Мировая революция

Итак, благодаря великой княгине драгоценности ее царственных родственников-мертвецов благополучно пересекли опасную границу Румынии. Из Бухареста я отправился в Берлин. Князь Д. вместе с «камешками» вскоре достиг Германии, и они начали служить мировой Революции.

Великая княгиня до смерти не узнала, чьи сокровища она спасала и для чего. И почему ей и ее мужу удалось проехать целыми и невредимыми через «ненавистную Большевизию»…

Безутешный вдовец, князь Д., спасшийся от большевиков, въехал в Берлин. Вместе с драгоценностями я привез рекомендательные письма великой княгини к знатным русским эмигрантам, наводнившим тогда город. Многие из них были немцы по происхождению и теперь вернулись на историческую родину. Но продолжали тосковать по России. Россия — это болезнь навсегда.

Я встретился со многими из них и даже наметил кандидатов для вербовки (в будущем завербую семерых).

Берлин накануне поражения был мрачен. По городу бродили калеки, продукты исчезли. На стенах я увидел радостно потрясшее меня граффити: «Да здравствует Ленин!» Мимо, не обращая никакого внимания на надпись, шли усталые люди. Только к вечеру надпись грубо замазали.

В гостинице меня попросили не выставлять за дверь обувь — могут украсть. И это в законопослушной Германии! Мусор на улицах уже не убирался. Распалась цепь времен, и мы хорошо потрудились для этого!

В Берлине на явочной квартире меня навестил наш посол Адольф Иоффе. Типичный еврейский интеллигент с толстым носом, с большой курчавой черной бородой, с грустными глазами. Этот сын богатого купца получил блестящее образование в том же Берлине и в совершенстве знал немецкий. Он с юности участвовал в социал-демократическом движении и во всех наших революциях. Вместе с Троцким издавал газету, являлся его преданным сторонником. По распоряжению Троцкого и был направлен постоянным представителем в Германию.

Я передал ему драгоценности и валюту.

Увидев привезенное великолепие — необычайно крупные бриллианты, фантастические нитки жемчуга, — Иоффе был потрясен. Я поторопился объяснить, что их конфисковали у великих князей. Мне показалось, что он не поверил. Во всяком случае тотчас спросил:

— А что там с царской семьей?

— Что с ней может быть? Николай расстрелян, остальные эвакуированы в надежное место.

— Здесь слухи разные ходят.

Я повторил официальное сообщение. Но его глаза стали еще печальнее.

Он сказал мне, что я должен встретиться с товарищем Менжинским, которому он передаст мои драгоценности.

— У него вы получите инструкции…

Менжинский — сибарит, сын статского советника. В ранней юности был эсером. Мы, старые большевики, не забывали, как в те годы он честил Ильича «политическим иезуитом». Но у него, видно, был отличный нюх. После Февральской Революции Менжинский поспешил сблизиться с большевиками и «иезуитом»! Ильич охотно принял его в наши ряды, правда, высказался о нем с ответной теплотой: «Наше хозяйство будет достаточно обширным, чтобы каждому талантливому мерзавцу нашлась в нем работа». «Талантливого мерзавца» Менжинского, юриста по образованию, Ленин определил в руководство Петроградской ЧК. Среди наших полуграмотных темных сотрудников блестяще образованный, говоривший на множестве языков человек был бесценен.

Мы встретились глубокой ночью в нашем представительстве, занимавшем бывший дворец курфюрста. Поднимаясь по когда-то роскошной, а нынче знакомо заплеванной лестнице, я вспомнил особняк Кшесинской…

Менжинский ждал меня в комнате «Иностранного отделения представительства». Он сидел холеный, полный, тяжело дышал — у него была астма.

Я сказал ему о грязной лестнице. Он ответил со злой усмешкой:

— Обычная визитная карточка наших товарищей — презрение к роскоши. Какие здесь были музейные гобелены и ковры! Теперь разрезаны по-нашему, по-большевистски, поровну и распределены по всем комнатам. На мебели восемнадцатого века — следы горячих чайников и забавы: вырезают ножом голых девиц и коммунистические изречения… Расскажите, как вам удалось провезти драгоценности?

Я кратко описал свои приключения. Моя выдумка с великой княгиней привела его в восторг.

— Вот так надо работать! Вот тут зарыт клад! — Он встал, тяжело дыша заходил по комнате.

Перешли к делу.

— Драгоценности нужно было передать прямо мне, с Иоффе вообще вам не стоило ни о чем разговаривать. Про Иоффе Ильич сказал вам правду Если ему не следует чем-то заниматься в этой жизни, то в первую очередь быть дипломатом. Он совершенно не умеет лгать. Вот такое довольно неожиданное заболевание. Он всем говорит правду. Ему прислали секретаршу из Москвы — знойная, черноволосая, с роскошными формами, длинными ногами. Мозгов у нее нету, все ушли в пышную девятнадцатилетнюю крепкую грудь… Он… точнее, она переспала с ним. О чем он незамедлительно оповестил жену Дору. Что привело эту даму в бешенство…

— И Москва терпит ситуацию?

Менжинский загадочно улыбнулся:

— На этот вопрос, без сомнения, вы вскоре ответите сами. — И он продолжил вводить меня в курс дел в представительстве. — Немцы справедливо уверены, что Иоффе — «редкий олух», — (любимое словечко Менжинского). — Сейчас они ведут с ним переговоры о поставке каучука и никеля в Германию. Взамен обещают поставить нам уголь, и «олух» должен организовать эту сделку. При этом другой олух, — (имелся в виду нарком по иностранным делам Чичерин), — дает Иоффе по телефону секретные инструкции, которые прослушиваются немцами… Но я не вмешиваюсь, пусть немцы думают, что все контролируют. Одновременно с углем и никелем Иоффе, по моему предложению, торгуется с кайзером о царской семье. Кайзер не просит отпустить в Германию царя, царицу и наследника. Это враги. Он просит только за племянниц — царских дочерей. Иоффе, убежденный, что они живы, опять же по моему предложению требует от немцев огромные, то есть невыполнимые поставки продуктов в голодную Россию. Так мы успешно водим Кайзера за нос. Все эти переговоры и глупейшие указания наших многочисленных вождей отлично прикрывают нашу главную работу — Революцию в Германии!.. С вами будет работать секретное Иностранное отделение, устроенное мною внутри представительства. Его руководитель — латыш товарищ С-е. Человек он мрачный, неразговорчивый, короче, отличный резидент. В представительстве он заведует кассой и ключами от сейфа, где лежат деньги представительства и наши — на нашу работу. Кроме него в Иностранное отделение входят трое товарищей, занимающих должности курьеров и стенографистов, и четверо немецких товарищей — коммунистов, близких к Розе Люксембург и Карлу Либкнехту. Все немцы числятся обслугой и безбожно выносят продукты из нашей столовой, население в Берлине живет голодно… Я надеюсь, что это Иностранное отделение с вашей помощью станет центром нашей разведки во всех странах Большой и Малой Антанты. Ваша нынешняя задача — покупка оружия для товарищей из революционной группы «Спартак». Деньги от продажи ваших драгоценностей уже на днях вам передаст товарищ С-е…

В заключение я узнал изумившее меня.

— Мы договорились с Феликсом (Дзержинским): все сведения вы должны передавать вашему другу Кобе. Он, пожалуй, единственный организованный человек в нашем революционном сумасшедшем доме, именуемом Совнаркомом…

На следующий день Менжинский выехал в Москву, и связь со мной осуществлял мрачный хромоногий латыш из Иностранного отделения.

Виделся я с ним дважды. Латыш мрачно пожаловался, что в представительстве создалась очень нервная обстановка. Секретарша слишком демонстративно распоряжается постелью Иоффе и жизнью представительства, жена Дора слишком шумно устраивает скандалы, короче, наметилась склока.

— Я знаю, что у вас есть связь с товарищем Кобой…

Я попросил Кобу убрать секретаршу. Ответ был резкий: Коба приказал не вмешиваться не в свои дела. Я наконец понял улыбку Менжинского. Девица, видимо, спала с Иоффе по распоряжению. Ильич не доверял бывшему меньшевику и яростному фанатику Троцкого.

Все та же новая практика нового времени: все следят за всеми.

(Кстати, правдолюб Иоффе — один из немногих, кто остался верен Великому Льву до конца. Через несколько лет после победы Кобы над Троцким преданный Иоффе в знак протеста покончил с собой.)

Будучи эмигрантом князем Д., я активно вошел в жизнь эмиграции, участвовал в благотворительном бале русских эмигрантов, вел светскую жизнь…

И с заданием справился достаточно просто. Большую партию оружия я закупил… на складах немецкой армии! Как и положено князю Д., я покупал оружие для монархического подполья. Торговал им продажный немецкий офицер. Так что хваленая немецкая армия тоже порядком разложилась.

Оружие получила группа «Спартак». Вот так под крышей представительства Иностранное отделение готовило революцию в Германии. Как прежде немцы готовили революцию в царской России. На это и пошли отмытые от царской крови привезенные мной драгоценности.

К сожалению, цены на ювелирные украшения упали и в Германии, и деньги закончились довольно быстро. А потому мне пришлось вернуться в Москву за новыми «камешками».

На третий день по возвращении — свершилось! Оказалось, ездил не зря. И не зря трудился Менжинский…

Полыхнуло пламя — загорелась Германия! Зажженный нами великий пожар перекинулся в мир! Все, как мечтали и предсказывали Ильич и Троцкий! В Киле восстали матросы… Все шло по нашему сценарию. Кайзер был в Ставке, ему пришлось отречься от престола. В Берлине, охваченном всеобщей забастовкой, армия перешла на сторону восставших! Канцлер принц Макс Баденский ушел в отставку. Социал-демократы заседали в Рейхстаге и раздумывали, как им поступить. В это время мой знакомец левый социалист Карл Либкнехт с балкона королевского дворца от имени пролетариата провозгласил создание германской республики Советов. Вторая великая империя на наших глазах исчезла с европейской карты. Мудрый, мудрый Ильич! Великий, великий Троцкий!

В ту ночь Кремль не спал. Пили шампанское, заедали холодными картофелинами — в стране по-прежнему был голод. Счастливый Ленин, обезумевший Троцкий читали вслух телеграммы из Берлина. И Ленин шептал (опять по-немецки) все то же:

— Кружится голова!

Прошло всего несколько дней… и 12 ноября — новая революция, теперь в Австрии! Третья великая монархия исчезла с карты мира. Сомнений не было: всего через год после нашего Октябрьского переворота она началась — мировая Революция!

Еще совсем недавно, в нестерпимом холоде Туруханского края, откуда европейский порядок казался вечным, могли ли мы мечтать, что все сгорит через какие-то два года! «Кончилась всемирная буржуазная идиллия. Началось всемирное землетрясение», — записал я в дневнике.

В тот день по улицам обеих голодных наших столиц прошли колонны счастливых революционеров. Гремели оркестры! Оглушительный «Интернационал» несся из окон. Удалось! Мы взорвали сытый мир! «Даешь мировую Революцию!»

В это время Коба опять появился в Москве. Оказалось, вернувшись в Царицын, он продолжил драчку с Троцким и теперь по настоянию Льва был снова отозван оттуда. Коба продолжал радовать Ильича. Но встретиться нам не удалось.

Ильич отправил меня обратно в Берлин. Пока царит хаос — лучшее время для разведчиков.