Глава 34

Он посмотрел на платок. Кровь уже остановилась, и я застегнула платье.

– Вайль, получилось!

– Уже?

И еще как. Я практически видела в темноте, даже не включая специальные линзы. И я видела Пенгфей – другим, мысленным зрением, которое чует вампиров, как бладхаунд кроликов. Она сидела именно на этом месте. Тихая. Спокойная. Подняв голову к звездам, будто наслаждаясь поездкой, а на самом деле – возглавляя атаку.

Я закрыла глаза, сосредоточилась на ее нематериальном следе.

– Кажется, мы ее найдем. Чувствительность у меня определенно повысилась.

– И со мной тоже что‑то случилось, – сказал Вайль. – Какая‑то перемена, которую не могу точно осознать. – Такой интонации я у него еще никогда не слышала. А потом поняла, что это: изумление. Я открыла глаза. Сколько лет прошло с тех пор, как его последний раз что‑нибудь восхищало? Мы встретились взглядами. – Я правильно тебя выбрал, мой авхар.

– Вайль, это звучит, почти как комплимент.

– Гони прочь такие мысли.

– Не волнуйся. Я знаю, что в этом случае снова напоролась бы на столб от тента. – Я встала, но тут же села – голова закружилась. – Наверное, тебе стоит выйти первому.

Вайль вылез из лодки, помог выбраться мне и терпеливо ждал, пока я снова стояла с закрытыми глазами. Ага, вот оно. Четкий запах Пенгфей, как у скунса, только смертельно опасного. Я открыла глаза – трудно будет, если я стану влетать во все подряд – например, в Мексиканский залив.

Иногда след выдыхался, но все равно я его держала. Прищурилась – след стал яснее. Ага, значит, это надо делать, вглядываясь так, будто мне нужна пара бифокальных очков. Ну вот почему, почему не выпало мне такого Дара, при котором нужен хороший загар и персональный стилист?

Вайль издал звук, который я определила как плохо скрытый смешок

– А свои остроумные замечания можешь оставить при себе, – сказала я.

– Я ни слова не сказал.

– А тебе и не надо было. Пошли.

Я направилась к парковке, откуда всё выходили и выходили новые техасцы, со смехом и разговорами, настраиваясь на большое веселье. Мне хотелось прогнать их к чертям, всех сразу и плевать на последствия. Но вместо этого я пошла на восток по следу Пенгфей, к открытому месту, где мы с Коулом проезжали в нашей разведывательной экспедиции. Старинная серебряная вывеска гласила, что это место зовется Сэнфорд‑парк. Бухта с молом по‑прежнему оставалась справа от нас, и след Пенгфей вывел нас прямо вверх по травянистому склону к оркестровой раковине.

Летом, наверное, на этом склоне сидят семьи на подстилках с корзинами для пикников, пожилые пары на складных стульях, может, несколько молодых пар, ищущих романтики подешевле и слушающих бесплатные концерты местного оркестра. Но если судить по тому, что на черной стене большими красными буквами написано «БРИТНИ ЛЮБЕТ МАРКА», вряд ли здесь уже несколько месяцев кто‑нибудь хоть собачий вальс играл.

Выстроенный, чтобы противостоять ветрам, дом казался крепким, как здание почты. Отличный фундамент, прочные полы. Дорогие утопленные светильники. И змеящиеся под сценой провода, так что, когда запах Пенгфей привел меня к люку, я не удивилась. Вайль поднял крышку и пошел вперед, я за ним.

Место отдыха мы нашли почти сразу. Два неглубоких закопанных гроба, открытых и пустых.

– Черт побери! – сказала я.

– Эй, как вы там? – Это спросил Коул, явно встревоженный. Я чуть на него не огрызнулась, но сумела сдержаться. Ждать – всегда самое трудное.

– Все путем. Просто они уже встали, вот и все.

Конечно, встали, и ты это знала. Вампиры не залеживаются, проснувшись, дура ты. У них есть места, которые надо посетить, люди, которых надо съесть. Я пошла дальше по следу Пенгфей, снова на сцену. Она прошла в глубине, спустилась по лестнице на восточной стороне, направляясь к беседке. Даже ночью беседка манила. Остановись. Посмотри па залив. На миг выйди из границ своей личности, признай, что там, снаружи, есть что‑то большее, что‑то лучшее.

– Вайль… – прошептала я, когда мы подошли к зданию.

– Я знаю.

Он тоже учуял до того, как мы это увидели.

Не «это», а ее. Как ни измывалась стерва Пенгфей над своей жертвой, она не смогла сделать из нее «это». Но попыталась. Убитая – то, что от нее осталось, – лежала на полу. Пенгфей изгрызла ей шею, как пудель – пластмассовую игрушку. Потом разорвала грудную клетку – или это сделал кто‑то другой, потому что содержимое почти все исчезло, в том числе сердце. Сборщик, шепнул мне разум, и сведенный судорогой желудок с ним согласился.

На самом деле мой желудок, вдохновленный близостью реальных акробатов, попытался сделать четверное сальто назад с двойным поворотом. Поскольку он все еще не освободился от остатков предыдущей еды, результаты оказались не слишком красивыми – я оставила их в бухте.

– Пенгфей и Десмонд Йель.

Я выплюнула эти имена вместе со вкусом рвоты. Правда ведь, прекрасная парочка? От которой мои мысли перешли снова к Самосу, Свахе из Ада. У него должен быть свои веб‑сайт – psychodates.com. Просто вижу, как он выступает на утреннем ток‑шоу. «Честно‑честно, Регис, всегда все получается! Наши клиенты заполняют тридцатистраничные личные профили. Да, какая‑то номинальная плата взимается, но доходы потом валятся лавиной! Ха, ха, ха!» Вот насколько приятно было бы выскочить прямо из публики и кулаком ему в морду? Если по десятибалльной шкале – то где‑то около девяноста.

Вайль положил мне руку на плечо, возвращая к реальности.

– Невозможно работать, если давать волю чувствам, – сказал он.

А то я не знаю.

Я посмотрела на руки, дрожащие от ярости, вызванной этой бессмысленной смертью. И – да, немножко еще тем, что это я нашла тело этой женщины, ощутила ее боль, взяла на себя ее месть. Бывают моменты, когда мне хочется быть больше похожей на Эви. Если бы меня устраивала такая жизнь, как у нее, это избавило бы меня от полной задницы геморроя.

– Что будем делать?

– Найдем Пенгфей.

– Но душа этой женщины…

– …может находиться в глазу сборщика или уже погибла. В любом случае ты ничего сейчас для нее не сделаешь, особенно если Пенгфей планирует катастрофу, как ты подозреваешь.

– Для того, кто хочет жить вечно, у тебя какой‑то очень черствый взгляд на смерть! – огрызнулась я.

Вайль устремил на меня взгляд и смотрел до тех пор, пока я не взглянула ему в глаза.

– Я мог бы спросить тебя, учитывая твою профессию, что пользы тебе от такого высказывания, – сказал он таким ровным голосом, что даже я поняла, чего ему это стоит. Из чего следует, что мне лучше сдать назад, пока он не решил, что мне нужна закалка, и следующие полтора месяца я вынуждена буду глядеть на трупы в самых неприятных вариантах. – Однако учитывая, что ты допустила ошибку идентификации себя с этой женщиной, я просто напомню тебе, что следует думать о работе и спасать те души, которые ты можешь спасти.

Я отвернулась. Вайль прав, я не могу спасти всех. Глянула через плечо – с неприязнью к себе за то, что не могу плакать, иначе тушь потечет. Блин, ну и размазня! Сейчас бы еще кусок сахарной ваты в зубы – и готовый портрет плаксы.

– Жасмин, выпрямись! – велел Вайль, срывая остатки своего гнева на моей осанке. – Пенгфей не сутулится.

– А должна бы. Ползать должна, а не сутулиться. Тогда я могла бы ей размозжить голову ботинком.

С мрачной радостью представив себе, как это было бы, я направилась по следам Пенгфей на зимний фестиваль, вниз по тропе, по которой шли мы с Коулом всего пару дней назад. Тропа переменилась так, что не узнать. Смех, веселые искрящиеся глаза семейной публики, свежевыкрашенные киоски по обе стороны, аттракционы, будто построенные НАСА и иллюминированные командой декораторов Белого дома к Рождеству. Зимний фестиваль в Корпус‑Кристи выглядел так, будто его придумал Эйнштейн.

С тропы мы сошли чуть не доходя до арены китайских акробатов. Путь Пенгфей пролегал за разноцветным зданием и вел в центр лагеря акробатов. С момента начала представления тут слышалось эхом только «ох» и «ах», иногда взрывы аплодисментов. Мы стояли позади чьего‑то жилого фургона и слушали.

– Симпатичные пропановые баллоны, – сказала я некстати.

– Да, – согласился Вайль.

– Не понимаю, почему здесь гуще ощущается ее присутствие. Не вижу, что здесь не на месте. А ты?

Вайль нагнулся, заглянул под машину, а я забралась повыше, посмотрела на крышу. Он выпрямился, я спустилась. Оба мы покачали головами – ничего.

– Пошли дальше? – спросила я.

– Наверное, – ответил он.

Я снова сощурилась и пошла по уже знакомому следу Пенгфей. Он вел прямо на арену. Пенгфей миновала главный вход и пошла вдоль надувной красной стены позади здания, где к основному корпусу примыкало небольшое лиловое строение. Через него акробаты могли быстро попадать на главную арену.

– Она вошла сюда, – прошептала я.

Публика зааплодировала – очевидно, какой‑то особо впечатляющий трюк. Мы вошли в проем, чтобы лучше видеть, но его и еще фута два стены загораживала черная штора. Оркестр перешел от музыки, нагнетающей напряжение, к ритму, под который зрители подтанцовывают в креслах. Я схватила Вайля за руку:

– Она там, внутри.

Мы заглянули за штору.

– Здесь, – сказал Вайль. – Она в переднем ряду, в блузке с короткими рукавами и бирюзовых шароварах. Сидит рядом с Луном, он в золотистом халате. – Вайль посмотрел на меня: – Как ты объяснишь Луну, когда его увидишь, почему ты в другой одежде?

– Не придется. Он и так будет знать, что меня кто‑то облил колой.

– Это так ты собираешься их разделить?

– Ага. У меня в кармане есть двадцать баксов, я их могу дать кому‑нибудь из молодых людей, что стоят в проходах. Пусть сделает мне такое одолжение, пока представление еще идет. Вот, смотри. – Я показала на стоячие места направо. – Видишь в заднем ряду тощего студента? Который пьет сразу две банки пива? Думаю, он мне и нужен.

– Хочешь, чтобы я с ним поговорил? – предложил Вайль. Наверное считал, что двум мужикам легче будет договориться. А я понимала, что он напугает пацана до судорог. Даже заглушив все свои силы, он все равно будто излучал уверенность «я‑тебя‑одной‑левой‑по‑стене‑размажу», и мужики, сами того не сознавая, обходили его на безопасном расстоянии. Но ничего этого я ему не сказала.

– Не надо, пусть говорят деньги.

Мы пошли, но остановились, потому что весь периметр пола поехал против часовой стрелки, унеся нашего парня вместе со всей публикой на четверть оборота влево. Мимо нас на арену пролетел поток акробатов – арена осталась на месте. Публика захлопала и затопала ногами в знак одобрения этого новшества. Мы тоже переглянулись. На нас произвело впечатление.

– Интересно, кто это придумал? – спросила я.

– Думаешь, у них есть свой Бергман?

– Вряд ли они крадут у нашего.

После пары неудачных попыток мне удалось привлечь внимание студента, выяснить, что он обожает деньги и проказы, и у меня появился новый партнер.

Пенгфей и Луна мне не было видно, потому что зрительный зал повернулся. Я встала на цыпочки, попыталась подпрыгнуть – без толку.

– Как там оно? – спросила я нетерпеливо. – Он еще здесь?

– Жасмин, верь не только своим глазам.

Вайль был так спокоен, что я встала неподвижно, открыла все свои чувства и стала просто впитывать мир, как губка. На это ушло минуты три, но в конце концов я смогла сказать:

– Она движется.

– Ты уверена?

Я кивнула:

– Она уходит. Напротив нас тоже есть выход, она направляется туда.

– Давай за ней.

Я повернулась, вышла в дверь, уклонившись от группы акробатов с ловкостью которая редко у меня бывала с тех пор, как во мне открылась Чувствительность. Едва увидев Пенгфей, я тут же надела медальон, возвращая себе неприятное ощущение дискомфорта.

Настоящая Пенгфей была зла и практически бежала трусцой, но я все же сумела поравняться с ней на дорожке, уходящей обратно к причалу и симпатичной синей лодочке для переезда на «Констанс Мэллой». Схватив Пенгфей за руку, я потащила ее прочь с дороги на неосвещенную поляну к западу от фестиваля. То, что она позволила себя увести, показывало, как она была ошеломлена, увидев отражение собственного лица на совершенно чужой женщине.

Но она быстро оправилась, выдернула руку.

– Это мое платье! – зашипела она, разъярившись, как любая женщина при виде такой неслыханной наглости. Я бы и по выражению лица понимала, что она говорит, но Коул успевал переводить почти одновременно.

Я шагнула назад, давая себе простор для работы, и развернула веер, чтобы прикрыть губы.

– Твое, конечно, – ответила я. – И знаешь что? Задница у тебя тощая!

Мне уже стало лучше.

– Кто ты такая? – спросила она, все так же шипя.

Я заговорила в медленной вальяжной манере – чтобы любое промедление из‑за ожидания перевода от Коула можно было воспринять как медлительность старой женщины, заслужившей на это право.

– Ты не узнала меня, Пенгфей Ян? Я твоя прапрабабка!

Слова Шао о предках и о необходимости отдать почести By навели меня на эту мысль. Не знаю, как современные китайцы, но древние, такие как Пенгфей, предков почитают. Учитывая, что Вайль окружен густой аурой восемнадцатого века, я надеялась, что Пенгфей тоже помнит свои истоки.

Изображая некоторый матриархальный гнев, я добавила:

– Не могу поверить, что ты не узнаешь собственных предков. Но это и не должно удивлять меня, ибо ты не почитала меня столько уже бесчисленных веков, неблагодарное отродье! – Увидев, что мне удалось затронуть струну предрассудков, я шагнула ближе и влепила Пенгфей пощечину. Она схватилась за щеку, а я отступила, плотно сжав губы, чтобы довольное фырканье осталось лишь мысленным – Теперь скажи мне, есть ли причина, почему мне не следует навлечь величайшие несчастья на твою голову на ближайшие три тысячи лет?

– Я создала чудесный план, о почтенная прародительница! – с энтузиазмом заговорила Пенгфей. – Китай станет самой мощной державой мира, как – мы обе знаем – и должно быть. – Я жестом велела ей прекратить болтовню и перейти к делу. Пенгфей наклонилась ко мне и прошептала: – Я взорву «Китайских акробатов».

Я чуть не влепила ей вторую пощечину – лишь бы стереть ликование из этих пылающих черных глаз. Но тогда все равно будут погибшие, малыши, такие как Лай или И‑Джей, а этого я не могла допустить.

– Какой прекрасный план! – протянула я издевательски. – Убивать своих соплеменников. – Я покрутила пальнем v виска. – Блестящая идея!

– Нет, прародительница, разве ты не понимаешь? Я послала письма в «Вашингтон пост» и в «Нью‑Йорк таймс», где ответственность за взрыв принимают на себя американские фанатики, которые пикетируют ворота фестиваля. Мой партнер сумел перенести на конверты и даже на бомбу отпечатки пальцев жирного толстяка, который их возглавляет. Никто не усомнится, все знают, что «Китайские акробаты» принадлежат вампирам.

– Я не поняла. Какие американские фанатики? Кого ты подставляешь?

– Церковников! – воскликнула она. – Их ненависть ко всему сверхъестественному давно документирована. Они даже написали нам угрожающее письмо, когда узнали, что мы привозим в Корпус‑Кристи «Китайских акробатов». Это и навело нас – то есть нашего партнера – на мысль.

– И кто этот партнер?

У Пенгфей глаза горели огнем.

– Его зовут Эдуард Самос. Он спонсировал группу сборщиков, чтобы помогли нам достичь наших целей. Какая же беспощадная тварь – их предводитель!

Очевидно, она говорила о Йеле, который, как я понимаю, нес в себе и того охранника, и By до тех пор, пока Самос не нашел для них тела. Интересно, есть ли еще кто‑то, о ком мы не знаем. Но я не успела сформулировать вопрос о сборщиках так, чтобы он не звучал подозрительно, потому что думала о том, кто важнее их всех.

– А какое дело этому самому Самосу до Китая?

– Ему есть дело до всего мира! Любое существо, рожденное или сотворенное с чем‑то дополнительным, тем, что делает его другим, подпадает под его защиту.

– И от чего он их всех защищает?

Она посмотрела так, будто у меня мозги потекли носом.

– От человечества, естественно.

Так, значит, Самос нашел себе занятие по плечу? Или просто маскируется под борца за идею, чтобы набрать союзников, накачать еще больше власти, и так – пока даже он не лопнет?

– Так что будет, когда взорвется эта бомба?

– Наши соотечественники будут разъярены страшной гибелью наших сограждан в чужой стране. Слова полетят пулями, потом бомбами. И посреди этой бойни возникнем мы с новой армией. – Она сцепила руки перед грудью, улыбнулась безумной улыбкой, представив себе кровавое поле брани. – Солдаты, одетые в броню драконов, пройдут по стране алчных себялюбивых варваров, оставляя за собой выжженные земли.

– А как это такая девчонка, как ты, научилась устраивать взрывы? – спросила я, подбоченившись свободной рукой. Я почуяла, что Вайль занял позицию, и теперь в любое время могла подать ему сигнал.

Как я и надеялась, она оскорбилась.

– В наши дни женщины умеют делать все, о прародительница. Иногда им достаточно прочесть нужные книги и нанять нужных конструкторов. Сейчас нет необходимости выходить замуж за того, кто для этого нужен.

Я кивнула, будто оценив такую точку зрения.

– И что?

– Я заминировала один из фургонов. Когда акробаты закончат представления, они все вернутся в свои временное обиталища, чтобы помыться и переодеться. И таким образом, через… – она глянула на часики с бриллиантовой инкрустацией у себя на правой руке, – пятнадцать минут всё сорок наших акробатов, включая двенадцать детей, будут мертвы!

– Ах ты сука! – выкрикнул Коул так, что я на миг распрощалась с правым ухом. Редко мне стоило таких усилий не поморщиться от боли. – Прости, Жас, – тут же сказал он. – Прости, прости. Не повторится.

– А если кто‑нибудь увидит эту бомбу? – спросила я.

– Никогда. – Это она сказала с такой уверенностью, что моя надежда найти и обезвредить бомбу умерла на месте. – Моя кантрантия, – так она назвала свою основную силу, – это умение маскировать. Даже стоя прямо на бомбе, ты ее не сможешь обнаружить. – Тихие и приятные колокольчики ее смеха ласкали воздух. – Даже я ее сейчас не найду.

До чего же противно быть настолько правой.

Если бы не тревога за акробатов и их детей, не говоря уже о случайных прохожих, я была бы просто подавлена. Но Пенгфей очевидным образом ждала бабушкиной похвалы за свои мерзкие деяния, поэтому я ответила:

– Как это интересно! Ты очень неплохо поработала, правнучка. Позволь мне воздать тебе честь.

И я склонилась в поклоне, пропуская в шести дюймах над собой болт, выпущенный из арбалета Вайля прямо в живот Пенгфей.

Она издала звук – не стон боли, а восклицание потрясения, неверия.

Я выпрямилась.

– Это тебе за неуважение к бабуле.

Издевательские слова, но я не могла забыть труп в беседке. Не просто убитую, а с захваченной в плен душой.

Это ей за тебя, бедная жертва. А когда доберусь до этого гада Йеля…

Руки Пенгфей схватились за болт, пытаясь вытащить, но Бергман такую возможность предусмотрел. Как только наконечник проник в тело, из него выскочили два длинных шипа, вцепились якорем в живот – чтобы хватило времени на таяние воска на капсуле. По крайней мере таков был расчет. Она с воплем рванула болт, и в ее теле сдвинулось с мест то, что никогда не должно было даже шевельнуться.

«Давай, давай, – приговаривала я про себя, – давай!»

Будто стоишь в пещере и ждешь, пока гид включит фонарь. Но Пенгфей не осветила ночь внутренней вспышкой, а выдернула из себя болт.

– Черт!

Надо было знать. Черт возьми, тебя тот коврик перед дверью ничему не научил, Жас? Прототипы Бергмана срабатывают в половине случаев, причем не всегда так, как ожидалось. Дура ты. Нельзя ничего желать настолько сильно, чтобы полностью отвергать возможность неудачи, забывая о реальности.

У меня руки чесались вытащить «Скорбь», но я не совсем честна была с Бергманом, когда сказала, что этот пистолет – наш резервный план. Пенгфей – для Вайля. А я еще в начале нашей совместной работы выучила, что не надо становиться между ним и его противником – разве что ты хочешь многократно, нежно и убедительно напомнить ему, что ты – его союзник, пока у него глаза горят красным пламенем, а острие клинка пляшет возле твоего горла.

– Слышь, чего это там?

– А фиг его знает. Пошли позырим!

Совсем молодые, звонкие голоса. Идут в нашу сторону.

Я оглянулась через плечо – Вайль перекрыл дорогу двум мальчишкам, и еще несколько подтягивались сзади. Черт, он же теперь отвлекся на них. И что делать? Что делать?

Пенгфей отбросила древко болта, и тогда до меня дошло, что рабочий конец остался у нее в теле. Но почему‑то не срабатывал, хотя должен бы.

– Бергман! – прошипела я, прикрывая рот и надеясь, что так звук не дойдет до транслятора. – Где твое взз‑бум?

– Давно активирована капсула?

– Не знаю. Несколько секунд.

– Дай ей время! – взмолился он. – Я знаю, что она сработает!

– Ты вообще понимаешь, о чем просишь?

– Я знаю, что это опасно. Но это может быть революция в войне с вампирами, Жас, прошу тебя! Я сердце и душу вложил в эту работу!

Так тебя и этак с сердцем и душой вместе, блин.

Пенгфей попятилась.

– Куда ты собралась? – спросила я требовательно.

– Яхта, – ответила она неразборчиво. – Там безопасно. Заживает лучше.

При каждом слове у нее в углу рта выступала кровь.

Я шагнула к ней.

– Это вряд ли – сказала я, применяя типичный уличный прием: зацеп ногой за лодыжку и сильный толчок в грудь, опрокидывающий на землю. Но я на долю секунды задержалась, и она успела схватить меня за руку, дернуть и бросить меня на землю. Вспомнив ее искусство, показанное в бою на яхте, я отчаянным перекатом вскочила на ноги. Ее движениям мешала рана, и Пенгфей только‑только успела встать.

Я бросилась в бой, попыталась провести серию ударов ногами по корпусу, и без того кровоточащему. Она блокировала все.

Помня ее стиль, я ожидала контратаки такой ослепляющей быстроты, что все мысли будут вышвырнуты инстинктом выживания. Но рана сбила ей агрессивность, и Пенгфей бросилась в атаку, опустив одну руку для защиты живота. Другая змеиным броском устремилась мне в горло.

Я ушла от удара, проведя встречный в середину груди, и она пошатнулась. Сократив дистанцию, я попыталась снова свалить ее на землю, но она заставила меня отступить низкими ударами ног. Пара ударов достигла цели, и у меня надолго останутся синяки на голенях.

Я нацелилась ногой ей в живот, и она прикрыла его рукой, оставив голову открытой. Быстро оттянув ногу назад, я перенаправила удар прямо под правый глаз.

Пенгфей рухнула на колени.

Рядом со мной оказался Вайль.

– Она полностью в твоем распоряжении, – сказала я.

– Кажется, Бергман уже все сделал, что нужно, – ответил он.

Я посмотрела на Пенгфей. Кожа отслаивалась у нее с рук, с шеи, с лица, завивалась лентами. От нее пахнуло жаром, будто я стояла возле костра. Тут же от нее пошел пар, и мы попятились.

Почти сразу тело окружил дымный вихрь, оно булькало и чернело, потом вспыхнули волосы и одежда, и мальчишеский голос поодаль ахнул:

– Не, ты посмотри!

Вайль успел их поймать прежде, чем они даже сошли с тропы.

– Домой, – бросил он мрачно.

Они повернулись и пошли.