Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Вторник 8 page





– Трудно поверить, правда? – сказала она.

Я тоже посмотрел. Окна, должно быть, расширили. Я представил их в прежнем виде – маленькие, квадратные: в мое время так было положено в питейных заведениях. Бары всегда были окружены магией. Чем больше людей туда входило, тем больше казалось помещение. Пустое помещение выглядело крошечным. Когда туда втискивались пятьдесят жаждущих посетителей, возникала интимная обстановка. Подозреваю, что позади общего зала были и другие комнаты. Вероятно, сейчас там хранятся миллионы одноразовых кофейных чашек и аэрозоли.

Сказать с уверенностью не могу: для этого нужно туда войти. Когда Элис припарковала старый «вольво» – она сделала это, даже не оглядевшись по сторонам, – я вдруг вспомнил, что Мириам никогда не ходила со мной в этот бар, наверняка у нее были на это причины.

– Трудно во все поверить, пока не начнешь разбираться, – сказал я в ответ на замечание Элис. – Так что давай приступим. Сначала твой дядя. Имя у него было?

– Все звали его Джонни. Это, разумеется, не настоящее его имя. Но здесь не так много людей говорят на кантонском диалекте.

Я кивнул.

– Джонни Лун. Джонни Лун. Некоторое время я работал в Чайнатауне. Проходил стандартное обучение для молодого полицейского.

– И?

Она знала, что я собираюсь сказать.

– Слышал имя Джонни Луна один или два раза. Он был мошенником. Не крупным. Таких людей ставят для прикрытия, чтобы спрятать настоящего владельца.

В этом отношении моя память была крепка.

– Он владел – или утверждал, что владеет, – рестораном в Эдеме. Некоторые полицейские ходили туда на ленч и обед. Потому что дешево.

– Наверное, бесплатно. Ты тоже ходил? – спросила она.

Я решительно покачал головой.

– Нет, я плачу, как положено. Или вообще не ем.

– Должно быть, это отрицательно влияло на полезные знакомства.

– Может быть. Так что из этого? Я чем‑то навредил Джонни?

Ее зеленые глаза гневно сверкнули.

– Мне было три года, когда он исчез. Когда умерла моя мама. Откуда мне знать?

Я положил ей на колени розу.

– Элис, – сказал я, – если мы будем действовать заодно, придется быть честными друг с другом. Если этого не будет, ничего не сложится. Мы не узнаем, что случилось с твоей матерью и с моей семьей. И ничего другого тоже.

Она недоуменно посмотрела на меня.

– Чего «другого»? Не принимай того, что случилось в твоем доме, за что‑то реальное. Я просто пыталась привлечь тебя на свою сторону.

– Нет, нет. – Я мысленно отругал себя за свою глупость. – Я вовсе не это имел в виду. То, что я пытаюсь сказать, это… то, что мы должны доверять друг другу. Чтобы искренно разговаривать. Альтернативы у нас нет.

Она не сплоховала и задала мне прямой вопрос.

– Значит, ты не будешь больше совать мне в сумку деньги и сбегать?

– Нет, – сказал я и перекрестился. – Обещаю. Теперь твоя очередь. Расскажи мне о своей семье, пожалуйста.

 

Это была типично иммигрантская история с одним значительным отступлением. Луны приехали в шестидесятых годах из Гонконга, нищие, как и большинство людей, оказавшихся в таких же обстоятельствах, но намеревавшихся работать и день и ночь, чтобы исправить положение. В Чайнатауне они трудились, где только можно – и в ресторанах, и на маленьких фабриках, производивших сувениры для туристов. Заработанные деньги старались посылать домой.

Необычным было то, что старик Лун с ними не поехал. По неизвестной Элис причине он остался в Гонконге и умер там от рака легких, когда ее мать была еще молода.

– Выходит, твоя бабушка осталась в чужом городе одна, с двумя детьми, и постоянной работы у нее не было?

– Да. У Лао Лао и родственников не было. Время от времени она что‑что рассказывала. Ей не хотелось об этом говорить. Должно быть, все было ужасно. Люди этого поколения не думают о прошлом. Сейчас у нее все в порядке. Есть маленькая квартира. И денег хватает. Это ее больше не беспокоит, а что до остального – не знаю.

– Вряд ли, ведь она потеряла двоих детей. Это были ее единственные дети?

– Да, – осторожно сказала Элис. – Откровенно я с ней никогда не говорила. С Лао Лао я на это бы не осмелилась. У нас не такие взаимоотношения.

– Значит, это и все, что ты узнала за эти годы?

– Да.

На самом деле можно было узнать куда больше. Джонни Лун был типичным малолетним хулиганом. Дети становятся такими в отсутствие отца, который мог бы приучить их к дисциплине. Мэй Лун, мать Элис, была менее склонна к общению с преступными элементами. Она водилась с последними ребятами поколения хиппи, поселившимися на восточной стороне Сент‑Килды. Флирт с красивыми парнями привел ее в госпиталь, где она лечилась от героиновой зависимости. После случайной связи с человеком, которого Элис так и не узнала, родила дочь.

Материнство, кажется, направило Мэй на правильную дорогу. Так иногда бывает. Она вернулась домой, к Лао Лао. Начала учиться в колледже на медсестру, и на нее стали смотреть как на добропорядочную гражданку.

Элис замолчала.

– А потом? – спросил я ее.

– Ей нужна была работа, чтобы оплачивать обучение. И тут пришел Джонни и сказал, что у него есть идея. Бар. Здесь. Он хотел, чтобы мама им заправляла. Джонни хотел нанять много красивых женщин. Это должен был быть такой бар.

– То есть?

– То есть бар с красивыми женщинами! Мама не была проституткой. Я знаю это, Бирс.

– А я знал, что моя жена была моей женой и никогда не смотрела на другого мужчину. Я ошибался. Может быть…

– Нет! – заорала она так, что парень за соседним столиком в ужасе оглянулся и вставил в уши белые штучки, такие же как у идиота, что выскочил сегодня передо мной на дорогу.

Нужно время, чтобы принять такие новости. Я в конце концов смирился. Я увидел Кайла Маккендрика и понял, что, несмотря на то что тот был уродливым, лживым убийцей, в этом случае он говорил правду. Не было причины ему не верить.

– Что случилось? – спросил я.

Она закрыла глаза, и мне показалось, что я заметил слезы.

– Через четыре дома отсюда есть бар. Настоящий бар. Чтобы рассказать, нужно выпить. Ты согласен?

 

Я не притронулся к своему пиву из опасения перед последствиями. Элис выпила половину коктейля «Кровавая Мэри» и отставила стакан. Мы были здесь единственными посетителями. Меня это не удивило. В баре пахло дымом, пролитым пивом и подгоревшим жиром. Бармен по большей части сидел в задней комнате, гонял на музыкальном центре рок семидесятых годов – «Дуби Бразерс» и другие записи, которые я помнил лишь частично. Я словно очутился дома.

– Насколько могу судить, – начала Элис, – бар работал всего несколько месяцев. Я проверяла. Лицензию выдали 13 мая 1985 года и 29 июля отозвали в связи с банкротством.

– Через четыре дня после этого твою маму и мою семью убили. Недолго они ждали, верно?

– Я наводила справки. Служащие говорят, что лицензии отзывают, как только кто‑то заявляет, что бизнес развалился.

Я хотел было задать вопрос.

– Нет, записи о том, кто сделал заявление, у них не сохранилось.

– На чье имя оформлена лицензия? На Джонни?

– На маму.

Элис уловила что‑то в выражении моего лица.

– Это важно?

– Джонни привлекали к ответственности?

– Это мне неизвестно.

– Итак, он предпочел не светиться. Значит, деньги были не его, и он не хотел, чтобы знали источник. Если он оформил лицензию на твою маму, то она стала еще одним препятствием для людей, проявлявших любопытство.

Мне показалось, что она и сама пришла к такому выводу.

– Маму дважды привлекали за употребление наркотиков.

– Значит, у Джонни были влиятельные друзья. Не знаю, какие сейчас правила, но тогда любое осуждение лишало человека лицензии.

– Понятно, – оскорбилась Элис. – Ты хочешь сказать, что мама и дядя были мошенниками.

– Это не так уж страшно, Элис, – заметил я. – Миллионы людей прибегают к небольшому обману.

– Сейчас это не имеет значения. Важно то, что произошло 25 июля. Твоя семья погибла. Мама умерла. И мой дядя исчез. Умер, должно быть. Трудно представить что‑то другое.

Я бы соврал, если б сказал, что не предполагал этого.

– Мне пять лет понадобилось на то, чтобы обдумать все это, – сказала Элис. – Лао Лао никогда в это не вникала. У меня сложилось впечатление, что эта идея с самого начала была ей ненавистна. А это значит, что она для нее просто не существовала. В газетах найти ничего не удалось.

– Что, никаких историй о пожаре? О драке или скандале?

– Нет, Бирс! Я не смогла отыскать ничего в газетах о маме и о дяде. Знаю, что ее убили. В тот момент я пряталась в шкафу. Лао Лао видела ее тело. Потом пришли люди, назвавшиеся детективами. Они унесли тело мамы. Вымыли помещение. А после этого…

Она допила свою «Кровавую Мэри». Я отмахнулся от бармена, надеявшегося, что она попросит повторить заказ.

– И что после этого?

– Ничего. Ни слова в газетах. Ни слова от полиции. Похорон не было. Траура – тоже.

Это казалось невероятным.

– А что же детективы?

– Мы их больше не видели. Когда Лао Лао наконец‑то пошла в полицию, они отрицали, что это вообще случилось. Просто сказали, что записали мою маму и Джонни в список «пропавших людей». Думаю, они до сих пор там числятся.

– Я же работал в полиции. Такие вещи спрятать невозможно.

– Черт возьми, Бирс! Они спрятали. Если ты не понял: моя мама и Джонни родились в Гонконге. Они были нелегалами, то есть не вполне людьми. Об этом и говорить нечего. Лао Лао до сих пор нелегал, во всяком случае она сама себя такой считает. На людей ее поколения амнистии не распространяются. Они всегда боятся, что кто‑нибудь придет посреди ночи и убьет их. Поэтому не осмеливаются задавать вопросы. – Она ткнула пальцем в мою сторону, словно я был врагом. – Но не я, – добавила она. – Я родилась здесь. Со мной они ничего не смогут сделать.

Я начал осознавать чудовищность того, о чем она говорит.

– Они – кем бы они ни были – могут тебя убить. Думаю, мы оба с тобой это понимаем.

– Может быть, но у них есть слабые места, верно? Если приходится убивать хорошую белую семью, где муж работает в полиции, они не могут этого скрыть.

– Нет, – согласился я, – и они обвинили в убийстве меня.

– Я в это не поверила.

– Спасибо. Ты знаешь, в какое время они пришли убивать твою мать?

Она набрала в грудь воздуха. Я догадался, что Элис Лук никогда не говорила об этом с другим человеком, и мне показалось это очень интересным.

– Я уверена, что это было днем, в половине второго. Я ходила в бесплатный детский сад для детей иммигрантов, чтобы мама могла работать. И могла это проверить. Сад работал в будние дни с десяти утра до восьми вечера. По субботам закрывался в полдень, мама меня забирала, и мы были с ней дома. Помню, что в саду я бывала подолгу, значит, маме так требовалось. Лао Лао каждый день до пяти часов работала в китайском магазине, торгующем лекарственными травами. Время от времени она и сейчас там работает. Так что это произошло после полудня.

Она немного нервно на меня посмотрела.

– В судебных отчетах сказано, что полиция пришла в твой дом после того, как кто‑то позвонил около семи часов вечера по телефону и сказал, что услышал крики.

– Верно, – согласился я. – До четырех часов я был на дежурстве. Мне нужно было еще написать отчет, а потому раньше шести часов я бы не вернулся.

– Что ты помнишь?

Я посмотрел на кружку с пивом. Маленький глоток не помешает.

– Последнее, в чем я уверен, так это в том, что ушел с работы. Вроде бы поставил машину в гараж. Думаю – хотя, возможно, это всего лишь воображение, – что видел на Оул‑Крик чужой автомобиль. Современный и блестящий. Поскольку там стоит только наш дом, это могло показаться странным. У соседних промышленных зданий есть собственные стоянки. Но я ни в чем не уверен. Беда в том, что, когда сильно стараешься вспомнить что‑то, в голове прокручиваются события и ты не знаешь, что из них реальное, а что – воображаемое. Следующее, что я твердо помню, это то, что проснулся в госпитале, окруженный людьми, которых до той поры считал друзьями. Они смотрели на меня как на монстра.

Элис положила ладонь на мою руку.

– Ты рассказал об этом очень непринужденно, – заметила она. – Думаю, об этом полезно поговорить.

– Было бы полезнее, если б я больше помнил. А ты, с другой стороны…

Я сжал зубы. Мы оба знали, что это нужно сказать.

– Скорее всего, – продолжил я, – сначала они явились к твоей маме, выбили из нее что‑то о Мириам, убили, а затем пришли за нами. Думаю, ты сама давно до этого додумалась.

– Они три часа убивали мою маму, Бирс. Она нелегко сдалась.

– Я ее не осуждаю. Я так устроен, что от меня можно узнать что угодно. Если б я знал, чего хотят от меня Маккендрик и те, другие, тут же сказал бы им об этом и сбежал бы из города.

Элис рассмеялась.

– Это уж точно.

– Нет. В самом деле. Просто выбора у меня нет. Они хотели что‑то узнать у твоей мамы и били ее, пока она им это не сообщила. Потом они добивались чего‑то у Мириам. И не узнали.

– Твой маленький сын… – Ее зеленые глаза осторожно на меня посмотрели. – Ни одна мать не станет держать что‑то при себе, если это угрожает ребенку.

Я покачал головой.

– У нее не было выбора. Я много раз читал отчеты о вскрытии тела, пытаясь понять, что произошло. Тут было не так, как с твоей мамой. Мириам они убили быстро. Слишком быстро. Думаю, она умерла, прежде чем ублюдки предложили ей выбор. Рики оказался свидетелем. Л я был удобным козлом отпущения.

Что‑то сверкнуло в моей памяти. Что‑то неприятное. И не хотел думать об этом и уж тем более обсуждать с Элис Лун.

– Было нетрудно создать видимость, будто она ударила меня, защищаясь. От некоторых вещественных «доказательств» несло на всю округу, но к тому моменту, как я понял это, мне было все равно: мне не за что было бороться.

Она заказала себе еще один напиток. Неожиданный доход вызвал улыбку на лице бармена. Я тоже ощутил сильную жажду. Выпил маленькую кружку пива и тут же заказал большую.

 

Когда бармен отошел, я повернулся к ней и сказал:

– Тебе нужно как следует подумать об этом, Элис. О том, что ты слышала, когда пришли за твоей мамой. Я знаю, тебе будет больно, но это – единственное свидетельство, которое у нас есть.

Она посмотрела на мое пиво, взяла кружку, перегнулась через прилавок и вылила в раковину три четверти объема. Бармен в ужасе смотрел на это, но промолчал, не помог испытывающему жажду человеку.

– Я пыталась. В самом деле пыталась. Я лишь помню, что они все время повторяли эти слова – «Сестра дракона».

– Они говорили по‑китайски?

– Нет. По‑китайски не было ни слова. Я думала…

Элис покачала головой. Длинные волосы мягко закачались по плечам. Похоже, она тоже устала.

– Они все время спрашивали: «Где это? Где это?» Я думала, что они имеют в виду место. Разумеется, я ошибалась. Если они пришли к маме, то знали, где находится бар. Выходит, у нее было то, что ей принадлежало. Или они так считали. Думаю, она, должно быть, сказала, что это находится в твоем доме.

Она по‑прежнему что‑то от меня утаивала.

– Почему ты думаешь, что она знала Мириам? Ты сказала, что тебе об этом сообщила бабушка. Потом сказала, что о баре она совсем не говорила. Как‑то это все не сходится.

Элис нахмурилась, и вид у нее был виноватый.

– Я солгала. Так получилось. Лао Лао и в самом деле ничего мне не говорила, но время от времени я жила у нее, когда не могла позволить себе снять комнату. Когда ее не было дома, я смотрела по сторонам. Даже китайские бабушки хранят фотографии. Я нашла фотографии мамы вместе с Мириам и твоим мальчиком. На фоне ясного солнечного дня бар со свежевыкрашенной вывеской. У мамы и Мириам такой вид, словно они – владелицы бара.

Еще одна связь с прошлым. Элис просто кладезь информации.

– У тебя сохранились эти фотографии?

– Они у Лао Лао в маленькой комнате, которую она держит для меня. Она не знает, что я их видела. Она бы с ума сошла.

– Мне бы хотелось… – начал я.

– Знаю. Они такие же твои, как и мои. Может, и больше. Бирс, мы не можем целый вечер сидеть в баре. Нам нужно найти место для ночлега. Есть дешевые мотели. Что будем делать?

Мне хотелось еще что‑то узнать.

– Ты уверена в том, что эти люди тебя не выследят?

– Можешь не сомневаться. Тот фальшивый коп думает, что меня зовут Дженни Вонг и что я живу в трейперном парке на полуострове Пейтон. Я же не дура.

– Да я в этом и не сомневался, – сказал я и осторожно спросил: – Может, Лао Лао пустит нас переночевать? Я буду спать на полу. Где скажут. Мне хочется увидеть эти фотографии. Если я поговорю с ней…

Она неудержимо рассмеялась. Такой я ее еще не видел. Мне страшно захотелось, чтобы у меня были сейчас приличные цветы.

– Ты не можешь называть ее Лао Лао, – сказала она, нахохотавшись. – Это означает «мамина мама». Я могу так к ней обращаться, а ты – нет.

– Как мне ее называть?

– Не знаю. Я туда мужчин не приводила. Может, «бабушка»? Если в твою сторону полетят ножи, будешь знать, что ошибся.

 

Мы ехали по пустынным улицам, мимо пустых дребезжащих трамваев, в неоновые джунгли Эдема, превратившегося в Чайнатаун, и мне пришла в голову еще одна мысль.

– У меня вопрос, – сказал я, глядя на лениво ползущий в парк пустой трамвай. – Как ты меня нашла?

– Пиво тебе лучше не пить, Бирс. Я это уже говорила. Одна из моих знакомых девушек в баре слышала, что они кого‑то разыскивают.

– Нет, я хочу понять, как ты сегодня меня отыскала. У Шелдона.

Должно быть, я показался ей чересчур подозрительным.

– Ах это…

Она сунула руку в сумку и вытащила что‑то. Мне это показалось похожим на одну из странных маленьких коробочек нового века. Из этих коробочек торчат провода с наушниками. Я начал привыкать к ним. Когда‑нибудь выясню, что они собой представляют.

– Это просто. Ты можешь купить эти штуки в аптеках. Они незаметны. Я прицепила одну из них к тебе, когда ты пошел к реке, потому что мне не понравилось хитрое выражение твоего лица. Я знала, что теперь ты от меня не скроешься. Сегодня. Завтра. В остальные дни. Ты теперь от меня не уйдешь, Бирс. Никогда.

Я принялся отряхивать свой дешевый костюм, кляня современный мир на все лады. Проклятого жучка найти не удалось. Я страшно завелся.

Затем заметил, что она снова смеется.

– Хорошая шутка, – рявкнул я.

– Ты сам напросился, – пожала плечами Элис.

– Спасибо. Ну и как же?

Мы оказались в глубине Чайнатауна. В одном из мест, в которые белые люди ходят не часто, и не потому, что опасно, а потому что местные рестораны подавали еду – куриные лапки, тысячелетние яйца, – такой еды добропорядочные белые люди сторонились.

– Послушай и учись, – сказала она и припарковала автомобиль. – Я знала, что ты ехал в этот промышленный район, потому что вниз по течению реки больше ничего нет. Вот и отправилась сюда, постучалась в несколько домов. Спросила, не видел ли кто человека, похожего на актера массовки из эпизода «Досье детектива Рокфорда». Недолго искала.

– Ах вот оно что. А я об этом и не подумал.

– Со временем бы догадался, – сказала она.

 

Трудно было сказать, сколько лет бабушке Элис Лао Лао. Это была маленькая, кругленькая женщина с крошечными глазами, сиявшими на лице в форме увядшей дыни. Черные волосы казались скопированными с головы Дэйви Джонса из рок‑группы «Манкиз». Квартира находилась на верхнем этаже трехэтажного здания. Дом покосился. Первый этаж пропах сушеными змеями и аэрозолями.

На бабушке было темное старое платье с цветочным рисунком и ярко‑розовый передник из полиэфирного волокна.

– Очень любезно с вашей стороны, бабушка, – сказал я и протянул руку с оставшейся поблекшей розой. – Я – мы – очень вам благодарны.

Она осмотрела меня с ног до головы и произнесла с сильным акцентом:

– Никакая я тебе не бабушка, подонок. – Голос, казалось, проходил сквозь несколько пачек табака. Затем обратилась к Элис: – И почему с тобой каждый раз подонки? Не можешь, что ли, найти себе нормального человека?

Она бросила в мою сторону неодобрительный взгляд.

– Этот к тому же и старый. О гос‑споди…

По‑видимому, момент для поцелуя в щечку и легкой болтовни о прискорбном состоянии мира еще не пришел. Глаза у меня закрывались сами собой, поэтому я лишь хмыкнул что‑то неопределенное и спросил, где можно прилечь.

Комната была размером с обувную коробку. В ней стояла всякая дребедень, шкафы с китайскими книгами и крошечными картинами. Скрипучая двуспальная кровать, рядом, на полу, вытертый коврик.

Элис последовала за мной и затворила дверь.

– Можно мне посмотреть фотографии? – вспомнил я.

– Тебе не терпится?

– Я ждал двадцать три года.

Она тихонько выругалась и взяла конверт из пластиковой коробки.

– Вообще‑то в душе я терпеливый человек.

Она молчала – и правильно делала.

Всего было шесть фотографий. Мириам и Мэй Лун стояли возле бара с яркой вывеской «Сестра дракона». На лице матери Элис не было косметики. Она стояла, улыбаясь перед камерой. Простая, элегантная красота, не нуждающаяся в искусственной помощи. Мириам тоже была красива, но это я и сам знал. На женщинах была одинаковая одежда. Яркий блестящий шелк, расшитый цветными змейками. На Мэй розовое платье, на Мириам – белое. У платьев был разрез на боку. На двух фотографиях женщины демонстрировали ноги. На одной фотографии я увидел Рики, он был немного смущен. Немудрено. В нашем доме таких платьев никогда не было. Мириам не покупала ничего китайского. Никогда она не позировала так перед фотокамерой. Снимал их, должно быть, Джонни Лун. Фотографии вызвали во мне чувство неловкости.

Я сидел на коврике скрестив ноги и смотрел на фотографии так долго, что потерял счет времени. Элис вернулась в ночной рубашке и принесла мне длинную голубую хлопчатобумажную пижаму, большое пушистое полотенце, одноразовую бритву и крошечный одноразовый набор для чистки зубов. Я отложил фотографии, а она отвела меня в ванную, я привел себя в порядок, и, вернувшись, снова уставился на снимки.

Внизу Лао Лао смотрела по телевизору китайский канал. Звук она включила на полную громкость.

– Я буду спать на полу, – сказал я. – Это полезно для моей спины.

– Бирс, – позвала она тихо с кровати.

– Нет, Элис. Пожалуйста. Я устал, расстроен, разбит после пива и бог знает чего, что в меня вкололи. Хочу закрыть глаза и провалиться в небытие.

В моих ушах снова зазвенели слова Мартина‑медика.

«Какие сны в том смертном сне приснятся?»

Кайл Маккендрик, разумеется, не баловал собеседника цитатами из Шекспира. Я это понимал и импровизировал, когда сказал Элис, что в этой игре участвуют две команды. Однако чем больше думал, тем больше в этом убеждался. Одну сторону представлял Кайл, другую – Степ, старый, добрый Стэп.

Был и третий участник. Копы. Даже в этом новом мире они должны были проявлять интерес к осужденному убийце, незаконно, по их мнению, вышедшему из тюрьмы.

Я поднял глаза и посмотрел на Элис, молодую, настрадавшуюся Элис. Она напоминала человека, у которого по непонятной причине земля постоянно уходила из‑под ног.

Интересно, в какой из этих трех команд она работает?

– Бога ради, – сказала она сердито. – Это не последняя ночь. Нам нужен хороший сон. Кто знает, с чем придется иметь дело завтра?

 

– Бирс? – снова прошептала она.

– О господи, – простонал я. – Кто говорил о хорошем сне?

– Я просто хочу, чтобы меня кто‑то держал за руку, и все, а кроме тебя здесь больше никого нет.

– Ты мне льстишь.

Я положил на нее руку да так и оставил. Она придвинула ко мне голову. Вот и все. Мы лежали так целомудренно, потому что других мыслей у нас не было. Могу сказать это совершенно честно. Двадцатишестилетняя Элис была сильной женщиной, но не такой сильной, как думала, поэтому ей требовался простой физический комфорт.

От ее волос исходил восхитительный свежий запах. Я давно забыл, как пахнут женские волосы. Некоторое время спустя я почувствовал кое‑что еще, вызвавшее воспоминания: на мою шею скатилась слеза.

Она плотнее прижалась к моей груди. Я крепко закрыл глаза и постарался представить ночь в Гвинете: крики в коридоре, грохот металлических засовов, стоны избиваемых людей.

– Бирс, – снова прошептала она, так близко, что я невольно обнял ее хрупкие плечи и крепко прижал к себе.

Не знаю как – клянусь, понятия не имею, как это случилось, – древние пружины кровати предательски заскрипели.

В ту же минуту по двери забарабанил крепкий кулачок Лао Лао. Она громко кричала:

– Не смейте этого делать. Слышите? Не смейте этого делать!

Мы лежали, не смея говорить. Хихикали, как школьники, которых застукали в коридоре.

Затем, не в силах остановиться, я поцеловал Элис Лун в лоб. Очень легко.

Она удивилась этому не меньше меня. Хотя и не протестовала.

Ее кожа под моими губами была нежной и мягкой. Она не отстранилась, и мне показалось, будто меня кто‑то вытащил из могилы и вдохнул воздух в мои старые усталые легкие. Возможно, это было недалеко от истины.

Голова распухла от смеси противоборствующих эмоций: вины и гордости, уверенности и смятения, надежды и отчаяния.

Так больше оставаться не могло. Я знал это. Что может быть проще?

 

Date: 2015-09-19; view: 241; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию