Глава 30 Эльфландия

Вода взбурлила пеной, берег мелькнул перед глазами на краткий миг – и Джек провалился в темноту. Вихрь подхватил и закружил его спиною к воде, а лицом – к черному ничто в самом центре. Как ни странно, он мог дышать – и дышал, непроизвольно, как само собою разумеющееся. Что ужасало, так это мертвая безжизненность, окутавшая его со всех сторон. Джеку отчаянно хотелось умереть – или вырваться оттуда любым другим способом. Но он был бессилен. Его все носило и носило кругами, пока все чувства не отказали и сознание не погасло.

А Джека все влекло и влекло куда-то вперед. Постепенно кружение замедлялось: теперь он двигался не быстрее осеннего листа, что плавно падает с дерева. И вот наконец скольжение прекратилось – и Джек плюхнулся в луговую траву.

– Ох, Джек! – зарыдала Пега, кидаясь к нему. – Мы умерли? Я так надеюсь, что это – рай.

Джек поднял глаза: в звездном небе сияла полная луна. И ни следа водоворота, ни следа чего бы то ни было – помимо погожей летней ночи. На краю луга деревья раскинули серебристые ветви; где-то рядом пел соловей. Роскошные цветы струили дивное благоухание – слаще, чем едва раскрывшиеся розы. Налетел легкий ветерок, повеяв прохладным ароматом мяты.

– И никаких тебе грибов, – пробормотал Джек.

– Что? Ой, а я и не заметила. – Пега села и вдохнула поглубже. – Ты прав! Грибами даже и не пахнет! До чего ж здорово!

А Джек по-прежнему завороженно глядел в небо. Там переливались и мерцали тысячи и тысячи звезд. Тут и сине-белые, и золотистые. Тут и лучисто-алые, и светло-зеленые. И все горели куда ярче звезд Срединного мира. Может, потому, что это место казалось таким безупречно-идеальным.

Идеальная безупречность – вот что отличало здешний мир. Ни один самый мелкий изъян не омрачал этого совершенства: ни единой кривой ветви среди деревьев, ни единой фальшивой ноты в трели соловья. Трава была густая и мягкая, и не мокрая, как оно обычно бывает среди ночи, но чуть посеребренная восхитительно-прохладной туманной моросью.

– Это, верно, рай, – вздохнул Джек. И тут же резко сел, услышав глухой стук.

– Клянусь задницей Бальдра, вот это было гадство! – выругалась Торгиль.

«Нет, это не рай, – подумал Джек слегка разочарованно. – Иначе Торгиль бы здесь не было».

– Торгиль? – окликнул он.

Та тут же подбежала к нему.

– Врагов увидел?

– Нет. Ты только посмотри вокруг! – пригласил Джек.

Воительница окинула взглядом серебристые деревья, луг и звезды. В лощинке неподалеку журчал ручей. Его негромкий лепет прихотливым узором запечатлевался в ночном воздухе. Неспешно и грациозно из-под деревьев вышло стадо оленей – и направилось к детям. Шкуры, неестественно яркие в лунном свете, были испещрены белыми крапинками, изящные копытца бесшумно переступали в траве. Даже Торгиль онемела от такой красоты.

Олени прошествовали мимо и спустились в лощинку. И с плеском вошли в воду.

– Ну, по крайней мере, с голоду мы не помрем, – промолвила воительница.

– Ох, Торгиль, неужели ты так ничему и не научилась? – вздохнул Джек. – Тут нельзя охотиться, пока не убедишься, что это дозволено.

Все примолкли. Что может быть лучше – просто лежать под звездами и глядеть, как полная луна – луна крупнее и ярче, чем в Срединном мире, – скользит по ночному небу?

Джек перебирал в памяти все, что случилось с тех пор, как он покинул родную деревню. Путешественники доехали до монастыря при источнике Святого Филиана, потом оказались в Дин-Гуарди. Еще там была Изгородь и подземный туннель. В туннеле что-то случилось… что? Не вспоминается! А потом – лес… и появилась Торгиль… или она всегда с ними была? Джеку смутно рисовалась пещера, поросшая грибами… а в пещере-то кто жил?

Воспоминания таяли и гасли. И пусть их, на самом-то деле. Здесь так прекрасно, зачем думать о чем-то еще?

Джек проснулся оттого, что прямо в лицо ему блещет солнце. Он заморгал – и обнаружил, что луч не слепит глаза, но сияет мягким светом: так бывает, когда дым пожаров на торфяниках застилает солнце.

Лес, еще недавно серебряный, теперь искрился яркой зеленью. На лугу тут и там пестрели цветы; олени пощипывали траву.

– Ну разве здесь не чудесно? – воскликнула Пега.

Она встала уже давно – и успела набрать в подол яблок. Яблоки были огромные, золотые и – как вскорости убедился Джек – медово-сладкие.

Торгиль, крутя в руках нож, задумчиво наблюдала за оленями.

– Да знаю, знаю, охотиться нельзя, – проговорила она. – Но представляешь, как было бы вкусно зажарить ломоть оленины на углях!

– Давай сперва выясним, кому они принадлежат, – проговорил Джек.

Дети грызли яблоки и смотрели на птиц. Одни – зеленые, с длинными розовыми хвостовыми перьями. Другие – небесно-голубого оттенка, так что, взлетая, они терялись на фоне неба. Ликующие птичьи трели звенели в воздухе.

– А что они говорят? – спросила Пега у Торгиль.

Воительница покачала головой.

– Не знаю. Это просто шум.

– Очень милый шум, – отозвалась Пега.

– Да, но мне полагается его понимать.

– А знаете, что еще странно? – промолвил Джек. – Здесь нет ни одной пчелы.

– Зато есть бабочки, – заметила Торгиль.

Действительно, над лугом порхал целый рой. Бабочки были такие огромные и так ярко расцвеченные, что почти не отличались от цветов.

– Моя мать держит пчел, – объяснил Джек. Он твердо знал, что это так; и однако ж попытался представить себе ферму и ульи – и отчего-то не смог. Память словно туманом заволокло. – Мама говорит, пчелы переносят жизненную силу с одного растения на другое.

– Как интересно, – равнодушно откликнулась Пега, плетя венок.

В ее ловких пальцах рождалось что-то вроде короны. По спине у Джека пробежал холодок: ни одного цветка он не знал. Цветы были на диво красивые, как все в этом мире, – но незнакомые, чужие. Луг усыпали почти маргаритки, что-то вроде бархатцев, приблизительно лютики, чересчур крупная живокость.

Джек потянулся за посохом и сосредоточился, ожидая ощутить в руке знакомую вибрацию, отголосок волшебной силы. Но ничего ровным счетом не произошло.

«Да тут все мертвое, как в водовороте».

– Это место не настоящее! – закричал мальчик.

– А кажется совсем настоящим, – возразила Пега, срывая травинки.

– Это – те самые чары, о которых говорил мистер Опенок!

– Кто? – пробормотала Торгиль.

– Да ты отлично знаешь кто. Тот парень, который вместе со своими нелепыми приятелями кинул нас в водоворот.

Но не успел Джек додумать эту мысль, как воспоминание словно распалось на части. Пытаясь сложить фрагменты воедино, мальчуган вдруг услышал вдали чудесный, восхитительный звук: мелодичный, чистый голос охотничьего рога. И еще – собачий лай, если, конечно, можно сравнить этот ликующий шум с гамом и гвалтом, что поднимают обычные псы. Этот лай звучал прославлением лета, зеленых крон и стремительного бега. В нем звенела чистая, незамутненная радость. А едва Джек подумал, что ничего лучше уже не последует, раздались голоса.

Чтобы их описать, в языке недоставало слов. Природа наделила Джека тонким музыкальным слухом и одним из лучших голосов в Срединном мире, но все это ровным счетом ничего не стоило в сравнении с эльфами. А ведь они даже не пели. Их повседневная речь звучала мелодичнее любой земной песни.

Олени кинулись врассыпную. Рог протрубил снова, и из зеленой чащи появились загонщики. Они бежали впереди отряда всадников, колотя по кустам палками, – выгоняли дичь. То были люди невысокого роста и совсем нагие, если не считать набедренных повязок. Кожу их испещряли прихотливые витые узоры, под стать лесным теням, – так что загонщики почти терялись на фоне деревьев.

«Да это же пикты!»

Это вам не торговцы вразнос, что бродят по дорогам Срединного мира и продают изделия из металла да глины. То были древние, населявшие самые страшные Джековы кошмары: это они пытались выторговать себе Люси, это они совершают под луной тайные обряды!

Пикты остановились, издавая громкие шипящие звуки. Всадники сдержали коней и подозвали собак.

– Что это у нас тут такое? – раздался певучий голос.

Джек поднял глаза: лица прекраснее он в жизни не видел! На золотых кудрях незнакомца искрилась серебряная корона. Поверх туники цвета буковой листвы развевался плащ более темного оттенка плюща. Широкогрудый пикт с клочковатой бородой и вислыми бровями ухватил коня за уздечку: тот неспокойно встряхивал головой.

– Оставь, Брюд. Ты его пугаешь, – промолвил всадник. – Что ж, чужестранцы! Что делаете вы в наших владениях? Чему обязаны мы удовольствием видеть вас пред собою?

Незнакомец улыбнулся, сверкнув безупречными зубами, и Джека переполнила необъяснимая радость. Позади теснились прочие всадники. Их скакуны ничем не напоминали дюжего боевого коня, которым владел Джон Стрельник. Это вам не животные с массивными копытами, косматой шкурой и коротко подстриженными хвостами – чтобы репьи не набивались. Эти кони были едва ли не грациознее оленей. В глазах светился ум, гривы и хвосты переливались серебром.

«Эльфийские кони», – подумал Джек с замирающим сердцем.

Он их сразу узнал. Олав Однобровый добыл одного такого, разграбив деревню Гицура Пальцедробителя.

Что до всадников, Джек едва смел поднять на них глаза. Их красота просто ослепляла. В отряде были и мужчины и женщины, все – в одеждах разных оттенков зеленого, и всем чужды изъяны, докучающие смертным. Ни тебе кривых зубов, ни ущербных лиц, ни следов болезней, несчастий и голода. Внезапно Джек увидел своих спутников глазами этих совершенных созданий. Торгиль – груба и вульгарна, а Пегу – бедняжку Пегу! – и человеком-то назовешь едва ли. Что до его собственной внешности, тут Джек не питал ни малейших иллюзий.

– У вас никак кошка языки пооткусывала? – весело рассмеялся охотник.

– Не дразни их, Гоури, – проговорила одна из женщин. – Они же только-только из Срединного мира. Хотя насчет малышки я не уверена. Она похожа на подменыша.

– Она из рода людей, милая Этне, – отозвался охотник. – Чую: человечьим духом разит.

– Тогда их должно отвести в наши чертоги, – объявила Этне. – Королеве, несомненно, захочется взглянуть на них.

И отряд ускакал прочь, под трубный гуд и собачий лай. Брюд и пикты остались.

– Вы пошшшли, – прошипел Брюд, как если бы человеческая речь давалась ему с трудом.

Его спутники похватали палки – и взяли Джека со спутниками под стражу.