Незаметно за переменами блюд — крохотных порций — прошли пятнадцать минут. Виктор как-то незаметно подсел к девушке… скорее женщине — веснушчатой, с лошадиным лицом, в черных джинсах и розовой кофточке. Ей было под тридцать, но парня, похоже, разница в возрасте не смущала. Данилов вспомнил, что видел ее мельком — она работала в теплицах, вроде бы агрономом. Усмехаясь, что-то ей рассказывал; женщина слушала и тоже похихикивала.

Поймав взгляд Данилова, Виктор подмигнул ему и приобнял даму за талию. Вскоре он удалился с ней, неуклюже поддерживая ее под локоть. Через пять минут его дружок-гопник тоже куда-то смотался, фамильярно хлопнув Сашу по плечу. С собой он прихватил, с которой они к тому времени успели поладить. Уходя он, указывая на оставшуюся свободной за их столом.

Она, похоже, была от него не в восторге, но видела, что народ стремительно расходится, и она рискует остаться одна. Стрельнув в густо подведенными глазками в его сторону. Наверно, ожидала, что он пригласит ее на танец. Но Данилов покачал головой, демонстративно уткнувшись в тарелку. Тогда женщина надула губки и тоже отвернулась.

"Козел", — если не услышал, то уловил эманации ее мыслей Александр.

Ну и пес с ней.

Посидев еще пару минут и закончив салат, женщина поднялась — настолько резко, что на столе подпрыгнула ложка в тарелке, обрызгав ее майонезным соусом. Матерясь как сапожник, женщина выбралась из-за стола и пошла к выходу. Наверно, искать другого кавалера.

В другое время она могла бы показаться Саше симпатичной, но не теперь.

Александр остался один: к этому времени столы почти опустели: кто-то ушел на танц-пол, кто-то разбрелся по парам. Музыка гремела так, что хотелось залить уши воском — исполняли клубный шлягер пятилетней давности.

Александр взял вилку, повертел ее в руках, будто инопланетный артефакт, поковырялся в тарелке. Потом вдруг взгляд его изменился, в нем снова появилась воля к жизни. Он методично подобрал и съел все, что было на тарелке; а пару кусков пирога с подозрительным мясом и немного вяленой рыбы положил в мешочек и сунул в карман. В горло ему больше не лезло, но от старых привычек избавиться было трудно. Сделав это, он ушел по-английски, как и велела его профессия.

На лестнице он столкнулся с мужиком и двумя женщинами, ходившими то ли покурить, то ли в уборную, но внизу в холле не было никого, даже вахтера, поэтому никто не видел, как он вышел.

— Life's shit… — произнес Саша, когда за ними захлопнулись тяжелые, обитые железом, двери.

Он поднял глаза и посмотрел на ярко освещенные окна второго этажа.

Гремящая музыка. Веселые голоса. Что-то не меняется, даже когда весь долбанный мир переворачивается вверх дном. Он снова был чужой на этом празднике жизни. Что-то капнуло ему на нос. Погода была совсем не праздничная, и этот контраст разукрашенного зала и серой грязной улицы показался ему хорошей метафорой жизни.

С хмурого неба накрапывало. На площади, на новом асфальте, который клали с энтузиазмом, но, похоже, без знания дела, были глубокие лужи. Стоять под дождем было глупо — лысина еще больше уменьшит его привлекательность, и Данилов спрятался под козырьком крыши. Правда, часть капель все равно доставала его.

Если бы он курил, то достал бы сейчас сигарету. Те уже давно были невероятным дефицитом. Правда, Данилов слышал, что в теплицах под табак выделяли пару грядок.

Официально санкционированная случка, вот что это, подумал он.

— Ну что ты, целочку из себя строишь? — услышал он за углом знакомый голос, а за ним девичий визг.

Насилуют? Да нет, вроде по согласию. Взвизгивание перешло в утробные стоны, скорее всего притворные. Но его помощь явно не требовалась.

Хотя, что толку себя обманывать, говорить себе, что противно? Естественно, это зависть. Он же живой человек. И ему хочется. Очень хочется, но не так. Если так, то это хуже рукоблудия. Ведь кроме плоти есть еще душа. У некоторых, кхм.

Может, зря он ту дуру отшил? Может, было бы не так хреново на этой душе? Но теперь было поздно, и душа демонстративно напл

"Надо добавить, — подумал Саша. — Срочно накатить еще пару стопок".

 

До общежития он добрался на автопилоте — не то чтобы его штормило, но легкую потерю координации Данилов чувствовал. Трехэтажное здание бывшего санатория встретило его тишиной — почти все или гуляли по улицам, или были на вечере.

Поднявшись на этаж и добравшись до дверей своей комнаты, Александр рухнул на раскладушку. Было тихо, только где-то далеко на пределе слышимости играла развеселая музыка.

Странная легкость была в конечностях, легкость, как будто они ничего не весят, но тяжесть в желудке, и в голове тоже. Саша никогда раньше не напивался, но примерно этого и ожидал. Расслабления не было, скорее, наоборот. Наверно, не надо было все мешать вместе. А может, водка плохая. В этот вечер на столах было не то, что обычно называли в Подгорном водкой — смесь спирта из цистерны с водой в пропорции "на глаз". Это был прежний алкоголь, с рифлеными бутылками и голограммами на горлышке. Еще одна добыча доблестных "сталкеров".

От мысли Данилов скривился, как если бы съел целый лимон.

Хотя все, с кем Александр общался, сходились на том, что даже самогон, который гнали в Городе, на поверку был лучше, чем пойло, которое раньше продавалось в магазинах. Потому что свое делалось для себя, а прежнее для сокращения населения.

Он еще долго ворочался с боку на бок, так и не найдя положение, в котором удастся прекратить надоевший поток сознания.

К двум часам ночи он все еще не мог заснуть. Мысли одна бредовее другой рождались в голове.

Придти к ним в таком виде. Набить этому гаду морду. Забрать ее с собой.

Хотя он даже сейчас понимал, что Антон его и трезвого прибьет, а в таком состоянии просто на смех поднимет и выкинет за шкирку.

Да даже если бы она встретилась с ними одновременно, кого бы предпочла?

"Создать семью? Да по меня проще основать империю", — вспомнил Александр слова одного философа. В Наполеоны Данилов не стремился, но с воплощением в жизнь другого варианта было еще труднее.

Он думал о том, как Настя ему нужна. Ни раньше, среди миллионов, ни сейчас среди нескольких тысяч он бы не нашел такую. На расфуфыренных "интеллектуалок", на глупых блондинок и серых мышек он насмотрелся еще в институте. Но она ни в одну категорию не вписывалась. Правда, дело было даже не в этом. И не в том, что она была похожа на него, как отражение. Если бы ему сейчас предложили другую такую же — он бы только посмеялся.

Не нужна другая. И еще лучше не нужна. Нужна именно эта, и точка.

Остатками трезвого рассудка Саша понимал, в чем дело. В том, что его психика за месяцы одиночества приобрела сильную потребность разделить с кем-то свою жизнь. Сама того не зная и ничего не делая, девчонка приручила его как бродячую собаку, всего лишь позволяя общаться с собой на уровне "привет-пока".

Была еще одна причина. Ведь раньше у него не было опыта общения с противоположным полом. Эмоционального, прежде всего. Иначе он приобрел бы нормальный иммунитет и не повелся бы. А так приходилось переживать то, что обычные молодые люди проходят еще в школе. Хотя нет… "Нормальные пацаны" вообще этим голову не забивают, а сразу в койку. Проходят только тонко чувствующие романтики.

Да, никого он раньше не любил. Хотел обладать, видит бог, но только, следуя инстинкту, телесной оболочкой, за которой души не видел, сколько ни пытался разглядеть. А душу этой, настоящей, искал повсюду, но находил только подделки.

Он старался не обижаться на них, когда ему предпочитали других — глупых, веселых и наглых. Женщины… они же как глина. Эпоха, строй, реклама лепит из них что хочет. Подсовывает им фальшивки. И они покупаются на них, уходят с теми, кто кажется защитником и опорой. Не понимая, что это крутой мачо, на бицепсы и трицепсы которого им так приятно смотреть, на самом деле оставит им двух детей в нагрузку и сбежит, поджав хвост, при первых трудностях. А другой, тощий и с четырьмя диоптриями в минусе мог бы быть той самой стеной. Потому что первый на самом деле не мачо, а чмо, только побрызганное фальшивыми феромонами. Но инстинкт поиска партнера врет своей обладательнице, потому что обманут внешними атрибутами.

Но это нормально, раз обусловлено природой. Поэтому Александр их и не винил.

Многие, Саша знал, до самой могилы живут, вступают в сексуальные контакты, в браки, заводят детей, и не знают, что это такое. И, ничего, не жалуются. А многие только думают, что знают. Те, у кого "все ровно". Ведь для совместной жизни, ведения хозяйства и воспроизводства себе подобных никакая любофф не нужна. Может даже помешать. Это излишество, извращение, свойственное, как и многие другие, только человеку. Ну где вы видели влюбленную собаку?

Он хотя бы искал.

Раньше он не планировал жить долго. Нет, убивать себя не хотел. Думал, судьба разрешит все сама. С помощью пьяного за рулем, обколотого урода с ножом, да мало ли… Судьба и разрешила, только по-своему.

До катастрофы он смотрел смерти в лицо пару раз. А после — наверно, несколько сотен. Но она всегда говорила — "подожди, сынок". Теперь он мог бы сказать, что знает, для чего.

Весь в слезах и соплях от пьяной истерики, он был сам себе противен.

— Возьми себя в руки, лузер поганый, — Данилов посмотрел в зеркало на распухшую кривую физиономию. — Ты это не я. Я вышел один на один против медведя… Испугался конечно, что греха таить, чуть в штаны не наложил. Но сумел преодолеть свой страх и победил. Я мужчина, воин, убийца, а не школьница. Сгинь, пакость.

Человек в зеркале на бойца был похож меньше всего. Саша знал, что это всего лишь алкоголь. Паленый. Даже настоящий не "прибавляет" веселья, а только заостряет состояние человека, а оно у него и до приема было в минусе. А уж эта дрянь по действию на неподготовленный организм сравнима с тяжелыми наркотиками.

Наконец аутотренинг помог. Невидимая рука, сдавившая горло и грудь, разжала пальцы.

Вроде бы Анастасия подходила ему по всем статьям. Одна беда: она была слишком занята. Александр не мог понять одного: почему она не сказала? "А потому, ответил он сам на свой вопрос, — что это не твое собачье дело".

Сердце очень хрупкая вещь: оно бьется, вспомнил он старый каламбур.

У нее было кольцо на пальце, которое ты, слепой, просто не замечал. А может, думал, что оно просто так, как напоминание о ком-то из старой жизни, кого уже нет? Так вот, ничего в этом мире не бывает просто так, пора бы это запомнить.

И вообще, вокруг есть свободные девушки. Неважнецкие, конечно, и старше тридцати, но есть. Почему обязательно чужая жена, да еще такого человека?

Данилов представлял себе правила жизни в патриархальном обществе и понимал, что местному начальству шекспировские страсти не нужны. Тут можно разбитым лицом не отделаться. Если о его увлечении узнают, могут и на выход указать. Законный муж-то куда более полезный член общины, а семья как ячейка нового общества для них вообще должна быть священной коровой.

Отстраненным взглядом социолога он видел, что наступают времена, когда супружеская верность станет, страшно сказать, нормой. Измены, конечно, останутся, но отношение к ним будет совсем другое. Добрачные связи тоже будут почти табу, особенно для женщин. А "сожительство" станет вообще нонсенсом. Как и свингерство, фри-лав, педофилия и прочие радости цивилизации. За последнее вообще будут сжигать. Или сажать на кол. Это будет совсем другой мир. Без порножурналов и блядских сайтов знакомств Может жить в нем будет скучнее, зато, наверно, правильнее.

На всякий случай Александр поставил рядом с кроватью ведро, но пока дурнота, мучившая его сразу после возвращения, немного отступила.

— Долбанный бразильский сериал, — пробормотал он, обращаясь к стене. — "Мария, я люблю вас… О, Луис Альберто, и я тоже".

А ведь завтра надо было идти в школу. Хоть и не с утра, а после обеда, но все равно. И опять эти учебные планы, приторное лицо Алевтины Петровны, "дружный" педколлектив, ученики, которые не хуже него понимают, что то, что рассказывает этот побитый жизнью скелет, им никогда не понадобится. И она тут как тут. Ученики были меньшим из зол.

— Ну нет, — снова обратился он к потрескавшимся обоям. — Я не третий лишний. Это вы лишние.

Кто-то внутри него, которого Александр долго подавлял, взбунтовался. Измученная голова выдала идею, которой уже почти неделю не могла разродиться. Саша даже удивился, как раньше гнал ее от себя.

"Да ты не просто лох, — подумал Данилов. — Ты Архилох. Был такой поэт древнегреческий. Вот примерно как ты. Герой он у тебя, значит? А я на помойке найден?"

Он не хотел идти в школу. Правда, если он просто проигнорирует, забьет на эту обязанность, его отправят в трудотряд, где он будет копать те же траншеи, но уже в унизительном статусе нарушителя. Нет, так нельзя. Надо по-другому. Отказаться от этой работы не получится. Разве что доказать, что можешь выполнять другую.

Правда, для реализации идеи надо было выспаться. Если в таком виде придти к заму мэра, тот отправит его разве что на чистку авгиевых конюшен.

Данилов выпил чаю, принял пару таблеток но-шпы (иметь в частном владении лекарства запрещалось, но любой старался припрятать средства первой необходимости), доплелся до раздолбанной ванной в конце коридора и принял холодный до ломоты костей душ. Когда Александр вернулся в свою постель, на смену меланхолии уже пришло спокойствие Нирваны, а за ним почти без интервала — сон без снов.

Утром Данилов подал прошение перевести его в разведгруппу.

 

* * *

 

Богданов не удивился, будто давно его ждал.

— Что, романтики захотелось? — с легкой издевкой поддел его Владимир — Дальних странствий, пыльных дорог?

— Да нет. Просто надоело заниматься ерундой. Двойной паек мне не помешает. И бабье царство это достало.

Богданов понимающе усмехнулся.

— Это точно. Бабы хороши только на кухне и в койке. А насчет пайка — в точку. Ты, блин, ходячая реклама средств для похудения. Но ты подумай еще. В моей работе сейчас тоже героики мало… Раньше меня бы назвали headhunter. Ищу скрытые таланты, превращаю менеджеров в землекопов, плотников, сантехников… А че, самое им место. Но ты — это другой случай. Ты ведь ума палата. Тебе детей учить надо, а не гробить себя рентгенами.

— Да от меня пользы только траншеи копать. А эта интеллигентская туфта — гори она синим пламенем. Кому сейчас это нужно? А насчет моей подготовки — все это есть

— Да помню я о твоих похождениях, — отмахнулся Богданов. — Не зазнавайся. Тоже мне, гуру выживания. Но тогда ты выживал в экстремальных условиях, а теперь надо будет в них работать. Да еще в команде. Тут одной удачи и аффекта и мало. Знаешь о такой штуке, когда хрупкая женщина может поднять автомобиль?

— Обижаете.

— Извини. Может, сравнение некорректное, но суть верна. У тебя нет подготовки. Конечно, и тебя можно натаскать, но, извини, старик, на это уйдет время. А ты больше пользы принесешь на другом поприще.

Он поднялся, давая понять, что разговор закончен, но Данилов продолжал буравить его взглядом.

— Ну какого-растакого? — произнес Богданов, со стуком захлопывая папку. — Прицепился как банный лист. Ты мне еще взятку предложи. Все, ступай, надо подумать. Приходи послезавтра, с десяти до одиннадцати.

 

* * *

 

Ответ пришел еще раньше, чем Саша предполагал. На следующий день их бригаду отправили разбирать сгоревший дом.

Его напарником был Виктор Аракин, все тот же слегка сумасшедший сейлс-менеджер, который почему-то увидел в нем родственную душу. Иногда, когда нечего было делать, они устраивали настоящие философские диспуты — и, что характерно, даже без водки.

Вместе они таскали носилки, которые двое других гавриков наполняли всяким хламом.

— Ну как ты после вчерашнего? — спросил его Виктор, когда они потащили первые носилки.

— Нормально, — соврал Саша. Он надеялся, что его помятый вид и глаза в красных прожилках не слишком его выдают.

— А я с той телочкой время клево провел…

И пока они тащили груз к машине, грузил Александра рассказом про эту и другие свои любовные победы. Данилов был уверен, что тот немного преувеличивает.

— Что ты думаешь о том, что происходит с социумом? — огорошил его Аракин. внезапно.

— Ты об чем? — переспросил Саша, оттирая пот со лба, перехватив носилки одной рукой.

— Я про цивилизационный откат.

— Чего? А…

Данилову понадобилось долгих пять секунд, чтобы свыкнуться с таким резким переходом и понять, что речь идет о культурном регрессе.

— Если это откат, то временный, — вздохнул он. — Греки и римляне вон держали рабов в ямах и обращались с ними не лучше чеченских сепаратистов. Но это не мешало им — римлянам и грекам — создавать шедевры искусства и права. А нам далеко до греков эпохи Гомера. У них было теплое море и оливковые рощи. А у нас это дерьмо, — он пнул обломок кирпича. — Мы гунны и вандалы. Или готы, — он улыбнулся чем-то своему. — Когда-нибудь у нас будут и свои Гоголи, и свои Гегели. А пока — только Атиллы и Тамерланы. Тут должно смениться несколько поколений. Тогда все придет в норму.

— Ты не боишься, что к тому времени мы скатимся в каменный век?

— Да чушь это все. Луки, стрелы… Не будет этого. Книги-то сохранились, и открытые законы природы и знания о технологических процессах не забудутся, пока хоть один грамотный человек жив. Что-то уйдет, да. Данные не имеющее практической ценности. Космология, квантовая физика… людям будет не до звезд и не до кварков. Но уж точно никто не разучится делать автомат Калашникова. А гуманитарные науки вообще не потеряют накопленных знаний… им ведь не нужны синхрофазотроны. Хватит листа бумаги и карандаша… или даже восковой дощечки и острой палочки. Правда, толку с них будет… разве что для археологии и историков.

— А ты не думал, что правы те, кто говорит, что прогресс зло? Может, он всегда заканчивается детским порно в интернете и ядерной бомбой?

— Ну ты прям Жан-Жак Руссо, — фыркнул Саша, поудобнее перехватив носилки. — Сколько таких разговоров до войны в сети было. "Раньше жили правильно". Ага, особенно в городе Содоме. Я никогда не поверю, что электричество делает людей аморальными ублюдками. Говоря так, человек как бы расписывается: "Я тупое быдло. Мне нельзя давать смотреть телевизор, нельзя манить красивыми вещами, деньгами, шлюхами, наркотиками". Да, оставаться человеком в патриархальном обществе проще. Тут меньше соблазнов, и людей держит кристаллической решеткой семья и община. Но тем ценнее оставаться таким в прогнившем постиндустриальном дерьме эпохи начала конца. Я, к сожалению, таким не был.

— А по-моему личность поступать по-своему, не оглядываясь на толпу.

— Яркая личность, да? Да не смеши ты. Личность это часть толпы. Промывание мозгов, внедрение в сознание чуждых концептов действует на уровне сообществ, а не индивидов. Это стрельба по площадям, а не по целям. Как и реклама. По сути это и есть реклама, только образа жизни. Ты думаешь, конкретная девчонка 15 лет посмотрев "Дом-3" обязательно становилась блядью? Нет. Но если посмотрят миллион, каждая впитает немножко, и для кого-то это превысит критический порог. Скажем, для двадцати процентов. А были ведь и другие передачи. Клипы. Интернет. Журналы. Живое общение, с помощью которого эти концепты распространяются как медиа-вирусы, от инфицированных к еще здоровым. Система дьявольски гениальная. Как бы я хотел посмотреть в глаза тому великому мастеру, который это придумал. И вышибить мозги этой сволочи.

В этот момент до них долетел колокольный звон.

— "Иисус любит тебя", — усмехнулся Аракин. — Не понимаю, как можно быть христианином после апокалипсиса. Оксюморон какой-то.

— А по-моему замечательно, — возразил Саша. — Минимум соблазнов, максимум страданий. А вдруг он нас испытывает?

— Ты че, на полном серьезе веришь в бога?

— А как же, — ответил Саша. — В мире все сбалансировано. Если есть тень — должен быть и свет.

— Манихейство, — пробормотал Аракин.

Они поставили носилки и начали разгружать.

— Что-то в этом духе, — согласился Саша.

— А по-моему, в мире нет никакого баланса, — задумчиво произнес бывший сейлс-менеджер, когда они нагружали новые кирпичи. — Только хаос и пустота. Нам просто повезло, но это временно.

Разговор Саше уже порядком надоел. Что этот человек мог продавать клиентам, интересно? Гробы и венки?

— А я вот думаю: что мы выжили, тянет на что-то больше, чем случайность, — упрямо гнул он свою линию.

Они снова подхватили носилки.

— Значит ты фаталист? Нет, это все фигня, — не согласился Аракин. — Ничего не предопределено, кроме нашей смерти. Приведу простой пример. Я могу сейчас поцеловать вот эту девушку, а могу толкнуть. Это и есть свобода выбора. Ты же согласен, что каждый из этих вариантов повлечет за собой разные последствия?

Девушке в косынке медслужбы, похоже, не понравился такой пример, и она поспешила перейти на другую сторону улицы, подальше от этого неадекватного рабочего.

— Это иллюзия, — возразил Данилов. — Тебе будет казаться, что выбирал ты, а на самом деле твой поступок определяется тем, что было с тобой раньше. Это как киносценарий.

— Ладно, как говорил Шопенгауэр, если бы проблема свободы воли имела решение, философии незачем бы было существовать.

На этом разговор прекратили, и дальше работали молча.

Еще с первых дней Данилов отметил, что народ в целом работает охотно. Волынить, опершись на лопату, и устраивать перекуры по двадцать минут никто бы им не дал, но и открытого желания так делать он не замечал почти ни у кого. Работали не из-под палки. Не за страх, а за совесть — показного энтузиазма и фанатизма тоже не было. Просто люди работали так, как любой нормальный человек работает, делая что-нибудь для себя — для своей квартиры, дома, садового участка. Наверно так, подумал Данилов, делали советскую индустриализацию — с огоньком, с душевным подъемом, которые лишь иногда дополнял наган товарища Ежова.

Он слышал, что еще зимой, когда город был только заселен, в рекордные сроки подняли из руин и привели в порядок коммунальное хозяйство. К февралю уже никто с буржуйками не сидел, работало центральное отопление, а где проводить его сочли нерентабельным — стояли автономные котлы. Трубы пустили поверху, замотав потолще стекловатой — неэстетично, но легче обслуживать, да и не будет аварий, если грунты поплывут. Что бы не подмывало дома и дороги, устраивали насыпи. Плюс утепляли одноэтажные дома, устраивали теплоизолирующую подкладку над фундаментом. Чтобы побыстрее расчистить улицы от снега, его раскидывали и вывозили машинами, посыпали золой, чтоб быстрее таяло. Потом боролись с паводком, рыли канавы и отводили воду.

Затем за неделю построили стену. Потом по сути в условиях вечной мерзлоты провели посевную. В этом Саша уже успел принять участие.

Кое-кто не верил, что при сократившемся периоде вегетации вырастет хоть что-то — но ведь собрали! За неполные пять месяцев картошка, но сильные дожди заставили торопиться. Где урожай был сам-третей, где сам-четверт — если бы не вылезший непонятно откуда фитофтороз, было бы больше. А вот колорадский жук зиму не пережил.

Более теплолюбивые культуры росли в парниках, почти все из которых отапливалась и получали дополнительное освещение от ультрафиолетовых ламп. Кое-где урожай снимут только в конце сентября — начале октября.

Даже теперь работ было непочатый край. То и дело срывало ветром провода — электрики без дела не сидели. Но и менее квалифицированный труд был востребован. Бригада валила поврежденные бурями деревья, вывозила поваленные сосны и ели.

Так не работали в протестантской и католической Европе — разве что в Японии и Китае. Вот и верь после этого сволочам, которые говорили, что России мешают русские, и надо поскорее уморить их и заменить на более "приспособленный" народ. Просто для них нужна другая мотивация — надличностная.

Могли ведь, когда захотят. Жаль, что поздно спохватились. Глядишь, если бы работали так всегда и во всем, никто 23-го августа на такую ненормальную страну напасть бы не рискнул.

 

Более мелкий мусор таскали мешками в одиночку. Данилов уже заполнил свой наполовину, когда увидел джип "Лэндровер", в котором зам градоначальника обычно объезжал объекты.

"Сегодня праздник у ребят,

Ликует пионерия.

Сегодня посетил отряд

Лаврентий Палыч Берия,"

— напел Саша себе под нос.

Но сам к нему Богданов не подошел. Вместо этого донести до него державную волю выпало бригадиру, бывшему сурвайверу Дэну.

— Санек, товарищ-князь Владимир Красно Солнышко просил передать, что твое прошение удовлетворено. Переводят тебя завтра.

— Было приятно работать с вами, — в голосе Александра не было иронии.

— Ну, день еще не закончился, — сказал бригадир. — Бросай мешок и бери вон ту дуру и тащи к машине. Люминий не чугуний, мдя.

Данилов потащил цветной лом, слыша, как бригадир вернулся к недокуренной сигарете и прерванному диалогу.

— Да все эти антифа — это и есть фашисты, — сказал он в ответ на какую-то фразу своего собеседника, который раньше был активистом одной правой партии. — Самый страшный фашизм — либеральный. Хотели добить русский народ, превратить русских людей в политкорректную мразь…

Данилов уже заметил, что в стройотряд попало много людей нестандартных. Одни раньше ходили на "русские марши", другие творили нетленку, третьи имели какое-нибудь необычное хобби вроде коллекционирования курительных трубок. Все это, конечно, с приставкой "раньше", но все же… Даже он сам не очень выбивался из этой компании.

Он вернулся за второй партией лома, а спор все продолжался.

— Гитлер? А что мне Гитлер? — кипятился Дэн. — Ты посмотри на его шнобель. Какой это ариец? Метр в кепке, чернявый, носатый. В лучшем случае полукровка. Да вся верхушка "рейха" — Геббельсы, Борманы и прочие, ну какие они немцы?.. Стравили два народа, а в выигрыше оказались только заокеанские сионисты…

Данилов внезапно подумал, что будет скучать без этих представлений.

 

* * *

 

Человек-легенда, старший лейтенант Колесников, принял его не в кабинете, а на плацу перед комендатурой. С тех пор, как армия перестала существовать, продвижения в званиях больше не быть не могло. Данилов думал, что Сергей Борисович мог присвоить себе хоть генералиссимуса, но почему-то не делал этого. Наверно, не любил шутовство.

Саша слышал, что по реальным полномочиям и числу подчиненных Колесников соответствовал майору, так же как сам майор Демьянов давно был генералом, а заодно и губернатором.

Новый начальник, здоровенный как бугай, демократично пожал ему руку. Пожал едва-едва, но Данилов подумал, что если бы тот захотел, то мог бы раздавить ему кисть в кисель.

— Здоровеньки булы, — приветствовал Сашу на украинский манер командир поисковой службы. — Ты Данилов, значит? Мне Володя про тебя говорил. Совсем голова не варит… Ну-ка, напомни, как звать тебя?

— Саша.

— Э, так не пойдет. У нас уже четыре Сани есть. А вообще в моем отряде по именам мало кого кличут. Традиция, епть.

Данилов старательно искал подвох, но его вроде бы не было.

— А у остальных позывные?

— Ну да, погоняла, как у конкретных пацанов. И тебе придумаем.

Видя, как Данилов напрягся, здоровяк расхохотался.

— Ты это… Это не прописка. Мы просто знакомимся. Никому ты ниче доказывать не должен. Делом докажешь. Может, время покажет, как величать, — добавил командир. — А пока будешь Данила. Ладно, хватит базарить. Давай, Санек номер пять, в кунг "покемона". Не тормози!

Александр на мгновение замер. Какой блин кунг? Какого еще "покемона"? Но интуиция подсказала ему, что имеется в виду большая машина вроде КАМАЗа в середине колонны. При приближении Александр понял, что грузовик когда-то был "Уралом", но теперь обзавелся горбом, в котором даже его взгляд узнал пулеметную турели. А то, что он вначале принял за тент — было на самом деле выкрашенным в болотный цвет металлом. Похоже, это была броня, защищающая и кузов, и кабину.

Позывной Саше не понравился, потому что рифмовался с эпитетом "с Нижнего Тагила" и парой обидных слов, но интуиция говорила, что ничего обидного его новый начальник, точнее, командир, не имел в виду. Все же лучше, чем Ботан.

 

Первое задание было будто специально придумано, чтобы лишить новую работу в его глазах романтического ореола. В этот день он почувствовал себя грузчиком, тягловой лошадью, а никак не Рэдриком Шухартом. Под палящим солнцем они сначала демонтировали, а потом грузили деревообрабатывающие станки. Но Саша и не ожидал никакого героического флера. Он вышел из возраста, когда риск манит.

А на следующее задание его внезапно не взяли, и Александр уже подумал, что на нем поставили жирный крест.

 

Date: 2015-09-20; view: 265; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию