Глава 38 Свобода

В Эльфландии воцарилась тьма. Эльфы жались друг к дружке в тени: в свете свечи было видно, насколько они потрясены. Торгиль свернулась калачиком. Джек кинулся к ней и попытался привести девочку в чувство.

– Торгиль, – позвал он. – Не верю, что у тебя рука на самом деле обожжена.

Воительница отвернулась, пряча руку.

– Но ведь огонь был ненастоящим, – увещевал Джек, опускаясь рядом с ней на колени. – Все это только иллюзия.

– Огонь был настоящим, – прошептала она.

– Ты пережила тяжкое потрясение. Дотронься до охранной руны. Она исцелит тебя.

– Да я уж пробовала, дурень; не сработало!

– Дай посмотрю.

– Уйди! – И Торгиль сжалась еще больше.

Отец Север молился над телом Гутлака. Монах положил ему на грудь свой оловянный крест и осторожно закрыл покойному глаза. Пега по-прежнему сжимала в руке свечу. Глаза ее потрясенно расширились. У самых ее ног на земле обозначились два еле заметных бугорка.

– Честное слово, не хотел бы я пережить такое еще раз, – промолвил один из бугорков.

– А вот если бы меня послушал, твое высокородное тупоумие, мы бы в такие неприятности вообще не вляпались, – буркнул второй.

Джек резко вскинул голову. Он узнал знакомые интонации Немезиды!

– Я должен был спасти Пегу, – отвечал Бука.

– А я дураком был, что пошел за тобой, – проворчал Немезида.

– Очень достойным дураком, – согласился король хобгоблинов. – О Пега! Я так счастлив тебя видеть! Ммм! Позволь расцеловать твои изящные ножки…

Девочка подскочила словно ужаленная.

– А ну, перестань! – закричала она.

Повсюду вокруг слышалось движение: эльфы постепенно приходили в себя.

– Пойдем-ка мы подобру-поздорову, – подсказал Немезида, вставая. – Как только они воссоздадут чары, мы не будем знать, где тут верх, а где низ.

Силуэт хобгоблина нечетко маячил в свете свечи. Немезида был с головы до ног закутан в плащ из шкуры скрытношерстных овец и походил на скопление повисших в воздухе клякс. Еще одно скопление клякс пыталось обнять Пегу, но девочка удерживала его на расстоянии вытянутой руки.

Так вот они – тайные союзники, на которых намекал Брут! Бука и Немезида украдкой пробрались в Эльфландию, чтобы спасти Пегу! Надо думать, они-то и передали Бруту огниво и трут, но откуда они знали, что нужно делать?

Между тем эльфы собрались вместе. Взялись за руки – и запели, сперва совсем тихо, но с каждым мгновением набирая силу, пока голоса их не зазвучали так звучно и мощно, что просто дух захватывало. Джек зачарованно застыл на месте. Ему уже доводилось слышать эту музыку – в совсем другом мире.

Это случилось на пути к Беббанбургу. Маленький отряд паломников встал лагерем в лесу. Бард играл на арфе. Отец порадовал спутников гимнами, выученными на Святом острове. А после все устроились на покой под звездами, что просвечивали сквозь крону ясеня.

В ту ночь Джеку снилась музыка, да такая прекрасная и вместе тем исполненная такой тоски и отчаяния, что просто сердце разрывалось. То были голоса эльфов. Эти же самые голоса мальчуган слышал сейчас. Мелодия звучала смутным воспоминанием о Небесах: ведь и сами эльфы – не что иное, как гаснущее воспоминание об ангелах.

По земле зазмеились лозы. Из ниоткуда воздвиглись беседки – и покрылись цветами. В небе зажглись звезды, а луна…

Луна!

Над толпой эльфов поднялся жалобный стон. Партолис завизжала. Партолон закричал. Даже Джек испытал страх. В сияющем диске обозначилась выщербина, как будто кто-то откусил кусочек! Тень времени пала на Серебряное Яблоко.

– Быстрее! Быстрее! – взревел Партолон. – Надо устранить ущерб.

– Да задуйте наконец эту свечу! – завопила Партолис.

– Бежим! – скомандовал Немезида, сбрасывая плащ. Он схватил за руку Джека, а Бука – Пегу.

– Я не брошу Торгиль! – закричал Джек.

Немезида выругался, но вернулся и дернул воительницу за волосы, заставляя встать. Жестоко и грубо, ничего не скажешь; сам Джек прибег бы к какому-нибудь иному способу. Но цель была достигнута. Торгиль перестала стонать и присоединилась к общему бегству.

– Где отец Север? – вскричала Пега.

– Со мной, – пропыхтела Этне.

Она поддерживала монаха, подставив ему плечо, и уговаривала поторопиться. Бука без лишних слов подхватил монаха на руки и понес. К вящему своему изумлению, Джек отметил, что в свете свечи лицо Этне не утратило былой красоты. Она стала старше, сияние волос слегка померкло, но Джек решил, что так она еще милее.

Эльфы были слишком растеряны, чтобы преследовать беглецов за пределами пещеры. Джек взялся за посох, приготовившись к битве с пиктами, но сражаться не потребовалось. Пикты были совершенно раздавлены. Они завывали как собаки. На губах у них выступила пена. Свет свечи чудовищно их состарил; оставалось только удивляться, что в этих сморщенных, иссохших существах еще теплится жизнь. Хилые, согбенные, беззубые, они оплакивали те времена, когда были юны, исполнены сил и дрались с римлянами.

Джек обнаружил, что карабкается вверх, а вовсе не спускается. Значит, направление коридора и впрямь было иллюзорным. Но очень скоро земля снова ушла вниз. Стены оделись гобеленами, на полу заблестели золотые плиты.

– Быстрее! Да быстрее же! – рычал Немезида.

Но сколько бы Джек ни пытался убедить себя, что поднимается к поверхности, магия оказалась сильнее его. Все чувства, сколько есть, подсказывали ему, что беглецы направляются прямиком в недра земли и над головами у них – толща камня. Разум его мутился. Он остановился, недоумевая, зачем бежит, но Немезида дал ему пинка – и мальчуган поневоле заспешил дальше.

Спустя какое-то время гобелены вновь сменились земляными стенами, а золотые плиты – гравием.

– Можете отдохнуть, – пропыхтел Немезида. – Сюда чары не распространяются.

Беглецы без сил рухнули на пол. Бука прислонил отца Севера к стене. Монах потрясенно глядел на своего спасителя.

– Ты, случайно, не… как бы это сказать? Ты не бес? – проговорил он.

– Вечно нас чернят и порочат, – пожаловался Немезида. – Уж эти мне грязевики!

– Мы – честные хобгоблины, – объяснил Бука. – И не надо нас путать с дьяволами, бесами, демонами, нечистыми духами или чертями. А также и с гоблинами как таковыми, – добавил он, понемногу начиная горячиться. – Гоблины-то как раз не прочь закусить монахом-другим, но мы – не такие!

Отец Север потянулся к кресту, но вспомнил, что крест остался на теле Гутлака.

– И вообще, мы добрые христиане, – заверил Бука.

– В самом деле? – недоверчиво протянул монах.

– Да нас хлебом не корми, дай послушать хорошую проповедь… Кстати, что за отменную речь ты произнес перед эльфийской королевой!

– Ну, речь святого Колумбы к пиктам всяко получше будет, – возразил Немезида.

– Так то ж святой, – отмахнулся Бука. – Ах, что за славная была погоня! Что за чудесное спасение! Да о нас спустя века будут стихи складывать, верно, Пега? «Король хобгоблинов и его невеста».

– Я тебе не невеста, – одернула его Пега.

Торгиль сидела мрачнее тучи, а вот Этне сияла радостью.

– Я свободна, – ликовала она. – Дождаться не могу, когда наконец стану монахиней, буду носить власяницу, поститься и подвергаться публичному бичеванию.

– Ну, так далеко заходить тебе вовсе незачем, – покачал головой отец Север.

– Да, но я хочу пострадать! Пострадать во имя Господа, как христианская мученица! Каждую новую боль я приму с радостью!

Монах чуть заметно нахмурился.

– Людям куда больше пристал смиренный повседневный труд во славу Господа: кормить голодных, заботиться о сиротах, и все такое. Гордиться страданиями – не душеполезно.

– Ох, не буду, не буду, – всплеснула руками Этне. – Никогда больше не буду гордиться. Я стану самой смиренной служанкой Господней – смиреннее в целом свете не сыщешь!

Отец Север вздохнул.

– Над смирением мы поработаем позже – если отсюда выберемся.

– Нет проблем, – откликнулся Бука. – В вашей прежней темнице есть отличный выход наружу. Мы пытались пробраться к вам и раньше, но дверь слишком бдительно охранялась.

Беглецы двинулись дальше, уже не спеша. Торгиль по-прежнему прятала руку, а Пега старалась подгадать так, чтобы между нею и королем хобгоблинов все время оказывался Джек. Дверь темницы стояла открытой. Рядом с нею валялась цепь, на которую приковывали Гутлака.

– Если я когда-нибудь и поддамся искушению пожалеть этих скверных эльфов, я вспомню, что они сделали с Гутлаком, – вздохнул отец Север.

– А где Гутлак сейчас? – спросил Джек.

– Предстал пред судом, как предстанем все мы в свой черед. Надеюсь, Господь будет к нему милостив, ибо Гутлак много страдал.

Оказавшись внутри, отец Север зажег светильник, и Пега задула свечку. Свет померк, и в воздухе ощутимо похолодало.

– Как мало от нее осталось, – посетовала Пега.

Свечка сгорела больше чем наполовину.

– Но она сослужила нам добрую службу, – напомнил Бука.

Под перевернутыми скамейками Джек отыскал нож Торгиль. И принес его воительнице, надеясь приободрить ее. Но девочка отвернулась.

– Возьми себе. Мне больше не суждено им владеть.

– Но ведь огонь был иллюзорным, – настаивал Джек.

– Тогда как ты объяснишь вот это? – Торгиль вытянула руку, которую до сих пор прятала. Рука была странного серебристого цвета. – Я не могу даже пальцами пошевелить. Все отнялось. – Девочка горько рассмеялась. – Когда-то Фрит Полутролльша пригрозила отрубить мне правую руку, чтобы я перестала быть воином. Похоже, желание ее исполнилось.

– Мы найдем умелую целительницу. Тебя сумеют вылечить.

Торгиль презрительно сощурилась.

– Викинг не тешится ложными надеждами.

– Какого черта вы тут вытворяли? – полюбопытствовал Немезида, разглядывая проделанные в стене выемки.

– Сбежать пытались, – объяснил Джек. – Мне пришло в голову, что между потолком и внешним миром расстояние невелико.

Хобгоблин хихикнул.

– Так от источника в глубине подземелья до внешнего мира вообще рукой подать. Грязевики, они вечно все напутают!

– Давно хотел тебя спросить, – промолвил Джек. – А почему вы зовете нас грязевиками?

– Потому что Господь создал Адама из праха земного, дурень ты набитый, – отвечал Немезида. – Право слово! Некоторые – не будем показывать пальцами – и в церковь-то не ходят!

Хобгоблин принялся рыть землю у самого источника и вскоре раскопал каменный круг с кольцом в середине. Вдвоем с Букой они подняли крышку. Под ней зияло отверстие.

– Нам прыгать вниз? – удивился Джек. – Бессмыслица какая-то получается.

– Вовсе не бессмыслица – если находишься на вершине горы, – объяснил Немезида. – Эльфландия лежит глубоко под землей. Туннель уводил все вверх и вверх, пока мы не оказались высоко над поверхностью. Но ты этого не сознавал: чары задурили тебе голову. Отсюда ты угодишь прямо в реку. И в три прыжка попадешь в Срединный мир.

– Дождаться не могу! – всплеснула руками Пега. Глаза ее сияли.

– Вот и я тоже. – Бука подхватил ее на руки и соскочил в отверстие. Внизу – совсем неглубоко – послышался плеск. Пега взвизгнула.

– Забыл предупредить, что вода холоднющая, – злорадно ухмыльнулся Немезида.

Этне настояла на том, чтобы идти следующей.

– Я отвергаю Эльфландию, – торжественно проговорила она. – Я отрекаюсь от всех наслаждений и принимаю скорби и страдания смертной участи, дабы заслужить место в раю…

– Хватит ерунду молоть, – буркнул Немезида, спуская ее в провал.

Мгновение спустя снова послышался плеск и визг. Настала очередь Джека с Торгиль.

– Троллий плевок! – выругалась воительница. – Насчет холода он не соврал!

Вода оказалась что жидкий лед, да и воздух немногим теплее. Дыхание срывалось с губ Джека облачками пара.

– Ну, вылезайте уже, – окликнул детей Бука, помогая им выбраться на берег.

Пега и Этне уже сидели там, дрожа всем телом и стуча зубами. Король хобгоблинов снова вошел в реку – и Немезида спустил отца Севера прямо ему в руки.

– Тебя лучше не мочить, – бодро промолвил он. – Уж больно ты тощ: сразу в сосульку превратишься.

Последним спустился Немезида.

– Ну, чего расселись-то? – окликнул он смертных, что дрожали на берегу.

Похоже, ни он, ни король холода не ощущали.

Речушка несла свои воды мимо ледяных сталактитов. Из отверстия неподалеку струился синий свет: там поток водопадом обрывался вниз. Беглецы осторожно спустились по скользкой тропинке до черного каменного уступа.

– Да тут белый день! – охнул Джек. – А в Эльфландии была глухая полночь.

– Так оно всегда бывает, когда покидаешь Эльфландию, – нахмурился Немезида. – Время там – не более чем иллюзия. Может, они праздновали канун летнего солнцестояния после завтрака, а может, и на прошлой неделе – нам знать не дано. Да не задумывайся ты об этом – голова разболится! – посоветовал он, встречая растерянный взгляд Джека.