Глава 7. Я опустила руку, щелкнула предохранителем и опустила «Скорбь» в протянутую ладонь Вайля

Я опустила руку, щелкнула предохранителем и опустила «Скорбь» в протянутую ладонь Вайля. Он сразу же притянул меня к себе – и это ощущалось не как объятие, а как смирительная рубашка. Стой, дура, не двигайся!

– Жасмин, я не знал, что ты в таком отчаянии. Нужно было тебе поговорить со мной. Я же твой схверамин.

Как будто это все объясняло. Через несколько мгновений борьбы я высвободилась из объятий Вайля. Мне не понравился его тон. Слишком какой‑то… дурацкий. А Вайль не дурачится. Никогда.

– Я знаю, как это выглядело, но я не пыталась себя убить. Это был сон.

– Ты хочешь сказать, что ходишь во сне?

– Очень похоже.

Только успокойся. Сделай вид, что это не самый сумасшедший из всех твоих поступков, и ради бога, отключи на фиг этот пинк‑флойдовский саундтрек в больном извращенном своем мозгу!

Но как я ни старалась, в ушах все слышалась «Умопомрачение», и завывал Роджер Уотерс: «Лунатик есть в моей башке».

Мы выбрались на берег. Коул, Кассандра и Бергман отпустили друг друга, готовые отвести нас в фургон.

– Я слышал, что иногда так бывает у лунатиков, ходящих во сне. Для этого даже есть название, – сказал Бергман.

– Название есть для всего, – отозвалась я сухо.

Голос у меня был спокоен, но дух резко встрепенулся. Ставший было нормальным порядок вещей в Жасминленде к чертям перепутался. Только на этот раз мне не удалось ничего скрыть от товарищей по работе и сделать вид, что с этим миром все в порядке. Черт, черт, черт! Я прикусила губу. О'кей, Жас, ты сейчас работаешь в режиме самопроверки. А это значит, что никаких произвольных отключек. Никаких заигранных пластинок в голове, никаких помрачений сознания. И карты не тасовать – по крайней мере, когда ты не одна. А вот тогда, если тебе захочется качаться на люстре и лаять овчаркой – вперед. До тех пор – изображаешь здравый рассудок.

В фургоне на столе стояли несколько чашек, но пачку бумажных тарелок кто‑то сбросил на пол. Я их подобрала, поставила на полочку возле мойки и пошла в душ.

– Жасмин! – тихо окликнул меня Вайль, и я обернулась.

Он стоял на ступенях, чтобы вода с него не капала на ковер. Остальных он пропустил вперед, и они сгрудились между «Мэри‑Кейт» и «Эшли», глядя на меня с озабоченными лицами. И вид у них был до тошноты нормальный. Кассандра убрала косы назад и завязала их разноцветной лентой. Еще на ней было не меньше пяти пар золотых серег, из которых самые длинные доставали до плеч зеленовато‑голубой вязаной кофты. Черная крестьянская юбка доходила до лодыжек, почти до синей оторочки черных башмаков. Серый свитер Бергмана с растянутыми рукавами переходил в старые синие джинсы и те же снежные сапоги, которые были на нем, когда ребята заехали за мной к Эви. Коул был в своих высоких красных кроссовках, в желтых грубых штанах и черной футболке с изображением штабеля бревен. А под штабелем надпись: «ДЕВУШКА, ШТЫРЬ НЕ НУЖЕН?»

– В чем дело, Вайль? – спросила я.

– То, что сейчас было, не просто хождение во сне. У тебя палец лежал на спуске взведенного арбалета. Нельзя от этого отмахнуться и надеяться, что само пройдет.

И еще как можно! – хотелось мне ответить. Но я знала, что он прав: что, если вдруг я проснусь, а дуло смотрит в лоб Кассандре? Или кому‑нибудь из ребят? Я кивнула:

– И что ты предлагаешь?

Вот на этом месте слова ему изменили. Кассандра выждала секунду, и когда стало ясно, что у Вайля непосредственного плана нет, выступила вперед.

– Я знаю одного специалиста, кто мог бы помочь.

– Ладно. Когда закончим с этим заданием…

– Он живет в Нью‑Мексико. И мог бы принять тебя завтра, я думаю.

– Это врач?

– Своего рода.

Альтернативная медицина. Ладно, с этим я справлюсь.

– Хорошо, договорись с ним.

– И… – начал Коул.

Я подавила настойчивое желание психануть. Ребята просто хотят помочь. И не их вина, что мысль добраться до корней этого странного моего поведения пугает меня до судорог. Мне кажется, что любое объяснение, почему кто‑то приставляет себе дуло ко лбу, вряд ли начнется со слов: «Хорошие новости!» Но учитывая, что у меня в мозгу может оказаться арбалетный болт, притворяться, что ничего не случилось – не самая разумная тактика.

– Да?

– Пока мы не будем точно знать, что делать, кто‑нибудь должен тебя караулить, когда ты спишь.

– Естественно. Можете тянуть спички. И бросьте ходить с такими рожами, будто вы сироты войны. Справлюсь.

– Конечно, справишься. Ты же у нас Жас.

Я кивнула, благодарная за его уверенность. Но я в отличие от Бергмана знала свои пределы. Иногда я вижу эту черту у меня в мозгу, голую черную стену на горизонте, напоминающую мне, что здравый рассудок в отличие от земли штука плоская. И есть некая точка, где можно с него свалиться. Я только надеялась, что этот сон не означает, что я уже по ту сторону ворот.